the whole world can wait

      Чи бывает слишком настойчив, чтобы Эйб мог отказать. Настолько, что оба уже не могут возражать, когда оказываются так близко друг к другу. Когда дышат так рвано и горячо, когда слишком мокро, чтобы захотеть остановиться. Когда уже слишком далеко зайдут. Когда поймут, что они уже перешли ту черту злополучную, за которой лучше было бы остаться еще на какое-то время. А лучше навсегда. Но разве это стоит того? Один такой случайный раз не кажется таким уж случайным. Особенно когда Чи подмечает чертовски метко:       — Хочешь меня? — это он спрашивает, встряхивая головой на чужие глаза, что завороженно и отстраненно уже какую минуту персону Ченга разглядывают. И этот Ченг даже не знает, насколько положительным может быть ответ на его вопрос. Эйб сглотнуть только может; почувствовать, как щеки краснеют — отстраниться и глаза отвести.       И что отвечать-то в настоящем? «Нет, не хочу» — врать Эйб никогда не умел, да и прозвучит странно. «Ты придурок, Чи» — чужое имя звучит очень вкусно. Тоже не подойдет, боится на коротком слоге запнуться. Тогда все — сгорел. И конечно, приходится знатно сцепить мысли в одну хоть более менее связную кучу, все лишнее и псевдо-неправильное отбросить, чтобы не поломать все шансы с самого начала. Хотя Чи выглядит так, будто на шансы эти настроен целиком и полностью.       — Если позволишь, — остроумно весьма. Только не до конца понятно, в чем именно посыл. Но, видимо, в этом уже сам Чи разобраться должен: пусть понимает как хочет. И смешок сдавленный его особой ясности ситуации не придает, только лучшего желать остается. Не до конца понятно и то, как это вообще превратилось в игру «заполучи меня, Эйб, попытайся» с пустого места. По блеску в глазах Ченга только об этом и можно подумать. Даже если всего минуту этот недоделанный диалог длится, уже оба смотрят друг на друга игриво. Исследуют друг друга глазами, оценивают. Словно уже прикидывают, куда губами можно тыкнуться в первую очередь.       А как вообще один случайный и незначительный вопрос превратился в то, что, вроде, друзья обычные намечают, куда бы друг друга поцеловать, и поцеловать явно не по-дружески? Ну, вопрос хороший. Очень даже хороший. Настолько, что, кажется, ситуация выходит из под контроля. Слишком уж яростно глазки Чи уже не просто блестеть, а гореть полноценно начали, а у Эйба, кажется, скоро слюни со рта потекут. Не хочется, чтобы этот гипноз прекращался.       Друзьями их назвать это, конечно, сильно. Друзья с привилегиями — вот так уже лучше. Потрахушки редкие, но чувственные. Искренне они всегда друг к другу прижимались, даже в незначительные прикосновения и контакт, как этот, всегда смысл имел довольно глубокий. Даже сейчас Чи заметно сверкает весь желанием к Эйбу приблизиться, попробовать его еще раз. Хотелось к этому ощущению вернуться. Из-за тура толком и не найдется лишней минуты друг для друга, неистовой удачей считается хоть одна ночь вместе, всего несколько часов в одном номере, на одной кровати, только вдвоем.       А вот сейчас тоже перепал один момент. Только они его впустую тратят, просто пялят друг на друга смущенно. Может, стоит спросить вообще «какого, собсна, хера?», или без вопросов всяких сразу пойти напролом, сразу быстро разобраться со всяким напряжением этим сладостным и тягучим. Как обычно это бывает — без лишних слов, без лишних действий, больше поцелуев, и дело, считай, сделано. А бывает и с нежностями, с прелюдиями долгими-долгими. Но как бы оба они об этих прелюдиях не мечтали, времени на это выделить никак не найдется. Тогда, вероятно, сейчас как раз самый подходящий для этого момент.       — Тогда ты не будешь против, если я…       — Никак нет, — Чи перебивает Эйба уже поближе задницу примостившего, который смотрит так забавно-растерянно, что Ченг не может сдержаться, чтобы по кудрям коротким его потрепать. И в ответ вперед подается, ладонь на затылке чужом оставляет, чтобы наконец сделать то, к чему они клонят так усердно. К поцелую, то есть, самому обычному и сухому, безвкусному, но наполненному этими чувствами противоположными. Нижнюю губу Эйба прикусив, Чи хмыкает с насмешкой какой-то, чмок краткй оставляет напоследок, чтобы лбом о чужой слабо стукнуться, остаться в таком положении. И они оба инстинктивно и одновременно глаза прикрывают, пока Эйб за новым поцелуем не потянется.       И тянется он уже настойчиво, руками под футболку чужую, что размера минимум на два была больше самого Ченга, руками забирается, его обхватывает плотно, но нежно. А Чи и не возражает особо, только тычется своими губами в чужие слепо, наощупь их ищет бесцельно, просто чтобы подцепить совсем слабо и этим простым действием Каннингема с ума свести. Тогда и ясно, что он действительно Ченга хочет. Нешуточно хочет, но вряд ли им обстановка в тур-автобусе этого позволит. Сейчас только можно парня под собой сжать покрепче, задницей его на подушку усадить, а самого его в стенку вжать. И как бы неудобно и тесно не было, все равно шарм свой в этом был.       Этот шарм, когда чувствовать можно только чужое дыхание, только в чужие губы своими впиться можно яростно. Всего себя сейчас отдать нужно, ведь потом Чи и не дастся, и вряд ли еще шанс такой перепадет. А сейчас вот он — Чи Ченг собственной персоной под Эйбом прогибается, позволяет именно его рукам Ченга касаться так ненавязчиво, но тепло и даже мягко при этом. И не то чтобы Чи вечно такой недоступный, просто дорожит им Эйб очень. В каждый такой момент секунды хочет растягивать, чтобы наслаждаться по-полной.       И это не столь страстно, сколько нежно было. Больше невесомые эти прикосновения были, нежели обжигающе горячие. Больше теплыми были эти поцелуи, совсем уютными какими-то. И это ощущение невесомости заставляло расслабиться невольно, хотел ли того кто-нибудь из них или нет, все равно сами собой движения слабели, будто на ходу они засыпают. И сонная аура все-таки опустилась какая-то, даже поцелуи, еще минутой ранее рваные, сейчас же казались такими тягостными, так медленно и протяжно каждое соприкосновение длилось, но менее приятно от этого не было. Наоборот, пушистость эта только желания добавляла, пусть и это все, увы, на пару спонтанных оргазмов обречено не было.       Чи на подушку падает, позволяет Эйбу сверху нависнуть, пока сам его талию ногами обвивает по-девичьи. Это все выглядело клишированно так, но не наигранно-драматично, а бессмысленно больше, глупо совсем. От того Ченг и хихикает внезапно, то ли от того, что мысль до него эта дошла, то ли от того, что Эйб ему шею поцелуями короткими и мокрыми щекочет. Даже о никаком пике, о никакой разрядке и речи быть не могло, когда это все еще остается банальными ласками, не имеющими цели. Такими они часто промышляют за углом где-то, в туалетной кабинке, может. Хотя в туалете, скорее, они и трахаются именно. Тогда давайте другое — их автобус для тура, как сейчас. Идеальное, как, опять же, сейчас, время — ночь, когда остальные могут спать или отвлекаться на что-то явно более важное, чем двое лижущихся коллег, думающие, что этих охов-вздохов никто не услышит. Хотя странно об этом думать сейчас…       — Ты меня усыпить надумал? — хмыкает с презрением наигранным Ченг, гладит кудри чужие подстриженные коротко, которые торчат во все стороны, и Чи это забавным находит. От этой мысли и сдержаться не может, чтобы не чмокнуть его в уголок губ куда-то кривовато.       — Ну, опять же, если позволишь… — Эйб непреклонен. Но его ответ Чи особо не устраивает, раз тот глаза так драматично закатывает.       — Ни. Не позволяю, — чего и стоило ожидать. Он скалится с улыбкой игривой, за шею Каннингема к себе жмет, чтобы в череду поцелуев очередную его утянуть.       И особо ничего интересного не происходит от слова совсем, это все так привычно, что в сон клонит действительно. И пусть Ченг какие-то запреты выставляет, безмолвная колыбель Эйба работает безотказно. И вот уже спустя совсем несколько слабых чмоков Чи лыбу давит непонятную, ака «окей, чувак, ты победил», и мостится в сторону, чтобы они оба могли рядом друг с другом лечь. Ну вот — пик романтики, сейчас в обнимку спать будут.       А что, собсна, не так? Чино или Стив уже привыкли наблюдать эту картину в виде двух спящих и обнимающихся идиотов в лице Каннингема и Ченга, стоит только шторку к койке отодвинуть. И особо никакой ярой реакции не следует с этого, максимум педиками их назовут саркастично. И сейчас вот они уже умостились, педики эти, вполне удобно. Чи как одну большую подушку Эйба и руками и ногами обхватил, к себе прижал плотно-плотно. И голову словно специально уложил вот так, чтобы дредами чуть ли не в рот чужой залезть. Ну а Эйб только по дредам этим Чи погладить и может, такой заботливый и хиленький поцелуй оставить на макушке его где-то.       Ну, отдых они заслужили.