Сон божества

Вспышка. Ещё одна. Эмин яро звенел, Бедствие выхватило у проходимца из храма меч и начало орудовать им. Двое тел слились в смертельном танце, неимоверно быстро передвигаясь, делая выпады и атаки. Наблюдая за боем, на душе было беспокойство, смешанное со страхом. Он опять рискует, а у меня и сил нет, чтоб поднять своё тело, вытащив из себя клинок. Ослаб или преисполнился душой? Скорее все сразу. Блеск холодных лезвий сталкивались друг с другом снова и  снова. Сложно сказать, кто одолеет оппонента: Бай будто предугадывал каждое движение, а Собиратель Цветов был достаточно проворен и скор, что доставляло неудобства человеку в маске. Их бой потрясал сознание, столь высоко было их мастерство, однако, не будь это действо столь кроваво, могло показаться, что это публичное выступление.    Их бой затянулся. Пара человек, что жались к стенам, прикрывая головы, чтоб их не задело ненароком, стали нерешительно, чуть боясь,  пробираться к алтарю. Их лица, на которых все ещё был страх и сомнение, были направлены на меня. Эти глаза я не забуду. В них играло сожаление и желание жить. Один из мужиков, видно, кузнец, обнажил свой клинок и трясущимися руками поставил его точно на сердце, тихо проговорив: — Простите, — его сильно потряхивало. — Я глубоко сожалею, у меня женитьба скоро и дочурка… Я хочу жить! — голос дрогнул и мужик с размаху вогнал в сердце свой тупой меч, что отвратительно разрывал плоть, а не резал, люди шарахнулись от меня, женщины тихо вскрикнули.  Я схватился освобождёнными руками за лезвие, наивно стараясь остановить его, однако только поранил ладони. Я закашлялся и закинул голову назад, с горла сорвался протяжный стон боли, а сухие губы теперь были увлажнены кровью. С глаз непроизвольно потекли слёзы. Я отчаянно посмотрел на своего демоненка в красном.  Он, услышав стон, обернулся, смотря с ужасом, от которого хотелось взреветь только пуще. Безликий, заметив замешательство, рубанул его по плечу, а затем сразу воткнул меч, пригвоздив к стене. Юноша гортанно промычал сквозь зубы и только сейчас я понял: у него не было духовных сил, как и у меня. Игра, созданная для меня, ради потехи чужого сознания, обращается в пепел неисполненных надежд.  — Стой… — из последних сил шептал я. — Остановись, гнида! Не трогай его! Я! Я здесь! Отойди от него, тварь! — мой шёпот переходил в измученный крик. Мужик дёрнулся, бросая меч, не вытаскивая. Я с отчаянием и непониманием посмотрел на него, сильнее схватился за лезвие, пытаясь вынуть из себя, но своим рывком вперёд только сильнее пустил кровь. — Хватит! Прекрати! — взвыл я, поджимая пальцы ног до судороги, коей даже не заметил, по щекам текли слёзы, а лицо исказила гримаса злости.  — Наконец-то, — блаженно протянул демон. — Оказывается, плотская боль — утехи былой не доставляет,  а душой ты принадлежишь ему. Вот умора. Сам себя загнал в пещеру к тигру! — он наступил на запястье Хуа Чена, тот лишь мельком свел брови, и взял с ослабшей руки безжизненный ятаган, внимательно рассматривая великолепные узоры и прекрасно заточенное лезвие. — Как ты считаешь: твой самый преданный верующий не отречётся от тебя, коли ты, божество, которому он поклоняется будешь столь слаб, что и одного человека защитить не можешь? Ах, да, как ты будешь защитить кого-то, если не можешь защитить себя? — Безликий грубо рубанул по сухожилиям в локтях, заставляя Хуа Чена тихо проскулить и отпустить руки от меча, он закинул голову назад, резко зажмурился и прикусил губы, удерживая стон.  Все, что я мог —  это хрипло рыдать, шепотом моля о прощении самого дорогого мне человека, надеясь, что мои мольбы достигнут небес. Хотя, и на них теперь я не смел надеяться. Я был бессилен. Я вижу его боль, вижу его страдания, я опять ничего не могу сделать. Я раз за разом пытался вынуть клинки из тела, но только сильнее насаживался на них. Чувствую себя карпом, что поймали рыбаки. Безликий медленно развернулся к людям. И хотел уже что-то сказать им, как сзади него послышался рык: — Ни за что, — демон в красном поднял голову и посмотрел на Бая, торчащий из него меч чуть дёрнулся из-за движения, чем заставил его дрогнуть в лице. — Никогда, слышишь? Никогда я не предам и не отрекусь от того, что дорого моему сердцу! — голос его был хрип, но это не делало его менее твёрдым, он все так же уверен в своих словах. С его единственного глаза мельком скатилась слеза, будто ее и не было. — В этом и состоит твоя главная проблема: твоя храбрость и глупость, из-за которой ты ломишься на пролом, а после удерживаешь себя на месте совершенствования. Окажи милость, не мешай хоть сейчас! — выплюнул он со своих уст, глубоко презирая, а после, будто задумавшись  на мгновение о чем-то, продолжил свою тираду. —  Кхм. Вам невероятно повезло, смертные, в этом храме есть две личины, что дадут вам излечение в виде их крови на ваших руках. Они лишены человеческого явления смерти. Их души и станут спасением ваших сердец. — напомнил он толпе несчастных проходимцем, сам же ни разу  не забывался в своей цели прибывания здесь.  Изредка слышались перешёптывания. Те мужики, что подходили к алтарю с кузнецом, хотели уже вытащить из меня один клинок и вогнать ещё раз, однако их остановила девчонка лет 15. Я ее видел в прошлых снах: иногда она молча сидела, не смея брать меч, а иногда тихо протестовала, боясь людей. Как-то ее забили насмерть в этом храме из-за попытки вразумить. Жаль девчонку.  — Постойте, вы же не слепцы сердцем! Они такие же люди, как и мы, им больно! — она тянула за рукав ханьфу одного из мужиков. — Как же можно наплевать на чувства в угоду себе? Здесь всем несладко!  — Вот именно! Здесь всем не сладко, так пусть я проживу остаток жизни благосклонно! Отпусти! — он отдернул рукав.  — Они ведь друг другу дороги! Вы не видите?  — И? Меня тоже ждут родные дома. Я тоже хочу жить, как и они. Однако проблема в том, что эти люди бессмертны, значит просто перетерпят и будут жить дальше веками, а мы из-за любимца Небес, — он показал рукой на меня. — Можем умереть сегодня. Ты учитывала это?  — Это объясняет, но не оправдывает! — вскрикнула она, за что получила толчок.  — Не оправдывает-не оправдывает… Знаю, черт возьми, однако человеческий эгоизм не искоренить. — С этими словами меня вновь ударили в живот, я застонал сквозь зубы. Вновь мельком посмотрев на Саньлана, я увидел в его глазах огромное количество боли и животный ужас, ещё одна слеза скатилась по его лицу, а после он рывком попытался вытащить клинок, крича. Бай скучающе посмотрел на него, взял рукоять и обратно вогнал в плоть до упора меч, с противным звуком, что просто до одури пугал.  — Прекрати же… Остановись, — я отпустил лезвие клинка, хватаясь окровавленной ладонью за одежды, под которыми было скрыто самое ценное, что я хранил годами. — Я же здесь. Я твоя цель! Разве не так?!  — Все так. Однако, я не вижу другого выхода, кроме как сломать тебя. Твоя душа прибудет в блаженстве, будучи связанной с душой демона в красном. Так не будет лучше, если данную связь оборвать? — я видел, как Саньлан сжал в кулак руку, на которой палец был переплетен красной нитью. — Я решил, что сломленного тебя будет легче обуздать. — он ехидно усмехнулся.  — Что ты ещё там решать собрался? — чёрные, как смоль волосы, прилипли ко лбу, а капля пота скатилась по утонченному лицу.  — Ох, демон в красных одеяниях, что же я не так сказал? Мне лишь надобно твоего драгоценного в ученики. В прошлом, помнится, Сяньлэ усвоил урок в этом храме, однако не принял мое наставничество, — Бай взял с полу еще один клинок и бросил в толпу, зная, что кто-нибудь решится еще раз, через страх, через отвращение, через муки совести, но решится найти эгоистичное спасение. — Сяньлэ столь одарён, будет жаль снова терять такой нефрит, — в ответ Саньлан зашёлся смехом.  — Как же! Сколько же столетий ты его мучаешь! Не добьёшься ты своего! Его дух не сломить, в отличии от ослабевшей твоей души! Ты глупец, не на того напал! — он все так же смеялся. От боли. От ненависти. От бесполезности.  — Глуп здесь ты, раз не понимаешь, что своим присутствием подарил мне сил. — Бедствие схватило демона за волосы, подняв его голову. Было невыносимо наблюдать за этим действом и слушать излишние, полные ненависти и скорби, речи. Невыносимо… Как же отвратно!  Я здесь главный герой. И я же здесь лишний человек. Слишком слаб! Сново по позвоночнику ползёт доселе забытое чувство —  разочарование. Я не могу на это смотреть! Не могу слышать его стоны боли! Эта боль не его, она принадлежит мне. Небеса, как же я хочу стать слепцом, лишь бы не видеть крови. Однако, поменяет ли это хоть что-то, если мне дано пережить сейчас? Не думаю. Я слишком влюблён! Я не могу отпустить и не могу защитить. Я ничем не отличаюсь от тех душ, что спасаются сейчас в угоду чужой жизни. Когда-то я разочаровался в людях, лишь познав всю горечь их сущности. А оказалось, что я не Бог и не принц. Я такой же человек. Мне нечего больше ожидать. Стоит лишь молить прощения у возлюбленного, что сейчас страдает за меня. И я молю.  Где-то вдали я слышу ворчание мужиков и тихую поступь молодой девушки. А после ее дрожащие руки, что легли на два клинка. Решила убить? Немудрено. Во всех иллюзиях она умирала либо от кулаков испуганных крестьян, либо от жестокой болезни, что непременно поразила ее. Она всегда выбирала свою смерть. Девица,  будучи   подростком, знала о жестокости мира, однако, ее веру трудности не поколебали. Ее вера в лучший мир исходит от неё самой. Молодая госпожа старалась своими силами соткать полотно, на котором не будет олицетворения боли и смерти. Она всегда выбирала свою смерть.  Я ожидал скорой порции боли, почти смирился. Но, вопреки ожиданиям, боль исходила только от недавно вынутых мечей. Ничто боле не удерживало меня. Открыв заплаканные и испуганные глаза, я увидел, как хрупкая девочка, почти ребёнок, с мечом на перевес разворачивается к толпе. Она молчит, ее всю трясёт. Защищает? Кои будет так, доблести ей не занимать. В попытке подняться, я пошатнулся и упёрся о постамент, медленно продвигаясь к своему сокровищу. В ушах был звон, от которого раскалывалась голова. И только сейчас, подойдя ближе, я расслышал их диалог: — Хуа Чен, ты по-настоящему мое величайшее творение! Столько отваги, столько преданности! Столько же и безумства! — Бай Усянь сжимает его шею, перекрываясь кислород. Демонам воздух не нужен, однако, сейчас мы тряпичные куклы, не смеющие перечить слову кукловода. Отвратительная пьеса.  Я тяжелым шагом подобрался ближе к родной душе. Как же хотелось прикончить ещё раз этого мерзавца, что смеет касаться его. Какой смысл ждать? Хотя бы попытка… Одна единственная, в которую я возложу все силы. В этой же привычке я встретил погибель своего государства? Попытка, в которую я возлагаю всего себя. Попытка, где итог понятен дураку. Попытка, в которую я верю и ненароком заставляю верить других. О. Это же и есть то, чем я жил всегда. Вот почему я не отрёкся от прошлого. Ещё раз. Следует попытаться ещё! Что-нибудь получится! Может не сейчас… Однако это будет!   У меня будто снова появились силы: я вцепился в горло Баю, стараясь сломать шею. Изрезанные мышцы изрядно мешали, однако ненависть затмила мне взор.  — Тварь! Тварь! Тварь! Как ты смеешь?! Да как ты смеешь так относится к тому, что принадлежит мне?! Безумец! Ты никто здесь! Этот храм принадлежит наследному принцу Сяньлэ - это мой храм! А демон, коего ты пытал - мой муж! Я Бог войны в короне из цветов! Ты здесь ничего не значишь! Гнида, как ты, не разрушит мою жизнь вновь! Я не позволю! — я слышал хруст под моими пальцами, а следом нежное прикосновение к растрепанным и заляпанным в крови волосам. Подняв голову я вновь встретил ту же маску печали и радости. Тушу, что я повалил и душил своими руками, больше не ощущалась подо мной. Растерян? Не то слово. Однако, не удивлён. Я не слышал со стороны хрипов и стонов. Лишь учащённое дыхание людей в зале. А мой демон, что совсем рядом? В неком страхе я чуть повернулся, где увидел умиротворенный, бледный лик Хуа Чена. — Он без сознания, — ответил Бай. — Как же медленно ты соображаешь, разочаровываешь, дитя. — Да пошёл ты! С тяжелым вздохом, рука, что по-отечески поглаживала мои волосы резко сжалась, а после я почувствовал удар о землю. А дальше темнота. Что-то в этом сне мне не давало покоя, казалось слишком странным. Безликий Бай никогда не заставляет — это я понял ещё будучи юношей, подводит к своим намерениям, манипулирует, делает все, чтобы жертва сделала праведный выбор. Однако сегодня он явно показал своё намерение взяться за мое учение, демон теряет терпение. Он начинает заставлять принять праведный выбор через мою силу и слабость — душу прекрасного юноши в красных одеяниях, что даровала мне судьба. Предатели чужой души считают, что матушка-судьба несправедлива и подла. Это не так. Будь она глупой девицей, то раздавала счастье одиноким душам, кои после тонули в своих чувствах, а тонуть в одиночку — значит бесконечно страдать, не надеясь на спасение. Надежда милосердна, но жестока. Адское сочетание, в котором горит мир, жаждая толики спасения. Но его не будет. Только не такое, каким мы его считаем. Судьба не жестока по своей природе. Жестоки люди, что нарекают ее бестией. Жестоки аморальные Боги, которые диктуют законы мира, нарушая их. Жестоки призраки, которых предали и измучили родные. Жесток сам мир, но не судьба. Она справедливо выстраивает по маленьким кирпичикам баланс между энергиями трёх миров, стараясь создать толику Рая во лжи, лицемерии, насилии, жестокости и страха. Рай в Аду. Странное сочетание. Однако этот Рай и даёт только рождённым душам надежду. Жестокую и несправедливую. Чувствую себя ребёнком, эгоистично желая спасения родной души. Все своё существование я желал спасения от мира. Искал упокоения даже в смерти, коей мне никогда не достичь. А покой оказался в объятиях демона. Моего демона, что укрыл меня от жестокости мира. Он и стал моим миром, который сейчас Бай решил отобрать. Проблема оказалась в том, что я не Бог и не принц. Я человек. И я такой же эгоист как и все. Я стал собственником. И мое счастье не забрать у меня боле. Я снова и снова буду вставать и бороться за покой нашего дома. Дома, что подарил Богу демон в красных одеждах — Хуа Чен.