***
— Но я не хочу переходить к другому учителю! — угрюмо говорит Цзинъи, бросая быстрый, обвиняющий взгляд на Сычжуя. Но, увидев, как тот поник и расстроился, тут же раскаивается. Перестаёт хмуриться, и теперь выглядит скорее обиженно. Впрочем, обида на его лице очень быстро сменяется смиренным выражением. — Я поговорю с отцом, — обещает Сычжуй, удручённо поднимая взгляд. Вэй Усяню жалко мальчишку. По какой-то причине эта парочка, с их инь-янь энергией, с первого дня занятий завоевала его симпатию. Цзинъи был вспыльчивым, но также быстро остывал: хватало одного взгляда Сычжуя. Сычжуй, с его мягким и серьезным взглядом, был невероятно старательным и казался полной противоположностью Цзинъи, но при необходимости проявлял удивительную твёрдость и упрямство. Кто-то из других преподавателей упоминал, что семья Сычжуя очень богата. А отец души в нём не чает. Оно и видно. Вторая жалоба за этот месяц. Директор школы показал её Вэй Усяню. Надо сказать, текст его даже позабавил. Особенно одна фраза: «Хотя я и не могу не оценить богатый багаж знаний вашего нового учителя, Старейшины Илина, в определённых, весьма специфических областях, боюсь, мне непонятна целесообразность передачи столь специфичных знаний восьмилетним детям, у которых нет ещё необходимого морального стержня и чувства меры, чтобы, впав в восторг от владения подобными силами, понимать, какую опасность они могут таить». Вэй Усянь трижды перечитал это предложение, пытаясь понять, что именно в этих сухих словах показалось ему знакомым. Но самое интересное оказалось в конце. Письмо было подписано «Обеспокоенный отец». Не имя, не фамилия, даже не «Отец Сычжуя», а просто «Обеспокоенный отец». Директор школы считал, что, как и сам Сычжуй, его отец проявлял скромность, не акцентируя внимание на своём знатном происхождении и богатстве. Вэй Усяня же нисколько не волновало ни знатное происхождение, ни семейное богатство. И ещё меньше его волновало, из какой именно семьи родом Сычжуй. Но он безошибочно определял напускную скромность, когда сталкивался с ней. И подпись в конце письма говорила вовсе не о скромности его отправителя. «Обеспокоенный отец» — это, по сути, заявление автора письма о том, что он выступает не только от своего имени, а от имени и других отцов, и проявляет заботу не только о своём сыне. Надо же, какое самомнение. Вэй Усянь смотрит на понурившего голову Сычжуя и, взяв его за подбородок, заставляет поднять взгляд. — Хочешь остаться в моём классе? Сычжуй, не раздумывая, кивает. Вэй Усянь переводит вопросительный взгляд на Цзинъи, который тоже кивает. — Что ж, значит, решено, — объявляет Вэй Усянь. — Вы остаётесь в моём классе. Сычжуй в замешательстве смотрит на него. — Но что мы скажем моему отцу? — Давай-ка я напишу ему письмо, а ты передашь, — отвечает Вэй Усянь, подняв бровь. — Договорились? Он с трудом сдерживает улыбку, представляя, что именно напишет отцу Сычжуя. Приходится даже закусить губу, чтобы дети ничего не заметили. — Вы напишете отцу письмо? — спрашивает Сычжуй, удивлённо распахнув глаза. — Ну, учитывая, что сам он пишет их постоянно, с моей стороны будет крайне невежливо не написать ответ, не находишь? Цзинъи расплывается в улыбке и согласно кивает. Сычжуя, похоже, такой ответ не очень убеждает, но он всё равно тоже кивает.***
«Обеспокоенному отцу. Прежде всего позвольте выразить признательность за то, что Вы решили выступить от имени всех обеспокоенных отцов этого мира. Мало кто способен на подобное великодушие. И, хотя я и понимаю Ваши опасения, позвольте и мне высказать своё видение, чтобы прояснить его для Вас. Во-первых, я веду занятия по основам духовных сил. Уверен, Вы и так знаете, что большинство восьмилетних ребят не обладают достаточно сильным ядром или уровнем совершенствования, чтобы сотворить какое-либо существенное оружие с помощью своих духовных сил, не говоря уже о талисманах любого рода. Я больше заинтересован в том, чтобы обучить их философии и стратегиям, связанным с духовным оружием, в том числе и талисманами. Во-вторых, придётся согласиться с тем, что у нас разные мнения по поводу того, обладает или нет Ваш сын необходимым моральным стержнем и способностью контролировать свои порывы. Ни одно из моих наблюдений, как учителя, за его успехами не дало повода думать, что у него эти качества развиты меньше, чем у большинства известных мне взрослых. Это вовсе не значит, что я плохо отзываюсь о своих знакомых, я всего лишь признаю уровень Вашего сына. И наконец, по поводу специфических областей моей специализации, о которых Вы упомянули. Несмотря на то, что я обладаю специализацией во многих специфических областях, мне не совсем ясно, какую именно из них Вы имеете в виду. Учитывая, что у нас с Вами нет истории личного взаимодействия, могу предположить, что Ваше мнение на этот счёт, очевидно, является плодом слухов и домыслов. Если у Вас есть вопросы или сомнения относительно моей компетентности (либо, возможно, моего поведения), предлагаю изложить мне их напрямую, а не порочить своё доброе имя распространением сплетен.Преданный своему делу преподаватель».
Лань Ванцзи трижды перечитывает письмо. На середине третьего раза начинает казаться, что у него началось искажение ци. Похоже, ему необходима мелодия очищения духа, только чтобы перестать скрежетать зубами. Хорошо, что Сычжуй уже спит. И что сам он нашёл письмо только после того, как пожелал сыну спокойной ночи и тот отправился спать. Нашёл на прикроватной тумбочке, в запечатанном конверте со стикером: "Мой учитель просил передать это тебе". Судя по тому, каким образом оказалось доставлено письмо, похоже, этот Старейшина Илина сумел убедить Сычжуя вступить в сговор против собственного отца. Как он только посмел? Настроить против Лань Ванцзи его отпрыска, его плоть и кровь? Больше никаких писем. Настало время для личной встречи.