*примечание: символ ѣ («Ять») читать как е, в каком-то случае — ё, i — и.
Первый уколъ.
Небо было серо-голубым. Снег лежит на мёрзлой земле, но ещё не затронул деревья. Паровоз прибыл на станцию «Сычѣвка» («Сычёвка»). Князев вышел из вагона, вещи в телегу ему помог погрузить немоложавый мужчина — извозчик. Они обменялись фразами и направились в путь в посёлок. Прибыли поздно вечером. Завидев ветхие дома, доктор малость насторожился: есть ли тут живые люди? Какие они: такие же мрачные или наоборот — приветливые? В небольшом здании больницы горел свет, где на миг показалась тень. На улицу вышел темноволосый мужчина в круглых очках, как у нашего героя. – Здравствуйте, коллега, заждались Вас! – он пожал руку, – я Леонтьев Александр Владимирович, здешний фельдшер. Извольте, покажу Вам, где да что расположено. – Добрый вечер... – Андрей вмиг сменил своё мнение насчёт местных жителей, не озвучивая. – Мне б согреться для начала... – А, да-да, естественно! Пройдёмте, пройдёмте. Фельдшер провёл юношу в дом, где на первом этаже какое-то время живёт семья обычных крестьян. Хозяйка любезно предложила молодому специалисту присесть печи. Позже Князева провели на второй этаж, где будет его кабинет и по совместительству спальная комната. – До Вас, Андрей Сергеевич, здесь был очень хороший специалист, Александр Анатольевич Щиголев. Но, как революция в феврале случилась — он поспешно уехал. – Леонтьев показывал рукой на полки с книгами о медицине. – Вон, любезный, сколько энциклопедий в Вашем распоряжении... Теперь пройдёмте-с, на улицу. Следуя за фельдшером, голубоглазому показали больницу и аптеку с необходимыми лекарствами. Затем Князев вернулся в свою комнату. Разобрав вещи, юноша взял одну из книг и стал внимательно изучать. Глаза бегали по страницами и удивлялись подробному описанию каждого работающего органа (его функции и т.д.), прилагающимся к ним рисункам. Вдоволь изумившись, Андрей ложится спать. Ранним утром по печке снизу начали стучать. Гулкий звук пробудил вчера приехавшего доктора. Княже подскочил. В помещение вбежал медбрат. – Андрей Сергеевич, Андрей Сергеевич! – темноволосый юноша запыхался, – мужика привезли в больницу, дёргается как рыба на суше, пена изо рта хлещет, синий почти!.. Голубоглазый подскочил, быстро надел штаны, заправил рубаху, обулся и выбежал с коллегой в здание лечебницы. На полу лежал бородатый дядька, бьющийся в конвульсиях. Пеной изо рта он забрызгал почти всех, кто пытался помочь. На спине Андрея завязали халат. Князев на пару с Леонтьевым пытались предотвратить неминуемую смерть больного; первый делал искусственное дыхание, последний — массаж сердца. Но, увы, все старания оказались напрасны — мужчина скоропостижно скончался. Труп отнесли два медбрата, Михаил и Алексей Горшенёвы, которые являются и родными друг другу братьями. – Первый пациент и умер... – Князев закурил папирос, – мне кажется, это дифтерия. Надо бы вскрытие провести, чтобы выяснить причину. – Напишем, что помер от сердечного приступа. Без всякого вскрытия. – приказал Александр Владимирович, закурив тоже. – Вот, произведём мы Ваше вскрытие, Андрей, а родственники его на нас нападут, как собаки! и обвинят: врачи, врачи, разрезали и убили!.. Андрей только тяжело вздохнул, возражать не стал. Принял сыворотку, чтоб не дай Бог не заразиться, да воротился в свои покои. Парень заснул всего на два часа. Его начало трясти и покалывать изнутри, кожа побледнела. Постучав по печи, Князь вызвал хозяйку и послал её к Михаилу Юрьевичу для инъекции морфия. Медик прибежал быстро. – У меня, похоже, аллерг-гическая реакция на с-сыворотку пошла... – молвит больной лёжа на животе. – Так и есть. Не шевелитесь, ввожу иглу... – наполнив шприц, Горшенёв делает укол, – всё, Андрей Сергеевич. – Спасибо большое, Мишенька, золотые у Вас руки! – нахваливает русоволосый, сев на край кровати. – Я даже не почувствовал ничего! – Ох, да что Вы, что Вы, – брюнет начал краснеть. Отвернулся, – не льстите. Увидимся завтра. С полученным облегчением Князев засыпает вновь. На следующий день его мучала абстиненция — желание получить очередную инъекцию усилилось. Мо́лодец не обнаружил на тумбочке ни колбы с наркотиком, ни шприца. В комнату вбежал Лёшка, сказав, что привезли пациентку.Ампутацiя.
На операционном столе лежала молодая девушка с открытым переломом правой ноги. Белая кость выделялась среди раздробленной чем-то плоти, лишь частично была запачкана кровью. Андрей тщательно вымыл руки и воротился к пациентке. «Может, не будем её мучать?», – прошептал фельдшер Леонтьев. Но Князев наотрез отказался, приказав, что необходима ампутация. Надев перчатки, Княжич сперва сделал надрез вокруг места повреждения скальпелем, взял зажимы и удалил конечность пилой, бросив её в стоящий рядом таз, а медбратья тут же замотали ногу бинтом. Немного позже Андрей, приняв тёплую ванну, позвал Михаила Юрьевича к себе для повторного укола морфином. Голубоглазый во время процедуры кокетничал с медбратом и нарочно смущал, говоря комплименты и рассказывая стихи о любви. А Горшенёв, задорно смеясь и уходя прочь, забыл забрать медицинские принадлежности. К мглистому вечеру снова появилось это жгучее желание уколоться, зудило руки. Князев внутривенно ввёл жидкость и довольно выдохнул, улыбнувшись. С течением времени, принимая пациентов с ближайших деревень и сёл, Андрей проводил операции, осмотры... среди народа заработал хорошую репутацию. Но приходили и те, от которых воротило живот до дрожи и не было сил сдерживать эмоции. – Какого ж чёрта Вы тянули и раньше к врачу не обращалися?!.. – рвался Князь, споря с какой-то бабкой. – Дык работы-то, батюшка, работы-то! Апмутируйте руку-то, загниёт совсем. – бормотала безграмотная. – Загниёт, коли дальше сидеть будете! Обойдёмся без ампутаций. – молодой написал что-то на бумаге и отдал крестьянке, – ступайте к нашему фельдшеру, Александру Владимировичу, и отдайте ему этот лист. Пусть решает, что с Вами делать. Бабка ушла. Следом за ней вошёл светловолосый, ухоженный и прилично одетый юноша. Красивый внешне, брови густые. Видать, аристократ. Странно, а большевики величают, что от всех избавились, не будет богатых и бедных, мол, «все будут равны». – О-о-о, Вы новый доктор? – блондин улыбнулся, бросил хитрый взгляд, сев на топчан. – И как зовут сие спасителя нищих душ? – Князев Андрей Сергеевич. Что у Вас, барин? – Фить, ба-а-арин!.. – передразнил важный, – граф я, Балунов Алексаднр Валентинович. Неподалёку имение моего батюшки находится. Спина что-то побаливать начала... глянь-ка, любезный. Андрей приказал статному лечь на топчан животом. Затем холодными руками ощупал всё от лопаток до копчика, задавая то и дело вопрос: «Тут Вам больно? А здесь?». Балунов угукнул, когда ощутил давление меж лопаток и поведал историю, как нынче на коне катался неаккуратно, что умудрился упасть. – Ушиб у Вас был сильный, оттого и ноет. – медик сел за стол и начеркал что-то на желтоватом листе. – Посетите фельдшера и попросите эту мазь, что я написал. Мазать три раза в день: утром, днём и вечером после водных процедур. Сашка не переставал очаровывать своею улыбкою. Князев, взглянув на него, замер и разинул рот. «Приезжайте, Дюшенька, завтра в Кузяево на чай», – кокетливо произнёс светловолосый, дотронувшись до аккуратного носика ошеломлённого специалиста. Накинув рубаху назад, Балунов покинул приёмный кабинет. Такой интересный, манящий своей харизмой, назойливый и хитрый. Чем-то душу затрепетал. Лис... За пару часов до оконяания рабочей смены Князева вновь замучала наркотическая ломка, и он, уже как заученное стихотворение, в срочном порядке наказал прислать Михаила Юрьевича. Темноволосый пушечным выстрелом, едва не падая, пришёл в покои коллеги и застал его качающегося на скрипящей кровати. – Мишенька, друг сердечный, сделайте мне укол морфинума, пожалуйста... – под его ясными голубыми глазами очертались тёмные пятна от бессонных ночей. – Нет, нет, Андрей Сергеевич... Вы уже зависимы. – отойдя назад, Горшенёв всё больше и больше ужасался. – Как же Вы мне отказываете? Я же... я же болею!.. – Княже неестественно улыбался и как маленький ребёнок пытался добиться своего. Но Мишка, пока оставаясь при своем мнении, отрицательно покачал головой и поспешно ушёл. Внутри зависимого, как в чайнике вода, кипела злоба до свёртываемости крови. Накинув пальто, Князев побежал к регистратуре. – Михаил Юрьевич, дайте мне ключи от аптеки! Пациенты в очереди смотрели на бешеного врача, как на пришедшего антихриста. – Я не буду Вам ничего давать. Не позорьтесь, доктор. – Я Вам как врач приказываю: дайте мне ключи! Уже уставший, Михаил Юрьевич вышел из-за стойки и провёл надоедливого коллегу в аптеку. Андрей, пока медбрат стоял на стрёме, взял две склянки — одну засунул себе в карман, другую же спрятал за какими-то банками остальных лекарств. Среди препаратов, обозначенных как «Morphinum», Князев поставил хлорид кальция и умчал в дом. По несколько раз в сутки молодой доктор колол себя ранее указанным обезболивающим. Бледные руки Княжича поросли в красных нарывах, периодически чешущихся, — следах от уколов необработанной иглой. Почему Михаил Юрьевич молчит во время всего этого беспредела и не привлечёт Александра Владимировича, чтобы тот провёл разъяснительную беседу и вправил Дюхе мозги? Всему виной здесь любовь. Да-да, любовь: необычное чувство село внутри около месяца назад. Горшенёв об этом рассказал лишь Алёшке (тот пообещал держать язык за зубами, иногда дерзит и подкалывает старшего брата), обговорив с ним как следует тревожащую тему. Может, когда-нибудь мечты Мишки осуществлятся в реальности; по крайней мере, он на это надеется... Князь куда-то срочно собирался, носясь по комнате как в срам ужаленный. – Андрей Сергеевич, – Миха заглянул к коллеге, – куда ж Вы-с на ночь глядя собралися? – В Кузяево меня срочно вызвали, – махом хватив чемодан, голубоглазый ринулся к спуску вниз, – не знаю, в который час вернусь. Лучше не ждите и не томитесь, любезный. – просочившись, как масло, врач покидает дом и, сев в большие сани, уезжает прочь.Алѣксандръ Валѣнтиновичъ.
Через время Князь уж прибыл к огромному дому. Поднимаясь по лестнице к входу, коварная вьюга едва не сбила парня с ног своей неведомой силой. Внутри строение было куда больше, чем снаружи: красный ковер от двери раскинулся на лестницу и в несколько сторон. Андрея с порога встретил друг помещиков и повесил его пальто с шапкой на вешалку, опосля провёл в зал, где сидели собственники и гости поместья и проводили светские беседы. Сашка Балунов тут же встал со стула. – А вот, господа, и тот самый чудо-доктор, о котором я тебе все уши прожужжал. – светловолосый встал рядом с Дю, который смотрел на мужчину, сидящего на роскошном стуле. – Милейший и добрейший человек! – Доктор Князев Андрей Сергеевич... – почти неслышно промямлил русоволосый, пожав всем присутствующим руки. – Что же, Андрей Сергеевич, рад познакомиться. Давайте с Вами про революцию поговорим, – Валентин заполнил пустеющую рюмку остатками водки и поставил подле медика. Мужчина начал увлечённо рассказывать лекцию о партиях, а Князев спокойно сидеть не мог. Пальцы сжимали выглаженные штанины, тело бросало вперёд-назад, короче говоря — нервничал. Одним разом опустив стеклянную ёмкость, Андрюха неловко спросил: «Извините Христа ради, где у вас уборная находится?» и, как только ему показали направление рукой, скрылся, прихватив свой кожаный кейс. Изо рта хлёстким водопадом прорвалась зелёно-жёлтая жижа, блевотина — побочный эффект от уколов морфием; но благо Княже успел добежать до унитаза, так что неприятность отправилась туда. Промыв рот водой из-под крана, не очень приятной языку, голубоглазый, как и планировал, вновь принял инъекцию полюбившимся обезболивающем и воротился на второй этаж. – Так-с, с фельдшером всё ясно, – здесь не имелся ввиду Леонтьев, а другой приглашённый господин, – а Вы, доктор, за какой класс? – Я знаю два класса: класс больных и класс здоровых. – Андрей выдал Валентину свой решительный ответ, обойдя тему политики. Санька завёл пластинку на виниловом проигрывателе и, улыбаясь, опять примкнул к врачу. Бодрый, Князев пригласил привлекательного юношу станцевать совместный вальс, назвав того Алексашей. Молодые люди кружились то взад, то вперёд, влево, вправо... смотрели друг другу в насыщенные очи и не уследили, как упархали в соседнюю комнату. Андрей втянул Балунова в поцелуй, напрочь забыв о Мише и об отношениях с ним. Блондин не смущался, что его прижал к стене ощутивший власть любовник, а наоборот получал от этого наслаждение, выражая свою страсть теми же поцелуями. Воротился Андрей в Сычёвку утром, когда недавно расцвело. Едва он ступил на снег, в этот же момент из дому выбежал Михаил Юрьевич в рубахе, штанах да ботинках. – Дюша, Дюша! Милейший! – брюнет бросился целовать прибывшего от того, что сильно соскучился. – Что же Вы так долго?.. – Человеку было плохо. А потом проклятая въюга началась... я решил заночевать, дабы с пути не сбиться и вернуться живим-здоровым. – Князев улыбнулся. И как так можно врать любимому человеку, фактически обманывая его? Хотя, что не сделаешь ради благополучия. Горшенёв наивно верил. – А Вы почему, Миша, почти голый на морозце стоите? Пойдемте в дом. Дома так тепло и по-своему уютно... У Дю проскользнула мысль, что он за ночь в имении Балуновых забыл о старой печке, от которой даже теплее, нежели от камина из датской плитки. Отогревшись и позавтракав, медбрат и врач приступили к работе. В этот раз народу было немного и больницу планировали закрыть в восемь часов вечера. Да только в этот момент с улицы послышался крик: «Пожар в Кузяево, пожар!». Все до одного из медперсонала вышли на холод в одних халатах. Пожарные подвезли два обгоревших тела едва живых людей. Пострадавших занесли в операционную. В лице первого Андрей узнал отца Шурика, а во втором — его самого. Фельдшер Леонтьев приказал Лёше сделать инъекцию морфия пациентам; но, увы, Горшенёв-младший взял склянку хлорида кальция (но на ней не было этикетки) и обгоревшие скончались через несколько минут. Князь, когда позднее схоронился с Мишкой в покоях, долго карал себя за содеянное и не мог успокоиться.Михаилъ Юрьевичъ.
Горшенёву-старшему было в тягость наблюдать за наркотическими ломками, устал терпеть бессонные ночи и устал потакать любимому в просьбе дать очередную дозу — по этим перечисленным факторам регулярно возникали скандалы. Даже в те моменты, когда Миша и Андрей лежали в кровати перед сном, пусть и в тишине, обстановка ощутимо наколялась горячим дыханием о стороны обоих. – Андрюша, я всё понять желаю: за то Вы его так обожаете, этот чёртов морфинум!.. – слёзы самовольно сочились из карих, глубоких глаз, – но нет, я не сумею... не сумею уколоть себя, потому что наблюдаю последствия. – Михаил положил косматую голову Дюшки на свою грудь. – Езжайте в Углич завтра, милый, да ложитесь в психиатрическую клинику лечиться. А я буду Вас здесь верно ждать, навещать по возможности... – Михаил Юрь... Мишенька, – молвил зависимый, – поеду, поеду, вылечусь, вернусь и всё будет у нас хорошо... – эти слова его были последними перед крепким сном. Но действительно ли будет так?Угличъ.
В обед Князев прибыл в город. Чуть ли не на каждом углу ходили большевики с мрачным видом, держа винтовку за спиной и всматриваясь в лицо к каждому встречному человеку, казавшегося подозрительным. Голубоглазый их побаивался. Страх вновь взял его в свою власть. Успокоиться помог укол природнившегося лекарства за углом. Вскоре показалась и лечебница с деревянной табличкой, устало велечавшей: «Больнiца». Бывшего доктора устроили в одной из палат с несколькими другими обречёнными лицами. Охваченный тремором, Андрей ложится на кровать. – Морфинист? – нежданно спрашивает сосед по палате, мужчина с усами, – вижу, что морфинист. Давай водки налью, пока никто не видит. Дядька, оглядевшись по сторонам, достал из тумбы наполненную наполовину бутылку и кружку. Горячительный спирт взбудоражил парня. Уши из приоткрытой форточки уловили гул с улицы. Встав на подоконник, Князев заметил, что пьяные матросы останавливают сани и избивают пассажиров. «Это уже ни в какие рамки не входит!», – за этой мыслью из уст русоволосого последовали антисемитские выкрики. Воспользовавшись неразберихой, Дю бежит из больницы, попутно прихватив из больничной аптеки склянку морфия. Скрывшись от погони, он на рынке замечает его, Мишу, поймавшего взглядом Князева. Горшенёв подбежал к нему и расцеловал, пуская слёзы. – Я приехал сюда купить вещи и увидел Вас, не сумев пройти мимо. Как же я жду Вас, Андрюшенька, домой... как же жду... – Мишутка, не беспокойтесь. Я вернусь домой. – чмокнув любимого и обняв, Князь в спешке удаляется куда глаза глядят, оборачиваясь назад. Мучаясь от абстинентного синдрома, молодой человек заходит в собор, позже — в ближайший синематограф (кинотеатр), где идёт сеанс комического немого фильма. – У м-меня денег нет, – говорит Княже юной девушке, сидящей за кассой, сняв свои наручные часы, – но в-вот, воз-зьмите... – Нет-нет-нет, что Вы, проходите так... – особа была неприятно смущена и решила пропустить в зал измученного бедняка. Зайдя в помещение, Андрей садится на крайнее место в последнем ряду. Уколившись последней дозой морфия, голубоглазый наслаждается наркотическим эффектом. Смеясь вместе со всеми, Князев достаёт из чемодана ствол пистолета и прикладывает его к подбородку, выстрелив. Зрители кинотеатра не обращают внимания на труп юнца и продолжают хохотать над комедией. Миша так и не дождётся своего спутника домой. Немного позже ему придёт свидетельство о смерти А. С. Князева, прочитав которое Горшенёв долгое время будет захлёбываться слезами, и никто в тот день его так и не смог успокоить, пока сам не уснул. Мишеньке было горестно, что Андрея больше нет, и он не смог пережить потерю близкого душевно человека, совершив суицид спустя несколько дней.Конецъ.