***
Сейшу не знал точно, когда это началось. Но чем старше он становился, тем сложнее ему приходилось, и что-то с этим сделать – он не мог. То ли ещё в самые юные подростковые годы, когда Аканэ была жива, то ли когда они с Коко стали старше. Он замечал, как Хаджиме смотрит на его сестру, как тепло отзывается о ней, и Инуи ловил себя на мысли, что сам смотрит так на своего друга. И если первое время он не замечал такого повышенного интереса со своей стороны, то, становясь старше, уже просто отказывался думать об этом и признаваться даже самому себе. Но после смерти сестры и того злосчастного поцелуя, который окончательно расставил всё по своим местам, Сейшу понял определённо точно — Коко видит в нём Аканэ, а сам Сейшу влюбился по уши, но никогда не скажет об этом. Правда, он наивно полагал, что это всего лишь детская влюблённость, которая с возрастом пройдёт. Но через несколько лет он с ужасом осознал – не прошло, а только стало сильнее.***
— Сегодня Акихиро устраивает тусовку у него дома, — говорит Коко, толкая Инуи в бок. — В честь чего? Они идут по улице, иногда пиная небольшие камешки, попадающиеся им на пути, носками ботинок и смотрят на пасмурное небо. Сейшу чувствует себя уставшим, и ему хочется просто завалиться спать и не вставать с кровати вплоть до завтрашнего утра. — Его родичи уехали на отдых, а у них теперь две собаки, поэтому Аки оставили дома, — пожимает плечами Хаджиме. Акихиро Сато не так давно вступил в группировку Чёрных Драконов, и большинство не понимало, что он там забыл: примерный сын, проблем с законом не имел, так ещё и богатенькие родители шли комплектом. Поэтому он часто всех угощал выпивкой, оплачивал обеды и иногда приглашал к себе — выгодно. Поэтому выгонять его никто не торопился. — Так ты пойдёшь? — после минутного молчания снова спрашивает Коко. Инуи не горит желанием куда-то идти, в последнее время его всё чаще стали выматывать эти посиделки в окружении большого количества людей; Коко, словно предвидя ответ, добавляет: — Я не хочу туда идти без тебя, Инупи. Сейшу шумно выдыхает. Снова Он это делает. Хаджиме говорит так всегда и не врёт: он согласится на любую авантюру, пойдёт куда угодно, за чем угодно и с кем угодно, при условии, что и Инуи будет рядом. Сейшу молчит и устремляет взгляд наверх, убирая руки в карманы. – Инупи, – повторяет Хаджиме с нажимом в голосе, намекая, что отказы не принимаются. – Коко, – парирует Инуи, поворачивая голову в сторону, и их взгляды встречаются. Он стойко выдерживает этот взгляд не моргая, но в конечном итоге молча кивает, не в силах противостоять настойчивым, прищуренным глазам Коконоя, которые выворачивают его душу наизнанку.***
Они приходят с небольшим опозданием, если это так можно назвать, когда половина народа уже разбрелась по разным углам; кто-то пригласил и много девчонок, поэтому в доме звучали женские голоса и звонкий смех. — Хочешь выпить? — предлагает Хаджиме. — А зачем мы ещё пришли? — вяло отвечает Сейшу, пожимая плечами. – Ты сегодня как будто бы не в духе, – замечает Коко, осматривая Инуи внимательным взглядом. Не в духе? Сейшу и рад бы ответить, что тот ошибается, и всё с ним прекрасно и радужно, но правды в таком ответе не было бы никакой абсолютно. Странные мысли в последнее время начали одолевать его разум всё чаще, из-за чего находиться рядом с Коко становилось сложнее. Относиться к нему как и прежде – как к другу детства – становилось практически невыносимо, потому что хотелось взять Хаджиме за руку и коснуться его губ, прям он когда-то сам много лет назад. – Просто планировал провести вечер дома. Они сидят на диване у окна, неспешно потягивая пиво из банок, и Коко не упускает возможности то наклониться поближе, говоря о громкой музыке, хотя они и были достаточно далеко от колонок; как будто ненамеренно касается руки Сейшу и его колена; подсаживается вплотную и почти не обращает внимания на собравшуюся массовку во всём доме. От этого Инуи было сложнее всего – он не хочет тешить себя напрасными иллюзиями, поэтому видит лишь два варианта возможного исхода: первый – Хаджиме ведёт себя так, потому что не замечает в таком поведении никакого иного подтекста, кроме дружеского; второй – в нём по-прежнему видят старшую сестру. И узнать, что к нему повышенный интерес лишь из-за этого, он не хотел бы. А третий вариант, где Коко мог бы увидеть в нём нечто большее, чем друга или замену старой любви, он даже и не предполагает. – А я думал, что тебе нравится проводить время со мной, – после долгой паузы Коко пожимает плечами, отставляя пустую банку на пол. – Или ты предпочитаешь проводить время вдвоём? Инуи в лёгком недоумении поворачивает голову, и по телу проходит какой-то странный мандраж от того, как Коконой на него смотрит. В глазах непонятный для него странный блеск, несвойственный ему будто, и ресницы чуть подрагивают. Завораживает. – Коко? – вопросительно тянет Сейшу, искренне недоумевая, какого ответа от него ждут. И самое главное – для каких целей он интересуется подобным. Взгляд Хаджиме с каждой последующей минутой молчания приобретает какой-то серьёзный оттенок, что выглядит ещё более странно. – Ты не ответил на вопрос, Инупи, – твёрдо говорит Коконой и придвигается ещë ближе, внаглую касаясь своим коленом колена Сейшу. У Инуи внутри сладкой истомой разливается какое-то приятное чувство, тихий восторг, что кончики пальцев нервно подрагивают, а смотреть в глаза напротив становится почти невыносимым испытанием. Молчание снова затягивается, и напряжение между ними можно нащупать собственными ладонями. Хаджиме даже не моргает, продолжая настойчиво сверлить его взглядом. – Мне нравится проводить время с тобой, – твёрдо отвечает Сейшу, хотя сказать это чётко и без единой запинки удаётся с большим трудом. Сначала Коко смотрит изучающе, словно проверяя его на правдивость слов, но потом он расплывается в широкой улыбке и хватает Инуи за руку. – Тогда идём со мной. Сейшу кажется, что с ума сошёл либо он, либо Коко. Потому что Хаджиме за руку держит крепко, пальцы их сплетая почти до боли, пробираясь сквозь толпу и не давая возможности их ладони разъединить даже случайным образом. И Инуи плывёт за ним будто, покорно следуя, и сам пальцы держит до того крепко, что, кажется, будто отлепить их друг от друга не сможет ни один из присутствующих.***
Хаджиме закрывает за собой дверь на замок и прижимается спиной к кафельной плитке, смотря на Сейшу взглядом чуть прищуренных глаз, и в этот момент он в точности напоминает змею, готовую напасть на свою жертву в любой момент. И чуть раскосые глаза заставляют Инуи задуматься о количестве выпитого алкоголя, и он напрочь забывает, что они успели одолеть лишь по две бутылки. – Коко, ты пьян? – Тебя правда интересует только это? – он подходит ближе, и его глаза раскрываются чуть шире, когда кончики пальцев едва ощутимо касаются ожога на лице Инуи. Меня интересуют многие вещи, но я никогда не озвучу их вслух. – Да, только это, – щетинится он и сам мысленно готов ударить себя за чересчур резкий ответ. Хаджиме этот тон отлично чувствует, и что-то внутри неприятно шевелится от этого. Он ощущает раздражение и желание треснуть Инуи по голове с такой силой, чтобы до него дошло, как Коко к нему относится. Потому что если тот не понимает настолько прозрачные намёки, которые понял бы любой детсадовец, то он уже и не знал, как ещё можно сказать о своих чувствах. – Интересно, – Коконой плечом подпирает стену, складывая руки на груди, и на Сейшу смотрит с осуждением, – это правда, что блондинки, в данном случае блондин, туповаты? Сейшу смотрит на него с нескрываемым удивлением и лишь рот приоткрывает, невольно дёргая верхней губой от негодования. Он не находит ничего лучше, кроме как ядовито выплюнуть: – Не знал, что ты считаешь Аканэ тупой. Считаешь, а не считал – он даже не замечает, в каком времени говорит о ней. Коко сейчас, прямо в эту секунду, вмажет Инуи с такой силой по лицу, что того увезут с сотрясением мозга. Его руки сжимаются в кулаки, и он волей неведомо каких сил сдерживает себя, чтобы не ударить. – При чëм тут твоя сестра? – грубо спрашивает он, и из него вырывается недовольное шипение. – Аканэ, в отличие от тебя, тупой никогда не была. А вот Коко использует правильное время, говоря о ней, и этого Сейшу не замечает тоже. – О, да она во всём хороша, я это понял, мог бы не повторять. Тогда Коко подходит совсем-совсем близко и позволяет себе осматривать лицо напротив не просто внимательным, а сканирующим взглядом, разглядывая любое изменение в мимике, подрагивающие светлые ресницы и такие заманчивые губы. Просто чертовски заманчивые. – Ну почему ты такой придурок? – вопрошает Хаджиме, несильно, но ощутимо ударив Сейшу в плечо кулаком. Они смотрят друг другу в глаза с минуту, пока в ванной царит абсолютная тишина – кажется, будто они и не дышат вовсе, просто пялятся в глаза напротив, не сказав ни единого слова и не издав ни единого звука. И Сейшу целует Коко первым. Не совсем уверенно, вкладывая в этот поцелуй всего себя: боль, тревогу, разочарование, безнадёжность и бесконечную симпатию – он не хочет называть это любовью; симпатию искоренить гораздо проще, а любовь – слишком сильное чувство, чтобы запереть его в себе и не выпускать наружу. Он сминает губы напротив, крепко зажмурившись, и цепляется за предплечье Коко, до остервенения впиваясь в кожу ногтями; целует жадно, пылко, как будто им придётся после расстаться без возможности увидеться когда-либо. И Сейшу, погружённый в свои собственные мысли, даже не замечает – он вообще сегодня ни черта не замечает – с каким напором ему отвечают, пытаясь ни то подстроиться под этот жадный поцелуй, ни то перехватить инициативу. Инуи нехотя отстраняется, резко оттолкнув Коко от себя, когда ощущает странную пустоту внутри и желание спрятаться и забиться где-нибудь на другом конце города, страны, а ещё лучше планеты, чтобы никто и никогда не нашёл его. Потому что как только Хаджиме его спросит о произошедшем – он не сможет сказать ничего внятного. И смотреть на него он даже не хочет. – И после этого пьян я, Инупи? Тон голоса Коко игривый и невероятно довольный; он с нескрываемым удовольствием облизывает влажные после поцелуя губы и проводит большим пальцем по нижней губе Сейшу. – Заткнись, – Инуи огрызается и прикрывает ладонью лицо, отталкивая от себя Хаджиме. Чуть погодя он добавляет, не скрывая в голосе какой-то тоски: – считай, что мы теперь квиты. До Коко доходит не сразу и даже спустя пару минут он не понимает, о чём идёт речь. Но когда глаза Сейшу устало прикрываются, всё встаёт на свои места мгновенно. – Так ты не спал, – усмехается Коконой. – Ещё и помнишь об этом спустя столько лет. – А ты, стало быть, забыл об этом? – не упускает возможности поддеть он. – И часто ты целуешь людей во сне, что потом не помнишь о таких мелочах? – Я не в этом смысле, Сейшу, – он редко называет его по имени, и это для обоих звучит слишком непривычно. Как будто он хочет поговорить с ним серьёзно. – Сейшу? – повторяет за ним он. – Мне нравится твоё имя, я не говорил? – отшучивается он, а у самого на душе кошки скребут. – Я лучше уйду. – И что? Сделаем вид, что ничего не было? Снова? Тогда Инуи, не выдержав, громко говорит: – Я не Аканэ, Коко! Я не моя сестра, прекрати уже видеть её во мне! Он хочет уже убраться из этой чëртовой ванной и остаться наедине с собой, потому что он ощущает, как внутри него бушует цунами. И холодный промозглый ветер, скручивая внутренности в комок. Хаджиме сглатывает ком в горле и ощущает, как его руки трясутся: от удивления, обиды, злости и искреннего непонимания. – Что ты сказал? – выдыхает он, и его голос кажется бесцветным, как будто из него разом выкачали всю жизненную энергию. – Ты всё слышал, – бурчит Сейшу и порывается к двери. – Просто оставь меня уже, если не можешь увидеть во мне меня. Он грубо толкает Коко плечом и шагает вперёд, но на этот раз Хаджиме настроен закончить разговор и расставить все точки над нужными буквами. – Инупи, Инупи, Инупи, – он тараторит, хватая Сейшу за плечи, и трясёт его так сильно и грубо, чтобы привести в чувства. – Посмотри на меня, просто посмотри. Ты серьёзно думаешь, что я смотрю на тебя и вижу Аканэ? Ты правда думаешь, что я всю свою грёбаную жизнь следую за тобой из-за чувства вины или потому что вижу её? Инупи, это была чёртова детская влюблённость, да, травмирующая, но ты – не твоя сестра. И люблю я не её, идиот ты слепой. Коко чувствует, что задыхается. От переизбытка чувств, от того, что сказал так много и быстро на одном дыхании, от того, что вообще это сказал – столько эмоций одновременно бурлят в нём, что дыхание отходит на второй план. Сейшу выделяет из всего словесного потока самое главное – люблю я не её. Он медленно поднимает глаза на Хаджиме, всматриваясь в его лицо, словно пытаясь понять, не послышалось ли ему. Потому что внутри всё закипает, возгорает и полыхает так ярко, что дыхание у Сейшу спирает тоже, а сердце бьётся быстро-быстро, грозясь вырваться из грудной клетки, что сам Коконой это чувствует, стоит ему лишь кончиками пальцев коснуться живота Инуи. – Ты не ослышался, – словно понимая, что сейчас происходит в голове у Сейшу, тихо говорит Коко. – Я не был уверен во взаимности, поэтому старался намекать изо всех сил, но ты никак не реагировал... Вот я и подумал, что чувства просто только с моей стороны. – И что же заставило тебя передумать? – Несколько дней назад я заметил, как ты смотрел на меня, – Коко печально усмехается, поправляя волосы. – Тогда я подумал, что ты просто медлительный болван, как и я, но всё оказалось гораздо хуже. Теперь Инуи действительно ощущает себя полнейшим идиотом, и ему думается, что глупее его не сыщешь никого на всём белом свете. – Вот как. – Ага. Снова наступает неловкая пауза, но на этот раз внутри у обоих после длительного и столь сильного шторма приходит долгожданный штиль, принося с собой спокойствие и, хоть и всё ещё волнительное, но умиротворение. Они усаживаются на край ванны и молчат пару минут, сверля взглядами кафельную плитку на полу и шевеля ногами. – И что теперь будем делать? – первым выходит из подобия состояния транса Сейшу и неуклюже дёргает ногами слишком сильно, едва не свалившись назад, но удерживает равновесие, поднимая одно колено к груди. – А что ты хочешь? Инуи отворачивает голову, и Коко готов поклясться и положить на кон миллион долларов – Сейшу краснеет. – Инупи? Он ужасно, просто непозволительно медлительно поворачивает голову и смотрит на Хаджиме каким-то затуманенным взглядом, как будто алкоголь, выпитый им ранее, начал действовать только в эту самую минуту. – Я хотел бы уйти с этой тупой вечеринки. – Прямо сейчас? Сейшу касается рукой по колену Коко, ведя чуть выше и сжимая ткань штанов изящными пальцами, которые даже бесконечные драки не могут испортить. – А есть другие предложения? – выдыхает он, и к горлу подкатывает какое-то нетерпение, а к лицу приливает жар, словно его вытолкнули под палящее солнце. На этот раз Хаджиме сам тянется к его губам и целует пылко, с напором, кусая до лёгкой, саднящей тонкую кожу боли. Сейшу приподнимает пальцами водолазку Коко, проводя по горячей коже прохладными пальцами, и не может сдержать улыбки, когда Хаджиме машинально втягивает живот от прикосновений. Его кожа мгновенно покрывается мурашками от лёгких касаний, а внутри что-то приятно трепещет от предвкушения. Второй раз за сегодня он его удивляет – сначала целует первым, а теперь это. Оба чувствуют сосущую где-то под ложечкой неловкость, но любопытство и расслабивший их алкоголь заставляют идти дальше. Робко и смущённо, но слишком соблазнительно, чтобы не попробовать. Инуи тянет за край водолазки его на себя и припечатывает Коконоя к стене. Все ощущения разом обостряются будто, стоит ему увидеть, как штаны Хаджиме в области паха натягиваются. – Видимо, есть, – позволяет себе усмехнуться Инуи, а сам сгорает от нетерпения не меньше. Губы Коко сжимаются в тонкую полоску, когда Инуи целует в живот, очерчивая тонкими пальцами рёбра и чуть царапая ногтями содрогающуюся под его прикосновениями кожу. У самого Сейшу внутри творится настоящее стихийное бедствие – ураган, тайфун, смерч – от частого дыхания Хаджиме, от того, насколько они близки сейчас, от царящей вокруг них атмосферы и желания целовать друг друга до потери сознания и мозолях на губах. – Будет забавно, если кто-то придёт в этот туалет, потому что на первом этаже занято, – усмехается Инуи. Все действия Сейшу одновременно нежные и нетерпеливые, что кажется таким несовместимым. Потому что целует он мягко и осторожно, намереваясь оставить на всём теле Коко свои следы, состоящие из мелких укусов и быстро сходящих засосов. Но пальцы сжимают то рёбра, то бёдра слишком крепко, впиваясь ногтями до ощутимой боли, но это так приятно, что Хаджиме боится лишь застонать слишком громко. – Ты даже представить себе не можешь, насколько мне поебать на это, Инупи, – выдыхает Коко, зарываясь пальцами в светлых волосах, когда вдруг понимает, что, в общем-то, ему совершенно плевать на всех и вся вокруг. Он хочет сказать что-то ещё, но из головы разом вылетают все мысли, когда Сейшу обхватывает головку его члена губами и неуверенно открывает рот. Коко, честно, кажется, что он сейчас просто умрёт, распадётся на мелкие частицы и растворится в пространстве без возможности на восстановление. Движения Инуи медленные и неуверенные, неловкие и неумелые – но самые лучшие и правильные, потому что это Его Инупи. Хаджиме стонет несдержанно, когда Сейшу неуверенно берёт глубже, жмурясь от заполненности собственного рта; он не знает, что делать, как правильно, а как нет, но старается прислушиваться к языку тела Коко – ощущает, когда он вздрагивает сильнее и когда зажимает рот рукой, чтобы не застонать во весь голос. И стоны у Хаджиме такие, сука, красивые: не слишком высокие и не слишком низкие, какая-то бесконечно филигранная идеальность, которая на слух Инуи действует как самый сильный афродизиак. Он ведёт языком по всей длине и смотрит наверх, видит покрасневшее лицо и искусанные губы, тогда в штанах становится настолько тесно, что почти болезненно. Коко ощущает, как слюна накапливается в горле, а по телу прокатывает электрический заряд будто, от чего он вздрагивает ещё больше, ударяясь затылком об стену. – Всё в порядке? – встревоженно интересуется Инуи. – Да-да, – тянет Коко, – я просто чуть не кончил. Так что давай оставим это на следующий раз? – выделяет он это слово, надеясь, что таких разов у них будет ещё очень и очень много. – Иди ко мне, я хочу, чтобы нам обоим сейчас было хорошо. Хочу видеть твоё лицо тоже, Инупи. Он даже не думает говорить что-то против – у самого между ног становится так невыносимо жарко, что хочется поскорее снять ненавистные сейчас штаны и ощутить там руки Коко. Его Коко. – Возражений не имею. Внутри растекается тепло, когда Сейшу мягко целует в шею Коко, проходясь влажными губами по чуть выступающему кадыку, и ладонями с напором сжимает его бёдра. Хаджиме руку к нижнему белью Инуи тянет быстро и сжимает пах, проходясь по твёрдому члену через ткань, от чего Сейшу выдыхает ему в губы и крепко жмурится. Ему кажется, что оргазм накроет его в ту же секунду, если Коко сделает так ещё раз. Но он, словно это чувствуя, специально медлит и штаны его спускает неторопливо, специально обходя стороной зону паха. Тогда Сейшу сам сжимает член Хаджиме и водит по нему вверх и вниз так быстро, что Коко почти скулит от его действий. – Я тоже не могу терпеть, – шепчет Инуи ему в губы и неспешно целует. Хаджиме кивает и всё же не торопясь касается члена Сейшу, водя по нему ладонью и ускоряясь на головке. Инуи млеет от каждого движения, мычит в губы напротив и сам действует в этом же темпе. В комнате становится по-настоящему жарко: от учащённого дыхания обоих, от жара, растекающегося по их венам, от эмоций, которые копились в них столько лет. Так странно просто наслаждаться друг другом после долгого молчания. Они кончают почти одновременно. Первым всё же не выдерживает Инуи, изливаясь в руку Хаджиме, когда тот резко ускоряет движения пальцев. Он жмурится и широко рот открывает, утыкаясь в плечо Коко. Самого Коко оргазм накрывает примерно через минуту, да столь яркий и крышесносный, что его колени подкашиваются, а ноги трясутся, и только Сейшу удерживает его на месте, вжимая в стену. Они оба часто дышат и смотрят друг на друга; на лицах обоих расцветают довольные улыбки, а осознание произошедшего ещё не приходит, поэтому смущение только зарождается заново. – Ты чего так лыбишься? – закатывает глаза Инуи. – Твоя сперма мне на штаны попала. И сам глаза широко раскрывает от осознания, что он сказал. – Уверен, что моя? – усмехается Коко и сам тянет на себя Сейшу, целуя его в губы долго, мокро и жадно. Смущение он отодвигает подальше от себя, потому не намерен больше терять ни секунды их времени друг на друга. – Теперь ты только мой, Инупи. Его Инупи спорить и не собирается.***
Они снова сидят в полной тишине, расположившись на небольшом диванчике на балконе; наступила ночь, и лишь яркие фонари светили на улицах Токио. – А теперь скажи мне, – Коко выдыхает густое облако дыма в окно и тушит недокуренную сигарету. – Я всегда следую за тобой, куда бы ты не пошёл. А ты останешься со мной, если я попрошу? Когда алкоголь выветривается – они больше не пьют – а эйфория от момента проходит, возвращая в реальность, Хаджиме ощущает тревогу. Упустить Инуи позволить себе он не может. Сейшу бы тысячу раз ответил согласием, но он лишь едва заметно улыбается и высовывает язык. А Коко хочется рассмеяться от этого нелепого действия. Впервые за долгое время они чувствуют самое главное в компании друг друга – спокойствие.