С тобой или без тебя

      Как бы Монти не любил получать деньги за проделанную работу, сверхурочный бонус и все такое, но саму работу он просто ненавидел. В целом, это довольно естественная реакция, никто не любит работать, люди по своей натуре ленивые создания.       Однако не лень была причиной столь негативных эмоций. Дело совсем не в том, что он постоянно находится в стрессовой обстановке, нет. И даже не в том, что ему приходится каждый день успокаивать ноющих детей, которые не смогли что-то поделить между собой. Виной всему был гребаный мистер Главный Мудак, который только и может орать, требовать невозможного, угрожать увольнением и огромными штрафами. Мерзкий, заносчивый, с манией величия. И немного жутковатый. Встреть такого вечером в плохо освещенном парке — считай пора прощаться с жизнью.       С виду все было в порядке: ухоженный опрятный мужчина средних лет; строгий костюм, идеально зачесанные волосы и маниакальная едва заметная улыбочка. Разве это и не должно настораживать? Монти привык доверять собственным ощущениям, ведь не зря же его мозг бьет тревогу, стоит Афтону появиться в своем же заведении.       Совсем немного был виноват и коллектив. Ребята, которые, конечно, видят какой беспредел происходит, но ползают в ногах у директора, чтобы не дай бог их не уволили, а затем ведут себя, как ни в чем не бывало. Будто бы не они сейчас собственным языком чистили его кожаные туфли.       Нарисуй на лице радость, даже если в тебя плеснули кипятком. Позволь ребенку сломать что-то, к чему ему вообще не следует прикасаться, а потом принимай на свой счет кучу штрафов. Потому что так сказал Афтон. Потому что так прописано в правилах. Ты поставил подпись, согласился стать рабом капиталистической системы, крутись как белка в колесе, пока не станешь выжатым лимоном.       Правила есть правила, их создают, чтобы нарушать. Монти всегда придерживался такой позиции, изо дня в день, сбивая маленькие доминошки, запускающие цепную реакцию проблем. Он привык так жить и ничего поделать с собой не мог.       В открытую борьбу вступить было бы тупо: ему еще нужны деньги, а в этой дыре он больше нигде не сможет получать столько. Поэтому он мог лишь позволить себе устроить погром в кладовке или сломать одну из клюшек.       Еще одной проблемой было то, что абсолютно никто не понимает его жирных намеков и, зачастую озвученное желание побыть одному. Создается впечатление, что все глубоко уверены в своем бессмертии, думают, что у них есть несколько запасных жизней, которыми они не скупясь готовы расстаться.       Один Ти-Джей чего стоит, везде свои пять копеек вставит, везде свой длинный нос пихнет. Жизнь его ничему не учит, и ведь не понаслышке знает, как трудно потом замазывать синяки, но все равно продолжал лезть к нему. Если от болтовни какой-нибудь Сьюзи еще можно было как-то отделаться, рыкнуть на нее, то от Санрайза даже дома не спрячешься, он не отстанет, хоть кровь из носу пойдет. И это бесило еще сильнее.       В школьные годы все мысли Монти были зациклены на собственном одиночестве. Его изводила пустота, которую никто не мог заглушить. Ему нужен был друг, который поддержит и развеселит, а не истерики сестры и обкуренная болтовня с ее женихом, повернутым на философии. И тогда он сдался, позволил ситуации вести его, попал в порочный круговорот мнимого спокойствия. Он нашел себе верного друга в лице губительного порошка и, как следствие, сомнительных компаний.       В голову въелся истошный лай собак, сливающийся в один протяжный вой. Только в питомниках его ждали. Дикие и озлобленные звери, искренне радующиеся встрече с человеком. Вонь и скулеж — единственный действенный способ пересилить ломку, искусать до крови губы, разодрать о железо ладони. Брошенные никому не нужные дворняги наверняка чувствовали себя любимыми. Монти чувствовал себя нужным им.       «Это все в прошлом», — пытался внушить себе Монти, но прошлое все никак его не оставляло. Он сам не позволит уйти прошлому в небытие. На ошибках учатся.       А потом на него как с неба свалился вечно ноющий челкастый Ти-Джей, одним собой заменяя всех рябых и обездоленных, утягивая в пучину идиотских мероприятий и вглубь фриковатых компаний. Стоит отметить, что слово «фрик» для него в тот момент приобрело новое значение, не имеющее никакого отношения к наркотикам и обдолбанным тварям.       После Санрайза был Джереми. Уже какой месяц кряду он продолжает оставаться после закрытия, одним взглядом умоляя и самого Монти задержаться. Он прекрасно понимает, что под конец дня сил уже никаких нет, только сплошное сонливое уныние. И его это никак не беспокоило.       На самом деле, Монти никогда бы не подумал, что такой человек как Бонни будет нарушать правила организации. Это прерогатива Монтгомери. Однако обложка книги частенько врет.       «Сказано идти домой? Извините, но я еще недостаточно надебоширил за день», — голос Джея весело пронесся в голове. Он задорно хохотал на все претензии Ванессы, и демонстративно клал болт на запреты. Единственный, кто разделял мнение Монти, хоть и выглядел как самый настоящий хиппи. Обкуренный и затраханный во все щели этой своей любовью. Занимайся любовью, а не войной, да? Но внутри, стирая с себя весь этот грим, сминая в руках маски и костюмы, он был панком до дрожи костей. Весь его мир — это сплошной хаос, в котором он и является эпицентром всего этого хаоса.       Сначала было лишь разовое приключение, неожиданно возникшее желание посмотреть, что из этого выйдет. Затем захотелось повторить, еще раз просрать сон, но побеситься в пустой пиццерии. Позже это стало привычкой. Стабильно пару раз в неделю они пропускали по стопке какой-то мерзкой херни из пластиковой бутылки, которую все время таскал с собой Джерри. Он говорил, что она нужна ему для хорошего настроения и уверенности на сцене.       В этот раз Монти убирался в маленьком бунгало на территории гольфа. Какой-то мелкий засранец разнес по всей локации огромное количество шариков для бассейна, а вместе с ними и мячи для гольфа, и если парень не разберет все к открытию, то на его голову еще и повесят недостачу.       Если говорить начистоту, он совершенно не должен этим заниматься, но не пойдешь же против начальства? Стажер даже не подумал в конце смены заглянуть в эту крохотную палатку из пластика, и Монти обязательно предъявит ему за это.       — Почему ты не хочешь уволиться? — спрашивает Джереми, не отводя бдительного взгляда от лунки, которая, казалось, в любой момент могла подпрыгнуть на месте и убежать.       Бессмысленные разговоры всегда все усложняют, но отчего-то совсем не напрягают. Так только с Джерри, другие люди просто бесят. Да в конце концов, приятно хоть с кем-то помимо Ти-Джея провести вечер после смены. Его нудная сопливая болтовня способна погрузить в спячку.       — А зачем? Меня все устраивает. — Красный пластиковый шарик пролетел точно над головой, с глухим шлепком влетев в стенку. Монти цокнул, поднял глаза на Джерри, активно делающего беззаботный вид.       — Даже такие неучи, как Кобейн, земля ему пухом, или Лайдон у всех на слуху. А у тебя есть потенциал. Хороший причем, я же говорил тебе это уже. Ты мог бы добиться много.       — И чего же я добьюсь в этой дыре? — в сетчатый мешок отправился белый мячик для гольфа.       — В этом и дело, что тут ты ничего не добьешься. Езжай в Солт-Лейк-Сити, думаю Эммануэль поможет тебе там устроиться, я растрясу знакомых, Стив может приложить руку… — его голос был близко, а через мгновение показалась и сильная, но тонкая в запястьях рука, хлестким ударом запуская еще один мячик из бассейна в сторону Монти. Снова мимо. И он считает себя лучшим в боулинге?       — Джереми, мне неинтересно. Мне не нужна помощь от диджея Эм-Эм, от тебя и от рыжего хуесоса тем более, — на это парень звонко рассмеялся, будто бы Монти рассказал отменную шутку.       — Еще скажи, что тебе нравится детские сопли подтирать.       — Это лучше, чем хуи важных дядь сосать, — он глянул через плечо, ловя хитрый взгляд парня с ярко-синими волосами. Очередная жертва Роксаны.       После всех этих аммиачных процедур с пестрыми цветами, Монти казалось, что у него уже мозг окислился, и серое вещество покрылось насыщенными алыми пятнами. А в какой цвет превратилась душевая кабина — лучше не говорить.       — На что не пойдешь, чтобы пробиться в люди, да? — хохотнул Джереми, выхватывая из-под кучи мусора заветный последний мячик для гольфа.       — И как, работает?       Монти наконец-то поднялся с пола, разогнул спину, приятно похрустев позвонками. До открытия пиццерии еще четыре часа, может, он еще успеет подремать. Может, им повезет, и они не пересекутся со злобной как собака по утрам, Ванессой, приходящей раньше всех.       — Ну, я до сих пор работаю тут. Вот тебе и ответ.       — Не повезло тебе с членом, — он язвил без особого энтузиазма: то ли сил на это уже не было, то ли ему в действительности этого и не хотелось. Хотя стараться и не нужно было, Джереми смеялся над каждым выпадом Монти.       Монти поднял сумку с клюшками и ленивым жестом накинул лямку на плечо. Он протянул сетку с мячиками Джереми, ожидая, когда же последний наконец-то отправиться к своим сородичам. Но Бонифейс даже бровью не повел: замахнулся клюшкой, и нужный шарик полетел к дальней лунке. Спать хотелось безумно. Каждая секунда промедления читалась Монти, как очевидное нежелание Бонни заканчивать рабочий день. Как он до сих пор остается таким бодрым и жизнерадостным? Законно ли вообще быть настолько энергичным?       Неудобный ремешок давил на напряженные плечи, без слов требуя скорее стянуть его с себя. В планы Монти не входила еще одна игра, но этот балбес умел убеждать одним лишь только взглядом.       «Хрен с тобой, клоун», — сетчатый мешок с грохотом шлепнулся на пол домика. Безумная улыбка Джерри того стоила.       Еще давно Монти заметил, что они каким-то чудодейственным образом умудряются понимать друг друга без слов. Это так странно. Как такое вообще возможно? Они же не живут в какой-то матрице или в чем-то вроде этого, но чувство нереальности происходящего частенько возникало. Будто все то, что происходит вокруг лишь малобюджетный фильм, где он и Джереми — тупые обдолбанные придурки, временами появляющиеся в кадре и вытворяющие какую-то дикую хуйню. Некий собирательный образ всевозможных отбросов и представителей сомнительных ниш общества.       — Кстати, чем тебе так насолил Стивен? Фредс сказал, что вы недавно чуть не подрались, — в какой-то момент поинтересовался Джерри.       Издав забавный фыркающий звук, Монти попытался сдуть с лица спавшую прядь, которая так некстати принялась щекотать нос. Все ведь так хорошо шло! Нет же, нужно обязательно все засрать каким-нибудь нелепым вопросом.       — Конечно Фредс тебе рассказал, он же не умеет держать язык за зубами. А Фокси просто хуесос, — он многозначительно нахмурился, подбирая в голове нужные слова. За недолгие четыре месяца работы Монти в развлекательном центре, успело сложиться негласное правило: не оставлять Стива и Монтгомери в одном помещении дольше, чем на десять минут. Ему даже нравится думать, что главной причиной увольнения барабанщика послужил именно Монтгомери. — И сраный мод       — Ну, не сказал бы, что он сильно похож на мода, — повел плечом Джей, тихо усмехнувшись.       — Тем более! Натуральный позер, слушающий тупорылый рэп под гитарные рифы, — Монти сплюнул, хорошенько размахнулся, выполняя точный хук.       —Да, Стива иногда заносит, но это не значит, что он такой уж мудак. Он хороший друг. Хоть и слушает ню-метал. А тебя если послушать — все вокруг гады, — заливистый хохот Джереми эхом пронесся по безлюдному помещению. — То с Фредом цапаешься, то с Рокси на пару закатываете истерики, то Сьюзи и Ти-Джея обидишь. Ну разве так можно?       Монти лишь усмехнулся, на шутливый укор от приятеля, хотя ему бы стоило пристыженно голову опустить. Если так посудить, то он и есть самый главный мудак — эдакий приемник мистера Ублюдка. Беспокоит ли его это? Очень даже.       Что бы ты не делал, все идет по одному сценарию, все постоянно повторяется. И это не какой-то бред про цикличность истории. Все слишком реально: вечное чувство дежавю, одни и те же слова, движения, даже взгляды. Создается впечатление, что Монти просто сходит с ума. Но разве могут сходить с ума сразу два человека? Коллективное безумие? А может, на самом деле Джереми вообще не существует — еще одна иллюзия, созданная кислотой, осевшей в мозгу.       Удар за ударом. Клюшка, мячик, лунка. Пар, богги, лунка за раз — ничего нового и необычного. В висках появилась тянущая боль, плавно уходящая куда-то в затылок. Это была одна из тех омерзительных болей, которая вроде бы тебя не тревожит, пока ты не шевелишься, а стоит тебе сделать хоть что-то, малейшее движение, и голова раскалывается так, будто хорошенько приложили чем-то тяжелым. От такой боли даже тошно становится. А вместе с тошнотой органы чувств начинают работать на износ, перегреваясь и почти взрываясь.       Особенно плохо с запахами.       Снова гнилостное зловонье, оно никогда не покинет его. Порой возникает мысль, может источник этого запаха является он сам. Но чувствовал бы Монти это настолько остро, если бы действительно являлся источником? Точно нет. Значит, причина в другом.       Джереми замер на полпути к очередному удару. Короткие ногти с идеальным маникюром скрипуче проехались по рукоятки клюшки — сейчас этот мимолетный звук особенно громкий. Хватка на клюшке ослабела, руки как-то странно опустились, будто бы он резко подумал о чем-то таком сложном и запутанном, вроде заученных до дыр теорем в математике или законов физики из школьной программы.       — Ты чувствуешь это? — он даже головой не повел, продолжая смотреть перед собой, куда-то сквозь стены.       Спина отяжелела, вынуждая Монти ссутулиться. Для него было неожиданностью то, что кто-то помимо него, может ощущать это. Секундная радость, что он такой не один, что все вокруг не галлюцинации прервались рвотным позывом, который едва удалось сдержать. На языке ощущалась горечь вперемешку с кислотой.       Взгляд опустился на собственные руки, крепко, до боли сжимающие клюшку. Вены вздулись. Зрение плавно начинало его подводить. Неужели он настолько утомился?       Нет.       Он даже не сомневался в том, что дело совсем не в его самочувствии.       — Мне часто кажется, что здесь происходит что-то странное… — растягивал каждое слово Джей, будто бы погрузился в какой-то транс. Монти тоже был в трансе, теряя самообладание. — Это… странное ощущение. Будто бы все вокруг — сплошная газовая камера.       Монти не мог оторваться от разглядывания собственных рук. Он чувствовал себя в клетке. Его тело было тюрьмой. Темным холодным карцером.       — Знаешь, я думаю, что все взаимосвязано. Нет, я уверен. Все эти исчезновения… Люди, вступившие в поисковый отряд, бояться выходить из дома. Пропадают их дети, их братья и сестры, их родители и друзья. Я хочу помочь, но я тоже… беспокоюсь за своих близких.       Монти заставлял себя дышать, вдыхать полной грудью воздух, даже если он отравлен. Он был готов сделать что угодно, лишь бы совсем не потерять контроль. Дыхательные практики никогда не помогают: он это знает еще с глубокой юности, когда тело настигали амфетаминовые отхода, когда он валялся в чьем-то совершенно незнакомом доме, в чужой рвоте, ловя ужасающие галлюцинации, когда страшная музыка перекрывала чей-то скулеж.       — Когда пропала Шарлота Эмили, я просто… выпал из реальности, понимаешь? Генри славный мужик, но сейчас он просто вдребезги разбит. Не хочу, чтобы кто-то еще оказался на его месте, — звучало так, будто бы извечно жизнерадостный Джереми впервые погрузился в глубокую океаническую впадину тревоги. Будто бы он уже говорит не с Монти, а с самим собой, со своей тенью, с отражением в зеркале. А может, так казалось лишь оттого, что они оба уже не видят друг друга, не слышат, не обращают внимания, зациклились на собственных мыслях.       Это так нечестно. Чем он провинился перед Богом или Вселенной? Когда от Монти отвернулось удача, когда он перестал походить на человека? Страх давно его оставил, превращая в практически неуправляемое животное, живущее одними инстинктами. Даже так называемые месяцы и годы «чистоты» не избавили его от этого чувства покинутости и одиночества среди толпы.       Веки отяжелели, стали грязевой лавиной, которая никогда не остановится на полпути, поглотит в снежные склепы все живое.       Монти был жалким карликовым кустиком, пытавшемся прорости, закрепиться корнями меж безжизненных скал.       — Монти, — это был конец. — Ты же не полезешь в это? Если что-то случится… пожалуйста, не пытайся что-то сделать. Ни ты, ни кто-либо другой не сможет повлиять на ход расследования. Вы будете только мешать. Я сам в этом убедился.       Джереми обернулся, пытаясь поймать спрятавшийся в полутьме взгляд. Он не мог видеть его глаз, даже если бы захотел. Монтгомери просто не мог. — Даже если пропадешь ты? Или Рокси? Или Тим? Или…       Лавина, мешаясь с обломками камней и валунов накрыла жалкое растение. Он больше не владел собой, наблюдая, как какой-то призрак со стороны.       — Не продолжай. Просто не лезь, если не хочешь себе проблем, — а затем, для притворной убедительности, расстроенно вздохнул. — Ты просто не представляешь, какая траурная обстановка стоит в поисковых отрядах. Там никто уже не надеется найти своих близких живыми.       В груди оставалась лишь теплиться надежда, что все произойдет быстро и почти безболезненно. Стихии было плевать, она растоптала всякий уголек тепла, в конце еще и попрыгав на нем для пущей убедительности.       Хотелось отвести взгляд. Монти знал, что теперь он это сделать может. Но дурацкое любопытство на грани с сумасшествием не давало это сделать.       — Уж прости, но бездействовать я не смогу, — жутко прошептал Монти. И этот шепот стал кровавым отпечатком на стенах.       Первый удар пришелся на лицо, в тот момент, когда и Джей и Монти меньше всего ожидали какого-либо действия. Руки будто бы были годами натренированы. Широкий размах, и клюшка стала продолжением руки, за размахом еще один удар, куда-то в брюшную область.       Мерзкий воздух застрял в глотке, не давая перевести дыхание. Но другой Монти, который продолжал методично наносить удары не переставал дышать, почти как зверь рыча, выпуская пар из носа.       Монтгомери не уследил, когда Джереми оказался в лежачем положении, одной рукой прикрывая окровавленное лицо, другую он выставил перед собой, будто ладонь с растопыренными пальцами могла остановить обезумевшего убийцу. Конечно, не могла. Еще один был точно по лучевой кости. Раздался оглушительный треск. После этого Монти ничего не слышал: ни криков, ни ударов.       Вместе с рукой сломалась и клюшка из дешевого материала. Появилась глупая мысль, что на этом все — конец. Больше не будет ничего.       Кого он пытался надурить?       Руки в кровоподтеках, и не до конца понятно, чья эта кровь: Джереми или Монти. Скорее всего их обоих. Пальцы дрожали, но эта дрожь не мешала ему завершить задуманное. Они плотно обхватили шею, с силой вдавливая в пол. С таким усердием, Монти скорее ее сломает, чем задушит.       Резкий толчок в спину выбил из оцепенения Монти-наблюдателя, утягивая к этому грязному ублюдку-Монти, которым он никогда не хотел быть, как железку к магниту.       Еще один толчок принес острую боль в пояснице. Даже адреналин в крови не смог перебить эту муку. Ноги отнимались. Непроизвольно, будто запоздало последовав инстинкту самосохранения, он зажмурился. Когда глаза распахнулись, он понял, что нависает над синеющим телом приятеля. Бывшего приятеля? Друга? Что он творит?       Он контролирует это?       Пальцы покалывало от попыток ослабить хватку, но ничего особо не выходило. Глаза Джереми были такими красными, заплывшими кровью. Нос в совершенно неестественном положении. Изо рта сочилась кровь, сколько зубов он выбил? И он все равно, несмотря на боль, несмотря на свои страдания продолжал смотреть на Монти без страха. Будто это всего лишь игра, что-то на что даже нет смысла обижаться: сейчас успокоится, встанут вместе и пойдут в обнимку лечиться.       А затем по затылку пришелся еще один мощный ослепляющий удар. Секунда. Всего одна секунда, когда он наконец-то взял себя в руки, и смог отцепиться от чужой шеи. И мир снова вокруг закружился в разноцветном потоке боли, страха и ненависти.       Он летел в эту пучину так долго и мучительно.       Грудь вспыхнула болью, когда он достиг дна этой ямы. Он раскрыл глаза.       Раскрыл и снова закрыл из-за острого яркого света. Голова шла кругом, будто бы оказалась в мигающей разноцветными лампочками карусели, грозясь в любую секунду сорваться с места и улететь куда-то далеко-далеко. Потребовалось несколько тяжелых вздохов, чтобы понять, что он снова чувствует нижние конечности с отдаленным покалыванием от невидимых иголочек, впивающихся в кожу. Выровнять дыхание до конца не выходило, но он понимал, что все наконец-то закончилось.       — Монти! Все хорошо? Эй, приятель, давай… — слащавый тошнотворный голос Фазбера был подтверждением его догадки. Ужасы, рисуемые истощенной психикой, сменились на реальные.       Парень некрасиво поморщился, пытаясь разлепить мокрые и припухшие веки. Эта была необходимость. Кто хочет, чтобы видели, какой он размазня на самом деле?       «Мне снятся кошмары, и я плачу, у-у, я такой бедный и несчастный», — мерзкий скрипучий голосок сознания заставил скривиться еще сильнее.       Все вокруг было таким белым и светлым, таким инородным и больничным. Не дай бог, он действительно оказался в стационаре.       — Это всего лишь сон, все хорошо, — руки обхватили его плечи. Это сработало лучше ведра ледяной воды на голову. Монти подскочил, как ошпаренный, отталкивая от себя Фредди. Горячо. Слишком близко. Как лезвием по мягким тканям. Наверняка на коже остались следы его ладоней.       Его глаза наконец-то смогли в полной мере различить фигуру встревоженного, перенимающегося с ноги на ногу Фредди. Кажется, он ожидал, что эти действия помогут. Придурок. Несмотря на очевидную глупость, произнесенную им, он был прав. Это был сон, который уже закончился, который Монти пережил, к которому он еще не раз вернется. Они всегда повторялись. Воспоминания сливались в единую несуразную кашу с щепоткой собственных безумных мыслей. Отличить где правда, а где вымысел было нереально.       Тело горело, будто он был заражен каким-то кожным заболеванием, это начинало даже немного беспокоить: хотелось расчесать до крови, пробраться пальцами под кожу, искоренить причину этого зуда. Перед глазами все перестало плыть. Возникло забавное чувство прозрения, будто бы сам Иисус спустился с небес, провел рукой по бедной голове, превращая его в совершенно здорового и ничем не обремененного человека. Смешок от абсурдности случайно вырвался, хотя сам Монти этого не планировал.       Он повертел головой, ожидая, что этот жест изменит его местоположение, моментально отправит домой, но, конечно же, этого не произошло.       Здесь его не было вчера. Он не видел этих стен, кровати, с которой совсем недавно свалился, чуть не разбив голову, шкафа, полок и глупых наклеек из-под кукурузных хлопьев на них. К слову, комната выглядела обжитой, не было прогорклого чувства пустоты. Везде разбросан всякий хлам: от грязной одежды, до всяких инструментов, гаечек, болтиков. В углу притаился скейтборд, точнее разрисованная яркими красками доска, а отвинченные колесики валялись рядом. Огромный змееподобный череп с высунутым языком дружелюбно подмигивал со свежего рисунка — даже пахло еще краской.       «Где я? Как вообще тут оказался?», — Монти страдальчески закусил губу, и беззвучно взвыл, обращаясь к потолку. Все вокруг ходило ходуном, в голове копошились жуки, гудя и трепыхая крылышками.       — На своих двоих. Мы вчера вместе пришли ко мне, — оказалось, что последние вопросы прозвучали вслух. Это даже немного позабавило его. По телу прошелся холодок.       Вечно холодными руками не хотелось прикасаться к себе. Он ненавидел это чувство. Но, ладони все равно коснулись обнаженной кожи.       «Обнаженной?», — пораженной химической скверной подсознание явно насмехалось над ним. Это же очевидный розыгрыш.       Но нет, опустив взгляд, до Монти наконец-то дошла глумливая мысль, что на нем, кроме нижнего белья, ничего нет. Бред. Или нет? Какого хуя?       Монти поборол в себе желание прикрыться руками, как дешевая проститутка, только лишившаяся девственности, но желание найти свою одежду было превыше всего.       — Ты… ты понял, о чем я говорю, — хриплым ото сна голосом настаивал Монти. — Я уверен, что уснул не здесь. И где, блять, моя одежда?       — Я перетащил тебя на кровать, на диване мало места. Да и не удобно, в общем-то, — просто ответил Фредди, поправляя наглаженную домашнюю футболку с криворукими «Цинциннати Редс». — Твои вещи почти высохли.       — Высохли?! Скажи еще, что и раздел меня! — воскликнул Монти, проводя пятерней по спутанным волосам. Отвратительная ситуация, которую просто так оставлять он не собирался. — Ты издеваешься что ли? Просто… Нахуя ты все это делаешь?!       — Штаны ты сам снял. Будешь завтракать? — как ни в чем не бывало, он продолжал спокойно говорить, будто бы все действительно в порядке. А затем поджал так губы, будто бы пытался сдержать свою мерзкую улыбочку. — Не то чтобы выбор большой, но у меня есть несколько пакетиков овсянки. Если что могу сгонять в магаз, тут недалеко.       — Нахуй иди. Я не завтракаю. — Терпение лопнуло. Как будто Монтгомери вообще имел его. Почему-то из всех, кого он знает, именно провокации Фазбера действовали на него как спусковой механизм: «бум» — и все вокруг в ошметках из мозгов. Чаще всего собственных, потому что развивать мысль об исключительности этого идиота совершенно не хочется.       Собственные шаткие перемещения по спальне могли бы позабавить Монтгомери, увидь он себя со стороны. Однако в данный момент его ничего не волновало, кроме необъяснимой потребности прикрыться хоть чем-то. Ему не было неловко, ему было чертовски холодно. И тонкий клетчатый плед был ему спасением. Скорее всего он под ним и спал. Плевать.       На глаза наконец-то бросилась желтоватая дверь, через которую он поторопился пройти, кутаясь с головой в приятную на ощупь ткань. Фредди, будто бы совсем не удивленный поведением гостя, просто последовал за ним, оказываясь в той же самой комнате, где Монти казалось, закончился вчерашний вечер. Где он уснул. Какая муха дернула Фазбера тащить его в спальню? Почему ему вообще пришло в голову заняться его одеждой? Что он вообще с ней сделал?       «Плевать», — повторил про себя Монти, отсекая всякие лишние мысли. Он не хочет об этом думать, и уж тем более разговаривать. Ничего сверхъестественного не произошло, подумаешь, целовались. Дальше ведь дело не пошло, а могло бы… Не пошло же?       Монти громким цоканьем оборвал себя на мысли. Хватит нагружать себя, а то с такими темпами еще и неловко может стать.       Встал, оделся и ушел — идеальный план. Первый пункт уже выполнен, осталось немного. И все было бы славно, если бы еще и преград никаких не было. Был Фредди. Этим многое сказано.       — Может, хоть чай выпьешь? Или кофе? Я хорошо его варю, еще со школы подрабатывал в одной кофейне. Только у меня молока нет. Ну, ты и сам, наверное, помнишь.       В нос ударило довольно приятным запахом хлеба, выпрыгнувшего из тостера. От кофе бы он не отказался.       Не стоило представлять, как они молчаливо, каждый погрузившись в свои идиотские мысли, будут сидеть за одним столом, опустив взгляд в кружки, и завтракать. Потому что даже от просто такой идеи закружилась голова и захотелось пихнуть два пальца в рот.       — Похуй, делай свой кофе.       Фредди прошел перед Монти и замер в проходе на кухню, по всему своему виду, говоря, что дальше не сдвинется ни на шаг. Глупый прищур глаз, ищущий какого-то подвоха, просто выводил Монти из себя, ведь совершенно никаких подвохов не было. Где спрятаться от подозрений и нелепых вопросов? Точно не в этом месте. День начался ужасно и обещал закончиться еще хуже.       — Так где там моя одежда? — заторможено переводил взгляд с Фазбера на вчерашнюю софу, а затем обратно на него.       Такое странное чувство, будто все, что он видит — продолжение сна, будто это вообще не должно происходить, но оно происходит, насильно подталкивая к самокопанию, выуживанию утерянные воспоминаний. Монти это не нравится, он совершенно не в восторге от того, что ему приходится вот так разговаривать с Фредди. Он будто бы чего-то ждет. Объяснений?       Нет, внешне он совсем не выказывает излишнего любопытства, лишь пуская какие-то незнакомые искорки из глаз. Активно делает вид, что ему все равно? Монти готов посоревноваться кому из них больше плевать. Ему абсолютно похуй. Поебать. Мегафиолетово.       — В ванной сушится, — с какой-то таинственной ноткой в голосе указал Фредди, слегка кивнув в сторону нужной двери. — Уже высохла, наверное.       — Заебись. Я пойду тогда, — поджав губы он двинулся в злополучную душную комнатушку, не давая возможности дать ответ на его слова.       В просторной ванной комнате пахло чистящими средствами. По голубоватой плитке стекали капельки конденсата. Интересно, насколько давно проснулся Фред? Спал ли он вообще? А сколько времени провел здесь Монти?       Он приложился лбом к прохладной стене. Ведь зарекся же, никаких интрижек на работе. Ему хватило пиздеца с Роксаной: в какой-то момент ее истерики зашли настолько далеко, что она могла прямо во время выступления начать выяснять отношения. Конечно, и сам Монти не воплощение идеального парня, даже наоборот, но вслух он это вряд ли признает.       — Дерьмо… — досадно прошипел Монти, а затем развернулся, уставившись на свое потрепанное отражение в зеркале. — Разберусь потом, ля-ля-ля. Идиот, блять.       После несуразной пантомимы, он ополоснул лицо теплой водой и влажными руками попытался пригладить волосы, но это было бесполезно: волоски все продолжали топорщиться во все стороны, а особо длинные пряди завивались и больше походили на конопляную веревку. Плюнув на изначально провальную затею, ладонь отрезвляюще потерла щеки, ощутив легкое покалывание отросшей щетины. Надо себя в порядок привести, иначе Рокси даже на порог дома не пустит.        Глаза ужасно чесались, будто бы песок насыпали, а еще его начало тошнить. Тянущее отвращение пронеслось по телу, застревая в районе затылка назойливой звенящей болью, будто в колокол ударили. Накатило, и тут же отпустило. Бесит это состояние.       Тело приветливо встретило еще теплые вещи, продолжительное время провисевшие на горячей трубе. Пункт номер два выполнен. Дело осталось за малым.       Стоило ему перешагнуть порог, как аромат свежезаваренного кофе приятно заполонил опустевшую в миг голову. Выбил все лишние мысли, оставляя только одну — необходимость кофеина. Сейчас же.       На кухне пахло еще приятнее. Серый пар струился над двумя некрупными белыми кружками, так и зазывая к себе, гипнотизируя спиралевидными движениями. И Монти поддался этому гипнозу, усевшись напротив Фазбера. Абсурдность ситуации зашкаливала, напряжение так и витало в воздухе, в лихом танце мешаясь с ароматом молотого зерна и поджаристого хлеба.       Перед Фредди стояла тарелка с овсянкой, которую он нехотя ковырял ложкой. Он задумчиво всматривался в содержимое тарелки, будто бы это была интереснейшая книга, и оторвался от ее изучения, только когда деревянные ножки стула со скрипом проехались по кафелю. Монти цокнул от неприятного звука, но придвинулся еще ближе к столу.       — Ты носишь браслетики дружбы? — невпопад спросил Фредди, даже и подумать не успев, насколько это бестактный вопрос.       — Чего? — надуманная Фредом бестактность, никаким образом не задела парня, а лишь в какой-то степени позабавила. Может, немного смутила, заставила посмотреть Монти на собственные руки.       Да, на левом запястье действительно болталась зелено-фиолетовая фенечка, о которой Монтгомери зачастую напрочь забывает. Она совсем не ощущалась на коже, была чем-то невесомым и неприметным — почти вторая кожа, только пестрая, как перья попугаев.       — Ну, браслетик, — Фазбер шумно сглотнул, будто бы его рот был полон отвратной каши, но на деле, он и ложки не съел. — Не поверю, что это Рокси сделала. Она не слишком… сентиментальна. Я бы предположил, что это Сьюзи могла сделать, но я не думаю, что ты бы стал носить.       Слушать ленивые догадки Фреда совсем не хотелось. Его голос в принципе не хотелось слышать. Не сказать, что безосновательно, но Монти начал медленно, но уверенно закипать. Со всей злости, которая еще не успела подступить к горлу, он отхлебнул горько-кислую жидкость, вместе с ним заглатывая и то необузданное чувство. К удивлению, кофе действительно оказался хорош. Монти, конечно, не знаток и точно не заядлый кофеиновый наркоман, поэтому ему особо и не с чем сравнивать, но лучше растворимого порошка, который даже кофе не назовешь.       — Боже, это Тим плел. Какой только хуйней он не занимался, — нехотя выдавил из себя Монти, откинувшись на спинку неудобного стула и сплел пальцы на животе. Он некрасиво ссутулился, нависая над серым столиком, и исподлобья посмотрел на Фредди.       Тот видимо только и ждал, когда установится зрительный контакт, и мягко улыбнулся.       — А как разругались то! Шуму вы тогда понаделали со своей недодружбой перетрахом… — он беззвучно рассмеялся в ладонь. — Не думал, что для тебя такие вещи важны.       — Тебе думать противопоказано, — пальцы задели кожу, едва выглянувшую из-под невзрачного свитера. Монти намеренно слегка ущипнул себя, чтобы не ляпнуть чего лишнего. Нужно немедленно сменить тему, иначе с такими темпами он вообще потеряет рассудок. — Где ты отрыл такую халупу. Еще и платишь, наверное, за нее баснословные…       — У тебя есть что покурить? — вопрос был задан в то же мгновение, прервав на полуслове парня. Мысли и без того спутаны были, а теперь еще сильнее затянулись морским узлом. — Может, найдется хоть что-то?       Они уставились друг на друга в ожидании ответов. Секундное промедление. Монти похлопал по пустым карманам и озадаченно приподнял брови: кажется, до этого в карманах что-то было, но вот вспомнить, что и где он просрал не выходило.       — Не-а.       — Ладно, — он прочистил горло. — Родители купили квартиру. А мебель… ну, что-то из дома привез, что-то докупил. Мне и много не надо.       — Не знал, что ты из рода Рокфеллеров, — несколько язвительно кивнул Монти, взглянув на скудную кухоньку по-другому, более осознанно. Такой молодой, еще сопляк, а уже при квартире и, кто знает, какие еще движимые и недвижимые вещи у Фазбера припрятаны.       — Да нет же, — парень отставил от себя тарелку, так и не притронувшись к овсянке и слегка трясущейся рукой потянулся к кружке. — Когда я выпустился из школы, я захотел самостоятельной жизни. Без родителей, их помощи и нравоучений. Хостелы, дешевые квартиры, общага, и так далее. Наш огромный дом опустел, стал слишком громоздким и неудобным для одинокой немолодой пары. Ну, они и продали его. Решили начать с чистого листа, знаешь, типа кризиса среднего возраста. Уехали в Коннектикут в трейлерный парк, а на остатки вот… Квартира мне. Точнее наоборот: сначала квартира, а потом трейлер. Ну, это и неважно.       — Не знаю я ничего о кризисе этом, — пальцы еще сильнее захватили кожу на животе, оставляя там белесые полоски от ногтей. — Знаю о кризисе двадцатилетия: вокруг все женятся, детей заводят, зарабатывают в офисах свои первые миллионы, пока ты, как малолетка, только получившая право покупать алкоголь, мечешься из одного бара в другой, и чаще всего чтобы проебать все свои гроши, а не заработать их бренча на гитарке.       Тишина, прерываемая едва слышимым гудением холодильника, наполняла кухню тягучей дымкой. Монтгомери не знал, что еще сказать. Почему он вообще должен думать об этом? Глухо стукнулось керамическое донышко кружки о стол — больше смысла сидеть нет. Он показательно поерзал на стуле, тем самым намекая, что вот, еще пара секунд, и он поднимется. Может, Фреду нужно немного больше времени, чтобы понять это?       «Еще минутка», — шептал рассудок. Разве можно ему противостоять? Живот мерзко сводит от остатка этанола в организме, а кисловатый привкус желчи, едва перебитый горечью кофе, все навязчивее подступает к горлу, обволакивая этой дрянью стенки желудка, глотку и язык.       Хватит. Монти повел плечом и решительно оттолкнулся ногами о пол. Прозвучал жалобный скулеж стула, нехотя поддавшегося воле мужчины. Смотреть в чужие глаза было ошибкой. И без того неловкая обстановка, теперь казалась просто катастрофически нелепой. Фазбер — это эпицентр нелепой хуйни. Вроде как торнадо, засасывающий в воронку все, до чего только может добраться. На его лице расплылась слабая, будто бы вымученная, улыбка. Монтгомери замер, смешно плюхнулся обратно на стул, хотя он толком и не успел поднять свою задницу, и озадаченно скрестил руки на груди.       — Что? — нога под столом нетерпеливо задергалась.       — Ничего, — Фред еще шире улыбнулся. Его затяжная хандра ненадолго исчезла, спряталась в подкорках сознания до тех пор, пока спирт окончательно не выйдет из организма. — Просто обалдеть. Монтгомери Гатор ночевал у меня. Мне казалось, что ты вообще невылазной… Ну, я слышал что-то такое.       Монти еле заметно пожал плечами. Это переходит уже всевозможные границы дозволенного. Пора валить, но тело будто бы пригвоздили, залили суперклеем, да так, что уже и стул не получается сдвинуть с места.       — Я не помню, почему ты остался. Это я предложил, да?       — Да-а, я не удивлен, что ты ничего не помнишь. — Фредди потерянно уставился на него и смешно приподнял кустистые брови. — Ты хорошо перебрал.       — Не думаю. Может быть, совсем немного. Но я помню, все что было потом, — прищурился, пытаясь выловить какую-то эмоцию на лице гостя, но оно было непроницаемым. Его голубые глаза сверкнули сталью. — Мы… Можем поговорить об этом?       — Ничего не произошло. Говорить не о чем, — грозным тоном отчеканил Монти.       — Хорошо, давай поговорим о том, что могло бы произойти.       — Так, все. Я пошел, — своенравная мебель наконец поддалась настойчивым попыткам гостя подняться, выпустила его из собственных обволакивающих объятий. В какой момент его ноги затекли — Монти не понял. Невзирая на неприятные ощущения, он плелся с уверенностью во взгляде к выходу, небрежно пнув надоедливый стул. — Голова раскалывается. У меня еще куча дел. И Рокси ждет, — на самом деле никаких пояснений и не нужно было: оба прекрасно навязчиво раскаляющуюся неловкость между ними.       «Между нами», — отразилось кислым, немного горьковатым послевкусие на языке, будто от испорченного молока. Так дело точно не пойдет. Нужно избавляться от такого говна.       Он быстро влез во все еще влажные кеды, даже не попытавшись их зашнуровать, и нетерпеливо завозился в прихожей: дернул ручку, убедился, что дверь заперта, повертелся в поисках ключа, но так его и не обнаружив, стрельнул многозначительным взглядом прямо в лоб Фазберу. Тот как будто бы и не ощутил этого, пуля лишь срикошетила от его непробиваемой головы.       — Эм, подожди, пожалуйста… — донеслось от быстро удаляющегося вглубь квартиры Фреда. — Ты, кажется, забыл…       Монти крутанул головой, и без зазрения совести торопливо юркнул в гостиную и среди идеальной пустоты в глаза сразу бросилась связка ключей, совершенно беспорядочно распластавшаяся на кофейном столике. Она нарушала всякий баланс и равновесие среди колючего порядка нежилого помещения.       — Сомневаюсь. Все, я пошел. Пока. До понедельника.       Из спальни еще доносилось едва слышимое ворчание, но Монтгомери было откровенно все равно. Он напоследок столкнулся с добродушным лицом Джереми с листовок и по телу пробежали мерзкие мурашки. При свете дня десятки фотографий, пригвожденные кнопками к стене, выглядели еще более устрашающими, чем ночью. Ключ с приятным звуком вошел в замочную скважину, успокаивающе скрипнула защелка, и растрепанный и отчего-то встревоженный парень выскользнул в подъезд. Голос Фазбера звонко отражался от стен, кривым эхом пытаясь достигнуть ушей музыканта, но тот был слишком увлечен собственными тревожными и беспощадными мыслями. Как он мог вляпаться в это дерьмо?

***

      Если закрывается одна дверь, то обязательно должна открыться другая. Очень метафорично. Еще бы знать, что это такое: литературу Монти никогда не любил и даже не пытался вникнуть в нее, в отличие от Роксаны. Та все время подсовывала ему какие-то здоровенные фолианты на тысячи страниц с дешевой фантастикой. Она была абсолютно уверена, что это единственный жанр, который мог бы понравиться Монти. Ему это не нравилось.       Кисея довольно радостно встретила мужчину, задорно завертелась от образовавшегося сквозняка, стоило двери распахнуться. Сама же дверь переживала точно не лучший период своей жизни: в некоторых местах была покоцана, облупившаяся от влаги краска походила на лопнувшие пузыри от ожогов. И несмотря на все эти свои увечья, она продолжала делать то, что должны делать все двери. Встречать и провожать.       Монти никогда не был желанным гостем, его никогда не приглашали на званый ужин в эту квартиру. И ему всегда плевать на это. Он был сам себе на уме, сам себе гость на выдуманной вечеринке трагедий.       Если не брать во внимание внешнее недовольство, Рокси на самом деле всегда была рада появлению Монти. Это было в ее глазах, как что-то вроде терапии, или банального взгляда в зеркало — он такой же, как и она. Проблемы, может, и разнились, но в общем и целом, у них сложилась одна общая картина мира, с общими недостатками, с общими страхами и, глупо это признавать, общей верой в то что когда-нибудь и на их улице будет праздник.       Рокси появилась в коридоре в одном полупрозрачном халате. Что это за ткань такая, Монти было неизвестно, но она в точность повторяла изгибы женского тела во всей красе, создавая в голове образы красавиц с картин в подобных одеяниях. Он не был знатоком искусства и уж тем более ценителем, но Роксана по его мнению была очень красивой. И она этим пользовалась, хотя никогда и не соглашалась с подобными доводами.       Завидев изучающий взгляд друга, девушка довольно хмыкнула, и поманив пальчиком, утянула вглубь квартирки, туда, где не так давно они все вместе выясняли отношения, ждали появления Фредди, пили.       По всей видимости, Рокси чувствовала себя прекрасно и выпитый алкоголь никак не тревожил ее, в отличие от Монти. Он знатно переборщил, облажался не по-детски.       — Долго мялся у двери? — промурлыкала девушка, расчесывая широким деревянным гребнем влажные после душа волосы.       — Очень.       — Заслужил, — продолжила насмехаться над ним Роксана.       Она соблазнительно оперлась немного оголившимся бедром о туалетный столик с кучей всякого барахла, который Монти описал бы одним словом — женским. Всякие скляночки, карандаши и кисти звякнули между собой из-за толчка, но чудом устояли, опасно покатились по столику, но каким-то образом не успели оказаться на полу.       «Ох, Роксана, не включай красный свет», — промычал прилипчивый мотив Монти, и с громким шелестом развалился на маленьком пуфике, совершенно не заботясь о том, как нелепо выглядит со стороны. Такой большой и злой, с красными припухшими глазами, но довольный, как кот выклянчивший сосиску, провел широкими ладонями по мягкому ворсу.       — Эта песня про проститутку, ты же знаешь?       — Высокого ты мнения о себе, — громкий зевок, и парень ненадолго прикрыл глаза, прислонившись спиной к стене.       — Да пошел ты, Монтгомери! — девушка надула губки, будто бы это ее действительно задело. Он знал, что это не так. — Каждый раз приходишь, и заводишь одну и ту же шарманку. Других песен не знаешь?       Монти как-то упустил момент, когда она включила на мобильнике скрипучую и немного искаженную из-за сломанных динамиков музыку. Она подействовала на него странным образом, будто из головы пробки выбило. Правда никаких предохранителей там отродясь не было. Все так напоминало события вчерашнего вечера.       Сомнительный музыкальный вкус Рокси, но при этом ставший уже таким знакомым и почти родным, чудодейственным способом мог как успокоить, так и развеселить. А если еще и брать во внимание почти что обнаженную натуру, влажные волосы, дорисовывающие образ некой русалочки, то жизнь вообще начинала играть яркими красками.       — Кто бы говорил. А ты можешь хоть день не слушать свою диско-попсу? — беззлобно поворчал Монти, в попытках примоститься поудобнее. Он поджал под себя одну ногу, упираясь подбородком в колено и смешно закатил глаза, когда Рокси в ответ сделала музыку громче.       — Это не «диско-попса», — она сделала пальцами воздушные кавычки, пробурчав это так смешно, что паскудная улыбка полезла на лицо. — И ты знаешь, я слушаю не только ее… Мне много, что еще нравится!       — Да, только почему-то в машине ты врубаешь какую-то жесть, а дома песню пино-колады.       — Ты шутишь так что ли? Я, по-твоему, живу в Калифорнии? Это Юта, малыш, здесь нужно кусаться и царапаться, а не звать каждого встречного покататься. — пальцы прошлись по узкому лицу массажными движениями.       — Ты только этим и занимаешься, — Монти беззвучно усмехнулся, не в силах отвести завороженного взгляда. Неприятная сухость скопилась в радужках, хотелось снова опустить веки.       Роксана продолжила прихорашиваться, смотря на себя в зеркале, как в первый раз. Изредка она бросала на Монти взгляд через отражение, ожидая хоть какого-нибудь действия, хоть какого-нибудь слова, и лишь из раза в раз получала в ответ унылое молчание.       — Боже, давай уже, выкладывай. У меня мало времени. Точнее вообще нет.       Она раздраженно цыкнула, садясь вполоборота, чтобы лучше видеть каждое движение лицевых мышц, ловить каждую эмоцию и изменение во взгляде. По неясным причинам она всегда подмечала это лучше других, будто бы у нее был третий глаз или сквозное зрение.       — И чем же ты так занята, что не можешь найти минутки для собутыльника? — отшучивался Монти. Отчего-то было сложно подобрать слова. Что он вообще должен рассказать? С чего начать? Проще было сменить тему, сконцентрировать внимание Роксаны на самой себе, а не на ком-то другом.       — Я иду на свидание. А теперь заткнись и рассказывай, что там у тебя, — она бодро взмахнула руками и подобрала со столика довольно странный и жуткий железный агрегат, который поднесла к глазам.       — Так мне заткнуться или говорить?       В ответ донеслось негромкое ворчание. Железное орудие пыток обхватило клешнями ее ресницы, оттягивая верхнее веко. Это выглядело крайне неприятно, из-за чего Монти не смог побороть в себе отвращение и скривился.       Монти совсем не хотелось отвечать на вопрос, а вот задавать — другое дело. Рокси занималась тем же самым, но будто бы менее охотно.       — А как же тот коротышка, который собирался мне морду набить? — вспомнил он, со смешком постучав пальцем по подбородку. — Уже разбежались? Или в процессе?       — Ты про Мэтта? Он гондон. — безэмоционально ответила девушка, двумя словами объясняя, что он уже в прошлом. — Я послала его, когда он начал угрожать мне большими деньгами и связями. Но при этом он жил не в какой-то огромной трехэтажной вилле, а в моей квартире! Это даже смешно.       — У тебя ужасный вкус на мужиков. Я сразу понял, что он та еще тряпка.       — Ты только что оскорбил и себя, — Монти на это лишь фыркнул.       — Так кто этот неудачник?       — Ренар.       Она произнесла это странным голосом, будто у нее было во рту что-то, что мешало говорить. В этот момент она начала красить ресницы, сосредоточившись только на этом действии. Ее лицо забавно вытянулось и рот приоткрылся, в попытках сделать все красиво и аккуратно.       Монти даже не до конца осознал, что больше его рассмешило: факт того, что она идет гулять с этим рыжим долбоебом Фокси, или ее лицо. Удержать тихий смешок не вышло, и Рокси оборвав себя, снова повернула в его сторону голову, недовольно приподняв одну бровь. Ресницы были накрашены только на одном глазу, а другой еще нет, из-за чего создавалось впечатление, что у нее, как в каком-нибудь дебильном мультике глаз больше другого.       — Неужели ты на что-то надеешься? — он широко улыбнулся, предвкушая очередную истерику подруги. — Я уверен, что он считает это дружеской встречей. Дружески посидите в каком-нибудь сквере, дружески проведет тебя домой, и ты ляжешь спать, но не сможешь уснуть. Всю ночь будешь крутить в голове мысль, что я был прав, и этот тупица не понимает никаких намеков.       — Только не принимай так близко к сердцу, но тут ты ошибаешься. В этот раз все будет идеально. Он сам меня позвал, и он прекрасно понимает намеки, — Вульф со знанием дела подняла палец в воздух, как какая-то воспитательница, толкующая детям очевидные вещи.       Монти вновь протяжно зазевал, уперевшись затылком в сложные ладони.       — С нетерпением жду твоего слезливого звонка в ночи, — он состроил грустную гримасу, пытаясь повторить заплаканную мину Рокси, и слащавым голоском, насколько его связки вообще позволяли, продолжил, — о, милый, мне так плохо! Очередной мужик обидел меня! Приходи, утешь меня.       — Даже не надейся, лузер.       — Уже бегу смывать все надежды! — на этих словах он поднялся, размяв спину, и медленным, но широким шагом двинулся в сторону ванной комнаты Рокси.       — Боже, так и думала. Я так понимаю, своего дома у тебя нет, вонючка.       Она тоже поднялась и будто бы смирившись с тем, что ей в очередной раз придется переплачивать за коммунальные услуги, раздраженно запрокинула голову, издав протяжный вздох.       — Что за детский сад!       — Не вздумай трогать мой шампунь! Ты даже если свою окислившуюся печень продашь, не сможешь возместить убытки!       Плевать. Ему слишком нравился этот сладкий фруктовый аромат. Слишком бабский, поэтому и приятный. После него он так долго может чувствовать себя чистым и хорошо пахнущим. Не то чтобы его обычно заботило, как он пахнет: не смердит за милю — значит, все супер.       Горячие струи, почти что кипяток, так будоражили привыкшее к холодному душу тело. Только ради этого он был готов заявляться на порог Рокси хоть каждое утро. И вечер. Да хоть каждые два часа. Никогда прежде он так не ценил горячую чистую воду, это было такой обыденностью, такой естественной необходимостью, что, когда он вселился в свою квартиру, напоминавшую не более чем болотце, буквально сходил с ума от невозможности справится с такой простой задачей, как искупаться. Вечно холодная рыжая вода точно не то, что ожидаешь после тяжелого рабочего дня.       Вода приводит мысли в порядок. Развеселые капельки впитывали в себя все рассуждения, как губка, стекали по телу, омывали его и сбегали далеко и навечно в трубы, забрав с собой всю дурь, крутящуюся в голове. Стоять в душевой кабине и считать капельки на кафельной плитке было чем-то сродни медитации. Прокручивать воспоминания, пока жесткая струя била по плечам, было настоящей терапией. Нужные слова сами всплывают, пробиваются сквозь остатки пены на поддоне. Только как использовать их Монти не до конца понимал.       Нагло стащив смешное зеленое полотенце и взлохматив им мокрые волосы, он вышел из комнаты, тонущей в горячем паре. Зеркало запотело, но Монти даже не собирался в него смотреть, встречая лицом и оголенной грудью прохладу квартиры Рокси. И тут же наткнулся на скучающий взгляд человека, который слишком долго кого-то ждет. Настолько долго, что уже пережил все стадии принятия, кроме самого принятия.       — Неужели. Что среднестатистический белый американский мужчина может так долго делать в душе? — она развалилась на пуфике у стены в странной позе. Вряд ли ей было удобно, но на что не пойдешь, чтобы сохранить идеальные локоны и не помять наглаженную одежду.       — Ты забыла добавить к этому описанию, что еще и сексуальный, — хмыкнул Монти продолжая растирать волосы полотенцем, превращая их в лохматое месиво. Он знал, что от подобных манипуляций у Рокси начинал дергаться глаз и появлялось жестокое маниакальное желание наброситься и выдрать ему каждый волосок по отдельности. — Думаешь эта мини-юбка поможет тебе? Такой сердцеед, как Стиви видел это уже сотни раз, ты вряд ли его этим удивишь.       Девушка оживилась и подскочила с места, оглядывая себя в зеркале со всех сторон. Испустив странный полустон, будто бы от большого усердия повернуть голову на сто восемьдесят градусов, она с какой-то скрытой, но очевидной обреченностью взглянула на Монти.       — Ты уверен в этом? — дерзко спросила она, скрывая неуверенность в вопросе.       — У него было дохера девчонок, похожих на Бритни Спирс и Аврил Лавин. Или… я не знаю, короче. Просто не будь такой навязчивой шлюшкой, если хочешь что-то серьезнее перепихона, — он просто пожал плечами.       — О, неужели я все время была, всего-то шлюшкой? — с тупой интонацией, какая обычно бывает у знойных южных проституток, протянула Рокси, приложив указательный палец к накрашенным губам. Она тут же рассмеялась, обхватив себя за ребра, будто боясь, что от смеха они сломаются. — Почему же мы до сих пор не вместе?       — Нет, я не вынесу снова твоей зеленой мины от каждого моего слова. Даже не верится, что кому-то удается находиться рядом с тобой больше недели.       — Так не хочется задевать твои хрупкую мужскую гордость, но отношения с тобой, если этот недельный экзистенциальный кризис можно так назвать, были самыми короткими и бесполезными в моей жизни.       — Самыми ебанутыми и насыщенными пиздецом, — парировал Монти.       — Хм, из-за тебя моя машина застряла в грязи хрен пойми в каких лесах, и мы почти шесть часов добирались домой. Ты заставил меня мотаться в твой старый дом, чтобы забрать твои же вещи, которые тебе не хотела отдавать Луиза. Ты порвал мою любимую блузку… Нет, это было, конечно, эпично, но это была моя, черт возьми, любимая блузка! — она поочередно разгибала пальцы, вспоминая каждую мелочь. — Ты, блять, столкнул меня со сцены! У всех на глазах!       — Это была случайность! Я просто немного не рассчитал силы. И это была всего-то репетиция, никто кроме Ванессы и Эммануэля этого не видели.       — Ты бросил в меня гитару. Мне было больно, — серьезно заключила Вульф, подчеркивая этим, что перебранка окончена. Все, точка. Никаких запятых.       — Туше, — он издал подобие смешка, наблюдая затем, как Рокси, порывшись в комоде, вытянула какие-то темные джинсы, с обилием всякого рода нашивок, и задумчиво их оглядела. — Кстати, что там с машиной твоей приключилось?       — О, — не совсем понятно, к чему именно относился этот воодушевленный вздох: то ли к джинсам, то ли к ситуации. Она нисколько не стесняясь присутствия Монтгомери, стянула с себя обтягивающую юбку, и принялась надевать джинсы. — Ничего серьезного. Мы с Чикс решили в пятницу поехать в «Зуландер». Не там припарковалась, и, знаешь же мою удачу, конечно же ее забрал эвакуатор и мне выписали долбаный штраф. И из-за этого говна нам пришлось добираться вчера до пиццерии хрен пойми как. У меня ужасные мозоли, даже показывать не буду! Кстати, не будет лишней сотки до конца недели?       — Нет. Сама виновата.       Монти повесил на спинку стула влажное полотенце, которое все это время трепал в руках, медленно строя в голове планы на ближайшие несколько часов. Поесть бы чего-нибудь было бы славно, но готовить что-то… Сущий ад. Он ненавидел это дело, чаще всего доверяясь сомнительным навыкам Ти-Джея, а позже еде на вынос в какой-нибудь дешевой забегаловке.       Суровое детство, состоящее из омерзительной стряпни Луизы и ее истерик с требованием готовить самому, если что-то не нравится, сыграли свою роль в возникновении этой ненависти. Вместе с тем, он прекрасно помнит тающий вкус яблочного пирога, который готовила мисс Моррисси, перед тем, как проведать их. Она много раз обещала, что научит их делать его таким по-особенному ароматным, но до этого никогда как-то не доходили руки. Он помнит, как они вместе с отцом готовили картофельную запеканку с мясом, и как часто все подгорало, чернело, но все равно оставалось вкусным.       — Ну, так что? — нетерпеливо спросила Рокси, вырывая из воспоминаний. Отчего-то в такие моменты он становится излишне задумчивым и сентиментальным.       — Что? — Монти не понял, к чему был задан этот вопрос, однако стоило ему озвучить свой, как в голове начала появляться очевидная догадка. Роксана никогда ничего не забывает и всегда доводит дело д конца.       — Что произошло? Я давно не видела тебя таким.       — Каким? — гнуть свою линию и казаться дурачком уже вошло в привычку.       — Боже, да ты посмотри на себя. Ты, как мартовский кот. — она приподняла брови, в ожидании ответа. Это ожидание она просто не выносила, ей всегда было важно узнавать все самые грязные сплетни и подробности первой и напрямую от непосредственных участников какого-то пиздеца. — Кто эта секс-машина?       — Да никто.       — Ведешь себя как ребенок.       — Я переночевал у Фреда. Довольна? — промямлил Монти, под конец осознавая, что в голове это звучало лучше. Грубее, отталкивающе. На деле же вышло жалко.       — Ты что сделал? — воскликнула Рокси, подскакивая на месте.       — Ну, начался дождь, и он предложил остаться. Вот я и остался, — он попытался вложить эти слова максимальное безразличие, звучать обыденно, так будто бы в этом ничего такого нет.       — И это ты мне говоришь, что со мной что-то не так? Ты ежедневно талдычишь, что просто на дух не переносишь его! А я частенько тебя сдерживаю, чтобы ты не навалял ему по самое не могу, а сейчас говоришь, что преспокойненько считал овечек у него дома?       — Я не ненавижу его, он меня просто иногда бесит. Но мне просто плевать, — он издал раздраженный рык, почти звериный. Выглядело очень недружелюбно и даже опасно, но Рокси это не впечатлило. — И не считал я никаких овец, я быстро уснул.       — Ах, так ты еще и закинулся при нем. Вот так вот просто. А от меня месяцами скрывал это!       — Да не принимал я… Блять! — ужас отразился на лице. Он вспомнил маленькую деталь, которую каким-то тупым образом упустил. Руки нервно прошлись по штанинам, похлопали по карманам, чтобы до мозга дошла страшная правда: он накосячил и просрал где-то темазепам. — Идиот!       Фредди не мог не заметить этого. Сразу вспомнилось все то, на что он сперва даже не обратил внимание. Неловкое мельтешение Фазбера, едва уловимые, но вполне ясные намеки.       «Ты сам снял джинсы. Ты, кажется, что-то забыл. Есть что покурить? Посмотри по карманам, проверь», — все просто, как два на два. Монти сильно зажмурился и рассерженно помотал головой. Гнев на самого себя, на свою пустую голову и утреннюю рассеянность вспыхнул синим газовым пламенем.       — Наконец-то ты это признал. Что еще там было? Пьяный дебош и разнос его квартиры? Жесткая мужская ебля? Разговоры по душам? Я просто не представляю, что вы вдвоем можете вытворить в замкнутом пространстве, — Рокси воодушевленно трясла руками. Было понятно, что она беспокоится, но показывала совершенно другие эмоции.       — Э, мы немного поговорили, да, — и тихо, подавляя смущение и раздражение продолжил, — а потом мы короче целовались.       На секунду повисло молчание. Перезагрузка. Лицо девушки было непроницаемым, пустым. Громко тикали часы, и этот звук был единственным подтверждением того, что время не замерло. Тишина нервирует, а ритмичное щелканье механизма только хуже делает.       — Вот честно, я больше была готова поверить, что ты достал из задницы боеголовку и теперь на месте его дома одни руины, чем в это, — тонкие брови поползи вверх. Смесь возмущения, неверия и очевидного непонимания слились в единое выражение лица, которым Рокси любит одаривать все то, что ей не нравится. — Я думала, что ты импотент. У меня даже мысли не возникало, что на самом деле ты просто гей.       — Иди нахуй, дорогая. Я не хуесос.       — Ты только что сказал, что переспал с Фредом, лузер.       — Дура, я такого не говорил. Ничего дальше не пошло.       — Да все понятно, педик. Я должна была догадаться об этом, еще с момента, когда ты жаловался мне на Ти-Джея. Значит слухи не врут…       — Не смей, — Монти тыкнул ей в бок пальцем. — Даже не думай. Нет. Я и Тимоти — никогда. Это просто плохое влияние педиков из «Зуландера». Я нормальный.       — Да-да, нормальный он, — она звонко рассмеялась, отмахиваясь от непрекращающихся тычков, которые в какой-то момент превратились в болезненную щекотку. — Когда, ха-ха, на шопинг? Теперь ты официально в моих глазах становишься страшненькой подружкой.       — Ты теперь до конца мои дней будешь плеваться ядом?       — Конечно, заднеприводный.       — Хватит, я не стебусь так над тобой, а мог бы. Интересно, какие венерички у Стиви?       Девушка запустила в него не весть откуда взявшейся диванной подушечкой. Яркой, в клеточку, с какими-то несуразными заплатками, будто бы дизайнером этого пылесборника была Сьюзен Чикс. Она прилетела бы точно в гогочущую рожу Монти, если бы в порыве смеха, совершенно случайно он не опустил голову.       Идеальные вьющиеся локоны Рокси оказались в серьезной опасности.       Следующий удар пришелся уже от Монти, и на этот раз слой косметики отпечатался на ткани подушки. После недолгой возни, которую лишь отдаленно можно было бы назвать дракой, Монтгомери с ужасным грохотом развалился побежденный на прохладном полу. В подтверждение своей гибели он даже сложил руки на груди и высунул язык.       Хорошо. По телу расползалась прохлада, сквозняк выписывающий пируэты на паркете остудил разгоряченную ненужными мыслями голову. Был еще один плюс в его положении: он видел Рокси во всей красе, снизу вверх. Особенно привлекательно она выглядела, когда подобно скале нависала над ним, уперев руки в бока и насмешливо ухмыляясь. Упругая красивая грудь колыхалась от каждого шага, сильные руки, знающие тяжелую работу, плавно, словно она плывет, взмывали вверх. Тонкие пальцы с длинными аккуратными ногтями круговыми движениями ворошили растрепавшиеся серебристые волосы, придавая им объем.       Челка весело спала на ее вытянутое лицо, закрыв собой светлые ореховые глаза. Она растерянно щурилась, пыталась вглядеться в собственное отражение в зеркале, запоздало вспоминая, что ей бы надо купить контактные линзы, а еще лучше сходить к врачу — Роксана постоянно жалуется на медленно, но уверенно падающее зрение.       «Ну ты же хорошо выглядишь с очками, зачем так мучить себя?» — мысленно ворчал парень, не находя в себе силы прикрыть глаза. Даже моргать не хотелось. Возникал ужасный страх, что за миллисекунды темноты, образ девушки развеется, она станет невидимой, незаметной. Подобно пескам пустынь, дуновение ветра разнесет в одно дыхание весь ее образ.       — Что ты теперь будешь делать? — тихо, но довольно обеспокоенно спросила она. — Без лекарства.       — Ничего, — коротко ответил Монтгомери. Вопреки собственной воле его веки все-таки опустились. — Прием у дока в четверг. До него поломаюсь, да успокоюсь       — Знаю, я, как ты ломаешься. Так, что все вокруг не поддается ремонту, а тебя лучше вообще не трогать и не видеть.       — Думай, что хочешь. Я справлюсь.       — Придешь в ночи в слезах и соплями под носом? — передразнила его Вульф. — Ох, милая, давай достанем травы, или чего покрепче, и отправимся в галлюциногенное путешествие?       Монти не стал отвечать. Посмотрел на не перестающие тикать часы. Этот метрономный звук одновременно и успокаивал, и бесил. Собрав все силы, что с каждым часом все быстрее и активнее улетучивались, он поднялся, но остался в сидячем положении. Пора выдвигаться домой.       — Ну что, мой дорогой крутой и ранимый друг, пожелаешь мне удачи? — Рокси пригладила руками кофточку.       — Ни за что. Желаю, чтобы у тебя все пошло по пизде.       — Ловлю на слове.