Александр, вы пьяны...

Рассвет. Такое красивое явление. Особенно в столице. Ведь в Петербурге это было редкое явление. Лучи июльского солнца медленно, но уверенно пробирались сквозь прозрачное, как воды окно. Они были словно дым, который двигался до определённой цели, только являлись не таким же мрачным и серым. На полу белоснежной узорчатой комнаты стали появляться жёлные тона. За окном послышались первые разговоры небесных пернатых. Казалось, было слышно даже шум листвы, которая развивалась на ветру. Этот ветер словно причёсывал все творения природы. Один из лучей пробрался к лицу человека. Создание поморщило глаза, а после медленно их открыл. Лучик мгновенно ослепил его своим светом, из-за чего фигуре пришлось протереть свои очи. Он посмотрел округу. Осознание что уже рассвет пришло спустя пару секунд, когда через зеркало он увидел восходящее солнце. Шатеновые волосы были спутаны в тёмные сети, а лицо было слегка отёкшим. Голова раскалывалась и побаливала. Потирая висок он попытался вспомнить, что произошло ближайшим вечером. И спомнил всё в мельчайших подробностях, только вот не сильно этому обрадовался. Стыд сново завладел его душой. Парень посмотрел на место, где лежал его любимый, но там его неоказалось. Тут он пришёл в конкретное недоумение. Неужели тот уехал в Моску не стерпев такого оскорбления в свою сторону? А вдруг возненавидел? Что если на этом их отношения будут сведены на нет? Одевая первую попавшуюся вещь он торопился найти Михаила. Но как только он одел рубашку, то его взгляд пал на окно. И кое-что привлекло его внимание, точнее кое-кто. Александр облегчённо выдохнул, увидев, как Михаил Юрьевич находился на улице, ноподалёку от сада. Он расматривал горизонты, а точнее расвет. Романов, поторопившись, пулей вылетел прочь из замка. Саша подошёл к Москве. Тот стоял смотря на солнце. Он выглядил странно, буд-то солнце никогда не видел. Но разве поймёшь того, кто всю жизнь на улице перенёс, а не во дворце со слугами. Но несмотря на то, что вёл себя он странно, выгляде одновременно с этим и прекрасно, буд-то повелитель солнца. Вот он:Стоит на фоне восхода солнца. На ветру развиваются золотистые локоны, буд-то само солнце их покрасило своими лучами. Этот золотой мундир с алым плащём, который идёт ему больше чем что либо ещё. Его белые перчатки, которые прекрывали кожу грубых и тёплых пальцев. Он стоял как статуя, не живая...мёртвая. Саша подошёл сзади медленно, как рысь к своей жертве, и протянул к тому руку. -Есугей, прокоторого я кричал...это монгольская орда, мы её называли золотой. Начал Миша, даже не поворачиваясь в сторону Александра. -Он принёс разорения каждому из нас. Каждый из нас страдал из-за него. Но почему-то я стал его главной жертвой. Никогда не забуду когда меня отводили в его палаты... *** -Отпустите! Мне больно!! Пожалуста, не надо... Кричал мальчик на вид лет десяти. Его волосы были леплены от чёрной сажи и крови. Сам же был одет в уже оборванную и потрёпанную рубаху, да в свисавшие с него штаны. Из голубых, как небо глаз стекали хрустальные слёзы, которые отражали в себе искры этого хауса, что творился кругом. Вот мальчик почувствовал, как его кинули на землю в какой то палатке. Он стал переводить дух. В груди было ужасное чувство сжения, буд-то тот проглотил зажжёную спичку. -Ну здраствуй, Москва... Этот голос больно прорезал уши. Мальчик медленно подняд голову на пристально смотрящего на него мужчину. Тот сидел на подушках и попивал красное вино. В его руках был достаточно длинный кнут. -Проходи, не стесняйся, я думаю нам есть о чём побеседовать с тобой. *** -Посдеднее что я помню, как он изнасиловал меня, а после напоил своим противным снадобьем. Миша замолчал в минутной тишине, а после продолжил. -Каждый день, из месяца в месяц, он оставлял те шрамы на моей спине, в знак того что я его игрушка, которая должна подчиняться ему. Я думаю не стоит рассказывать, что было дальше, ты и так из истории и летописи знаешь, скажу только одно... Ты не представляешь, как же мне было больно, когда он просто взял и исчез. Просто пропал, и всё вернулось в своё русло, буд-то ничего и не было. Но я то прекрасно знаю, что это не сон, ведь вот он, настоящий я, а не тот ребёнок из детства. Не тот, у которого каждый день жгут шрамы; не тот, кто боится огня больше чем смерть;не тот, кому каждый день снятся кошмары. Кошмары, в которых он сам захочет умереть от собственного стыда перед всеми. А самое важное, что я должен постоянно строить из себя важного, ведь только так я не могу дать волю своим эмоциям. Именно поэтому я всегда выгляжу как злой дядька. Казалось, тот хихикнул, но после с чужой стороны послышались всхлипы. -Знаешь, большинсва говорят:-"Москва не знает слёз, но знает беды всех."- и я бы согласился если... Миша повернулся к Саше лицом. По его щекам стекали серебристые капли, остовляя за собой мокрые дорожки. -Если бы это было так. Я устал... устал скрывать слёзы, устал скрывать слабость, боясь что поплачусь за это жизнью, просто устал быть! *** Многие, кто проходил мимо, видели эту картину. Как столица обнимала первопрестольную и та одаривала его своими слезами. Это кажется что это слишком мило выглядело, и тотлько эти двое знали, насколько больно было им двоим. Вот только Александру душевно, за его любимого человека, а Михаилу и морально, и физически. Шрамы, что украшали его спину, вновь стали зудеть. Но это не так заметно, когда рядом любимый человек. В этом веке.. это был последний раз, когда Михаил Юрьевич мог поплакать в чужое плечо, и вообще выплеснуть эмоции, не боясь косых взглядов.