**********************
Профессор Селезнев очень старался помочь… вот только он не был врачом, а был просто очень-очень хорошим зоологом. И неплохим ветеринаром. А значит, его знаний катастрофически не хватало. И Игорь это очень хорошо понимал. — Я не знаю, что делать, – однажды признался он всем, когда Алиса уже спала и не могла их услышать. — Все так плохо? – тут же спросил Ким, встревожено переглядываясь с Первым. Игорь снимает очки с орлиного носа и протирает их салфеткой. Говорить трудно, но надо… но как же это гадостно! — Вы знаете, я прежде всего зоолог… да, я имею кое-какие знания, и все что я могу – я делаю. Вот только… вашему другу нужна профессиональная помощь медиков. — Профессор, мы понимаем и благодарны вам, – серьезно уверяет его Первый. – Не думайте, что мы ждем от вас невозможного. Нам просто надо дотянуть до обжитых планет, где смогут помочь. — В этом-то и проблема… – вздыхает Игорь. – Он выживет, мы его довезем… но… боюсь, я ничего не могу поделать в другом. У вашего друга сильно покалечена левая нога. Нервы поражены настолько, что восстановить их нельзя… уже нельзя. Идет отмирание тканей. Физиология жителей Фикса устроена таким образом, что при сильном поражении конечности, организм отсекает от нее кровеносную систему, что ведет к быстрому отмиранию тканей и атрофии конечности… усыханию… — Вы хотите сказать… — Я очень путано и неправильно говорю… но, правда такова, что к моменту нашего прилета ему понадобиться ампутация левой ноги. Мне жаль. В кают-компании повисла тяжелая тишина. Первый бледнеет, сжимая кулаки, а Ким обхватывает голову руками, едва подавляя рвущиеся наружу проклятья. — Я перепробовал все, что мог, – Игорю тяжело и мерзко оправдываться. Всеволод кривится. — Не оправдывайтесь. Думаю, он все понимает… а без вас, мы бы потеряли его еще… Он не заканчивает, но все и так все понимают.********************
Взрослые ходят мрачнее тучи и Алиса уже почти согласна, чтобы они вновь начали шутить над ней. Папа совсем не умеет врать, и она и не помнит, когда он по-настоящему пытался бы ее обмануть. А вот теперь пытается. — Все будет хорошо, что ты придумываешь? Мы просто думаем, как быстрее долететь. — Пап, не ври! Ты не умеешь. — Алиса, это что за тон? – возмущается он. – Лучше пойди, покорми зверей. Ну, вот! Спросила, называется! Еще бы про уроки вспомнил. Дело ясное, что все плохо. А когда все плохо, от взрослых ничего не добиться. Опять придется самой все решать. Или… девочка думала не долго, и той же ночью прокралась к дверям медблока. — Эй! – тихо позвала она, просунув нос в створки дверей. — Алиса? Негромкий голос Норна убедил ее, что он не спит. Маленькая фигурка подозрительно оглядела коридор, и скользнула внутрь, закрыв за собой дверь. После чего подошла к больничной койке. Алиса остановилась рядом, и прикусила нижнюю губу, смотря на Третьего. Он выглядел почти так же, как пять дней назад… хотя и всяко лучше чем тогда! Но все одно, так и казался каким-то прозрачным и хрупким. И красивые глаза нехорошо тускло смотрели в ответ. Как будто лекарства ему совсем не помогали. — Ты что не спишь? – спрашивает Норн. — Да так… – пожимает плечами Алиса. И жалуется: – Папа врет и другие все хмурые ходят. А почему не говорят. — Из-за меня, – понимающе шепчет Норн, закрывая глаза. — Почему? Тебе же лучше, да? Ты выздоровеешь, папа все сделает для этого. — Твой папа очень хороший человек, – соглашается Норн, с грустью смотря в сторону. – Но он не может… он не все может, Алиса. Девочка почти испуганно смотрит на него, чувствуя нехорошее. Такое чувство, что Норн прячется. И очень-очень старается не заплакать. Папа говорил, что на Фиксе не принято прятать свои чувства. И слезы, и радость, и грусть – так же естественны, как слова у людей. Не то, чтобы она поняла… это странно, но… Норн явно пытается – не плакать? Алиса садится на край койки. — Все так плохо? – шепчет она. Норн молчит, не смотрит на нее. — Ты скажи, – просит Алиса. – Когда на двоих – то не страшно. Честно. Он качает головой. — Ты замечательная… как лучик солнца, – вздыхает он. – Да, все плохо… но ты не бойся. — А что… случилось? – Алиса не собирается отступать. Пусть скажет! А уж она найдет, как все исправить. Норн молчит так долго, что она уже расстроилась, но в конце концов Норн едва слышно говорит очень странные слова: — Представь… что у тебя нет одной руки. Просто нет. Алиса моргает. Как это?! Она удивленно смотрит на свои руки. Нет одной руки? Совсем-совсем?! — Страшно, – признает она. – Но у тебя все руки! — Да, – соглашается он. – Все. И замолкает. И тогда приходит догадка. Дело не в руках, просто… так иногда бывает. Алиса видела людей, у которых иногда не было рук – настоящих, из плоти. Или ноги… но были протезы. Да такие, что ничем от настоящих не отличишь. А у одного мальчика из ее класса, одна рука была биомеханическая. И он здоровски рисовал! Ему руку ам-пу-ти-ро-ва-ли. И он тоже говорил, что было страшно… и мама его плакала. А на самом деле не так и страшно оказалось. Врал, наверно… Алиса молчит, смотря на свои пальцы. Надо что-то сказать. Но про Сашку Антонова совсем говорить не хочется. — Когда страшно – иди вперед, – тихо сказала она. Норн моргнул, расслышав ее слова. — Хочешь, расскажу секрет? – спрашивает его Алиса и достает из-за ворота комбинезона тонкую цепочку с кулоном. Вот, смотри. Это мой дедушка. Она открывает кулон и показывает Норну маленькую голографию внутри. — … Это мамин папа. Он был космодесантником. И был очень храбрым. Это все что у меня есть от него. Все говорят, я на него похожа. Он тоже не мог спокойно жить и вечно искал приключения. Мой второй дедушка всегда говорит, что он от того и умер. Глупости. Он просто улетел и не вернулся. Мама тогда маленькой была. Так вот, когда мама боялась, он всегда говорил: «Иди вперед и страх уйдет». Это был его девиз. А теперь мамин. И мой. Это наш семейный девиз. А у папы совсем другой. Он космозоолог и биолог. И он… ну… он не очень радуется, когда меня с ним сравнивают. С дедушкой. Только я вот правда на него похожа… больше чем на папу. Или маму. Этот кулон дедушка подарил маме, как талисман, а она потом отдала мне. Перед экспедицией. На удачу. И чтобы он меня хранил. Алиса выдохнула и решительно сняла цепочку, а потом потянулась и перекинула цепочку, надев на Норна. — Ты что? – тихо спросил он. — Вот, – твердо сказала Алиса. – Пусть он будет у тебя. Может это и глупости всякие, но мне он очень помог! И удачу принес. Он всамделишный талисман. И пусть теперь он тебя защищает. Даже когда страшно и, кажется, что все плохо – мой дедушка будет с тобой. И ты же Третий капитан! А значит твой девиз как у него! — Иди вперед и страх уйдет? – негромко проговорил Норн, чувствуя комок в горле. – Алиса, но я не могу его взять. Он твой. — И твой, – решительно мотнула головой Алиса, пряча руки за спину. – Я дарю тебе талисман! И пусть он будет с тобой! — И все же, Алиса… — Ладно, давай тогда так? – Алиса решительно шмыгает носом. – Ты мне его вернешь. Когда я стану большой. Взрослой. Только сам отдашь. По рукам? Норн только и может, что кивнуть. Ведь девочка, по сути, отдавала ему самое дорогое, что у нее было. То, что целиком принадлежало ей по праву крови. А это многое значило для жителя Фикса. Семья и предки – что может быть важнее?! И она делилась этим с ним! И пусть неосознанно, но этим жестом подводила Норна под незримую защиту своей семьи. Люди давно перестали верить в богов, но только не они. Тени предков стоят за каждым и когда кто-то протягивает другому такую вещь… это сама судьба. И отказаться нельзя. Только принять с благодарностью. — По рукам, – с трудом выдыхает он, смиряясь. — Зуб даешь? – уточняет девочка. И как же это по-детски! Норн светло улыбается. — Зуб даю. Так уж и быть. Раз сама судьба так велит. Он дождется, когда Алиса станет взрослой.