Парень без одеяла

      Вечер прошел странно, скомкано. Мы поужинали и разошлись по своим комнатам спать. Напоследок Блейд еще раз проверил температуру у меня, дал таблетку. Мы оба были в смятении, растерянности. Особенно Блейд. На него было просто больно смотреть, сердце сжималось. Если я просто боялся за свою тушку, то он разрывался между родственными узами, благодарностью перед братом и мной. Я, если честно, не понимал, почему он сомневается, почему чаша весов со мной так же тяжела, как и чаша весов его брата. Я ведь просто проходимец, лгавший ему много недель. Я мог это объяснить лишь тем, что Блейд очень хороший человек, сочувствующий. И он знает грязный мир, из которого я на краткий миг выкарабкался. Это, возможно, своеобразная солидарность бедных людей. Как у нас, проститутов. Если кто-то из нас страдал слишком сильно не от руки хозяина, то мы, не сговариваясь, начинали тащить в его комнату все то лучшее, что мы умудрялись выменять или выкрасть: сигареты, игры, книги, вкусности или другие диковинки из внешнего мира. Так и Блейд, увидев во мне себя из тяжелой юности, стал протягивать мне все, что только мог дать.       Я лег на диван и взял какую-то манхву. Спать не хотелось, но и в историю я вникнуть не мог. Я все время думал о Блейде. Теперь мне стало понятно, почему в последние две недели он стал немного настороженнее, страннее. Он уже тогда был почти уверен, что я тот, кого он должен найти. Но то разочарование и боль на его лице, когда он признал, что Инсин — это мой хозяин. Я не видел такого горя никогда. Я мог его понять: можно сказать, что его бог, его непревзойденный идеал человека, единственный добрый родственник, которого он считал бесконечно добрым, оказался дьяволом, способным на низкие и животные поступки. Я видел, как ему не хочется в это верить, но мой рассказ и некоторые факты говорили, что все правда. Да и я уверен, что он все же задавался вопросом, почему идеальный и хороший человек дает ему подобные задания и научил убивать. Раньше он мог объяснить это заботой о нем, младшем брате. Но теперь все это, как оказалось, хрупкое верование рухнуло. Все то, на чем держался его новый мир, прогнило в мгновение. И при этом это не отменяет его любви к брату. Их узы так просто не разорвать. Да и не факт, что Блейду хочется их рвать. Ведь так он снова останется один.       Я сел и посмотрел в окно. На улице уже было темно. Долго ли мне позволено смотреть на эту улицу, быть свободным? Даже если Блейд не сдаст меня Инсину, в чем я не уверен, то неизвестно, может ли он прийти сюда к Блейду. Особенно, если устанет ждать, если результата не будет долго.       Да и если говорить искренне. Я не хочу, чтобы Блейд принимал решение относительно моей судьбы. Он сделал слишком много доброго для меня, что не должен был делать, чтобы сейчас я своим существованием заставлял его выбирать из одинаково горьких зол. Неважно вернет он меня или оставит — его брат уже навсегда останется человеком с темной стороной, о которой он раньше не знал. Если он вернет меня, то признает эту темную сторону и будет помнить, что я делаю там, в руках Инсина. Если оставит, то значит надорвет их узы, разочарует брата, который спас его. Ему страшно.       Сон не шел. Никак. Я словно сам стал Блейдом, словно от меня зависел его выбор. Хотя… Я и правда могу сделать этот выбор за него. Я могу просто уйти от него и вернуться к хозяину. Просто надо уже давно было принять факт: однажды хозяин все же доберется до меня. Зачем же оттягивать этот миг? Мне и так уже были подарены счастливые и прекрасные недели. Я и забыл, что жизнь может быть прекрасной, не пассивной, что на тебя могут смотреть не как на вещь. Просто я прекращу этот чудесный отпуск сам. Это будет моей благодарностью Блейду. Пусть просто забудет обо мне, игнорирует мое существование и дальше будет верным брату. Так ему будет проще.       Я встал и неохотно потянулся. Хотя в мысли я и укрепился в своем решении, но это не значит, что мне хотелось ему следовать. Если бы я только мог, то просто ушел бы куда-нибудь еще. Но мне некуда пойти. К матери я вернуться не могу. Если устроюсь в какое-нибудь увеселительное учреждение вроде публичного дома, то меня там однажды должен будет найти Блейд и вернуть хозяину. А больше я никуда пойти и не могу: у меня даже документов нет.       Я в темноте тихо оделся, сунул под куртку какую-то манхву для Ли. Мне очень хотелось взять и нарды с собой, Андерстенд бы их оценил, но они очень громко бы гремели при ходьбе, а еще мне хотелось, чтобы эта игра осталась у Блейда. Абсурд. Хочу, чтобы он забыл меня, но хочу, чтобы у него была вещь, связанная со мной.       Я отыскал лист бумаги и написал ему небольшую записку, чтобы не искал и не волновался. Написал просто и немногословно, мол, ушел, не ищи, со мной все будет нормально. Ну и поблагодарил его в конце за эти прекрасные дни. Теперь, если я конечно выживу после наказания хозяина, в особенно тяжелые минуты я буду вспоминать вечера вместе с ним, походы в магазины, прогулки, поездки на машине.       И я благодарен ему, что он позволил мне увидеть маму. Он ведь мог меня уже давно сдать, но не сдал, еще и выполнил мой последний каприз. Я рад, счастлив, что мать жива, что она смогла переступить через наше с отцом отсутствие.       Тихонько я вышел из комнаты и посмотрел на дверь, за которой был Блейд. Свет не горел, даже от настольной лампы не падали лучи. Видимо, спит. Да, после такого переворота в душе я бы тоже предпочел уснуть.       Положив записку на микроволновку, я тихо обулся и вышел, просто прикрыв дверь. Надеюсь, что до его пробуждения никому не придет в голову пробраться в его квартирку.       На улице было холодно, даже пар изо рта шел. Но мне было приятно. Наверное, я просто понимал, что больше не увижу ни этих домов, ни машин, проносящихся в свете ночных фонарей, ни ярких вывесок. И самое главное, что небо будет опять не для меня. Я не смогу на него смотреть во всю ширь, только из окна своей ебаной комнаты в публичном доме.       Я быстро провел по глазам. К чему эти слезы? Уже ведь решил. Да и от судьбы в лице хозяина не сбежать. Нужно быть благодарным и за это время, никому из публичного дома такое жизнь не дарила.       Медленно и неохотно я побрел по улице, задирая голову, чтобы смотреть на ночное небо, выискивать крошечные, почти мерещащиеся звезды. Я помнил, откуда пришел. Надо просто вернуться также назад. Интересно, будет ли лицо хозяина хоть немного удивленным, когда я сам вернусь к нему или, как всегда, он будет спокойно улыбаться? Вот удивится мой Ральф. Если, конечно, я доберусь до своей комнаты живым и в сознании.       Я вышел из переулка и побрел по улице. Людей почти не было. Но зато на магазинах было много гирлянд и иностранных символов нового года. Значит, скоро праздник. В публичном доме скоро хозяин начнет подкармливать проститутов в честь торжества. Вовремя вернусь, пхах.       Когда я приблизился к концу улицы, за спиной до меня начал долетать топот. Я с удивлением и легкой тревогой обернулся: слишком шумно для ночи. И замер от ужаса.       В незастёгнутой куртке на голую грудь бежал, задыхаясь от ледяного воздуха, Блейд. Лицо его, испуганное поначалу, при виде меня заострилось от гнева. Я спокойно стоял, потому что убегать от этой машины с мышцами глупо. Проще будет просто ему объяснить все.       Но Блейд, настигнув меня, просто грубо схватил меня за руку и потянул за собой назад. Я выдернул руку и встал, твердо смотря на него. Мне нельзя показывать своего сомнения, страха и нежелания возвращаться в публичный дом.       — Заебал, — Блейд болезненно выдохнул через зубы. — Как ни ночь, так ты хуйню творишь.       — Блейд, я вернусь в публичный дом. Хозяин все равно найдет меня рано или поздно. Лучше уйти сейчас. Может, если вернусь сам, то даже накажут не так сильно, — вот тут я врал. Хозяин даже не посмотрит на это обстоятельство.       — Не найдет, пойдем домой, — он снова попытался схватить меня за руку, но я упрямо спрятал их за спиной.       — Блейд, иди домой. Так будет лучше. Просто живи так, словно меня и не было. Я тебе благодарен. Правда. Проституты бы мне обзавидовались, если бы увидели, как я жил с тобой. И моя мать, я думаю, была бы благодарна тебе. Так что, — я чуть поклонился и, опустив голову, договорил. — Спасибо, но пора прощаться. Просто не задумывайся о делах брата. И все будет прекрасно. Он неплохой человек, иначе не спас бы тебя, но и не хороший.       Я умолчал, что Инсин мог спасти Блейда, чтобы воспитать из него преданного пса, который из-за уз и благодарности не смог бы его предать.       Я хотел уже выпрямиться и уйти, но внезапно мне в живот уперлось плечо Блейда. Он закинул меня на плечо, поднял и понес назад в сторону дома. Я уперто попытался скатиться, но силу мужчины не стоило недооценивать, попытался бить его кулаками и лягаться, но он просто прижал мои ноги второй рукой.       — Отпусти, твою мать! — я ударил его в затылок локтем. — Что, переживаний и страданий в жизни не хватило?! Если брат узнает, что ты меня скрывал, он же разочаруется в тебе! — я осознанно давил на, как мне казалось, больные места.       — Брат сделал мне достаточно добра, но это не значит, что я должен из-за этого своими руками отдать тебя на страдания в его руки. Не знаю, что уж ты обо мне думаешь, но я не безмозглая кукла. «Поищу» тебя еще месяц, а потом скажу, что ничего не вышло. Мало ли, может, ты помер. Или вообще из страны бежал, — я почувствовал, как Блейд дрожит от холода.       — Ну отпусти же меня, прошу, — я с отчаянием слабо опустил кулак на его спину.       — Ты мне дорог. Как я могу отдать того, в ком сам нуждаюсь, о ком беспокоюсь? Неужели я настолько похож на бессердечную скотину? — Блейд усмехнулся.       Я полностью обессилел. Он говорил ровно то, что я хотел услышать. Поддерживал мое желание спрятаться около него. Все мои предшествующие мысли о страданиях Блейда затухали, эгоистично затухали, потому что мне хотелось их игнорировать, чтобы остаться. Потому что я и сам был привязан к нему. Не знаю, как назвать эту привязанность. Но я был рад, когда он приходил, как когда-то радовался возвращению родителей. Я был счастлив, когда он ухаживал за мной во время болезни, хотя выгоды от этого не было, когда волновался. Я не могу забыть, как он исполнял все, что я хотел, даже если я не просил. Стоило мне заикнуться о какой-то еде, о которой слышал в публичном доме — он приносил ее, стоило рассказать, что у меня нет образования и я люблю читать манхвы — он тащил из библиотеки учебники и покупал в магазине томики манхв. Я не мог понять, зачем он это делает, ведь я совершенно чужой для него человек. Но я так был счастлив, что, оставаясь наедине с этими воспоминаниями, мог расплакаться.       И сейчас я был счастлив из-за его слов. Счастлив и ненавидел себя. Ведь я позволяю ему утащить меня домой, допускаю, что он будет продолжать мучиться из-за чувства вины перед братом, лишь бы и дальше быть рядом с человеком, который видел во мне человека. Он не пытался сделать ничего из того, что в публичном доме причиняло мне страдания, боль, обиду или выбивало из меня интерес к существованию. Этот неповоротливый медведь был настолько осторожен со мной, что с ним не мог сравниться никто. Даже его грубость, она была частью страха или тревоги из-за меня. Никто бы за меня не заступился, если бы меня повалил кто-нибудь из Ральфов, например, а Блейд чуть не расколол голову пьянице, который еще и сделать ничего не успел. Я впервые испытываю такое чувство. Теплое, и огромное, больше благодарности и привязанности. Я не хочу уходить, хотя и считаю это правильным.       — Блейд, — голос был предельно спокойным. — Поставь меня на землю. Я не убегу.       Чуть посомневавшись, он исполнил мою просьбу, но руку не выпустил. Я тут же шагнул к нему и уткнулся в голую грудь, обхватив его. Из-за того, что я брыкался и сопротивлялся, он даже не мог застегнуть куртку и теперь весь дрожит, кожа ледяная. Я не хотел, но заплакал. От счастья, ведь я втайне мечтал, чтобы он догнал меня, остановил, оставил подле себя. И эта тихая мечта, больше похожая на сюжет дешевого бульварного романа, сбылась. Он прибежал и остановил меня. Даже если он сможет защитить меня всего один день от хозяина, я буду благодарен ему за этот день и буду счастлив прожить его рядом.       — Спасибо, — я прижался еще сильнее. Блейд положил мне на голову ладонь и аккуратно провел по волосам, слезы полились еще сильнее от этого аккуратного жеста. — Пойдем домой, холодно, ты заболеешь. Пожалуйста, давай сыграем в нарды. Но если ты устал, то я и до утра подожду.       Я потянул его за руку в сторону дома, он послушно последовал за мной.       — Сыграем сейчас, — я весь сжался от счастья из-за его спокойного голоса.