Комплекс Бога

                    Внутри Сатору достаточно замков, чья связка ключей клонит к земле. Сейчас к ним добавился ещё один — отношения с Утахиме. Сатору давно выбрал свой ад, привычный и вполне комфортный. И в него никак не вписывается трепетное чувство, которое будит Утахиме одним своим появлением. Он несётся к ней при первом же удобном случае, преодолевая сумасшедшие расстояния в несколько минут. И все их кувыркания в постели — лишь занавес, скрывающий реальную сцену. Там, за кулисами, нечто глубокое, и оба боятся о нём говорить.       — Годжо-сенсей, это у вас что? Вот здесь, на шее. — Юджи тычет пальцем в засос, предательски показавшийся в вороте куртки.       Сатору легкомысленно смеётся и трёт кожу. Пожимает плечами.       — Какое-то проклятье оставило след, кто ж за ними углядит?       — Это засос, — говорит Нобара и придирчиво щурится. — Кто же его вам оставил, сенсей?        — У вас появилась девушка, Годжо-сенсей? — восклицает Юджи. Мегуми как всегда философски молчит — ему явно нет дела до личной жизни сенсея, в отличие от его друзей.       — Я же взрослый мужчина, ребятки. Прости Нобара. Думаю, вы понимаете, что у меня есть свои потребности, — говорит Сатору, обгоняя их и шагая впереди. Они идут в зал для тренировок — на улице дождь и никому не хочется мокнуть даже ради поддержания воинского духа. Нобара показывает глазами на затылок Сатору: волосы подняты повязкой, у кромки роста волос отчётливо видны лунки от ногтей.       — Это не первый раз, — шепчет она, пока Сатору что-то рассказывает Мегуми. — У него появился кто-то постоянный. Тебе что, не интересно, кто именно?       — Какая разница? — шипит Юджи, кидая взгляд на высокую фигуру сенсея. — Это его дело.       — А вдруг это враг? Вдруг кто-то подобрался к нему под видом поклонницы?       — Слушай. — Юджи останавливается посреди коридора. — Годжо-сенсей не из тех, кто подпустит к себе не пойми кого.       — Мужчины, — снисходительно бросает Нобара, взмахнув рукой, — могут подпустить кого угодно, если в дело включаются чувства. А Годжо-сенсей явно влюбился.       — С чего ты взяла? — хмурится Юджи.       Нобара закатывает глаза и качает головой. Ну, правда, и слепой не заметит, как часто в последние три недели сенсей зависает в телефоне, как быстро порхают его пальцы и как широко и тепло он улыбается экрану. Только тупой не увидит, как порой он зевает в кулак и зависает посреди разговора, просто потому что устал. Концентрация во время боя как всегда идеальна, но в мирное время Годжо-сенсей явно позволяет себе расслабиться.       — Смотри, опять это идиотское выражение лица, — кивает Маки на Годжо. Они с Нобарой сидят в столовой, Годжо у окна, что-то увлечённо печатает и многозначительно ухмыляется.       — Ты тоже заметила?       — Да тут бы и слепой заметил! — Маки склоняется над столом. — Знаешь, кто она?       — Тебе тоже хочется увидеть эту сумасшедшую?       — Ещё бы!       — Надо заглянуть в его телефон, — говорит Нобара и сама пугается. Оглядывается: никто не подслушивает, кроме Панды. С его чутким слухом сложно что-то скрыть. Заметив, что его спалили, Панда подсаживается к ним.       — Могу помочь. Я тоже заметил, что с Годжо-сенсеем что-то не так.       План рождается моментально, простой и самоубийственный. Пока Панда отвлекает Годжо какой-то несусветной ерундой, девушки залезут в телефон и посмотрят переписку. Странно, но им удаётся провернуть это без проблем, будто везение встало за спиной.       — Не будем ничего читать, открой галерею чата. Наверняка она забросала его своими фотками.       — Надеюсь, там нет обнажёнки, — ворчит Нобара, открывая мессенджер. Последний чат с контактом Катастрофа. Остальное — переписка с преподавателями и незнакомыми людьми.       — Катастрофа, — фыркает Маки. — Лучше бы себя так обозвал. Открывай.       Пальцы дрожат, от напряжения спина покрывается потом, когда Нобара открывает галерею и едва не отшвыривает от себя телефон.       — Фу! — восклицает, глядя на фотографию члена — взгляд цепляется за неё в первую очередь. Следующая фотография уже с его обладателем, чьи ярко-голубые глаза смотрят с обещанием.       — Хм, — тянет Маки. Обе девушки склоняют голову набок и на миг зависают, рассматривая в подробностях.       — Извращенец, — констатируют одновременно.       В галерее ещё пара подобных фотографий и множество — самого Годжо. Чаще всего он лежит на подушке и смотрит в экран. Реже — на улице. Одна из последних явно сделана сегодня в столовой. Среди всех фотографий некоторые выделяются. Например, розовый закат: испещрённое лиловыми перистыми облаками небо. Нобара открывает фотографию, под ней сообщение: «Жаль, тебя нет рядом, семпай».       — Семпай? — восклицает Маки.       — Да он так ко всем, кто старше, обращается, — отмахивается Нобара. Нет, фотографии не помогут, придётся заглянуть в переписку. Это так неправильно, что её начинает тошнить. Видя её колебания, Маки отбирает телефон, поясняет:       — Он всё-таки не мой сенсей, мне не стыдно. Та-ак. Обсуждают какой-то фильм, он спрашивает, чем она завтракала — надо же, заботливый. Ночная переписка… Ну, кто бы сомневался, что про секс. Ещё про секс, снова про секс… Да они оба озабоченные! Как же её зовут, везде только семпай…       Громкий голос Панды заставляет спешно отложить телефон и броситься к окну. Там их и застаёт Годжо, войдя в класс.       — О, девочки, вы здесь? Нобара, найди Юджи, он мне срочно нужен. Маки-сан, тебя искал Панда.       Годжо садится за стол и берёт телефон. Переглянувшись, девушки уходят, решив в следующий раз проработать план более тщательно.       — Надо было не чат читать, а контакт скинуть. У меня есть знакомый хакер, пробили бы по номеру, уже бы даже адрес в кармане лежал, — шипит Маки, когда они отходят на достаточное расстояние.       — Дождёмся следующего раза, — зловеще тянет Нобара, потирая руки.                     Утахиме никак не может разобраться в собственных чувствах. То, что происходит между ней и Сатору уже не укладывается в определение «просто секс», но и до настоящих отношений не дотягивает. Пожалуй, Утахиме не хотела бы встречаться с Сатору у всех на виду: это не то, чем можно гордиться. Но желание проводить с ним как можно больше времени постоянно растёт. Она пересматривает его фотографии, непрерывно улыбаясь. Перечитывает переписку, то душно краснея, то смеясь. С Сатору легко и просто, он — человек-праздник, но в то же время глубок настолько, что дна никогда не достичь. Утахиме штормит от этого контраста. Они вместе уже три месяца, а проще не становится. Он, как ёкай, будит в ней самое тёмное и заставляет жить страстями, не холодным рассудком.       Долгожданная встреча с подругами на этот раз не срывается. Они собираются в караоке, стол моментально прячется под множеством бутылок и закусок. Песни сменяют одна другую, градус растёт, табачный дым висит в воздухе плотной завесой. Утахиме звонко хохочет, пытаясь перепеть Мей Мей. С последней нотой обе падают на диван, вытягивают ноги и берут пиво.       — Как мне этого не хватало! — задыхаясь, говорит Утахиме. Пьёт пиво и давится от насмешливого:       — Любовник не пускал встречаться с подругами? — Это Сёко. Глаза блестят, на губах добродушная насмешка. — Колись уже, кто он? Раньше ты сама нас собирала, а тут пропала, значит, все выходные чем-то заняты.       — Или кем-то. Рассказывай. — Мей Мей подмигивает. — Что, хорошо дерёт?       Утахиме откидывает голову на спинку дивана и выдыхает:       — Потрясающе…       — Ого, а с этого момента поподробнее. — Сёко подаётся вперёд, обдаёт терпким запахом табака.       — Какие тут подробности: секс и секс, — бормочет Утахиме, рассматривая пивную этикетку.       — Потрясающий секс! — Мей Мей поднимает палец вверх. — В наше время мужчина, способный найти клитор без подсказки, уже драгоценность.       — А если он ещё и умеет работать языком, — тянет Сёко, поигрывая бровями. Мей Мей отбивает её ладонь. — Так что, твой потрясающий показывает мастер-класс? Ого, ты чего так покраснела? Постой. Постой-постой! Мы что, его знаем? Кто?       Можно перевести всё в шутку, дальше скрывать их отношения с Годжо, но он недавно сказал, что не против, если все узнают, а значит?.. Зажмурившись, Утахиме выпаливает:       — Годжо Сатору!       В наступившей тишине слышно, как поют в соседней кабинке. Щёлкает зажигалка. Утахиме с опаской открывает глаза: Сёко меланхолично курит. Мей Мей хрустит шеей, потягивается и хмыкает:       — Отличный выбор. Сатору знает своё дело.       — Вы что, с ним?.. — лепечет Утахиме.       — Пару лет назад. Вместе сражались, а потом… Ну, сами понимаете: проклятья кончились, а адреналин ещё гуляет. Горячая была ночка.       — Не думаю, что хочу знать подробности, — бормочет Утахиме, делая большой глоток.       — Не переживай, это был один раз для взаимного удовольствия, и только. — Мей Мей широко ухмыляется, салютует бутылкой.       — И давно это у вас? — тихо спрашивает Сёко, затягиваясь.       — Месяца три, может больше. — Её реакции, как ни странно, Утахиме боялась больше всего: всё-таки близкая подруга Сатору и знает его лучше их всех.       — Знаешь, — тянет она, — если бы это была не ты, я бы предупредила, что вскрою без наркоза, если сердце Сатору разобьётся. Но это ты, и я не представляю, кого из вас убивать, если вы причините друг другу боль.       Это звучит так просто и буднично, что Утахиме невольно пробирает дрожь. Хочется сказать, что этого никогда не будет, но ложь отказывается слетать с губ. С Сатору ярко и легко, но с ним же тяжело и душно. Она то чувствует его, то перестаёт понимать, не успевает за стремительным полётом мыслей и действий. Он — чистая стихия, и когда-нибудь снесёт её, вырвет с корнем и швырнёт о скалы, а сам полетит дальше. Утахиме знает, что эти мысли ведут в никуда, не позволяет их себе, но они порой приходят. Когда смотрит на него, спящего, и думает, что на время смогла приручить ветер.       — У Сатору никогда не было отношений больше, чем на две встречи, — задумчиво говорит Сёко, стряхивая пепел в переполненную пепельницу. — То, что вы вместе так долго, о многом говорит, поверь мне.       — Хочешь сказать, я особенная? — нервно смеётся Утахиме. Ну нет, столько самоуверенности она никогда не проглотит. Для Годжо Сатору существует лишь один особенный человек — он сам.       — Может, так и есть. — Сёко открывает новую банку пива. Мей Мей заливисто смеётся:       — Смотри, Утахиме, ещё на вашей свадьбе будем гулять!       — Ох, нет, на это я точно никогда не подпишусь! — Утахиме вдруг становится легко-легко. Что бы ни ждало впереди, будущее ещё не наступило. В настоящем же комфортно и хорошо. Тем более, виновник этого комфорта вдруг появляется в дверях с двумя большими пакетами.       — Так и знал, что найду вас здесь! Опять напиваетесь без меня?        Он проходит, ставит пакеты на стол, одним движением руки сгребая пустые бутылки в сторону.       — Фу, сколько вы уже выпили! Мей-семпай, Сёко-чан, вам не стыдно спаивать Утахиме-семпая?       Плюхнувшись на диван рядом с Утахиме, Сатору кладёт руку на спинку дивана за её спиной и качает головой.       — Семпай, от тебя несёт, как от пивной бочки. Хотя, — он вдруг склоняется к её шее и глубоко вздыхает, — нет, твоя кожа всё ещё пахнет приятно.       — Ты что творишь! — возмущается Утахиме, хотя от его близости и огня, запущенного алкоголем, становится горячо.       — Неужели ты не рассказала нашу маленькую тайну? — хмыкает он, поигрывая бровями. Ладонь нагло ложится на плечо, сжимает и тянет на себя.       — Надеюсь, ты не собираешься демонстрировать её здесь и сейчас, — ядовито бросает Сёко. Мей Мей улыбается, а Утахиме готова провалиться сквозь землю. Особенно учитывая тот факт, что с Мей Мей у него когда-то был секс.       — Сёко-чан, боишься, что наконец рассмотришь во мне мужчину?       — Ну нет, этого точно никогда не будет! — Сёко мягко смеётся. — Да и куда мне тягаться с Утахиме?       — И правда. — Сатори поворачивает к ней голову, смотрит в глаза поверх очков и проникновенно говорит: — Разве кто-то сравнится с тобой, семпай?       Утахиме обречённо мычит и утыкается в его плечо. Стыдно, и сладко, и бабочки трепещут.              Сатору пытается отыскать момент, когда потребность секса с Утахиме переросла в потребность просто быть рядом. Не постоянно — на это не хватит никакого терпения. Он не создан для семьи и дома, в который хочется возвращаться. А к Утахиме всё же возвращается снова и снова, просто потому что с ней… тихо. После стонов и криков, пошлых слов и просьб с ней становится тихо, почти идеально. Она словно опускает над ним купол, отсекая лишнее, и Сатору спит почти без кошмаров.       Утахиме другая, не похожая на всех, кто был до и будет после. Сатору изучает её с вниманием исследователя, открывая страницу за страницей и надеясь как можно дольше добираться до конца. Знает, что бросит её, не потому что наскучит — потому что иначе никак. Пройдёт время, и Утахиме захочет большего, а он не сможет это дать. Но пока она рядом, он позволяет не думать о будущем.       — Ты рассказала им, — говорит он, поглаживая плечо неторопливыми круговыми движениями. — Почему?       — Решила, что нам пора выйти из тени. Ты ведь сам был не против. Или? — Утахиме привстаёт на локтях — лежала на животе.       — Не против, — хмыкает Сатору. В минуты, когда воздух ещё гудит от страсти, а по телу расходится приятная истома, не хочется шутить. Маски сброшены, уязвимость — почти норма, он позволяет её рядом с ней. Недолго, и едва ли Утахиме понимает это. И едва ли Сатору хоть раз признается.       Она не стала его слабостью, подобно Сугуру, и никогда не станет: в сердце нет места, если у тебя нет сердца. Или если оно стало таким крохотным, что едва ли кого-то вместит. Но иногда хочется обнять и просто молчать, потому что хорошо до одури. Спокойно. В такие моменты он чувствует себя живым даже больше, чем когда Утахиме огрызалась и сыпала проклятьями.       — Приготовься к повышенному вниманию, — хмыкает Сатору, ложась за спину и закидывая руки за голову. — Все захотят узнать, с кем встречается Годжо Сатору.       — Да никому нет до этого дела, — фыркает Утахиме, поворачиваясь на бок. Мягкий свет ночника делает кожу Сатору золотой.       — Думаешь? — с лёгкой обидой спрашивает он. — Ладно, скоро проверим.       — Что будет скоро? — холодеет от недоброго предчувствия Утахиме. Зная Сатору, он может повесить плакат на входе в колледж, если не что покруче.       — Ещё не придумал. — Одним движением он сгребает её в охапку и подтягивает к себе. — Может, поцеловать тебя при всех?       — Только посмей! — угрожающе тянет она.       — Да, ты права, этого мало. Подумаешь, поцелуй. Давай сфотографируемся! — в его руке появляется телефон, Утахиме распахивает глаза, глядя на откровенное селфи на экране. — Улыбнись, семпай! Или ты пока не достаточно удовлетворена?       — Если ты хоть куда-то это выложишь… — У Утахиме даже голос проседает от гнева. Ну не может же Сатору быть таким придурком!       — Нет, это я оставлю для себя, — хмыкает он, убирая телефон. Приподнимает её подбородок. Кончиками пальцев обводит неровные края шрама, рассекающего переносицу и щёку. Говорит задумчиво, будто самому себе: — Ты очень красивая.       К его комплиментам Утахиме до сих пор не привыкла — Сатору отлично видит, как она зажимается, как недоверие клубится в глазах. Сколько в ней комплексов? Не сосчитать. Да Сатору и не хочет. Искренне не понимает, как можно себя не любить.       — Я обычная, — говорит она, опуская глаза.       — Напрашиваешься на ещё один комплимент, семпай? — Сатору сжимает её ягодицу. — Например, о том, как ты хороша в постели? Кстати, ты так и не рассказала, кто научил тебя той штуке…       — Сатору! — обрывает Утахиме, стыдливо хмурясь. — Не твоё дело, — ворчит тихо.       — Хм, а мне кажется, как раз моё. Это же мне ты так тщательно…       Она накрывает его рот ладонью, угрожающе сверкает глазами.       — Ещё слово, и больше ты этого от меня не дождёшься.       Сатору делает вид, что напуган, и медленно кивает. Дразнить Утахиме в постели гораздо приятнее, чем дразнить вне её. Разговоры на время заканчиваются, когда он облизывает её ладонь и всасывает палец. Вскоре его сменяют её губы, и кровать начинает тихо поскрипывать.                     В токийском колледже почти никогда не бывает шумно. Множество зданий, разбросанных на территории, позволяет развести учеников разных курсов, чтобы не мешали друг другу. Группа из Киото занимается в зале, местные — на стадионе. Их крики звучат приглушённо, но отлично дают понять, что студенты сейчас заняты.       — У тебя сегодня такая прямая спина, семпай, — тянет Сатору, прижав Утахиме к балке, подпирающей крышу энгавы. Он кладёт руку поверх её головы, сгибается почти пополам, подцепляет пальцами прядь волос. — Я бы решил, что кто-то вогнал в тебя кол. Или… — он шепчет прямо на ухо, — очень качественно и долго имел тебя всю ночь.       — Кто-то слишком большого мнения о себе. Всё с моей спиной в порядке. — Утахиме упирается в его грудь, пытаясь отодвинуть, но проще заставить гору отойти в сторону. Его широкая ладонь моментально накрывает её ладони, прижимает к сердцу.       — Выходит, мне надо лучше стараться, — низко тянет он. — Только боюсь, тогда ты вообще не сможешь ходить.       — Ты можешь думать не только о себе и своём попранном эго? Или вот он — главный комплекс Годжо Сатору: страх стать хоть в чём-то не лучшим?       — Комплекс? — Сатору усмехается. — Страх? А ты? Ты боишься меня, семпай?       Он смотрит, как расширяются её зрачки, и в груди трепещет предвкушение.       — Да, — выдыхает Утахиме внезапно. — Боюсь, но не проси сказать, чего именно боюсь.       — Не попрошу. — Кончики пальцев проходят по щеке невесомо и нежно. Сатору знает, чего боится Утахиме, но не может её успокоить и сказать, что они вечно будут вместе. В поцелуй вкладывает слова, которые сам не может произнести: он рядом столько, сколько это возможно. Утахиме забывается, обнимает его шею, открывает рот шире, впуская его язык. Сатору улыбается в поцелуй, жмурится от удовольствия и ведёт обратный отсчёт. Три, два…       — Утахиме-сенсей?!       — Годжо-сенсей?!       Утахиме толкает его от себя, и на этот раз Сатору подчиняется. Эффект вышел что надо: на лицах учеников что угодно, от восторга до отвращения, но равнодушным никто не остался.       — О, вы уже закончили тренироваться? Надо же, как быстро летит время! Как насчёт того, чтобы заказать пиццу?       — Вы что, вместе?! — восклицает Итадори.       — Тормоз, — закатывает глаза Нобара. — Конечно вместе, иначе почему бы целовались!       Она переглядывается с Маки и краснеет, вспоминая фотографии, предназначенные для Утахиме. Та краснеет сильнее, потому что видела переписку.       — Ну и вкусы у вас, сенсей, — бормочет Май. Касуми светится от счастья, остальным, кажется, в целом плевать.       — О вкусах не спорят, Май-сан, — разводит руками Сатору. — Так что, никто не против пиццы? Вот тут я бы о вкусе поспорил. Кто за пиццу с ананасами?       — Я же говорила, что он извращенец, — тихо тянет Маки. Нобара кивает.       — Ты всё специально подстроил? — шипит Утахиме, когда ученики уходят, явно спеша оказаться от них как можно дальше.       — Зато как эффектно вышло! — подмигивает Сатору, приспуская очки. — А ещё… Теперь я могу целовать тебя при всех.       — Не надейся! Я теперь вообще не разрешу себя целовать!       — Никогда-никогда?! Уверена, что сможешь долго прожить без этих губ, семпай?       Он продолжает трещать без умолку, заполняя собой всё пространство и даже чуть больше. И пусть это день длится дольше, потому что каждый новый приближает к неминуемому, но пока их притянувшиеся противоположности вращаются на одной орбите.