Охота на кролика

      Я смотрю на хоровод пляшущих девушек и парней и стараюсь напитаться магией впрок. Все крестьянские обряды, песни и прочие увеселения имеют древние корни, более древние, чем церковь, а потому в моменты возвращения к ним магия высекается сама собой. Простые селяне этого не видят, но я не простая селянка. Как и мои братья, я могу видеть, впитывать, распространять и использовать магию. За последний год мы неплохо так подросли, например мне уже почти не нужны куклы из сена, чтобы направить ее, куда надо.       Испив магии вдоволь, все мое тело наполняется огромной жизненной силой. После целого дня в поле самое то. Настроение улучшается, хочется смеяться и показывать маленькие смешные фокусы: смотрите, как могу, – но пастор всегда просит осторожничать, и потому я просто присоединяюсь к играм. Сейчас как раз все встали в круг, чтобы начать ловить кролика.       Игра довольно простая: кролик находится внутри круга из сцепленных за руки людей, охотник – за кругом. Кролик-девушка убегает, охотник-парень ловит, выигрывает тот, кому повезет больше к концу песни, которую распевает круг.       Тут стоит отметить, что из меня выходит отличный кролик – не одного охотника уже оставляла с носом, ведь я мало того, что красивая, так еще и ловкая. Говорю без бахвальства, это просто факт.       Знаю, что некоторые девушки поддаются тем охотникам, которые им по нраву, или просто кому ни попадя, чтоб дать парням почувствовать себя сильными, но это не мой стиль. Во-первых, не попадался еще тот охотник, которому мне б захотелось сдаться, а во-вторых, к чему мне слабак, которому я еще и уступать должна? Мужчина должен сначала сам доказать, что может справиться со мной, а там уж подумаю, надо ли мне оно… Нет, разумеется, я собираюсь выйти замуж: давно пора, мне ж целых шестнадцать лет как-никак, – но не за кого ни попадя. Пастор вон вообще говорит, что я совсем еще девчонка, нечего мне там пока делать. Не вижу причин ему не верить.       Я выигрываю круг за кругом, уже стольких охотников вымотала, что сама запыхалась. Думаю, еще один – и пора освободить место для другой крольчатины, хотя с ними играть не так интересно из-за этих поддавков.       И, разумеется, именно сейчас охотником вышел он. Мелкий засранец, дождался, когда я устану. Ну ничего, без боя не сдамся: он хоть и быстр, но туповат, так что шанс у меня всегда есть.       Песня уже перевалила за половину, а я выигрывала, но почему-то земля больно столкнулась с носом.       – Я опять тебя сделал, – задорно орет в ухо Юджи, которого, видимо, никак не трогает то, что он сидит на мне всем своим немаленьким весом.       – Слезь с меня, идиот, – ворчу в траву. – Я поддалась.       – Не, Нобара, ты старалась изо всех сил, че, я не видел, что ли, но я уже давно выучил твои трюки. В следующий раз придумай что-нибудь новенькое, а то совсем неинтересно станет.       Прицельно пинаю его по ноге: будет мне тут выкобениваться еще. Но не сильно, а больше для проформы, чтоб не расслаблялся. Итадори обиженно ойкнул, но он обиды долго держать не умеет, поэтому все равно помог мне подняться.       Можно подумать, что я вижу будущего мужа кем-то типа Юджи, он же сильнее и ловчее меня, но скорее ад замерзнет и весь мир станет отбивать чечетку, чем выйду за него или кого-то, на него похожего. Все же муж должен быть мужем, а не глупеньким братцем, за которым вечно нужен глаз да глаз.       – А где идиот номер два?       – Я все еще хочу обидеться на идиота, но рад, что ты считаешь Фушигуро вторым номером, – по интонации Юджи кажется, что он обижается больше не на то, что я его идиотом называю, а на то, что считаю идиотом Мегуми. Вообще на самом деле это не так, просто Итадори выбесил меня, вот и Фушигуро тоже достается за компанию.       По правде сказать, я люблю этих двоих, хотя не думаю, что когда-либо скажу это вслух. Все же мы, сироты, росли вместе много лет и у нас нет никого ближе друг друга. Ну и пастора Годжо, конечно. Подозреваю, у него есть любимчик – Мегуми, все же тот с мелкого возраста был с ним, еще когда святой отец служил в городе. Но пастор не подает вида: всех четверых, включая Цумики, которая уже год как создала свою семью, он воспитал одинаково. Неважно, что в этом его спонтанном сиротском приюте Мегуми и Цумики оказались первыми, а я – последней. Разве что в последние годы при других людях пастор меня не обнимает и почти не треплет по голове: кажется, это связано с тем, что я уже почти женщина и негоже мне подобные знаки внимания оказывать, даже если это святой отец.       Глупость, конечно, но таковы нравы. Не сказать, что они мне как-то особо мешают – те, кто их придумал, явно очень далеко от меня, к тому же не так мне и плохо тут живется. Эти тупые приличия больше для городских или для знатных особ страшны, а в своей деревне в три улицы мне беспокоиться и не о чем. Допустим, кто-то пустит слух, но что пара сплетников способны сделать настоящей ведьме? Я уже не мелкая девчонка, и знаю, что стоит сделать в таком случае. Меня не победить каким-то придуманным сводом о том, что мне можно делать, а чего нельзя.       Раздражает только то, что из-за этих придуманных правил я вынуждена застрять в своей деревне и не высовываться. А я ничего так сильно не хочу, как жить в городе. Иногда даже хочется родиться парнем, чтоб идти куда глаза глядят и никто мне ничего не говорил, хотя Фушигуро меня за такие слова как-то дурочкой назвал. А вот, кстати, и он.       – Набегались? – Мегуми встречает нас поодаль с таким снисходительным взрослым видом, что хочется чуть-чуть его вывести из себя. Я чувствую, что от Юджи исходит то же желание – иногда у нас с ним одна башка на двоих.       – Спасибо, что благословил нас своей заботой, – ехидно протянула я. Знаю, что Мегуми бесит собственное имя, и это самый простой способ его подразнить.       – Эй, Фушигуро, а ты думал, как тебе сложно будет в семинарии? Там же буквально учат благословлять, – вторит мне Итадори.       – Не сложнее, чем тебе, – огрызнулся Мегуми на Юджи, а посмотрел почему-то на меня. Всегда он так: то ли считает, что я глава дурацкого дуэта, то ли не может по-настоящему разозлиться на Итадори. Но сейчас, похоже, причина в ином и слова вправду предназначены мне. Мог сообщить и по-другому. Дурак.       – Ты решил окончательно? – спрашиваю я Юджи, хорошо скрывая то, как сильно меня это расстраивает. Конечно, все было решено еще летом, но я до последнего надеялась, что хотя бы один из дурачков останется в деревне. Придется всерьез мужа искать, что ли, чтоб не так скучно было.       – Да, – неловко почесал шею он и покосился на Мегуми, явно тоже недовольный тем, как мне сообщили новость. – Отец Годжо уже подготовил все что нужно, и сразу после окончания жатвы мы оба отправимся в семинарию. Но Самайн мы успеем вместе провести, обещаю!       – А как же рыцарство? Ты же хотел служить своей прекрасной даме? – решаю поддеть его, чтобы не догадался, насколько мне грустно. Глядишь, загордится еще. Юджи вздыхает так горько, будто этот здоровенный лоб и правда верил в то, что сможет стать рыцарем.       – Отец Годжо сказал сначала окончить семинарию, а потом делать, что хочу. Ну и долго это: пока я рыцарем стану, моя прекрасная Дженнифер умереть успеет. – Он тут же сплюнул и на всякий случай еще и перекрестился: – Не дай бог, конечно, долгих ей лет жизни.       Мы с Фушигуро переглянулись, пытаясь не рассмеяться: Юджи столько лет все талдычит о своей Дженнифер, хотя видел ее всего раз, когда эта знатная дама проезжала мимо наших угодий. Все, что он о ней знает, – имя и фигуру, даже лица не видел, а все надеется как-нибудь получить из ее руки платок. Ни дать ни взять – натуральный рыцарь. Не будь он безродным крестьянским мальчишкой, может, и добился бы своего.       – Пойдем, покажу кое-что, – Мегуми удается держать лицо гораздо лучше, чем мне, и он ловко отвлекает Итадори, пока тот не догадался, что мы над ним потешаемся.       Не знаю, что такого он хотел показать, но ломиться безлунной ночью в лес так себе идея, я считаю. Юджи со мной солидарен: мы оба теснимся друг к другу, сцепившись руками, пока Фушигуро, наколдовавший небольшой огонек, уверенно ведет нас сквозь чащу.       Вообще-то нам тут нечего бояться: хоть мы и не самые опытные колдуны и ведьма, но отбиться от зверя, Черного Шака или Дикого человека в состоянии. Просто мы с Юджи можем себе позволить бояться при Мегуми – он из нас самый рассудительный, так что пусть решает проблемы, тем более он же сам сюда всех и притащил.       Внезапно Итадори подскакивает на месте, отчего я тут же высоко взвизгнула.       – Меня что-то тронуло, – орет он не тише меня.       – Это Нуэ. Я ее призвал, – Фушигуро даже голос не повысил, знает, что мы его и так услышим.       И вправду, в тусклом свете огонька видно, как на его плече восседает огромная знакомая нам сова, повернутая телом вперед, а головой к нам. Кажется, я вижу осуждение в ее круглых глазах, хотя вряд ли призрачные звери могут проявлять эмоции.       – Мы так и подумали.       – Мы тебя проверяли.       Фушигуро кивает, хотя видно: ни на йоту не поверил. Остаток пути мы проделываем молча, пока он не останавливается.       – Нобара, организуй нам свет.       – Юджи, топай за хворостом.       – Я один не пойду, – тут игра в передачу ответственности дает сбой. Приходится с ним озираться по окрестностям, чтобы найти пригодные ветки. Магический огонь тоже так просто не разводится: если не дать ему пищу в виде хвороста, то он начнет есть ведьму, ее силы. Видимо, поэтому Фушигуро и попросил меня: сам успел израсходовать какую-то часть своей магии на призыв Нуэ и освещение пути.       – О, ягоды, – восклицает Юджи, и я едва успеваю хлопнуть его по руке.       – Не смей, – выставляю я перед ним палец. – Не видишь, что это невстаниха? Ее ловушкой еще называют. Сожрешь – мужскую силу потеряешь. Смотри, ягоды даже растут так, будто из женского лона.       Я срываю несколько ягод, чуток бутонов и на всякий случай еще корешки откапываю: давно не видела этого растения, ведь оно редко является человеку, так что стоит сделать запасы. Если б не Итадори, я б и сейчас проглядела. Мы с Мегуми считаем, что привычка все тянуть в рот когда-нибудь его погубит, но сейчас она сослужила для меня хорошую службу.       – Не знаю я, как ваше лоно выглядит, – смущенно бормочет он, и мне кажется, что хворост искать и не надо: все осветит его краснющее лицо.       – Зато я вдоволь насмотрелась, – огрызаюсь, опуская тот факт, что и мужскую штуку я вообще-то уже тоже видела. Одна из деревенских, когда я вылечила ее женскую болезнь, притащила зачем-то своего мужа, чтобы я посмотрела на его чресла: вдруг это он ей принес? Я об этом не просила, но впечатлений получила достаточно. До сих пор в толк не возьму: и вот этот вот странный набор должен порождать во мне страстный огонь, о котором перешептываются девушки?       С горем пополам мы в итоге разводим костер: на пару часов точно хватит. Уже не так страшно, но мы все еще жмемся друг к другу, на этот раз привлекая к себе и Мегуми: все же он лучший из нас в обращении с животными, и с живыми, и с призрачными. Тут-то я и замечаю, что небольшая полянка подозрительно ровной формы, а обрамляют этот почти идеальный круг крохотные грибочки. Отец Годжо упоминал, что такие остаются после шабашей, но в наших краях ни одного шабаша замечено не было, иначе я б давно уже побывала там.       – Так это ведьмин круг? Как ты его нашел?       Фушигуро чуть улыбнулся, взглянув на нас, прежде чем начал складывать руки в различные знаки и бормоча длинный заговор. Мы замираем и не издаем ни звука – чем сложнее магия, тем важнее ее не нарушать, не мешать колдуну, который придает ей форму. Порой бывает достаточно отвлечься лишь раз, чтоб адская гончая пришла по твою душу.       Когда он заканчивает, то тяжело дышит, а на лбу выступает пот. Я еще не понимаю до конца, чего именно он добивался, но примерно представляю, сколько сил у него на это ушло. Мы с Юджи, не сговариваясь, кладем на него ладони и передаем чуть-чуть своей магии, почерпнутой после вечерних гуляний.       Внезапно в освещенный круг просунулась чья-то морда. От испуга я громко икнула, а Итадори, даром что может одной левой медведя забороть, тут же прижимается к нам.       – Это адская гончая? Или черные псы? Фушигуро-о, не молчи, – он принимается трясти Мегуми, а тот лишь тяжко вздыхает.       – Ты видишь, что пес белый? Это грим.       Мы с облегчением выдыхаем и начинаем трепать грима за ушами: оказывается, если не понапридумывать себе всякого, он очень даже милый, вон как довольно тявкает, когда его чешут. Я замечаю, что он тут не один – с ним еще один грим, но черный. А вот целая свора кроликов и даже огромная лягушка.       Мегуми шепчет под нос заговор и окружает нас барьером невидимости. Из темноты леса появляются другие, обычные звери, думающие, что нас тут нет: изучают, обнюхивают призрачных, пытаются поиграть с ними. Я чувствую себя просто чудесно. Наблюдать за жизнью природы – это так красиво и естественно, что силы вновь наполняют меня, но на этот раз источник я сама.       Такое редко бывает, что ведьма может восполнить магию самостоятельно, чисто из внутреннего ресурса. По словам пастора, это из-за того, что с каждым годом мы все дальше отходим от древних истоков, поскольку пытаемся изменить природу, получить от нее как можно больше, а не ждать, пока она поделится сама. Но сейчас один из таких редких случаев, и я безумно благодарна Фушигуро, что из всех прощальных подарков он выбрал вот этот.       Я прижимаюсь к нему чуть крепче и кладу подбородок ему на плечо, стараясь не издать ни звука, чтоб не спугнуть зверей.       – Они чувствуют, что что-то не так, но им все равно интересны призрачные тени, – еле слышным шепотом объясняет мне происходящее Мегуми. Я тихо киваю: мне не так интересна логическая сторона происходящего, мне достаточно того, что все это есть, а я сижу тут с двумя своими идиотами. И даже готова простить Фушигуро, что он забирает Итадори с собой.       Я почти сразу поняла, что последнее слово было не за отцом Годжо, как Юджи мне сказал, а за Мегуми, к которому он прислушивается чуть больше, чем к остальным. Ну и конечно, я не упустила шанса предъявить это Фушигуро: не в моем характере что-то замалчивать.       Это случилось спустя неделю, когда жатва уже завершилась и мы собрались на небольшую трапезу в узком кругу, чтобы проводить их обоих. Сперва пришла и Цумики со своим кошмарным мужем (может, он и хороший человек, но я уверена, что сестра достойна большего), однако они быстро ушли: она на сносях и быстро устает, а после жатвы ей стоит побольше лежать, чтобы подкопить сил перед появлением девочки.       Я уже давно увидела пол ребенка и заранее их об этом предупредила, когда плод еще можно было вытравить, ведь большинству не улыбается получать вместо дополнительных рабочих рук груз, который надо будет со временем куда-нибудь скинуть. Не мои слова, но так на девочек смотрят часто. Однако и Цумики, и ее муж только обрадовались. Тогда-то я и впервые подумала о том, что мужик не такой уж и кошмарный. Хотя, быть может, дело все в том, что это их первый ребенок: я не раз наблюдала, с каким трепетом родители ждут первенцев, а последующие дети растут что сорняк в поле. Все же лучше не буду об этом думать: чего загадывать? Тем более Цумики наполовину воспитала нас троих, так что волноваться, пожалуй, смысла нет.       Мы вчетвером заметно расслабились после ухода пары: у Цумики, как и у ее муженька, предрасположенности к магии нет потому мы не посвящаем их в наши особые дела и в целом даже наедине с ней стараемся ничего такого не сказануть. Зато сейчас можно поболтать спокойно – вон Юджи сразу пристал к отцу Годжо с очередными просьбами научить его каким-то трюкам. Тут все как обычно: как бы громко Итадори ни уговаривал пастора, тот отвечает лишь смехом, и звонкость смеха повышается с уровнем голоса Юджи.       А мне не удается развеселиться: я еще яснее осознала, что завтра ранним утром увижу своих названных братьев в последний раз. Обычно мы с Юджи и отцом Годжо, который большую часть времени тот еще веселый дурачок, объединяемся в поддразнивании Мегуми, но на этот раз, пожалуй, без меня. Надеюсь, они не заметят моего настроя и не попытаются его поднять какой-то очередной глупостью вроде переодевания в мои юбки, а такое уже было.       Фушигуро единственный замечает, что мне не до смеха, и зовет прогуляться. Не откажусь.       Он болтает о какой-то ненужной ерунде, что совсем на него не похоже. Что-то о том, чему обучится в семинарии и чему уже научил свою кошку.       – Мы будем писать тебе письма. Каждый день. Я и Юджи заставлю.       – Зачем ты забрал его у меня? – черт, не хотела этого произносить, да еще прозвучало так драматично. Лучше бы шло, как идет: незачем лишний раз сотрясать воздух, когда все уже решено.       Но Мегуми почему-то не дразнит меня за излишнюю чувствительность, как я ожидала, а молчит, всерьез обдумывая вопрос.       – Просто для меня он значит больше, чем для тебя, – наконец признается он так тихо, что, если бы не глухая ночь, я бы точно не расслышала. И делает все еще хуже: я порой забываю, что Фушигуро всегда платит той же монетой, и на мою откровенность он пошел с ответной честностью. Мог бы сказать, что я тут не одна остаюсь, а с Цумики, с отцом Годжо, и был бы прав, да соврал бы хоть.       – Ну что ж, теперь я могу не беспокоиться, что Юджи найдет себе жену раньше, чем я – мужа, – неловко пытаюсь отшутиться я. – Погоди, ты из-за этого его уговорил, из-за того, что я сказала, как Озава собирается ему признаться?       – Да при чем тут это?       Вообще мне несложно общаться с ним на серьезные темы. Как-то так получилось, что для придурковатых идей я объединяюсь с Юджи, а с Мегуми у нас более глубокие разговоры. Просто сейчас я не уверена, что он меня поймет. Все же он парень, вон в городскую семинарию его отправляют. Откуда ему знать, каково это – куковать в своей деревне без возможности вырваться?       – Даже если это так, то что, ему сейчас остается только жениться на Одзаве, плодить детей, чтоб пашню можно было увеличить? Ты и без меня знаешь, что он способен на большее, чем посредственная крестьянская жизнь. И ты, кстати, тоже, – Фушигуро распалился так, что все же зашел на запретную территорию. Ну держись, благословение мое, я расскажу тебе о посредственной жизни.       – То есть я виновата, что не могу уехать? Посмотри-ка на него, легко тебе трындеть, когда стать знахаркой и не попасться на инквизитора – верх возможностей. Не забывай, что для большого мира я женщина, в конце концов, колодец греха, которому только и остается, что плодить детей, пашню и не высовываться.       Мегуми прикусил язык: вспомнил наконец, что такой же разговор у нас был после сватовства к Цумики. Он тогда тоже был в бешенстве, пока я его не успокоила. Впрочем, мы оба до сих пор считаем, что она могла найти кого получше, чем мужичка, имя которого мы запомнили только месяца через два после свадьбы.       – Не извиняйся, – перебиваю его до того, как он успевает хоть что-то сказать. Для меня раскаяние на его лице лучше всяких сожалений.       – Я поговорю с пастором. Мне кажется, есть выходы.       – Ну поговори, – пожимаю плечом я, хотя сомневаюсь, что у него что-то выйдет. Я уже говорила с отцом Годжо, и не раз, но мы до сих пор ни к чему не пришли.       Мегуми, к слову, единственный, кто зовет святого отца пастором. Мы все знаем, что тому нравится, когда его зовут отцом Годжо, а нам с Цумики и Юджи нетрудно это сказать. Только Фушигуро до сих пор упрямится.       – Ты только смотри завтра глаза не выплачь. Хотя бы до отъезда продержись, а то Юджи тоже разноется. Вы как дети малые в этом плане: стоит одной расхныкаться, как второй сразу сопли на кулак наматывает, – наконец он решает попытаться меня поддразнить, что означает: тема закрыта. Правда, Мегуми забывает, что у меня опыта побольше будет.       – Когда это я плакала? Тем более разве тебе не будет приятно, если он прильнет к твоему сильному плечу, чтобы излить свои горести? – ласково интересуюсь я, повторяя любимое движение Юджи: положить руку Мегуми на плечо и печально повиснуть, поглядывая снизу вверх со скорбной миной.       – Хватит, – стряхивает меня он. – Мы оба знаем, что это грех.       – В каком-то из писаний у отца Годжо говорилось, что ничего, если мальчики шалят. Ну, если только мальчики, разумеется. Видимо, потому что от этого дети не родятся и эти грешные создания женщины не при делах. И вообще главное – вовремя покаяться.       – Так можно про что угодно сказать.       Не знаю, почему именно в этом вопросе Мегуми так зациклен на грехе. Если верить церкви, мы за ведьмовство дружно загремим в ад в любом случае, так чего нам терять?       – Ну ты завтра мне намекни, если что, твоя сестричка все устроит, – подмигиваю я, решая не переубеждать. Сами разберутся, а мне и своих забот хватает. У хорошей ведьмы есть правило: не лезть в любовные дела, а то все пойдет наперекосяк, причем настолько, что собирай потом клочки по закоулочкам. Мне думается, это потому, что любовь тоже своего рода магия, которая должна лучиться естественно, как и древняя природная энергия, из которой мы черпаем силы (правда, отец Годжо другого мнения). Поэтому, например, приворотами я не занимаюсь: стоит вмешаться в естественный порядок вещей, как принимай потом тумаки на свою судьбу.       Несмотря на то что Мегуми повел себя... как Мегуми, прощание получилось почти идеальным. За исключением, конечно, того, что слова своего я так и не сдержала.