Тепло на высоте 20 метров над землёй

Дни тянулись невыносимо долго, а Джек всё никак не мог подобрать тот самый момент. Теоретически, он мог произнести признание в абсолютно любой момент: когда они с Коннором обсуждали результаты последнего футбольного матча, которые им передал Митч, когда они жаловались друг другу на тупиц-туристов, вновь забрёдших в лес, когда по утрам из динамика доносилось сиплое «доброе утро», или даже мелодичное пение гитары… Но всё это было как-то не так. Ну, не тот настрой. Не та атмосфера в воздухе витает. Не та погода сегодня. Нет сегодня достаточно храбрости в сердце Джека. Со дня осознания его не покидал этот страх — вдруг это всё-таки неправильно? На дворе 2002 год, и в мире, кажется, начинают принимать «таких» людей, в прошлом году впервые даже узаконили однополые браки. Но это только одни далёкие Нидерланды против всего остального мира… хотя Джек слышал и о других формах запечатления отношений с человеком своего пола, но это всё было не то же самое, что и брак… может, не стоит тогда даже пытаться что-то со всем этим делать? Не правильнее ли тогда просто проглотить свои чувства, затолкнуть куда-нибудь подальше на подкорку разума, впихнуть в деревянный ящик и забить гвоздями, чтобы точно не вырвались? Подождать, пока всё пройдёт или убедить себя, что никаких чувств в помине-то и не было? Сделать вид, что Джек никогда не гадал, как выглядит Коннор, чтобы представить, каково было бы гладить его по щекам, запускать пальцы в его волосы, обнимать его, держать за руку; ещё он никогда не представлял, какой была бы их совместная жизнь в загородном домике с садиком во дворе, золотистым ретривером, тёплыми ужинами по семейным рецептам и одной на двоих кроватью королевского размера; конечно же, Джек никогда не трогал себя, притворяясь, что это прикосновения Коннора. Не было такого, конечно. Каждый раз после такого было стыдно слышать голос друга и щёки натурально горели, благо этого хотя бы не было видно через радиоприёмник. Джек просто сквозь опущенные ресницы с тоской смотрел на далёкую вышку, вздыхая себе в кулак. На лес опустилась очередная ночь, накрывая верхушки деревьев тёмно-синим куполом с расплёсканными молочными каплями-звёздами на нём. Джек, щурясь, разглядывал каждую видимую звезду, в то время как из радиоприёмника лился стройный гитарный перебор. Нарушать молчание не хотелось. Из окна дул морозный ветерок, кусая за щёки, и заставлял прятать кончики пальцев в рукавах колючего свитера. Кружка лавандового чая испускала едва видимые струйки белого дыма, быстро растворявшиеся в холодном воздухе. Веки понемногу тяжелели, заставляя звёзды кружиться быстрее и падать с высокого неба. — Новичок, ты тут? — знакомо зашипел радиоприёмник. — Да, на связи, — встрепенулся Джек. — О чём задумался? — Я пытаюсь найти на небе Сириус, — смущённо признался он. — Ох, — захихикал Коннор. — Вряд ли ты увидишь его со своего места. Он должен быть к северу от твоей вышки. Конечно, ты можешь пойти попробовать найти его, но тогда тебе придётся прервать разговор со мной. — Лучше расскажи мне, как искать его. С севера. Поподробнее. — Всё просто. На небе рядом с горизонтом ищешь три примерно одинаково яркие звезды, стоящие как будто бы в ряд — это пояс Ориона. Они расположены очень близко друг к другу. Если продлить прямую, которую они образовывают, и опустить её к горизонту, то она укажет на выделяющуюся своей яркостью звезду — Сириус. Вуаля! — Здорово, — одними губами проговорил Джек, кладя голову на сложенные на столе руки. Ветер зашелестел мохнатыми лапами елей, покрытых серебром. Он поднял взгляд, чтобы взглянуть на Луну. Её свет укрывал лес сверху, будто первый снег. — А ты знал, — начал Джек, — что сейчас Луна убывает после полнолуния? — Я-то знал, — хохотнул в ответ Коннор. — А ты как понял? — У неё сейчас нет небольшого кусочка, так? Он в тени. Поэтому сейчас Луна приняла форму буквы «с», то есть, «спад» — она уменьшается. Если бы она росла, то ей не хватало бы кусочка с другой стороны, и она была бы, как буквы «р» — то есть, «рост». С того конца приёмника послышался смех. — Хороший способ запомнить. Откуда ты его узнал? — Отец рассказал, — улыбнулся сам себе Джек. Ночь в палатках на поляне в лесу с сестрой и папой была одним из его самых счастливых воспоминаний. Коннор на это ничего не ответил, только приёмник зашипел неразборчиво. Джека наполнило такое чувство неги, что, казалось, ещё чуть-чуть — и теплота плеснёт за край, а сам он расколется на кусочки от её обильности, как разбитая ударом о пол кружка. Взгляд в миллионный раз оглаживал скол Луны, пытаясь разглядеть знаменитые впадины, когда в голову пришла мысль. Джек внезапно вспомнил, как Кайла в средней школе фанатела по японской культуре — аниме-фаза, что-то такое. Она рассказывала множество различных фактов, но в своё время его зацепил один-единственный, показавшийся ему самым интересным, и сейчас вынырнувший из глубин памяти. Необычный способ признания в любви. Сон как рукой сняло; Джек выпрямился, не отрывая глаз от небесного светила. На удивление, он почти не чувствовал тревоги и даже не так сильно боялся: в подушечках пальцев покалывало, но он просто сжал кулаки. Он представил, как Коннор сейчас сидит в своей вышке, так же разглядывает Луну, подперев щёку рукой, другой обнимая гитарную деку, и думая о чём-то своём. Может ли Джек угадать его мысли? Думает ли сейчас Коннор о нём так же, как Джек о Хокинсе? Сравнивает ли его с самыми яркими на небе звёздами? Может, представляет, что они сейчас смотрят на небо из одного окна, касаясь плечами? В животе волнительно закололо, но Джек переплёл свои собственные пальцы, возвёл взгляд обратно к космическому спутнику и произнёс, пока не успел передумать: — Луна сегодня красивая, не правда ли? Его сердце пропустило удар. Поймёт ли Коннор вообще, что этим имел в виду Джек? С того конца радио послышался смешок и тихое согласие: — Угу, — затем ещё смешок и: — Ты знал, что в Японии этой фразой можно признаться в любви? Джек опустил взгляд вниз; костяшки пальцев начинали белеть от напряжения. — Новичок? Еле проталкивая воздух в лёгкие, Джек просипел в приёмник: — Я знаю. В треске старой машины почти что было слышно недоумение. Кажется, ещё немного — и оно загустеет, а Коннор с приподнятой бровью и вопросом в глазах материализуется прямо из воздуха. — Новичок? Что это значит? Джек прикусил губу. Твою мать. Что-то всё-таки пошло не по плану, да? — Джек? Джек вздохнул, пряча лицо в ладонях и молясь, чтобы этот момент побыстрее закончился. Но Коннор, как назло, замолчал, не давая Джеку никакого внятного ответа. Он сидел так секунду, минуту, час, а может, сутки — непонятно, потому что он не засекал время, а лишь считал его по ударам обезумевшего сердца, пока не сорвался и не выпалил в радиоприёмник: — Коннор, ты мне нравишься. — Джек… — голос друга звучал как-то непонятно, пугающе. Его тона было достаточно, чтобы Джек понял, что совершил ошибку. — Ладно, забудь. Я, пожалуй, на сегодня уже всё. Спокойной ночи. Он отключился от связи, но услышал, как Коннор говорит: — Стой! — он осёкся, видимо, осознав, что с другой стороны больше сегодня ответа не получит. — Новичок… Джек, я не знаю, что тебе сказать. Я тебя не осуждаю, но… ответить на это я тоже не могу. Я не из «этих», понятно? Но и… я… — он смолк, видимо, не зная, как сформулировать свои мысли. Джек терпеливо ждал, не двигаясь с места. С другой стороны послышался вздох. — Ладно, обсудим завтра. Новичок, если ты ещё не отключил меня… спокойной ночи, дружище. Джек как в тумане преодолел расстояние до своей кровати. Что ж. А на что ещё он надеялся? Это изначально было глупо: они лишь коллеги, они никогда не виделись, они оба мужчины. Они оба мужчины, они оба мужчины, они оба мужчины. Может, отец и в правду был прав, когда говорил, что таких нужно лечить и держать подальше от общества. Может, Коннор тоже так думает. Если Джек только что испортил дружбу с единственным во всём мире человеком, с которым у него есть связь на этой работе, то он точно сойдёт с ума от одиночества на этой вышке. «Ничего я не испортил, — пытался утешить себя Джек, — Нужно просто доказать Коннору, что я могу себя нормально вести. Ничего сложного. Просто быть самим собой.» «Если бы только быть самим собой не означало любить парней…» «Я не люблю парней.» Сколько бы в ту ночь Джек не представлял себе женских тел формы «песочные часы», он так и не смог достичь того же эффекта, которого за несколько минут добивался Коннор одним своим голосом. Что ж, возможно, он и в правду влип. *** Джек снова потерял сон. Коннор перестал играть ему на гитаре. На следующий день после «происшествия» Коннор прочитал ему будто приготовленную заранее речь о том, что ему всё равно, с кем предпочитает спать Джек, но по его голосу было слышно, что он далеко не в восторге от того, что этим человеком был он сам. Джек выслушал лекцию, звучавшую как-то неискренне, и ответил на это простым «хорошо». В их общении появилось напряжение. Джека всё чаще посещали мысли о том, что он всё испортил. Коннор теперь вёл себя с ним странно, более закрыто и сдержанно. С одной стороны Джек был ему благодарен, ведь так чувства пройдут намного быстрее, с другой… Джеку не хотелось подниматься с кровати. Он снова начал путать день с ночью, отрубаясь на полчаса то тут, то там. Коннор будил его громким профессиональным голосом, если на его участке происходила беда, и Джек выполнял свою работу, после чего возвращался в кровать, чтобы провалиться в странное нереальное состояние. Так продолжалось с неделю, прежде чем Джек нашёл себя поздним вечером на террасе своей вышки. Солнце прощалось с миром, посылая последние кровавые лучи в небо. Джек сделал фотографию, тут же скидывая её в чат с Кайлой. Перед этим сообщением в диалоге скопилось ещё штук десять таких же, помеченных красным восклицательным знаком, сигнализирующим, что они не были отправлены. Это был самый спокойный вечер с момента признания: уже приходило осознание, что ничего не изменить, да и Коннор пытался выйти на контакт — весь день сегодня рассказывал в приёмник дурацкие анекдоты, будто вычитанные из какой-то древней бабушкинской книги. Джек даже смог приготовить себе поесть что-то весомее сэндвичей с колбасой, поэтому оценивал день продуктивным на фоне последних прошедших. Коннор и в правду как будто пытался замять произошедшее между ними — большую часть времени у него получалось, но неловкость всё ещё висела в воздухе между ними. Джек был более чем рад попытаться заполнить её чем-нибудь другим, что не давило так на мозги. Со временем их общение всё-таки наладилось. Джек старался меньше думать о том вечере и своей неудавшейся симпатии, а Коннор с удовольствием ему подыгрывал, никак не затрагивая эту тему. Если бы их роли оказались переиначены, Джек уверен, что не смог бы сдержаться и начал бы расспрашивать напарника о том, каково это — быть таким. Не то, чтобы сам он чувствовал в себе какие-то изменения, но до этого ему и в правду было любопытно узнать об этом побольше. — Эй, новичок, — послышалось одним вечером из приёмника. — Взгляни-ка к северу от себя, — Джек послушно выглянул в окно в указанном направлении и без труда заметил чётко-серую струю дыма, поднимающуюся над кромками деревьев. — Кажется, это снова те самые подростки, что и в прошлый раз. Сходишь проверить? — Конечно, — вздохнул Джек. Если это и в правду окажутся те подростки, которых упомянул Коннор, то Джек будет очень зол. Уже несколько раз он замечал их всё в той же местности и в последний раз даже смог поймать одного из них и отвести к Билли, где тот провёл воспитательную беседу и созвон с родителями. Если и эта мера не помогла, то этих ребят ждут серьёзные последствия. Накидывая куртку рейнджера, Джек задумался о том, как же похолодало на улице за какие-то пару дней. Декабрь входил в свои владения, заключая лес в ледяные объятия. Стоило переступить порог домика, расположенного над кромками деревьев, и изо рта уже вырывался пар при дыхании. Зарывшись носом в воротник, Джек двинулся в путь. *** На месте костра никого не оказалось. Из глубины леса доносились крики перепуганных ворон и весёлые вопли детворы, но по громкости было понятно, что их разделяло уже достаточно приличное расстояние (по крайней мере, достаточно приличное, чтобы можно было поддаться лени и не бросаться в погоню). Джек раздражённо вздохнул: костёр, конечно же, не потушили, ничем не огородили, и в любой момент огонь вполне мог перекинуться на какую-нибудь веточку в лесной подстилке. Вокруг лежали какие-то фантики и упаковки из-под снэков, а поодаль стояло ведро с небольшими кусочками дерева, которые дровами-то не назовёшь — так, сучки. Судя по всему, именно их использовали хулиганы для разведения огня. Дети, что сказать. Джек поднял взгляд и заметил небольшой водоём, подёрнутый льдом. Подхватив ведро и высыпав из него ветки, он приблизился к кромке. Озерцо было небольшим и казалось неглубоким, а лёд приобрёл белый оттенок, символизируя прочность. Джек осторожно наступил на застывшую поверхность. Она не ушла из-под ног, поэтому он топнул, ломая лёд, из-под которого струйками засочилась вода. Этого было недостаточно, чтобы набрать жидкости в ведро и потушить костёр, поэтому Джек снова занёс ногу надо льдом, когда вдруг из-за спины послышался громкий хруст. *** Еле гнущимися пальцами он закрыл дверь на щеколду. Тут же скинул с себя насквозь сырую куртку, свитер под ней и штаны, пытаясь неистово трясущимися руками натянуть на себя сухое, оставленное на кровати. Следующим делом он распахнул печку, тут же загружая в неё дрова, с трудом откручивая крышку бензина и только с десятой попытки зажигая спичку. Даже не закрывая дверцу, он сунул руки внутрь, над затеплившимся огоньком, пытаясь согреть синие пальцы. Когда огонь подхватился, он всё-таки захлопнул дверцу, но остался на полу, пытаясь согреться и при этом не получить ожогов. — Одиннадцатая вышка, приём, — послышалось из радиоприёмника. Джек проигнорировал голос, растирая ладони, которые не чувствовали прикосновений. — Я вижу дым из твоей вышки, новичок. Ответь мне. С трудом поднявшись на одеревенелые ноги, Джек доковылял до приёмника, крутанул колёсико и просипел как можно громче: — Джек Нельсон на линии, — затем поплёлся к плите, чтобы поставить чайник. — Что с голосом? — тут же насторожился Коннор. — Новичок, что случилось? — Я упал в озеро, — с трудом выговорил Джек, срывая с кровати одеяло и тут же закутываясь в него. — Провалился под лёд. Отогреюсь и составлю отчёт. Костёр потушен, не волнуйся. — Дружок, меня сейчас как-то не костёр волнует, — нервно ответил Коннор. — Ты провалился под лёд? Как? И как ты добрался до вышки? Ты в порядке? Мне сообщить в штаб?.. — Успокойся, — выдохнул Джек, падая обратно к печке на пол и закашливаясь от повышения громкости голоса. — Дай мне отогреться. Я всё расскажу, как только приду в себя. — Хорошо. Джек облокотился головой о стену вышки. От неё исходил холод, но он не мог найти в себе силы вернуться в вертикальное положение. Выбраться из-подо льда, как оказалось, не так сложно: на подготовке их обучали этому, было даже что-то вроде практики в контролируемых условиях, чему Джек теперь был безумно благодарен. Сложно было добраться до вышки в вымокшей до нитки одежде, пропускавшей через себя кусачий мороз и кровожадный ветер, целовавший кожу мертвенными губами, истекая ледяной водой. Сложно было управлять отмёрзшими пальцами, совершенно не владея своей мелкой моторикой, и осознавать, что не чувствуешь конечностей. Да, вот это было по-настоящему сложно. Чайник на плите оглушительно засвистел. Джек из последних сил поднялся на ноги. Стараясь не спешить, он навёл себе чай, сел за стол, открывая на компьютере вкладку с формой ежедневного отчёта, и позвал Коннора: — Двенадцатая вышка, приём. — Новичок, как дела? — в голосе слышались тревожные нотки. — Ты согрелся? — В процессе, — стараясь унять дрожь в голосе и перестать щёлкать зубами, ответил Джек. — Можешь сказать, какие у тебя сегодня показатели? Не очень хочу на улицу выходить. — Температура минус пять градусов, ветер семь метров в секунду, — сказал Коннор и Джеку многое стало понятно. Непонятно только, как теперь бороться с последствиями этой замечательной погоды. — Спасибо, — пробормотал он, вбивая данные. — Как ты себя чувствуешь? — Холодно, — процедил Джек. — Хочется верить, что не заболею, но верится с трудом. — Надеюсь, пронесёт, — сочувственно вздохнул Коннор. — Как ты вообще умудрился провалиться под лёд? — Я пытался набрать воду, чтобы потушить костёр, и проломил лёд у самого берега. И тогда… — Джек нахмурился, задумавшись. — Что? — Меня кто-то толкнул в спину, — медленно произнёс он. — Я не заметил никого рядом с костром, а из чащи доносились голоса, так что я подумал, что виновники уже скрылись. Но когда я ломал лёд, сзади меня послышались звуки, а я не успел среагировать — всё произошло очень быстро, и вот я уже проламываю лёд своей тушкой. — Ты же был у берега. Там не могло быть так глубоко, чтобы ты полностью промок. — Я приземлился на лёд там, где глубина уже была в мой рост. Видимо, там просто глубокое дно, потому что я так и не почувствовал его под ногами, а пока пытался выбраться, одежда полностью промокла. — Пиздец, — вынес вердикт Коннор. — Думаешь, это был тот же, кто развёл костёр? — Скорее всего. Когда я выбрался из озера, вокруг не было ни души. — Если это снова те же самые подростки, то им следует хорошенько подумать перед тем, как снова сунуться в этот лес, — понизив голос, сказал Коннор. Повисло молчание. Джек крутил в пальцах ниточку от чайного пакетика, прокручивая в голове только что прозвучавшие слова и сверля взглядом вышку вдалеке. В ней ещё горел свет. Наверное, время уже позднее — Джек потерял счёт времени, пока разбирался с костром, но сам чувствовал себя ужасно уставшим. Почему Коннор всё ещё не спит? — Новичок, отогревайся и ложись спать, — будто услышав мысли Джека, заговорил Коннор. — Завтра постарайся пить больше тёплого и не вылезать особо из-под одеяла. А ещё укройся сверху дополнительно пледом. Тебе стоит отлежаться. И попей витамины. «Что, волнуешься за меня?» — пронеслось в голове Джека, но он вовремя прикусил язык, вместо этого произнося: — Хорошо. Только вот у меня нет витаминов. И противовирусного. — В смысле? — Они закончились, когда у меня в последний раз была простуда, а я всё забываю сказать об этом Билли. — Новичок, ты придурок, — раздражённо буркнул Коннор, а затем тяжело вздохнул. — Ладно, разберёмся. Я напишу Билли, чтобы он принёс тебе таблеток в следующий раз, как придёт. И спрошу, может ли он сделать это пораньше. — Хорошо. Спасибо, Коннор. — Не за что, приятель, — улыбнулся голос. — Ложись спать. Спокойной ночи. Береги себя. Джек моргнул. Сердце сладко заныло от последних слов. Кашлянув в кулак, Нельсон сделал последний глоток напитка и действительно направился в постель, щёлкнув напоследок выключателем света. Укутавшись в одеяло и плед, он тяжело выдохнул. Всё тело ныло и мелко дрожало. Господи, лишь бы завтра всё было в порядке. На следующий день Джек проснулся смертельно уставшим. Горло саднило. Нос постоянно тёк, заставляя шмыгать каждые пять секунд. Коннор и в правду за него волновался, постоянно спрашивая, не хочет ли Джек, чтобы он связался со штабом и попросил для него пару дней отлежаться на больничном. Каждый раз Джек твёрдо отказывался. А вечером у него поднялась температура. Он только встал за плиту, намереваясь приготовить себе еды на несколько дней, как у него закружилась голова и слабость одолела тело. Он решил немного полежать, но вскоре укрылся одеялом, а затем и пледом — и этого всё равно было недостаточно, чтобы перестать дрожать. Медицинский термометр показывал горячие 38 градусов. Увидев вердикт, Джек с досадой застонал и отвернулся к стенке. Голова болела. Тело знобило. Вставать не хотелось, даже когда со стола донёсся знакомый голос, вызывающий на связь. Лишь представив, сколько усилий придётся приложить, чтобы добраться до приёмника, Джека замутило. Он зажмурился, молясь всем богам, чтобы это отвратное состояние поскорее прошло. Время растягивалось только что сваренной домашней карамелью, приправленной взволнованным голосом из радиоприёмника, поэтому Джек даже не заметил, как его потяжелевшие веки сами собой сомкнулись, а горячечный сон накрыл с головой.