Вырасту, женюсь!

      Алиса поняла, чего ей всегда не хватало – дядей.       Вот капитан Полосков, и механик Зелёный почему-то на дядей не подходили. А вот два капитана – да. Особенно, дядя Сев. И поэтому Алиса решила серьезно поговорить именно с ним. Ну, Ким… ну, он был даже не дядей…       – Дядя Сев!       Всеволод улыбнулся, оглядываясь на Алису, что просунула головенку в каюту.       – Мона? – уморительно по детски спросила она.       – Иди сюда, – мотнул он головой.       Девочка только того и ждала.       – Ну, что? – спросил ее капитан, думая, что в общем-то им с Эллой срочно надо подумать именно о дочке.       Может это утихомирит жену? Декрет очень хорошо на нее влияет… первые полгода. Потом лучше самому в него отправиться.       – Я спросить хотела. Вот все взрослые женятся, да?       – Э-ээ... ну, почти все, – пробормотал капитан.       – Тогда почему они все смеялись?! – обижено-возмущенно спросила Алиса. – И Ким! И Зеленый! И даже папа!! И капитан Полосков улыбался и шутил! Вот почему?!       – Ну, они не хотели тебя обидеть. Не обижайся.       – Да понятно… – надула губы Алиса. – Но ведь смеялись! А я ведь серьезно.       – Жениться хочешь? – Всеволод изо всех сил старался быть серьезным, но выходило из рук вон плохо.       – Ну, да… ну или это… замуж. А они смеяться. Я же вырасту, а все взрослые женятся! И вы, и капитан Полосков, и Зеленый… что тут смешного?       – Ничего, – согласился Всеволод. – А если он тебе разонравится?       – Кто? – она так удивились, будто он сказал что-то совсем невозможное.       – Третий. Норн, – все же чуть улыбнулся капитан.       – Не! Не разонравится! – уверила Алиса. – Он… он такой…       – Красивый?       – Нет. То есть да… то есть… он всамделишный. Понимаешь? Смотришь и все-все забываешь. Понимаешь, дядя Сев?       Капитану расхотелось смеяться. Кажется, здесь дело было посерьезней детских шуток и наивной первой любви. Хотя и Первая Настоящая любовь это скорее трагедия, чем смех.       – Я должен открыть тебе один большой секрет, – проговорил он, и Алиса насторожилась, уловив как изменился его голос. – Видишь ли, Алиса… у фиксианцев все серьезней, чем у людей. Если любовь, то до конца. Назад пути не будет. Ты слышала, что некоторые взрослые люди… разводятся?       – Да…       – У фиксианцев этого нет. Если муж и жена, то до самого конца. И пары никогда не расстаются надолго. Максимум, на несколько месяцев. Всегда и везде вместе.       – Всегда и везде… – повторила зачарованно Алиса. – Всегда-всегда? Честно-честно?       – Честно. Вот почему я тогда просил тебя дать слово, что не обидишь его.       – Я никогда его не обижу! – Алиса аж вскинулась от возмущения. – Пусть кто попробует, я его! И вообще… дядь Сев, с ним так… ну, так… правильно. И хорошо.       Сердце похолодело. То, что начиналось смешно, и казалось веселой шуткой судьбы, стремительно переставало им быть. Надо было срочно поговорить с Третьим. И возможно улетать.       Алиса будто что-то поняла.       – Вы обиделись? – прямо спросила она. – Но вы мне тоже нравитесь! Вы хорошие, просто… ну, просто он…       – Нет, Алиса, не обиделся. Я понимаю. Правда, понимаю.       – Тогда почему… а вы не… против?       – Не против, – глухо сказал капитан. – Ни я, ни Ким не против. И вы с Третьим сами разберетесь. Когда ты, Алиса, станешь взрослой. Хорошо? Норн должен выздороветь, ему сейчас очень не хорошо. Ему надо много отдыхать.       – Папа тоже говорит и не пускай к нему, – грустно кивнула Алиса, сникнув. – Ладно, я мешать не стану. Пусть он выздоравливает. Ему больно, а он молчит… пойду, папе скажу. Пусть даст ему витаминку от боли. А то у него опять руку выворачивает... *****************       – А теперь объясни, с каких пор мы так поспешно, ночью, бежим от гражданских? – Ким развернулся к нему, с любопытством подперев кулаком подбородок и смотря вполне себе мирно.       – Во-первых, не бежим, – нехотя отвечал Сев, зная, что позади сидит Третий, и то же смотрит на него. Только уже с удивлением. – А во-вторых... Это все Алиса.       – А что с ней? – удивился Ким. – Сев, это смешно…       – Смешно? – Всеволод развернул кресло так, чтобы видеть обоих друзей. – Нет, не смешно Ким. Не смешно, потому как это серьезно. Она сама еще этого не понимает, потому что ей восемь и она ребенок. Но она чувствует тебя, Норн. И когда тебе больно, а ты молчишь. Руку выворачивает… что у тебя с рукой? Болит?       – Нет. Профессор Селезнев сделал укол, – Норн устало прикрыл глаза. – Значит, это Алиса… сказала ему.       – Значит, она правда тебя чувствует? – удивленно нахмурился Ким. – Но люди же не могут...       – Видимо могут… – в голосе Третьего скользнула горечь. – Нет. Спасибо, Всеволод. Хорошо, что мы сейчас улетели. Такой я ей не нужен.       – А вот это ты брось! – рявкнул Первый так, что Третий вздрогнул. – Или я сейчас корабль разверну! Вот, что… ты мне всю душу тогда вытряс с Эллой! От судьбы не бегают?! Судьба?! Вот будь добр и не бегать! Вырастет, встретитесь и разберетесь. Или я тебя сам силой к ней приволоку! Ты меня понял?!       – Сев… – Ким опасливо одернул его, когда Третий замер в кресле, не подымая глаз на злого, как черт Всеволода.       Тот глубоко вздохнул.       – Нет… я, значит, предатель. Из космоса ушел…       – Сев!       – Нет уж, Ким! Вы оба меня уверяли, что это нормально! Семья, дети, любовь! Кто уверял, что это не помеха нашей дружбе? А сами? Сразу после свадьбы, один в другую галактику, к черту улетел!? А ты сколько бегал, дурацкие отмазки придумывая!? Лишь бы в глаза меня не видеть? А потом оба пропали! Да я эти пять лет…       Всеволод осекся, зло отворачиваясь.       – Извини. Мы не хотели мешать, – пробормотал Ким.       – Я чуть с ума не сошел за эти пять лет, – глухо ответил Всеволод. – И где было искать? Если бы не «Пегас» с его чокнутой командой… и не Верховцев... Я думал, что потерял вас обоих.       Он помолчал, пытаясь успокоится. Так легко перед чужими улыбаться, и быть бодрым капитаном… но наедине… до сих пор в душе все переворачивалось, когда он вспоминал Третьего за решеткой. Как он чуть не умер. И Ким… он трясущейся ладонью отер лицо.       – Сев… – прошелестел Третий.       – Прости, Норн… сорвался. Но ведь сами все видите, – он уложил руки на подлокотники кресла, но тремор рук даже не думал проходить. Лечение помогало крайне плохо и травма нервной системы просто не позволяла ни бластер в руке удержать, ни корабль пилотировать.       Да что ж ладони так трясутся?!       Каким чудом он вообще довел корабль до Медузы?       – Придется вам побыть капитанами без меня, – горько сказал он. – Не Тремя, а Двумя. И, Норн… дай себе время. Себе и ей. Это ты можешь мне пообещать?       Третий с грустью взглянул на трясущиеся мелкой дрожью ладони Первого.       – Обещаю. *********************       Алисе было грустно. Они улетели ночью и даже не попрощались. Было ужасно тоскливо и грустно, и пусто… и ничего не хотелось.       Правда, Алиса сделала вид, что все хорошо. Папа посматривал подозрительно, но она пошутила про обещание капитанов взять ее в экспедицию в соседнюю галактику и он успокоился. Ничего ей не обещали на самом деле, но папе зачем это знать?       И знать, что ей грустно и плохо?       И космос в иллюминаторах стал такой холодный, колкий… что очень хотелось домой. Под одеяло. И чтобы мама была рядом.       Домой они прилетели и все было хорошо. Как всегда. Но чего-то не хватало все равно. Постоянно зудя где-то там на грани, и иногда так хотелось обернуться… а вдруг?! Глупости-глупости… ну что об этом думать? Но с папой она больше никуда не полетит. Просто потому что.       Потом… потом много чего было. Даже путешествие в ХХ век. И всякое разное, и даже пираты. Опять. И те же. Крыс и Весельчак. Живые и здоровые. Алиса их не ненавидела, но увидеть их было неприятно. Поэтому потом она просто постаралась о них забыть.       А вот о нем забыть не получалось.       А годы бегут и бегут.       – Алис, а Пашка-то… Пашка! Ты ему нравишься!       – Что? – Алиса вздрагивает, удивленно подымая глаза на Машу Беленькую.       – Ага! – хихикает Маша. – А он тебе нравится? Ну, Алиса!       Алиса молчит, не зная что сказать.       – Он мне… просто друг, – наконец говорит она.       – Понятно… Я так и думала, – разочаровано тянет подруга. – А по настоящему? Тебе кто-нибудь нравится?       Алиса молчит, смотря на дельфинов. Ей пятнадцать, и иногда она приходит еще на биостанцию к старым друзьям. Но ее уже не тянет зоология, а взгляд все чаще обращается вверх. И, кажется, даже папа все понимает. И не зовет в КосмоЗоо.       – Алис?       – Нравится, – тихо говорит она. – Но не проси. Не скажу кто он.       Проходит еще целых четыре года… и она студентка в Космической Академии. И чем дальше, тем хуже. Ей невыносимо быть на Земле.       А потом однажды раздается звонок.       – Здравствуй, Алиса.       – Капитан! – девушка радостно улыбается, а с экрана смотрит Первый капитан.       Постаревший, и с сединой на висках. А ведь он еще совсем не старый. Ну, сколько ему?       – У меня юбилей. Пятьдесят лет. Вот, собираю друзей. Прилетишь? Мне будет очень приятно увидеть тебя.       – Обязательно! – обещает Алиса. – Вы на Венере?       – Ну, а где же еще? Это теперь мой дом! Так что жду. Прилетай пятнадцатого, по этому адресу…       До Венеры лету пару часов. Как же преобразилась планета за какие-то десять лет! Но девушку совсем не интересуют виды. Она спешит к дому капитана. И очень старается не думать, кого может увидеть там. Капитан с порога обнимает ее, а она вдруг замечает как трясутся его ладони, которые он поспешно прячет в карманы пиджака, как только это возможно. И она понимает, почему он перестал летать… и сердце грустно сжимается.       – Здравствуй, Алиса.       Голос за спиной обрывает дыхание.       Алиса, как во сне оглядывается, и Первый понимающе грустно улыбается смотря на двоих, что замирают напротив друг на друга.       – Вот, я обещал тебе вернуть, – Третий открывает ладонь, а на ней простенький медальон. Такие раньше носили космодесантники.       Но Алиса качает головой и накрывает его пальцы своими, и сжимает его ладонь.       – Ты живой. Ты здесь. Нет, он твой.       «Ты здесь...»       «Здесь… я тебе нужен? Такой...»       «Нужен!»       Слова совсем не нужны. Алиса обнимает своего капитана и впервые за долгие десять лет, она по настоящему счастлива.