Да, только не надо присылать мне цветы в колледж.
А не в колледж? Хочешь, доставлю лично. Она застывает, в голове белый шум. Одно дело — растаять и упасть в его объятия на берегу моря после нескольких коктейлей. Другое — осознанный выбор. Заняться сексом с Годжо Сатору… Звучит дико. И дико возбуждает. Маги редко заводят длительные отношения. Женятся либо внутри клана, либо на простых людях, а между собой лишь крутят недолгие интрижки. Утахиме не исключение: последний раз встречалась с магом второго уровня из Осаки. Расстались после нескольких встреч по обоюдному согласию. Но что-то подсказывает: с Сатору будет иначе. Хотя бы потому, что у неё к нему больше, чем просто симпатия. И сердце разобьётся на миллион осколков, когда всё закончится. Так стоит ли начинать?Не хочу.
Уверена? Нет, Утахиме совершенно не уверена. Знает, что если сейчас откажет, он больше не предложит. А прежние отношения всё равно не вернутся. Стоит ли разбитое сердце нескольких мгновений абсолютного счастья?Не знаю. Дай мне время.
Наверное, будь Сатору здесь, разразился бы глупыми шуточками и громким смехом. Но телефон показывает сухое и лаконичное. Хорошо. Я подожду. Сердце колотится слишком быстро. Утахиме накрывает горло ладонью — вдруг выскочит. Замечает притихших учеников, хвала богам, они молчат. Но смотрят слишком красноречиво. Позорище. Даже находясь в другом городе Сатору вносит хаос в размеренную жизнь. Решительно отложив телефон, Утахиме выдыхает и пытается вспомнить, на чём прервался урок. На следующий день курьер приносит пакет с логотипом дорогого киотского ресторана. Внутри несколько бенто и записка: Кушай хорошо, семпай. И, конечно же, смеющаяся рожица. Обед Иори разделяет с учениками, но предусмотрительно оставляет переписку с Сатору на время, когда останется одна. Ничего не значащая переписка продолжается изо дня в день. Мелкие сувениры, обеды, цветы идут неиссякаемым потоком, но больше Сатору ни слова не говорит о встрече. Словно позволяет к себе привыкнуть. Либо расчётливо привязывает, чтобы не осталось шанса на отказ. Ученики из кожи вон вылезают в попытках узнать личность тайного поклонника сенсея, но она надёжно хранит все записки и молчит, таинственно улыбаясь. Внезапно всё прекращается. Иори ждёт день, другой, третий, но Годжо молчит, ничего не отправляет и не отвечает на сообщения. Отчаявшись, она даже звонит ему, но на другом конце только длинные гудки. Если бы с ним что-то случилось, всколыхнулась бы вся Япония, но тогда куда он делся? Закусив губу, Утахиме звонит Сёко. Предлог толком не придуман, но подруга не удивляется вопросу: куда пропал Годжо Сатору. Мало ли, какие дела могут быть у двух учителей? Говорит, что он уехал из страны по делам, скоро должен вернуться. Утахиме выдыхает — до этого момента даже не чувствовала груз, лежащий на сердце. Но мог хотя бы предупредить! Привязал к себе и пропал! В этом весь Сатору. Ками, во что она ввязалась?! Вечер пятницы должен был пройти в караоке в окружении подруг и моря алкоголя, но Мей Мей срочно вызывали в Токио, а Сёко заболела. И главное — сказали это в последний момент, когда Утахиме уже собралась! Ладно, тогда надо спуститься в магазин, купить пива и провести вечер с каким-нибудь фильмом. Она поправляет сползшую с плеча лямку яркого платья, берёт пиджак, открывает дверь и замирает перед букетом нежно-розовых гвоздик и белоснежных шаров гортензии. Над ними возвышается улыбающаяся голова и ярко сияют бирюзовые глаза. — Далеко собралась, семпай? — легко и игриво спрашивает Сатору. Протягивает букет, она машинально берёт его. — Я случайно оказался в Киото и решил заглянуть. Не помешал? Он вытягивает голову и заглядывает вглубь квартиры. Потом смотрит на Утахиме, приподнимает бровь: — Кажется, ты собралась развлечься? Может, отложишь дела? Я принёс вино, Сёко сказала, ты любишь вишнёвое. У Утахиме банально нет слов. Во все глаза она смотрит на Сатору, впитывая его образ: серый костюм и угольно-чёрная рубашка, расстёгнутая на две верхних пуговицы. У него всегда были такие сексуальные ключицы? А шея что, стала ещё мощнее? И эта дьявольская улыбка… Сатору явно включил обаяние на максимум. — Эй, Утахиме-семпай, ты разучилась говорить? — Он щёлкает пальцами перед её лицом. — Или так рада меня видеть, что пропал дар речи? Это мне льстит. Девушки часто теряют рассудок, когда видят меня так близко. Но я надеюсь, твои мозги на месте, потому что… — Заткнись, — обрывает Утахиме и делает шаг назад. — Заходи и закрой дверь. Она идёт на кухню, по дороге прихватив вазу, под оглушительный аккомпанемент сумасшедше стучащего сердца. Губы дрожат, хочется улыбаться во весь рот, а тело стало лёгким, почти невесомым. — Прихвати штопор, семпай! — кричит Сатору из гостиной. Утахиме судорожно вспоминает, убрала ли трусы, развешанные на сушилке у окна. Надо было вынести её на балкон, но с утра накрапывал дождь. Не убрала. Сатору стоит над ними, засунув руки в карманы, и внимательно изучает. — У тебя интересный вкус, семпай, — тянет насмешливо. Но как ему объяснить, что у девушек полно трусов на разные случаи жизни. И серые хлопковые шортики отлично соседствуют с кружевными стрингами. — На, — вместо ответа она толкает в его руку штопор и бокалы и спешно снимает бельё. Уносит в спальню, убирает в комод и быстро собирает разбросанную по кровати и полу одежду — искала в чём пойти, а когда встреча отменилась, решила, что уберёт, вернувшись из магазина. Куча одежды едва умещается в шкафу, но зато в спальне становится чисто. Спальня. Она так уверена, что они дойдут до постели? По спине проходит дрожь, мурашки концентрируются между ног. Сатору сидит на диване, закинув ногу на ногу и вытянув руку по спинке. Щёлкает пультом, переключая каналы. Вино разлито по бокалам, но один полный, а во втором на донышке. Утахиме вдруг охватывает волнение, ладони становятся мокрыми. Она нервно вытирает их о бёдра, садится рядом на край дивана. — Так и будешь молчать? — хмыкает Сатору, поднимая бокалы и протягивая тот, что полный. — Ты смог удивить, — выталкивает Утахиме, а горло сжимается. Все его знаки внимания, все их сообщения вереницей проходят перед глазами. Гораздо проще было общаться, не видя друг друга, потому что рядом с Сатору думать о чём-то, кроме того поцелуя, невозможно. Нервно, в три глотка Утахиме осушает бокал и ставит на стол. — Ого. Одно из трёх: тебя замучила жажда, ты очень сильно нервничаешь или… — Сатору вдруг хватает её ноги и кладёт себе на колени, — чтобы заняться со мной сексом тебе надо напиться. Последнее, если честно, звучит слишком оскорбительно. Так на каком варианте остановимся, семпай? Его тёплая ладонь опускается на щиколотку, пальцы неторопливо поглаживают её, рука, лежавшая на спинке, придерживает за плечи, не давая упасть. В глазах обещание, от него становится горячо в животе. — На втором, — ворчит она, злясь, что так просто раскусил. — Обязательно опять выставлять меня посмешищем?! — Разве я сейчас чем-то тебя расстроил? — обиженно говорит Сатору, склоняя голову набок. Длинные пальцы неспешно гладят икру, останавливаясь у колена и возвращаясь к щиколотке. — Мне уйти? — Нет, — выдыхает она и резко тянет пустой бокал. — Лучше налей ещё. Тепло его руки пропадет. Сатору наполняет бокал, отдаёт и делает крохотный глоток из своего. — Никогда не понимал, что люди находят в алкоголе. Есть немало способов получить удовольствие, не путая сознание. Утахиме делает длинный глоток, облизывает верхнюю губу, замечает, как при этом вспыхивают глаза Сатору. Одним движением он притягивает её ближе, сажает боком на колени. Ладонь проникает под платье, сжимает бедро, спускается между ног. — Например? — шепчет Утахиме, сглатывая. Нечестно быть таким красивым. С такой совершенной кожей, густыми ресницами и идеальным носом. Она гладит его скулу, смотрит, не в силах противостоять растущему возбуждению. — Например, секс, — просто отвечает Сатору, касаясь губами шеи. Острая вспышка удовольствия пронзает коротким разрядом тока. Все волоски на теле становятся дыбом. Его пальцы проходят вдоль кромки трусов, оттягивают в сторону и нагло гладят. — Надо же, семпай, уже мокрая, а ведь я даже не начинал. — Заткнись, — выдыхает она, притираясь к его пальцам. Хватает за волосы на затылке и наконец жадно целует желанные губы. Воспоминания о том, другом, меркнут под нажимом его рта и напором языка, ворвавшегося внутрь. Сатору тянет её на себя, одновременно пронзая двумя пальцами. Она мычит, кусает за нижнюю губу. — Давно никого не было, семпай? — задыхаясь, говорит Сатору. Пальцы внутри ощущаются великолепно, но хочется большего, гораздо большего. — Я помогу тебе снять накопившееся напряжение. Он удерживает её голову, заставляя смотреть в глаза. Неторопливо прихватывает губы своими, но чаще просто жжётся дыханием, не касаясь. Глаза прикрыты, Сатору улыбается на неудачные попытки поймать его губы. Пальцы нашли нужный ритм, когда от каждого движения узлы внутри затягиваются туже, а нетерпение и напряжение раскаляют воздух. Утахиме начинает постанывать, елозя на нём. Расстёгивает рубашку, выдёргивает её из штанов и касается обнажённой груди. Соски Сатору моментально съёживаются, с губ слетает тихое шипение. Он отрывается от неё, быстро снимает пиджак сразу вместе с рубашкой, швыряет на пол и глубоко, влажно целует. Без его пальцев Утахиме плохо. Она берёт его лицо в ладони, шепчет в поцелуй: — Сатору, продолжай!.. — Терпение, семпай, — хмыкает он, подцепляя пальцами лямку платья и снимая с плеча. Горячие губы оставляют полыхающие следы, молния на спине поддаётся его пальцам, обнажённой кожи касается широкая ладонь. Рывок, и платье сползает до талии, лямки повисают на плечах. Утахиме выпутывается из них, обнимает Сатору. Его кожа — кипяток, прикосновения почти болезненны. Необходимы. Ладони лихорадочно шарят по спине, губы хаотично блуждают по шее и плечам, опускаются к груди. Низ живота крутит, Утахиме трётся о твёрдый член, натянувший брюки, мечтая, чтобы тот скорее оказался в ней. Он вдруг подхватывает её под колени, поднимается, держа так, словно она ничего не весит. — Где у тебя спальня? — спрашивает, а глаза шарят по телу, оставляя ожоги. Утахиме слабо кивает в сторону коридора, целует его шею, перебирает волосы. Сатору ставит её на край кровати — они оказываются вровень, глаза в глаза. Заключает лицо в ладони: взгляд блуждает по лицу, пьяный-пьяный. Кажется, в бирюзовой глубине можно наконец постичь суть бесконечности, живущую в нём. Пальцы спускаются по шее, обводят рёбра — платье падает под ноги. Тяжело дыша, Сатору расстёгивает лифчик, снимает и всасывает сосок. Утахиме пошатывается, но он подхватывает под спину, свободной рукой стягивая с неё трусы. Она упирается в его каменное плечо, откидывает голову назад. Язык поочерёдно дразнит соски, пальцы мнут ягодицы, то разводят их в стороны, то сводят. Между ног пульсирует и ноет, Утахиме полыхает, бездумно перебирая его волосы. Когда его пальцы наконец подбираются к внутренней стороне бёдер, она слегка раздвигает ноги, но Сатору, мазнув кончиками по входу, ведёт руку вверх, к груди. — Ненавижу тебя! — восклицает она недовольно. Схватив за волосы, заставляет снова посмотреть в глаза. От его улыбки перехватывает дыхание. На высоких скулах пламенеют алые пятна. Он делает подсечку так стремительно, что она не успевает среагировать. Миг, и ноги широко разведены и обвивают его торс. Ещё миг — и спина касается прохладной простыни. Упираясь одним коленом в кровать, Сатору достаёт из кармана несколько презервативов и бросает рядом с её головой. — А ты серьёзно настроен, — замечает Утахиме, пока он снимает брюки и чёрные боксеры. Его ноги кажутся бесконечными, из облака белых волос гордо поднимается средних размеров член. — Ты против? — Плавным движением он ложится сверху, прижимается всей длиной своего тела, с силой надавливает членом на лобок. — Надеюсь, ты меня не разочаруешь, — отвечает она, стараясь до конца держать лицо, хотя хочется хныкать и умолять. — Хм, у тебя завышенные требования, семпай? — играет бровями Сатору, надевая презерватив. — Поделишься предпочтениями? Ладонь упирается в матрас, Утахиме счастливо выдыхает, когда он начинает растягивать изнутри, неторопливо входя. — Быстро и грубо? Или нежно и медленно? Может, любишь БДСМ? Говоря это, Сатору неторопливо двигается, выходя до середины и плавно въезжая до конца. Вытянутые руки напряжены, можно разглядеть каждую мышцу под кожей. Утахиме рассыпается на атомы, крепко держась за его запястья. — Надо было спросить раньше, — горячо шепчет Сатору, склоняясь к её уху и наращивая темп. — Потому что сейчас будет так, как хочу я. Он увеличивает амплитуду, врываясь с громкими хлопками, одной рукой крепко держит за плечо, чтобы не откатывалась далеко от каждого толчка. — Такая узкая, семпай, — он прижимается виском к виску, — и правда давно никого не было? — Хотя бы сейчас… — стонет Утахиме, обнимая, царапая лопатки, — можешь молчать?! — Как мне молчать, — Сатору закидывает её ногу себе на плечо, вторую заводит за спину, — когда ты так сладко стонешь, семпай? Глубже, чем прежде, теперь он задевает нужную точку, заставляя Утахиме терять связь с реальностью. Она жмурится, превращается в сплошной нерв, сжимается и кончает, коротко вздрагивая. Сатору и не думает останавливаться: двигается сквозь её оргазм, прерывисто дыша. Движения становятся чаще, Утахиме открывает глаза — не хочет пропустить момент. Лицо застывает, взгляд стекленеет, плечи и шея напрягаются. Но вот по лицу пробегает судорога, и Сатору коротко, часто стонет, так же часто толкаясь. Прижимается вплотную, длинно выдыхает и низко опускает голову, почти упираясь подбородком в грудь. Новый выдох, и довольная улыбка растягивает покрасневшие губы. — Я смог тебе угодить, семпай? — Он опускает её ногу, выходит и снимает презерватив. Садится на пятках между широко разведённых ног, складывает руки на коленях, как примерный ученик. — Принеси выпить, — просит она. Во рту пересохло. — Опять пить? Семпай, у тебя нет скрытого алкоголизма? — Сатору распахивает глаза, грозит пальцем. — Учти, я против того, что женщина много пьёт. — Воды принеси, придурок! — рявкает Утахиме и кидает в него подушку. Он легко перехватывает её и кладёт рядом. Встаёт, позволяя рассмотреть себя во всей красе, и неторопливо уходит. Смог ли угодить? Утахиме улыбается и счастливо выдыхает: что бы ни было потом, сейчас она более чем удовлетворена. Когда Сатору ложится рядом, закидывая руку за голову, Утахиме перекатывается на бок и задумчиво смотрит на его профиль. Какой он — настоящий? И стоит ли узнавать? — У тебя милая квартира, — говорит он вдруг. — Похожа на тебя. — Это как? — Утахиме кладёт щёку на ладонь. Сатору поворачивает голову, хмыкает: — Невинность в сочетании со страстью. Кто же ты на самом деле Утахиме-чан? — Ты правда хочешь узнать? — с внезапной робостью спрашивает она. — Почему тебя это удивляет? — он ложится на бок, притягивает к себе. — Я ведь сказал, что ты мне нравишься. — Девушки, с которыми ты спишь, обычно тебе не нравятся? — хочется поддеть его и копнуть глубже. Найти подтверждение своим страхам или, наоборот, надеждам. — Есть огромная разница между похотью и симпатией, семпай. Ты же это хотела услышать? Опять раскусил, и теперь не понять: ответил так, как чувствует, или так, как она ожидала? — Не забивай голову, — шепчет он, коротко целуя. — Ты — это ты, этого должно быть достаточно. Их ноги переплетаются, губы сталкиваются и руки блуждают по телу, снова распаляя. Сатору перекатывается на спину, сажает Утахиме сверху, крепко держит за руки, сплетая их пальцы. Она двигается неторопливо, забыв обо всём. Просто отдаётся ощущениям, слушает его тихие стоны. Глаза Сатору закрыты, ресницы трепещут, по губам непрерывно пробегает кончик языка, а кадык перекатывается под кожей. Сейчас он молчит, также забылся, растворился в медленных покачиваниях и скольжении. Утахиме жалеет, что телефон слишком далеко — так бы и сфотографировала его сейчас. И поставила на заставку. Но вот глаза распахиваются, ослепляют на миг. Рывок, и он уже сидит. Придерживая её, не давая себе покинуть тело, сдвигается к краю кровати, опускает ноги на пол. — Я не против, когда женщина сверху, — шепчет, водя губами по шее, — но всё-таки предпочитаю вести везде, даже в постели. Он стискивает её ягодицы и с силой насаживает на себя, беря резкий, почти грубый темп. Утахиме может только держаться за его плечи, позволяя пронзать себя снова и снова. Тело покрывается испариной, с трудом соображая, Утахиме прижимается щекой к его плечу, коротко вскрикивает, оглушённая его частым дыханием. Слёзы выступают на глазах, всё кружится, низ живота поджимается, оргазм накрывает с головой. На этот раз Сатору даёт ей отдышаться. Гладит лопатки, водит по позвоночнику, пока она часто сжимается вокруг члена. А потом ссаживает с себя и ставит на колени. — Хочу, чтобы ты знала, семпай, — говорит низким, севшим голосом, кладя ладонь на поясницу и прогибая сильнее, — что это моя любимая поза. Она сдавленно выдыхает, принимая его. Хватается за простыню, но Сатору не спешит. Даёт привыкнуть к новой глубине, неторопливо раскачивает обоих. — Не представляешь, сколько раз я представлял тебя в ней, — продолжает он. Почти выходит до конца, дразнит, водя головкой вдоль входа. Резко входит, выдыхает: — Все эти дни, семпай. Но чаще — ночи. Движения частые, обрушиваются с неистовством отбойного молотка. Утахиме утыкается в простыню, стискивает зубами и мычит, захлёбываясь в ощущениях. Вскидывает голову и коротко вскрикивает, когда тяжелая ладонь опускается на ягодицу. От шлепка звенит в ушах, Сатору крепко держит за бедро, изредка шлёпая, и дышит так сладко, что от одних только этих звуков Утахиме чувствует приближение нового оргазма. Он резко выпрямляет её, прижимает спиной к груди, кладёт ладонь на шею и впивается в плечо, глуша протяжный стон. Его грудь мокрая от пота, волосы слиплись, сердце стучит быстро — Утахиме чувствует его пульс внутри себя. — Примем душ, семпай? — непривычно хрипло говорит Сатору. Выпускает её и выходит. Утахиме бессильно валится на бок, смотрит на него сквозь завесу волос, упавшую на лицо. Он тяжело дышит, выглядит как после долгой битвы, но улыбается привычной улыбкой. — Ладно, если пока не хочешь, я не расстроюсь! Он уходит, и Утахиме вяло прислушивается к шуму воды. Хмыкает, когда Сатору начинает петь, отчаянно фальшивя. Ну нет, она уже знает, какой у него голос. В голове вязкая каша, тело — мешок с рисом, неповоротливое и чужое. Давно её так хорошо и со вкусом не трахали. Сатору приходит, завёрнутый в её красное полотенце, слишком короткое для него — едва доходит до середины бедра. — Тебя отнести в душ? — спрашивает, замечая, что она даже не шелохнулась. — Сама дойду. — Утахиме садится и слабо морщится — если между ног сейчас тянет, завтра мышцы вообще одеревенеют. Чёртов Сатору. — Ой, прости, семпай, я не хотел, — вдруг говорит он, словно в ответ на её мысли. Только взгляд уставился на шею. Чувствуя неладное, Утахиме встаёт и подходит к зеркалу. На шее, с обеих сторон, багровые засосы, и ещё один, почти фиолетовый — на плече. — Сатору Годжо! — рычит она, оборачиваясь. — Ты вообще себя в руках держать не можешь?! — Ну, в тот момент я держал в руках твои бёдра, — легкомысленно пожимает плечами Сатору. Утахиме открывает рот, но тут же его закрывает, обречённо качая головой. Бесполезно с ним спорить. Просто бесполезно. Тёплая вода расслабляет, смывает негу и сонливость. В спальне Сатору успевает заново застелить разворошенную постель и лежит, наполовину укрытый одеялом. Руки закинуты за голову, подмышками едва заметный белый пушок. Оставшиеся презервативы лежат на тумбочке с его стороны, на её — стакан с водой. — Иди сюда, семпай, — он откидывает край одеяла. — Я заждался. В понедельник ученики киотского колледжа замечают засосы, но благоразумно молчат, пообещав себе обязательно докопаться до сути. В Токио, забывшись, Сатору снимает куртку и щеголяет фиолетовой цепочкой вдоль ключиц. Нобара, Юдзи и Мегуми решают выяснить, кто потерял голову настолько, что подпустил к себе Годжо Сатору так близко.