Dancing With My Demons

Гномы клана Железной Руки не похожи на тифлингов из роще. Когда Хальсин закончил осматривать их раны, нет ни вечеринки, ни выпивки, ни танцев с облегчением от того, что они живы, чтобы ещё сражаться. Их осталось в живых так мало по сравнению с тем количеством, которое было приведено в Гримфордж, что даже их обретенная свобода — всего лишь горько-сладкая победа. Они празднуют только руками, которые не отпускают друг друга, и шепотом подбадривают. Они тебя ранили? Тсс, сейчас это не имеет значения. Белдрон пытается расплатиться конфискованной монетой, которую они смогли забрать из командной палатки двэргаров, но Нив ничего из этого не принимает. Она видит, как её спутники обмениваются взглядами с лёгким недоверием, когда она отмахивается от денег — особенно Астарион, — но, чёрт возьми, у них достаточно денег для всей группы. А что касается её долга? Ей уже не хватает девятнадцати тысяч двухсот двадцати пяти золотых, чтобы заплатить Чародеям; ещё четыреста сегодня не освободят её. А в руках гномов это действительно могло бы иметь значение. Теперь, когда гномы Железной Руки ушли, чтобы позаботиться о своих мертвых, им мало что остаётся, кроме как вернуться в лагерь, который разбили остальные, и заняться своими ранами. Они не в том состоянии, чтобы подниматься на поверхность в объятия Тёмного проклятия, не отдохнув сначала как следует. — Абсолютно ошеломляющая демонстрация тактики, — восхищается Гейл, пока Хальсин осматривает ожог на его руке. — Если мы доживём до встречи с историком, это наверняка будет в книгах. Нив и Шэдоухарт сидят напротив них у костра, жрица пристально смотрит в глаза Нив, пытаясь определить степень ответного эффекта, который отразился на ней от заклинания щита Истинной Души Нере. — Я должен настаивать, чтобы ты не двигался, друг, — слегка упрекает Гейла Хальсин, когда жестикуляция волшебника почти вытягивает ожог из линии его исцеляющего заклинания. — Я должен настоять, чтобы Нив сыграла со мной в шахматы, — отвечает Гейл. — Мне давно обещали матч. Если быть Нив была честна, такое ощущение, что он немного перебарщивает. Не нужно быть гением, чтобы догадаться, что её нежелание поделиться правдой о своем магическом образовании, должно быть, имело хоть какое—то отношение к нему — и, к несчастью для неё, Гейл на самом деле мог быть гением. Но она слишком устала, чтобы думать о том, чтобы вызвать его на чрезмерно бурные комплименты сегодня вечером. У него добрые намерения. Она знает, что это так. — Ты уверен, что ты не получил ещё и немного психическим уроном, Гейл?— сухо спрашивает Шэдоухарт. По ту сторону костра Хальсин фыркает. — Ох— к сожалению, нет, — щебечет в ответ Гейл, ничуть не смущенный колкостью, если судить по его тону. — Боюсь, стремительный скачок победы может быть достаточно безумным для недостаточно стимулированного академика. Кажется, он всё понял. Гейл дружески кивает каждому из них, закатывая рукав на исцеленную руку, прежде чем отправиться исследовать бутылку, которую Карлах только что откупорила. Хальсин с очень понимающей ухмылкой смотрит на Нив, собирая свои медикаменты, и следует чуть позади. — Спасибо, — одними губами говорит Нив для Шэдоухарт. — Не думай об этом, — решительно отвечает жрица. Она откидывается на спинку стула, очевидно, удовлетворенная осмотром головы Нив. — Полагаю, никаких долговременных последствий. Я бы всё равно приняла зелье, чтобы наверняка. Если тебе совсем не по себе — даже немного подташнивает... — Ты узнаешь первой, — послушно отвечает Нив. Шэдоухарт ухмыляется. — Хорошая девочка. — Заткнись нахуй, — выпаливает Нив, её лицо в одно мгновение вспыхивает красным. — Я не говорила, что ты права. — Ох, но я всегда угадываю правильно, — прихорашивается Шэдоухарт, когда Нив закрывает лицо руками. — Расслабься. Уверена, что единственный человек, который может быть способен подслушать, уже знает, как нажать именно эту кнопку. — Заткнись, заткнись, заткнись. Шэдоухарт закатывает глаза. — Только ты можешь быть такой чопорной через час после казни военного преступника. Нив ждёт, что за этими словами последует укол; шок, который проходит через неё каждый раз, когда она вспоминает, что у неё рука способна прекратить жизнь. Впервые она убила кого-то, кроме бесчисленных ужасов, которые были на борту Наутилоида, когда те бандиты в часовне набросились на них почти без провокации. Даже зная, что она защищалась, вид их неподвижно лежащих тел преследовал её много ночей после этого. В конце концов, всего за день до этого она сидела за прилавком в магазине Норри, фантазируя о поджоге пары мужчин, которые смотрели на неё с сальными улыбками, пока она поднималась по стремянке, доставая то, что они просили, с верхней полки. В то время она никогда не думала, что ей действительно придётся делать это. Даже находясь в лагере гоблинов, она не могла перестать думать о том, сколько подчиненных, через которые они прорубили себе путь, на самом деле выбрали быть там. Простое выполнение приказов в большинстве случаев было плохой защитой... но она хорошо знала, каково это — быть не более чем слугой, которому приказывают. А Гандрел... что ж, она ещё долго будет думать о нём. Он напал на них. Это не означало, что её до сих пор не тошнило из-за этого. С тех пор это чувство несколько ослабло, но она не могла не задаваться вопросом, могла ли она быть быстрее, умнее, сделать что-нибудь, чтобы сдержать его, чтобы у них был шанс поговорить. Но в тот момент всё, о чем она была способна думать, это о том, что он пришёл за Астарионом, и она не могла допустить этого. Ей придётся жить с этим выбором. Но при мысли о Нере она не чувствует боли. Никакого сожаления. Она не может заставить себя чувствовать что-либо по этому поводу, кроме того, что это было правильно. Не то чтобы ей доставляло удовольствие убивать его... но это нужно было сделать. Поначалу Нив думала, что их группа — единственные жертвы Абсолют, ещё до того, как она придумала имя для их врага. Но каждай день с их крушения на пляже показал ей, что они были каплей в море; сколько ещё людей страдают, сколько ещё будет страдать под этими тёмными махинациямм на Берег Мечей. И если силы, действующие против них, собирались быть безжалостными, она должна была быть в состоянии встретиться с ними на этом уровне. Так что нет, думает она. Сегодня она ни о чем не жалеет. — Кстати, — продолжает Шэдоухарт, совершенно не смущаясь. Если она и заметила отстраненный взгляд Нив, то виду не подает. — Возможно, было бы неплохо сегодня вечером лечь спать с кем-нибудь в компании, учитывая травму головы и всё такое. — Нравилось ли мне больше, когда ты злилась на меня? — вслух спрашивает Нив, свирепо глядя на неё. — Думаю, правда нравилось. Ухмылка Шэдоухарт становится ещё шире. — Просто говорю, что это может быть полезно для здоровья всех. Если это было так давно, как ты говоришь, это, вероятно, объясняет, почему он был таким маленьким с—. — Мы в ссоре, — прерывает Нив. — Просто чтобы ты знала. На данный момент. Затем Шэдоухарт встаёт, выглядя довольной собой. На мгновение Нив думает, что она сорвалась с крючка, прежде чем глаза жрицы многозначительно опускаются. — Кстати, красивое кольцо, — мягко добавляет она. И по какой-то причине другая рука Нив быстро прикрывает драгоценный камень на пальце. Брови Шэдоухарт говорят сами за себя. — Я... — начинает Нив, обнаруживая, что у неё внезапно пересохло во рту. — Да. Правда. Прошло несколько часов с тех пор, как она надела это кольцо себе на палец; часов, наполненных таким хаосом, что она смогла не думать о том, почему, чёрт возьми, ей кажется, что она не может отдышаться, когда проводит пальцем по драгоценному камню. Шэдоухарт, кажется, наконец-то сжалилась над ней. Её лицо смягчается, хотя она не позволяет этому длиться дольше мгновения, прежде чем закатить глаза. — Иди спать, герой, — говорит она. Затем многозначительно оглядывается по сторонам, как будто что-то ищет. — ... Или, возможно, стоит пойти прогуляться. В том направлении. — она кивает головой на запад от лагеря. — И не забудь зелье. Уходя, Нив всё ещё не совсем уверена, хочет ли она ударить её или поцеловать. Она медленно лезет в сумку у своих ног, чтобы вытащить флакон с целебным зельем, вертя его в руках и наблюдая, как красная жидкость бурлит внутри. Их положение пока не такое уж тяжелое, но они уже использовали почти половину порций, которые она приготовила в их последний день в заброшенной деревне. Этого достаточно, чтобы заставить её задуматься. Она устала. Если бы она прямо сейчас нашла дорогу к своей палатке, то, вероятно, выпила бы варево и заснула через несколько минут. Но, по её мнению, было бы лучше использовать то, что у них осталось, чуть более эффективно. *** Победы — это то, к чему Астарион ещё не совсем привык. Когда он был с тифлингами в роще, он предположил, что его прогнала их наивность. Пропивают свои запасы вина на праздновании, когда сами не сделали ни малейшей работы, ещё предстоит преодолеть мили опасной территории — и пьяно благодарят за это его, из всех людей. Порождение ночи, которое предпочло бы перегрызть себе глотку, чем пожать кому-либо руку. У большинства из них нет ни грамма инстинкта самосохранения. Но гномы были более прагматичны после своего спасения. Он полагает, что они достаточно благодарны, но не склонны задерживаться и преломлять хлеб. И всё же, поскольку празднование ограничивалось тем, что его товарищи распивали остатки вина, перевязывая свои раны, Астарион чувствовал отчаянную потребность убраться отсюда к чёрту. Ускользнуть было достаточно легко. Как и большая часть разрушенной крепости Шар, разрушенная комната, в которой они разбили лагерь, открывалась в систему пещер вокруг них. Как только он убедился, что Нив не упадёт замертво от воздействия какого бы то ни было заклинания, поразившего её, он спустился по проходу и древней лестнице, сбежав на нижний уровень, откуда открывался вид на поток лавы, льющийся с потолка на другой стороне пещеры, её расплавленное свечение было единственным, что освещало темноту внизу. Он садится на нижнюю ступеньку и молча наблюдает. Даже на расстоянии исходящего от него тепла достаточно, чтобы согреть огромное пространство лишь немного ниже точки дискомфорта. Астарион уже не раз пытался убедить Нив уйти с ним. В первый раз она была настолько растеряна, что рассмешила его, хотя в её глазах всё ещё стояли слезы паники. Но сегодня он услышал её настоящий ответ — что более важно, он его увидел. Она использовала себя как приманку, как канарейку в буквально проклятой богами угольной шахте, просто чтобы убедиться, что какой-то злодей, о котором она даже не подозревала два дня назад, почувствовал некоторое сожаление перед своей казней. И казнь была подходящим словом. Астариону были не чужды нанесение увечий и убийства; что Нив сделала было больше похоже на вынесении приговора. Это не могу быть я, прошептала ему Нив у сторожевого костра той последней ночью в деревне. На самом деле, всего несколько дней назад. Но чертовски похоже, что так и будет. Он видел это в её глазах, когда она хромала к Нере — она никогда не собиралась сдаваться. Не для него; даже не для её собственной жизни. Перед ней возникла проблема, и она намеревалась её решить. Кричать в бездну было бы немного бестактно на его вкус, поэтому он довольствуется тем, что впивается ногтями в камень. Когда он слышит шаги, направляющиеся в его сторону, он на мгновение закрывает глаза, просто слушая, как они эхом отражаются от камня на извилистой тропинке, по которой он выбрался, чтобы уйти из лагеря. Даже не их вес или темп выдают их принадлежность Нив. На самом деле, это тот факт, что шаги вообще приближаются к нему. Никто другой никогда не утруждает себя поисками. Он позволяет звуку наполнить его голову; сначала такой тихий, пока он не начинается издалека, а затем всё громче и громче, пока он не заполнит тишину в его груди. — Вау, — тихо говорит Нив с верхней площадки лестницы позади него, когда шаги прекращаются. — Ты действительно знаешь, как найти перспективу. Астарион чувствует, как уголок его рта приподнимается, но он продолжает смотреть на столб лавы, прорезающий темноту. — Поиск красивых вещей был моей специальностью. Он предполагает, что это шутка, но она не смеется. В ответ он слышит, как она медленно спускается по лестнице — и что-то в молчании Нив, когда она сокращает расстояние между ними, заставляет его затылок покалывать от осознания. — Тебя убьёт, если ты останешься на ужин в один из таких вечеров? — спрашивает она. Её тон — это тот равный баланс поддразнивания и брани, которым она так хорошо владеет, но он может почувствовать настоящее разочарование под поверхностью. Она недовольна тем, что он снова прячется от группы. Он не поднимает на неё взгляда, пока она не доходит до ступеньки, на которой он сидит. Нив наклоняет голову, коса перекидывается на плечо, когда она смотрит на него сверху вниз. Какими бы мрачными ни были эти окрестности, далекий водопад лавы освещает её, как пламя свечи, отбрасывая золото на лицо, всё ещё несущее на себе следы дневных жестокостей; её разбитая губу и пыль в волосах. Довольно несправедливо, думает Астарион, насколько красивой она может выглядеть, будучи раздраженной им. Это не особенно вдохновляет его быть менее трудным. Он небрежно пожимает плечами и опускает их. — У нас не нашлось подходящего вина к тому, что, чёрт возьми, Гейл положил в тот суп. — Суп Гейла был прекрасен, — говорит она. — Ты даже не ешь суп. — Но я же чувствовал его запах. — Астарион брезгливо морщит нос. — У меня есть стандарты. — Ну, — мягко говорит Нив, — только если ты не научился очень хорошо их прятать, не похоже, что ты нашёл какие-либо альтернативы, соответствующие этим стандартам. Он выгибает бровь, глядя на неё. — Ты говоришь так, как будто хочешь подвести к какой-то сути. Она упирает руку в бедро. — Знаешь, я немного не понимаю, почему победа сделала тебя таким кислым. — Ах, но это была твоя победа, моя дорогая. — Астарион одаривает её горькой улыбкой, прежде чем снова окинуть взглядом просторы пещеры. — Я бью только туда, куда ты укажешь. Нив на мгновение замолкает, глядя на него сверху вниз. — Я знаю, тебе не понравился мой план, но... он ведь сработал? Никто не может с этим поспорить. Астарион только молча склоняет голову. Она вздыхает и откидывает голову назад, взывая к небесам, словно ища силы. — Все эти разговоры о том, как ты любишь насилие и беспредел, но когда это делаю я—. Астарион резко поворачивает голову в её сторону. — Насилие и хаос, да. Что есть у тебя, дорогая, так это желание смерти. Я знаю, что тебя нельзя было отговорить от твоего героизма, но была сотня вещей, которые мы могли бы попробовать, помимо твоей игры в кошки-мышки с садистом, контролирующим разум. По лицу Нив пробегает странное выражение — она быстро недовольно морщит нос, — но в следующий момент стряхивает его с ещё одного легкого вздоха. — Смотри, — говорит она. — Я понимаю, о чём ты говоришь. Но я бы не была так непреклонена, если бы не был уверена, что это сработает. И это сработало. Так что... никакого вреда. Он не уверен, что согласен с этим утверждением. Он видел, как она упала после того, как щит отскочил от неё. Но он заметил, что особенность Нив в том, что она не часто прибегает к гиперболам. Он слышит это по твердости её голоса — она не просто была уверена, не просто надеялась, что это сработает. Она искренне чувствовала, что знала это. Астарион недовольно смотрит на неё. — Почему? — спрашивает он. Она моргает на него своими огромными тёмными глазами. — Что? — Почему ты была уверена? — настаивает он, хотя даже он не уверен, какой ответ она могла бы дать, который удовлетворил бы его. Они почти ничего не знали об Истинной Душе. Несмотря на то, что Нив была хороша в анализе угроз, у неё не было реальной информации для работы. Нив выглядит немного отстраненной, обдумывая вопрос. — Я не уверена, как это объяснить, — тихо говорит она через мгновение. — Иногда это как... как будто я вижу, как всё это разыгрывается у меня в голове. Все разные вещи, которые могут произойти. И если мы контролируем определенные переменные, мы сужаем доступные пути. Так сказать, подталкиваем события в правильном направлении. Для его ушей это бессмысленный ответ. Но он полагает, что на самом деле не имеет значения, понимает он или нет — для неё это имеет смысл, и это единственное оправдание, в котором она когда-либо нуждалась. — Не думаю, что смог бы время от времени соблазнять тебя вставать на путь эгоизма. Я нахожу, что путешествовать гораздо приятнее. И она фыркает на него. — Извини, — хихикает Нив, когда он полностью поворачивает голову, чтобы посмотреть на неё. — Просто— да, ты такой невнимательный в последнее время. Образец эгоизма. Действительно. — И что это должно означать? — спрашивает он, угрюмо глядя на неё. Она смотрит на него в ответ, не веря своим ушам, как будто думает, что он намеренно тупит. Когда выражение его лица не меняется, она одергивает подол своего верхнего плаща, чтобы показать, как он починил ткань цвета морской волны; в то же время она поднимает левую руку, на пальце которой поблескивает изумрудное кольцо. Астарион отводит взгляд, внезапно довольно остро ощущая жар в пещере. — Пустяки. — Пус—. — начинает она, запинаясь, как будто от возмущения. В мгновение ока Нив подлетела и уселась на ступеньку рядом с ним, наклоняясь с каким-то диким, раздраженным выражением лица. — Это не пустяк, — говорит она, показывая кольцо. — Это то, что сделало мой план на самом деле не совсем безумным. А что касается этого—. — Нив хватает в охапку свой плащ, чтобы сунуть ему под нос починку, как будто ему нужно было только увидеть это поближе, чтобы понять. — Я десять лет носила этот проклятый мешок из-под картошки из Гильдии чародеев, Астарион. Точно такой же. Раньше мне приходилось закатывать его и перевязывать ремнём, чтобы не споткнуться о подол. У меня не было собственного нового плаща с тех пор, как я была ребёнком, а ты— ты... Как бы он ни предпочитал избегать её взгляда, он не может не повернуть голову, чтобы посмотреть на неё, притянутый. Затем она начинает запинаться, как будто только сейчас осознав страстность собственной тирады. — Ты позаботился о том, чтобы всё не разлетелось в клочья, — заканчивает она чуть более спокойно. Она делает вдох, собираясь с духом. — Единственным человеком, который когда-либо делал это для меня, была моя мать. Так что не говори мне, какой ты эгоистичный, когда ты даже не питался от меня почти неделю. Ах. Наконец-то суть. Тот факт, что он физически не способен побледнеть больше, чем обычно, является небольшим благословением. — Я прекрасно справляюсь сам, дорогая, — говорит он ей, пытаясь скрыть умиротворяющую улыбку. Он немного оттянул у некоторых двэргаров, с которыми они столкнулись, благодаря всей этой истории с миконидами, а также у одного из павших паладинов на Дороге Восставших, прежде чем Карлах подожгла здание. Достаточно, чтобы прожить, хотя с каждым днём он всё острее ощущал нехватку дополнительной дикой природы здесь, внизу. Грибы не годились для того, чтобы вонзать в них зубы, а мириады ужасов были довольно ненадежным — и неаппетитным — источником питания. Нив хмурится, снова морщит нос, прежде чем покачать головой. — Что-то здесь и там — это не то, о чём мы договорились, — говорит она. — Что случилось с жаждой каждой ночью? Он не совсем уверен, почему здесь всё так повернулось — Нив теперь пристаёт к нему из-за питья её крови. Напоминание о договоренности, которую он предложил ночью после своего первого вкуса, когда он так отчаянно хотел большего, что обнаружил, не в состоянии ждать даже столько времени, сколько потребовалось бы, чтобы соблазнить её старомодным способом, заставляет его желудок скручиваться от смешанного чувства стыда и желания. — Интересно, почему из тебя не выпустили кровь сразу после того, как ты получила удар дьяволы-знают-каким заклинанием, но это никак не развеивает мои представления о твоем безумии, — натянуто говорит Астарион. Она думает, что он не хочет этого. — Прости меня за то, что я не хотел обрушивать толпу на свою голову, если бы они увидели следы укусов через час после битвы. Аргумент не впечатляет её. — Чушь собачья. Тебе всё равно, что они думают — ты думаешь, что я с этим не справлюсь. — Ты чуть не истекла кровью у нас на глазах всего несколько дней назад, если помнишь, — огрызается он. Стол, на котором она лежала, пока Шэдоухарт и Уилл вытаскивали стрелу из её плеча, был так глубоко залит её кровью, что даже заклинание не смогло отмыть его полностью. Он видел, как Гейл пытался. — Мы собираемся отправиться в Проклятые Земли, Астарион. Ты думаешь, там будет что-нибудь живое, на что ты сможешь поохотиться? — она огрызается в ответ. — Это не последний раз, когда кто-то из нас чуть не попал в беду. С тех пор я исцелялась дюжину раз. — И наш клирик прекрасно справляется с исцелением, — рычит Астарион. Он хватает её за подбородок чуть менее нежно, чем следовало бы, поворачивая её лицо к себе более широко, чтобы она не могла его спрятать. — Не может даже залечить разбитую губу. Но что-то вроде вызова искрится в этих тёмных глазах. — Нет, — говорит Нив, убирая его руку со своего лица с большим терпением, чем он на самом деле заслуживает, держа её переплетенной со своей на коленях. — Она может. От него не ускользнуло то, как он, кажется, ведёт себя, как будто он забыл все эти годы совершенствования своего обольщения, чем дольше он рядом с ней — схватить, наброситься, шокировать её тихими вскриками, как какой-то неуклюжий болван. Но Нив всегда так медленно приближается к нему, вопрос ясно читается в её широко раскрытых глазах, жидких, чёрных, как чернила, в тусклом янтарном свете. Он знает, что она делает. Она дает ему время увидеть её приближение; время отступить. Но эффект более гипнотизирующий, чем она, возможно, осознает. Столь же разъяренный, каким он был всего несколько мгновений назад, он может только зачарованно наблюдать, как Нив прижимается к нему. Она сбрасывает плащ с плеч, так что ткань ложится на ступеньку позади неё, оставляя её в простой льняной блузке, под которой остаётся зелень мха, когда она тает в его объятиях медленно, как мёд. Её глаза всё ещё ищут с тревогой, как будто она может пропустить какой-то сигнал отступить, пока она, наконец, не прижмется своими губами к его губам. Ему не привыкать быть объектом желания, но она так осторожна, так нежна, когда контролирует ситуацию. Это новшество, почти такое же опьяняющее, как следы крови и вина на её губах. Из его горла вырывается звук — боги, её вкус, сколько дней — и только тогда она углубляет поцелуй, приоткрывая для него губы, нежно поглаживая его языком. Астарион думал, что на этот раз ему стало тепло, но даже адские глубины Гримфорджа меркнут по сравнению с мягким теплом её губ. Теперь она прижимает его руку к своей груди, её сердце колотится под их переплетенными пальцами в ответ на поцелуй. И внезапно этот простой намёк на засохшую кровь расцветает во что-то большее. Астарион резко втягивает воздух. Он не может ничего с собой поделать — он стонет, когда свежая кровь попадает ему на язык, притягивая Нив ближе рукой, за которую она цепляется. Он ещё глубже втягивает в рот её нижнюю губу, прежде чем осознает, что делает, его свободная рука поднимается, чтобы обхватить её затылок и удерживать его неподвижно, пока он ласкает только что открывшуюся рану. Это немного больше, чем струйка крови, но он не может перестать искать большего, грубо касаясь её языком, пока Нив не издает легкий вздох дискомфорта. Только тогда он приходит в себя, сразу же отдергиваясь, как будто выныривая из грёз наяву. Несмотря на шум, который она произвела, по лицу Нив ясно, что она отнюдь не расстроена этим — щёки заливает румянец, уголки рта приподняты, даже когда порез на губе снова начинает медленно кровоточить. — Извини, — говорит она, немного задыхаясь. Чернота её зрачков почти полностью поглотила карие глаза. — Просто немного защипало. Можешь продолжать. Даже нагота не могла быть более непристойной. — Ты играешь нечестно, — огрызается Астарион, но и не отдергивает руку. Если бы он мог увидеть себя в отражении её глаз, он уверен, что выглядел бы таким же взволнованным, как и она. Вся его воля уходит на то, чтобы не слизывать остатки крови со своих губ. — Вот я здесь, пытаюсь хоть раз проявить благородство, и—. — Ты только что говорил мне быть эгоисткой, — перебивает Нив. — Так позволь мне быть эгоисткой. Я пытаюсь поблагодарить тебя. Прежде чем он успевает произнести ещё хоть слово в знак протеста, раздается шорох ткани, когда она достает что-то из кармана, за которым следует тихий звон стекла о камень. Когда он смотрит, бутылка с целебным зельем стоит рядом с ними на ступеньке выше того места, где они сидят. И как долго он будет отказывать себе, когда она так настроена на самоутверждение? — Ты, — выдыхает он, — становишься очень опасной, дорогая. Но вот оно снова — недовольная усмешка, когда она морщит нос, даже теперь, когда он почти признал поражение. — И что означает этот взгляд? — устало спрашивает он, проводя рукой по собственному лицу. Глаза Нив расширяются, её щеки ярко краснеют, как будто она не хотела, чтобы выражение её лица было так легко прочитать. Кажется, она никогда не осознает, насколько ясно там написаны её мысли. — Я не... — торопливо начинает она, явно собираясь всё отрицать — Твой нос морщится, — упрекает он, проводя рукой перед своим лицом, чтобы проиллюстрировать, и она краснеет ещё сильнее. Это случалось уже по крайней мере три раза; по-видимому, всякий раз, когда он—. И тут его осенило. Что у тебя есть, дорогая, так это желание умереть. Я прекрасно справляюсь сам, дорогая. Ты становишься очень опасной, дорогая. — Ты, — начинает Нив, её голос комично более робкий, чем был раньше, — Ты просто— ты всех называешь "дорогая". Даже когда злишься на них. Астарион моргает, глядя на неё. Он полагает, что это правда — он слышит, как он насмехается над Шэдоухарт перед тем, как они пересекли озеро, обвиняя её в ревности. Честно говоря, он не уверен, что это всё ещё не так. Они с Нив, кажется, помирились после столкновения со смертью, но он не слеп — он может видеть, как жрица иногда косит на него глазами, когда Нив рядом. — Значит, ты не хочешь быть дорогой, — мягко говорит он голосом, который, как он знает, заставляет её извиваться. Смущение на лице Нив столь же очевидно, как и её неудовольствие, и ему трудно удержаться от того, чтобы, так сказать, не прижать большой палец к синяку, теперь, когда впервые с тех пор, как она добралась до него, ситуация изменилась в его пользу. В конце концов, она действительно так мило краснеет. — Возможно, ты могла бы сказать мне, как ты действительно хочешь, чтобы тебя называли. — Забудь об этом, — быстро говорит она. —Ты смеёшься надо мной. — Вовсе нет, — отвечает он. Глядя на зелье рядом с ними — чёрт возьми, она пришла подготовленной — он нежно обхватывает пальцами одно из её запястий, поднося нижнюю сторону ко рту, но останавливается, едва не прижавшись к нему губами. Находясь так близко к точке, где бьётся её пульс, он слышит его трепетание даже отчетливее, чем когда он просто слушает её сердце. —Ты хочешь, чтобы я угадал? — Астарион—. — Я мог бы называть тебя просто Нив, — бормочет он, его губы почти касаются её кожи, но не совсем. — Но все называют тебя так. Биение её сердца остаётся ровным, но глаза Нив опустились, длинные ресницы почти касаются выступающих скул, очевидно, она не в силах выдержать его пристальный взгляд. Так не пойдет. — И полагаю, что хорошая девочка не подойдёт в нашей смешанной компании, — дразнит Астарион. Сердце Нив замирает, её глаза вспыхивают, чтобы встретиться с его шокированными глазами — и да, это тот базовый уровень, который ему был нужен. — Милая? — пытается он, но, несмотря на изгиб её губ, это больше не влияет на её пульс. — Крошка? Драгоценная? Моё маленькое угощение с вечно раскрасневшимися щеками? Они всё ещё краснеют, но ни одно из этих имен также не вызывает у неё восторга. — Моя маленькая проблема? — мягко продолжает он. — Упрямая, безрассудная, глупая ведьма? Вздох, который издает Нив, почти похож на дрожь, и он отвечает на него, прижимаясь губами к нежным голубым венам, видимым на этот раз под её кожей. Он может сказать, что он близко, но не совсем там. Его последняя идея, по его мнению, заходит слишком далеко. Но эти большие глаза, зачарованно смотрящие на него; биение её пульса под его губами... этого достаточно, чтобы соблазнить его играть так же опасно, как и она этим вечером. — ...Любимая? — наконец он предлагает, его голос ещё тише, чем раньше. И внезапный, интенсивный стук её сердца — это всё предупреждение, которое получает Астарион, прежде чем на этот раз Нив оказывается на нём сверху должным образом, упираясь коленями по обе стороны от его бёдер, когда он снова вознаграждается кровавым вкусом её поцелуя. Он бы рассмеялся с облегчением, если бы не был уверен, что это заставит её отстраниться и снова посмотреть на него — и ему действительно нужно, чтобы она не смотрела на него прямо сейчас. Нельзя сказать, что он никогда не называл её так раньше. Но в последний раз, когда он осмелился произнести это ласкательное обращение, Нив была не в себе из-за спор миконидов — а до этого он и представить себе не мог, насколько серьёзно это прозвучит. Он не хочет знать, какую маску выбрал бы, чтобы попытаться скрыть истинность этого слова, если бы она сейчас посмотрела ему в глаза. Или, что ещё хуже, не удастся замаскировать это. Даже когда она прерывает поцелуй, чтобы глотнуть воздуха, Астарион сжимает руки в кулаки на ткани у неё за спиной, прижимая её к себе достаточно крепко, чтобы она могла отстраниться всего на дюйм или около того. — Тебе нравится это, любимая? — мрачно шепчет он ей в губы. Сжимая её ногу, он скользит большим пальцем к вершине её бедер. — Прекрати это, — шепчет она в ответ. — Позволь мне сделать что-нибудь для тебя, хоть раз. И он едва ли может что-то с этим поделать; вес Нив на нём сверху, медленная теплота её поцелую, то, как она прерывает его только для того, чтобы выставить колонну её горла к нему—у него стоит, пока он вонзает свои зубы в её шею, бесстыдно стонет, когда её кровь течёт в рот. Её пальцы запутались в волосах чуть выше его затылка, когда она кладёт голову ему на плечо, и мурашки пробегают по его спине, пока он пьёт её до дна. Честно говоря, она вызовет у него гребаный комплекс. Но на данный момент это не проблема. Если Нив ещё не чувствует его возбуждения, она определенно чувствует это, когда он сжимает её бедро свободной рукой, прижимая её к своим коленям. Но она не наклоняется из-за трения, слегка отодвигаясь назад, но не настолько, чтобы потревожить его клыки на своей шее. — Я сказала, — шепчет Нив ему на ухо, — это для тебя. Её рука легко ложится на его грудь, пока она говорит, спускаясь вниз, чтобы найти застёжки его камзола, осторожно расстегивая каждую, пока от тепла её прикосновения его не отделяет только тонкая преграда рубашки. — Могу я...? — спрашивает она, слегка дёргая за то место, где подол заправлен в его брюки. Когда он стонет в знак согласия ей в шею, Нив издает нежный смешок, едва слышный ему на ухо, — а затем она касается кожи его живота, её пальцы прокладывают огненный след ниже, ниже, пока она не опускается под его пояс, освобождая его член так, что он оказывается между ними. У Астариона уже кружится голова; когда Нив берёт его в руку и начинает поглаживать, пока он кормится, глубоко и медленно, кажется, что только её вес не даёт гравитации полностью измениться. Действительно невероятно, насколько искусной она стала сводить его с ума, когда всего несколько недель назад к ней никто не прикасался — или, возможно, это просто то, насколько далеко он зашёл для неё, практически готовый кончить в тот момент, когда её пальцы коснулись его. Ему приходится вытащить свои клыки из её горла, чтобы не перегнуть палку слишком быстро — и не опустошить её до такой степени, что зелье не сможет исцелить. Бессмысленное слизывание крови, всё ещё окрашивающей её кожу, заставляет её содрогаться в его объятиях. — Чувствуешь себя хорошо? — шепчет Нив — и, боги, она действительно понятия не имеет. Это агония. Если бы он мог использовать головастика так, как она использовала в ту ночь, когда показала ему его лицо; установить связь между их разумами, чтобы она могла, наконец, по-настоящему узнать, насколько она хороша. Она такая милая во всех возможных смыслах, медленное движение её кулака всё глубже погружает его в экстаз, когда её кровь течет по нему, как слишком большое количество вина. Но он, конечно, не может. Вся эта его хрупкая уловка закончится в тот момент, когда он разрушит эту стену. Если бы она получила хоть малейшее представление о том, сколько правды скрывается за этим ласкательным прозвищем, он бы ничего не добился, кроме как ещё крепче приковал её к тонущему кораблю своей жизни. У него нет будущего, чтобы предложить ей, кроме экспресс-путешествия в собственную могилу— в которой она даже не успеет побыть, если Касадор поймает дуновение его привязанности к ней. Но он никогда не мог удержаться от игры с огнем, да? Берёт то, что может достать? — Идеально, любимая, — говорит ей полупьяный Астарион, всё ещё разглядывая следы укусов. — Ты идеальна. Другой рукой Нив приподнимает его подбородок, чтобы он мог поцеловать её ещё раз, хотя она улыбается так ослепительно, что их губы едва соприкасаются. И это просто слишком, слишком прекрасно, слишком она. Он прерывисто вздыхает, прежде чем неохотно отпускает её бедро, чтобы замедлить движение руки, работающей с его членом. — Подожди, — бормочет Астарион во время поцелуя, легкая паника пронзает его, когда он чувствует, насколько близко находится. До сих пор он входил в Нив каждый раз, когда они были вместе — поблажка, как он понимает, которую он по-настоящему позволял себе только с ней. По какой-то причине кажется необходимым не прерывать эту полосу; не тратить себя вне неё, как он делал почти все годы бессмысленных соблазнений. Возможно, ему и не позволено наслаждаться утешениями любви, но он и не хочет, чтобы она была такой. — Подожди, — снова говорит он, его голос переходит в резкий шёпот, когда он полностью останавливает её руку. — Пожалуйста. Нив сразу останавливается, отпуская его, чтобы обхватить его подбородок обеими руками, когда она немного отстраняется, чтобы заглянуть ему в глаза. Беспокойства, которое он видит на этом милом лице, достаточно, чтобы его язык зашевелился быстрее. — Внутрь тебя, — хрипит Астарион, прежде чем она успевает открыть рот, чтобы спросить, что случилось. Облегчение проходит по её чертам, за которым следует странная вспышка между возбуждением и раздражением. — Опять же, — говорит Нив, затаив дыхание, — я хотела, чтобы это было для тебя. В духе вечера, эта часть нечестной игры — но он позволяет кривой усмешке, которую она так любит, приподнять уголок его рта. Он проводит рукой по внутренней стороне её бедра, когда она сидит, распластавшись у него на коленях. — А это разве не для меня? — спрашивает Астарион, надавливая между её ног через ткань леггинсов. Нив прикусывает губу, покачивая бедрами под давлением его пальцев, и он знает, что она не откажет ему... но немного уверенности не повредит. — Пожалуйста, любимая? — добавляет он. Нив вздыхает, и он победоносно ухмыляется — но быстрым поцелуем она прижимается к его щеке как раз перед тем, как соскользнуть с него, чтобы избавиться от одежды, таким образом стирая её прямо с его лица. Он уже подумывал перевернуть её на ступеньках, как только она будет должным образом раздета, но вместо этого он остается смотреть на неё, наполовину ошеломленный, пока она заползает обратно к нему на колени. Пряди волос выбились из её косы, отражая свет, падающий на её лицо, и Астарион почти забывает, что у неё что-то есть помимо глаз, пока она не проводит рукой по его члену. У него отвисает челюсть от прикосновения к ней, скользкой и горячей — и, ад, как она может быть такой влажной, когда он почти ничего не сделал в ответ? Он наклоняется, чтобы войти внутрь, и она прерывисто дышит, принимая всю его длину, дюйм за дюймом, наклоняя голову, чтобы прижаться лбом к его лбу, когда их бедра соприкасаются. — Привет, — дрожащим голосом шепчет она, снова нежно улыбаясь. Это вызывает у него хриплый смех, сладость этого приветствия сочетается с тем, как он погружается в неё до глубины души, пальцы впиваются в её бедра так сильно, что остаются синяки. Но как бы ему этого ни хотелось, восхитительный жар её тела вокруг его члена не оставляет ему возможности ответить. Всё, что он может сделать, это поцелуями стереть улыбку с её лица, пока она не пошатывается настолько, что ей приходится обвить руками его шею. Он сжимает её бедра, но она прекрасно двигается сама по себе, покачиваясь у него на коленях, как будто полна решимости прикончить его каждым движением своей вагины. Отдалённо он осознает, что ступенька впивается ему в спину, что под ними неумолимый камень, тот факт, что в темноте пещеры может быть что угодно. Но всё это не имеет значения, пока он погружен в неё; не тогда, когда Нив хнычет ему на ухо, трахая себя на его члене. Астариону приходит в голову, что он, должно быть, намного ближе к своему окончанию, чем Нив, — но он только что протянул руку, чтобы обвести большим пальцем её клитор, когда безошибочно ощущает, как её мышцы начинают подергиваться вокруг него, почти готовые к спазму. — Как ты уже..? — выдыхает он, немного отстраняясь, чтобы посмотреть на неё со смешанным чувством благоговения и замешательства. Они только начали, что касается её. Но она никогда не была из тех, кто много болтает посреди событий; единственный ответ, который она может ему дать, — это виновато прикусить губу, как будто ей стыдно, что она так легко может кончить ради него. Это гарантирует только то, что если он не остановится сейчас, то он кончит ещё легче. — Чертовски красива, — выдыхает он. Это далеко не самый красноречивый поступок, которым он когда-либо был, но этого достаточно. — Теперь продолжай и кончи для меня, любимая. И, слава грёбаный богам, она делает. Её влагалище пульсирует вокруг него так сладко, что это сводит на нет все остальные слова, которые он надеялся произнести. Астарион чертыхается, когда достигает свою разрядку, потерявшись в облегчении от того, что наконец излился в неё, обнимает её за талию и укачивает у себя на коленях, чтобы поддержать, когда она сбивается с ритма на нём. Насколько справедливо, думает он, что это настолько глубоко внутри неё, насколько он может проникнуть? Нет ли в ней чего-то ещё глубже, в чём он мог бы исчезнуть? Нив позволяет ему доводить себя до оргазма с безмятежной улыбкой на лице целую вечность. Только когда он слизывает остатки крови с её шеи, он понимает, что её блаженный вид может иметь, по крайней мере, небольшое отношение к обескровливанию, а не только к ошеломляющим эффектам оргазма. Но когда он останавливается, она, кажется, не замечает, что его рука шарит на ступеньке над ними в поисках зелья, которое она принесла с собой. Нет, когда она поднимает голову, чтобы с любопытством взглянуть на него, кажется, что её глаза устремлены только на него. — Хочешь ещё? — спрашивает она, лениво поднося запястье к его рту, предлагая. Секунду он смотрит на это с недоверием. По его лучшим оценкам, даже слишком быстрого вставания может быть достаточно, чтобы она потеряла сознание прямо сейчас, если она сделает это до того, как он вольёт в неё зелье. Но ей никогда не нравится слышать, что есть что-то, чего она не может сделать. — Не сейчас, — бормочет Астарион. — Сначала дай парню шанс всё переварить. — он делает ложный укус за её запястье, зубы щелкают в нескольких дюймах от её кожи, и это вызывает у неё еще одну сонную улыбку, как он и надеялся. Но он хочет, конечно. Хочет ещё. Он очень, очень хочет. Просто не в том смысле, который она имеет в виду.