Воспоминания, что проносятся сквозь годы

Жизнь похожа на ужасно несмешную шутку. Кого-то вселенная благословляет, лелеет с самого рождения, предоставляя все на блюдечке, ограждая от любых трудностей. Такие люди похожи на бабочек, которые родились сразу в коконе, не проживая скучную и однообразную жизнь гусеницы. Им судьбой предначертано летать. А других вселенная обделяет, забирая все до последний капли. Такие люди похожи на мотыльков, которые рождаются лишь для того, чтобы стать кормом для хищников или сгореть, пытаясь дотянуться до света. Митсуко сгорать не планировала. Она вообще жизнь старалась не планировать, надеясь ни то на волю случая, ни то на судьбу. Все равно планы никогда не сбываются, так зачем время тратить? Но и попасть в лапы хищнику — вариант совсем не для нее. С двенадцати лет Митсуко ощущала, что ее эмоциональный диапазон с каждым годом становится все меньше и меньше. Сначала она перестала сопереживать одноклассницам, рассказывающим о влюбленностях, переживаниях и проблемах. Затем она перестала испытывать отвращение, смотря на пьяную тушу отца, развалившегося в коридоре прямо в ботинках и куртке. А после она перестала чувствовать боль от очередного удара по лицу, которое было так похоже на лик женщины, что родила ее. Со временем она перестала чувствовать и себя. Особо не разбирая голода, холода и одиночества. Просто делала то, что нужно, поддерживая в теле жизнь. Детская сказка слишком рано стала похожа на взрослую реальность. Предательство, одиночество, насилие и смерть сопровождают Митсуко уже столько лет, что и не вспомнишь, что стало точкой отсчета потерь. Возможно, первый раз розовый фильтр спал с глаз Митсуко в десять, когда в узком переулке ее попытался изнасиловать какой-то вусмерть пьяный мужик. Сбежать от плохо стоящего на ногах тела было не так уж и сложно, но кошмары с главным действующим лицом, от которого пахло перегаром, не прекращались еще с месяц. Вторая встреча с суровой реальностью не заставила себя долго ждать. Недалеко от детской площадки, находящейся где-то между вереницами жилых домов спального района, какой-то богатый придурок сбил двенадцатилетнюю девочку, которая переходила улицу. Хана не смогла дождаться приезда скорой, маленькое хрупкое сердце остановилось всего за пару минут до прибытия медработников. Митсуко впервые тогда плакала навзрыд, осознавая, что больше никогда не сможет обнять подругу. Третий удар судьбы стал решающим, переворачивающий внутренности наизнанку и закрывающий крышку гроба, в котором были похоронены детские мечты и надежды. Навсегда покинув свой дом, мужа и ребенка, мать Митсуко на прощание оставила лишь короткую записку. Содержание этой записки тринадцатилетняя девочка увы узнать не смогла, разъяренный отец сжег ее быстрее, чем Митсуко смогла до нее добраться. Именно тогда Митсуко поняла, что люди — удивительные существа. Ведь тихий, любящий отец всего за пару дней превратился в существо, наполненное ядом, который нужно было куда-то сплевывать. «Ты копия своей шлюхи-матери. Ты ничто. Ты никому не нужна. Тебя не за что любить. Ты даже не человек. Ты просто пустышка». — каждый день словно мантру повторял он на протяжении полутра лет, подкрепляя свои слова ударами по хрупкому телу подростка. Митсуко не бабочка и летать по голубому небу ей не светит. Ей, наверное, вообще в жизни ничего не светит, да и не мечтает она уже ни о чем. Просто прожить новый день, просто сделать глоток свежего воздуха, просто снова что-то почувствовать. В своей голове одинокими, холодными ночами она сотни раз пыталась вспомнить, какого это — быть счастливой, улыбаться искренне, быть живой. Но даже вспомнить это оказалось для нее непосильной задачей. Болезненные воспоминания заполонили голову, оставляя вместо прошлого одно сплошное облако дыма, пахнувшее никотином, сиропами и горечью. Сбежав от отца, Митсуко осталась по настоящему одна. Спасительное одиночество казалось ей раем. Синяки медленно, но верно сходили с бледного, худого тела, оставляя после себя лишь чистую кожу. Тогда Митсуко поняла, что тело — лишь оболочка. Его можно подлатать, залечить, исправить. А душу ей кто-то исправит? Блуждая по миру в попытках снова ощутить хоть какие-то эмоции, Митсуко наотрез привязываться к людям отказывается. Парадокс, которые переступить выше ее сил. Стена, построенная забитым плачущим подростком, сидящим в углу темной комнаты, недалеко от храпящего отца, который валялся левой стороной лица прямо в своей рвоте, простирается выше уровня неба, заканчиваясь где-то далеко в космосе. — Ты путаешь, Дракен… — скрежет наспех собранных осколков разбитой души звенел в ушах девушки — Я не та странная девочка с дурацкими пластырями на коленках и глупой улыбкой. Мне нахуй не сдались твои разговоры по душам. — Тогда… Почему ты плачешь, Митсуко? — прошептал парень, горячее дыхание которого обжигало лицо девушки. Митсуко неосознанно дотронулась до своих щек. Мокро. Правда мокро. Она что, плачет? Тихий всхлип разорвал тишину, оглушая и без того выпавшую из реальности девушку. Она не может плакать. Просто не может. Парень без лишних слов притянул Митсуко к своей груди, обнимая ее за плечи широкими руками. Она не сопротивлялась, уткнулась носом в холодную светлую куртку, пачкая ее своими слезами. Теплая рука коснулась ее макушки. Дракен аккуратно, боясь спугнуть девушку, гладил ее по волосам, продолжая прижимать ее к себе левой рукой. Неконтролируемые слезы продолжали стекать по щекам Митсуко, которой все то, что происходит сейчас, казалось сном. Ее никто не может обнимать. Ее никто не может успокаивать. Она не может плакать. — Я никому не нужна. Я — ничто, просто тень. Я не человек, я — пустышка… — в полубреду шепчет Митсуко давно заученную мантру в грудь парню. Рука на макушке остановилась, парень резко отодвинул девушку от своей груди, пытаясь найти ее глаза. Митсуко бездумно смотрела в грудь парня, продолжая проговаривать те слова, которые слышала сотни раз. — Митсуко, очнись. — с силой дергая ее за плечи, громко сказал Дракен, пытаясь привести девушку в чувства — Ты мне нужна. Нужна, слышишь? Девушка перевела на него свой помутненный взгляд. Она не видела его лица, пелена слез и событий далекого прошлого создавали стойкую преграду между ней и реальностью, в которой парень отчаянно пытался привести ее в чувства. Острая боль в груди, казалось, была совсем не фантомный, а вполне реальной, разрывая Митуко изнутри. Все тело ломило от давно сошедших синяков. А мысли не успевали формироваться в голове, в которой безостановочно прокручивались события прошлого, создавая перед глазами невообразимую киноленту боли от первого лица. — Дракен… — хриплый шепот вырвался из глубины разбитой души прежде, чем сознание успело понять то, что происходит — Спаси меня… — Хорошо, Митсуко. — накрывая шеки девушки теплыми ладонями, ответил он — Я обещаю, что спасу тебя. Горячее дыхание парня обожгло соленые, обветренные губы Митсуко. Легкое, почти невинное касание, казалось, отрезвляющим. Дракен аккуратно прижал девушку к себе, одной рукой обнимая ее, а другой приподнимая лицо. Его теплые губы со щемящей нежностью прижимались к ее рту, забирая острую боль и принося вместо нее новое, неизведанное ощущение спокойствия. Не бескрайней пустоты, а тихого штиля, что наступает после всеразрушающей бури. Неожиданно в голове Митсуко пронеслась мысль о том, что мотыльки тоже умеют летать, а свет может быть теплым, а не обжигающим.