Двенадцать месяцев

Всего неделя до нового года, а уже так все не задалось. Демир вылетел из столовой, прижимая руку ко рту. Тошнота была такой осязаемой, что, казалось, давила изнутри даже на глазные яблоки. Он с ноги открыл дверь в ванную, упал на колени и перегнулся через край джакузи. И выблевал кусочки пиццы, которую с таким трудом в себя запихнул. Вместе с несколькими порциями алкоголя, который влил в себя по настоятельной рекомендации отчима. Скукожился в следующем сухом позыве. Нечем блевать, пусто в желудке. И сполз вниз, прикасаясь лбом к холодной ванне. Вот сейчас он сдался. Сдался в усилиях полюбить этого отвратительного человека, которого мать выбрала в качестве замены родному отцу Демира. Сдался в попытках понять его. Принять. Да он просто ненавидел этого урода, если честно. Который только что ради смеха приложил к плечу Демира раскаленную в кипятке ложку. Просто ради смеха. А еще… то, что он сказал, господи, это было отвратительно. Настолько мерзко, что у Демира с ходу поднялась сильнейшая тошнота. Демир вытер предплечьем слезы. Фу, как ему тошно. Из столовой доносился нетрезвый мужской смех. Отчим выпивал сегодня со своими бывшими сослуживцами. И пригласил Демира посидеть с ними. (пригласил? Да он ввалился, тупой урод, просто ввалился без стука в комнату Демира и грубо отдернул его от стола за плечо) — Ты уже взрослый мужик, выпей с нами, — настаивал отчим. И Демир послушался, выпил. А потом сидел и слушал пошлые несмешные анекдоты и пытался понять, почему мир аж настолько «не такой». Почему все вокруг настолько «другие». Почему этот страшный сон под названием «реальность» никак, сука, не заканчивался пробуждением. Проснуться, боже, дай ему проснуться. Но вместо приятного пробуждения — шок-терапия. Отчим приложил раскаленный металл к беззащитной коже парня. И заржал, когда Демир дернулся и вскрикнул. Завершила какофонию вечера Демира особо всратая фраза отчима: «В аду я видел ихнюю толерантность. Ненавижу долбаных геев — от них дерьмом несет». И все, Демиру было через край. Он чуть не блеванул прямо там, на их мерзкий стол этим мерзким виски. Сейчас Демир поднялся на подрагивающих ногах, выровнялся в ванной и посмотрел на себя в зеркало. «Длинные волосы, как у девчонки… Демир, убери их с глаз, а лучше состриги. На мужиках такая шевелюра — это уродство», — сегодня звучала и эта, уже привычная, фраза от маэстро гомофобной срани. Демиру было так плохо. Жизнь угощала мерзко. Что в меню основным блюдом? Мать, которая постоянно пропадала в командировках. И отчим, бывший военный, который будто с другой планеты. Что на второе? Стеснительность Демира, который только переехал из Праги в Лондон. Переехал потому, что мать не хотела, чтобы Демир общался с людьми, которые знали «страшную семейную тайну». Добавляем на закуску «неподходящие мужику» хобби и отсутствие общения. Полную изоляцию в новом школьном коллективе: хоть Демир и говорил свободно на английском, все же пока был изгоем в новой стране. Некуда пойти, не с кем поговорить. Общение по видеосвязи со старыми знакомыми из Праги не задалось с первого раза. И что на десерт? Недавнее четкое осознание, что Демира возбуждают парни. Обычное порно — нуль возбуждения. Гей порно — эрекция флеш рояль. Вот и закончилась трапеза. Теперь иди, Демир, блевать до потери сознания своей парашной жизнью. Давай, парниша, открывай рот пошире. Демир смотрит на себя в зеркало и думает, совершают ли суицид смелые люди, или наоборот трусы. А Демир, он кто? Смелый или трус? Хватает ножницы. Наклоняет голову, собирает волосы в хвостик над макушкой. И с остервенением отстригает хвостик. Пучок пепельных волос с платиновым отливом падает в раковину. Демир опускает голову и беззвучно плачет, потом поднимает лицо и отбрасывает с глаз неровные пряди. Не полегчало, блядь. Бьет в зеркало кулаком, разбивает костяшки до крови. Не полегчало, мужик, извини. Смотрит на свое множественное, расколотое отражение. Бледное лицо, покрасневший нос. Выковыривает пальцами из разбитого зеркала острый осколок. Пальцы опаляет боль. Сжимает осколок, чтобы он впился поглубже в руку. Нет, не полегчало, ни на мгновение. На срезанные платиновые пряди падают капли крови. У Демира дрожат руки. Он разжимает пальцы и выпускает осколок. Заматывает бумажным полотенцем раненую руку. Выходит из ванной и идет прямиком к выходу. Хватает первую попавшуюся ветровку и выходит в зимнюю ночь. А что, если идти, куда глаза глядят? Идти, пока ноги не откажут от холода и усталости. Идти, пока не закончатся слезы, силы и все до единой мысли. Может, тогда полегчает? Если найти проблемы на свою голову. Или жопу. Ввязаться в какое-нибудь неадекватное дерьмо…? Не полегчает, дружище. Нет. *** Демир замерз уже до такой степени, что перестал чувствовать пальцы ног. Руки скукожились в «птичьи лапки». Безрукавка и легкая ветровка — они вообще не согревали в плюс пять. Демир присел на краю тротуара и засунул руки под мышки, пытаясь согреться. Прижал лицо к коленям. Сильно сжал зубы, чтобы не заплакать снова. Сжимал, пока не почувствовал металлический привкус во рту: прокусил внутреннюю сторону щеки. Нет. Легче не стало. Он встал и побрел дальше в темноту. Едва различая дорогу. *** Из просвета повеяло теплом, и Демир остановился, не особо понимая, что делает, присел на корточки. Немножечко тепла, он только возьмет немножко тепла, и пойдет дальше. Заморгал от света, падающего из приоткрытых ворот гаражного бокса. Внутри раздался взрыв смеха. Демир вяло напомнил себе, что выглядит он жалко и что он должен уйти. Но не смог подняться. Сидел, опираясь руками на асфальт. Он окоченел от холода, внутреннего и внешнего. И если по правде, ему уже было все равно, кто что о нем подумает. Хотелось только согреться. И, может, всего пару секунд послушать здоровый молодой смех веселящейся компании. — Ой, мужики, посмотрите, у нас тут кто-то человеческую личинку отложил под воротами, — раздался голос изнутри. Кто-то нажал на рычаг, ворота медленно покатились вверх, открывая Демиру свет. Парень скривился от света, заморгал. — Какой-то воин выходного дня перепил… — ответил молодой голос с другой стороны. Кто-то подошел и присел возле Демира на корточки. — Пацан, тебе плохо? — спросил голос. — Немножко замерз, — ответил Демир. На самом деле, он не ответил вслух, а только пошевелил застывшими губами. Почувствовал, как его обхватили чьи-то руки, подняли на ноги, затащили внутрь. Кто-то накинул сзади на Демира куртку. Ему всунули в руки чашку. — Может, в медпункт его? — послышалось сбоку. — Не нагнетай, Пит. Давай он хоть слово скажет, а там решим. — Выпей, парень, — произнес голос. Демир вцепился в чашку «птичьими когтями», сжал сильно, чтобы не уронить, пригубил и поперхнулся теплой жидкостью. Кашлял долго, пока в груди не засаднило. И наконец-то поднял глаза. В огромном гараже было уютно: в центре свободного пространства размещался большой самодельный стол, сложенный из деревянных палет, покрытых металлическими листами. На столе в центре — шарообразный переносной камин, формой напоминающий огромный средневековый шлем, в котором плясали уютные язычки пламени. Вокруг расставлены на столе закуски: чипсы, сухарики, фрукты и еще какая-то снедь. Банки с пивом, кружки с чаем, пустые бокалы. Несмотря на определенный хаос, стол производил впечатление вполне спокойной вечеринки. Ни бутылок от тяжелого алкоголя, ни мусора, ни переполненных пепельниц Демир не увидел (в отличие от кухни, которую он оставил дома). Под стенами гаража, в тени, поблескивали лакированными боками полуразобранные и целые автомобили. А также минимум с десяток мотоциклов, выстроенных аккуратными рядами. В воздухе витал запах машинного масла, кожаной одежды и мужских парфюмов. За столом собралась разношерстная мужская компания. Около дюжины людей, всех рас и возрастов вперемешку: трое бородатых мужчин явно за сорок, остальные ребята помладше. Некоторые на вид одних с Демиром лет. Один из старших, лысый и в татуировках, как раз сидел напротив Демира — это он вручил парню чашку с теплым кофе «три-в-одном». — Пацан, что у тебя за проблема? Ты хапнул? Колеса, может, или ноздри пощекотал? — спрашивал лысый мужик мягким тоном, который сложно было ожидать при его брутальной внешности. — Н-нет, я не принимал ничего, — ответил Демир и сделал еще один глоток кофе. Он начал мелко подрагивать — тепло расходилось по телу, оживляло мышцы. — Дек, налей ты ему нормального байкерского чая. Что ты его этими помоями поишь? — отозвался парень с яркими синими волосами и стильной короткой стрижкой. — Отвянь, Шатун. Я пытаюсь понять, нужно ли звонить в скорую, а ты со своим пивом лезешь. — С-спасибо, не надо скорую, я в порядке. Просто перемерз, — выдавил из себя Демир. — Лео, осмотри пацана, ты ж у нас типа медик, — произнес синеволосый, обращаясь к высокому парню с раскосыми азиатскими глазами, стоящему позади него. — Для тебя, Шатун, я будущий патологоанатом, ясно тебе? Вспомни о том, что я собираюсь написать по тебе дипломную, когда в следующий раз захочешь валить во всю дырку. Ладно, дайте я посмотрю на бедолагу, разойдитесь, — произнес азиат, продвигаясь вперед. — Иди в пень, Лео, — пробурчал ему в спину синеволосый. — Я тебе напомню, какой ты медик, когда ты в следующий раз, пьяный в слюни, будешь греть резину от обочины к обочине. — Это было всего один раз. И у меня был день рождения. Могу позволить себе один раз в году расслабиться? — бросил тот в ответ. — Не можешь. Ты капитан клуба или шалава? — синеволосый хмыкнул, взял со стола банку с пивом, потряс, открыл с хлопком и высосал бурно поднявшуюся пену. Парень-азиат, проходя мимо него, легонько подтолкнул банку ладонью. Пиво выплеснулось, заливая синеволосому лицо. «Капитан» прошел спокойно дальше, не обращая внимание на маты, произнесенные «Шатуном» ему в спину: хоть и красочные, они все же были высказаны шепотом. Мужчина сунул руки в карманы короткой байкерской куртки, подошел к Демиру, наклонился, посмотрел парню внимательно в лицо. Рассматривал пару мгновений. Демир часто моргал — экзотично привлекательный молодой человек перед ним излучал холодность. — Пацан, у меня, как у без пяти минут доктора, к тебе несколько вопросов. Отвечать нужно кратко, искренне и по делу. Понял меня? — спросил мужчина очень серьезно, рассматривая покрасневшие веки Демира вблизи. — Да, сэр, — ответил Демир, смущаясь. — Что у тебя болит? — Эмм… Рука болит немного, сэр, я порезался об… осколок. Дома, случайно, — Демир предъявил «доктору» располосованную ладонь. — Все остальное в порядке. Тот серьезно кивнул: — Понятно. Случайно, значит, порезался. И случайно костяшки разбил, окей… Второй вопрос, — голос азиата почему-то стал очень холодным. — Что ты вдруг делаешь ночью около нашей «базы»? Демир моргнул несколько раз: — Я… случайно. Вышел на прогулку и заблудился. — Не пизди мне, — голос был колючим, как утро в Исландии. — Эмм… С отчимом… — Демир сглотнул, глядя в цепкие карие глаза. — Поссорился… и ушел из дома. Азиат не сводил глаз с Демира, рассматривал молча, только слегка прищурился. От этого его непроницаемое лицо стало еще более зловещим. — Тогда, пацан, мой последний вопрос… Подумай, прежде, чем отвечать… — В гараже повисла тишина, разговоры затихли, все замерли. Слышно было, как поскрипывает чья-то кожаная одежда при малейшем движении. — Бухать с нами будешь? Демир ошарашенно кивнул. Мужики заржали, разговоры возобновились. Азиат, улыбаясь, выпрямился. — Молодец. Меня зовут Лео, я капитан мотоклуба. Синеголовый пиздюк возле тебя — это Шатун. Можешь его имя не запоминать, он ездит на бритве, ну… на спортивном байке. Так что, можно его вообще не запоминать: парни на пылесосах быстро меняются. А вот этот старый хрыч, который поил тебя кофейком — это Декабрь, он же Дек. С Диком не перепутай, а то яиц не досчитаешься. Демир перевел на лысого мужика удивленный взгляд и вдруг абсолютно неуместно громко хохотнул: — Декабрь! Да вы прикалываетесь! Лео нахмурился. Лысый поднял брови: — Что смешного? — Ой, мужики… Извините. Я будто в сказку… про двенадцать месяцев попал. Рассказать кому, не поверят, — отозвался Демир. Его щеки залила краска: то ли отогрелся, то ли застыдился. Оказалось, никто из англоязычных мужчин о сказке «двенадцать месяцев» не знает. Демир рассказал сюжет сказки, слегка заикаясь от смущения: он очень давно не был в центре внимания. Да еще и таких интересных (и красивых, блин) людей. История вызвала бурную реакцию и смех. — Вообще-то, у меня просто в декабре день рождения, и мы его всем клубом празднуем, — татуированный с улыбкой почесал лысину. — Отдельные дурачки так напиваются, что забывают наутро мое настоящее имя. Да, Шатун? Шатун хитро стрельнул глазами в сторону Лысого: — Да, ДИК, — потом пододвинулся к Демиру поближе, поставил перед ним банку с пивом. — На, пей, падчерица. Кстати, мое настоящее имя — Апрель. Просто, на всякий случай говорю. Это чистое совпадение, что в твоей сказке точно так же звали главного красавца. Лео отодвинул его локтем: — Подвинься, синеглазка, хватит заливать. И вообще, парню нужно сделать перевязку руки. Да, малой, чтоб все было по-сказочному, зови меня «Май». Тебе — «Можно». Демир неуверенно улыбался — его разморило от тепла, внимания и особенной уютной иллюзорности происходящего. Лео обработал его рану на руке антисептиком, и, пока бинтовал, посматривал на парня из-под темных густых бровей. — Ты вовремя заглянул на огонек, малой. Мы тут, как можем, боремся с ПМС, синдромом припаркованного мотоцикла. Вот, собираемся в игру какую-нибудь поиграть. Как тебя, говоришь, зовут? Тебе чего-нибудь налить? Я пошутил насчет «бухать». Алкоголь пить совсем не обязательно. Тебе еще ведь нет двадцати одного, я прав? Демир отрицательно махнул головой. Но при этом свободной рукой взялся за банку пива, которую поставил перед ним Шатун. Посмотрел в лицо Лео с выражением бунтующего упрямства и пригубил пиво. Азиат в ответ улыбнулся и поднялся: — Окей, ладно, я понял, нужно выпить. Бывает. На его место быстро уселся синеволосый Шатун: — Так, давай я тебе представлю остальных сказочных жителей? Твой недо-доктор это наш Кэп, та еще надменная жопа, когда он на своем Харлее. Вон те три бородатых деда — это Пират, Боцман и Дрочер. Они тоже парни скучные, ездят на чопперах, им не страшны ни дождь, ни буря. Зато путешествуют по историческим местам, находят заброшки и ведут блоги. Пирата и Боцмана наречем Октябрем и Ноябрем, раз уж они темные, как осенние ночи. Прикольные ребята, советую на них подписаться. А Дрочер… ну, пацаны, его переименовывать нельзя, ведь это имя — золотой стандарт, правильно? Мужики заржали, видимо, припоминая какую-то известную историю. — Вон там обжираются попкорном — это Жиза и Муха… — Этих, как и Шатуна, можно особо не запоминать, они тоже катаются на спортбайках, — прокомментировал Лео, усевшись на перевернутую металлическую бочку и открывая себе банку пива. — Муху мы так прозвали из-за скоростей, так что вот такие посиделки на «базе» — единственный шанс рассмотреть его вблизи. Можешь называть их Июнь и Июль — тоже быстро проходящие месяцы. — Вот так всегда. Сказать не даст, лидер хренов, всюду ему нужно влезть, — нахмурился Шатун и вдул банку пива в один присест, не напрягаясь. — Дай я с Падчерицей пообщаюсь, отстань уже от нас. Он приобнял Демира за плечо и наклонился к нему, продолжил доверительно: — Стрижка у тебя, кстати, зачетная. Будто топором рубили. Стильно! Дашь мне потом телефон твоего мастера? Демир измученно улыбнулся и кивнул. — Шатун, брат, убери от пацана свои грязные лапы, ты его в жир от чипсов испачкаешь, — это Лео снова вклинился, пнул синеволосого «брата» ногой в бедро. — И не называй его падчерицей, свинья ты синюшная, это невежливо. Его имя, чтоб ты знал, переводится как Железо — я знаю, у меня одного друга так звали. Так что твое погоняло ему не подходит. Этот пацан будет зваться Железный. Я так сказал, и мое слово закон. Синеволосый скорчил «гримасу», перекривляя «надменное» лицо капитана: — Фак, ну и зануда… Ладно, Железный, держи-ка, выпей еще пиваса. Так вот, кто у нас тут еще из персонажей. Вот эти два чела — это наши новенькие, Крис и Питер, они только с сентября катают, к ним еще никакие имена не приклеились. Кэп, кстати, непорядок, — повернулся синеволосый к азиату. — Почему Крис с Питером без погонял? Ладно, сегодня они у нас — Январь и Февраль. Сча будем бухать за вас, пацаны, с вас, все же, скоро Новый год начинается. И вон тот мужик в углу, это Толстый. Он МС по кикбоксингу, поэтому лучше с ним поосторожнее. Он диванщик, а не байкер, но мы его уважаем. К тому же он собственник СТО, где мы сейчас, собственно, жопы греем. Любим тебя, отец. Шатун поднял в приветствии банку пива и подмигнул мужчине в темной водолазке и стильном пальто. Тот благосклонно кивнул. Лишнего веса на нем не было и в помине, поэтому Демир задумался, откуда вдруг имя «Толстый». Беседа потекла в спокойном русле. Демир согрелся, поел и расслабился. Он слушал какие-то байкерские истории о дальних дорогах, пока не задремал. Проснулся от того, что ему на колено легла чья-то рука. Демир моргнул, пытаясь понять, что происходит. Возле него все так же сидел синеволосый Шатун (стиляга был также и синеглазый, с яркими, словно бабочки, глазами), и рассказывал какую-то байку: — Когда у Мухи еще не было ни волос на лобке, ни мотоцикла, он спиздил у отца мопед и с открытием мотосезона стал кататься — за сутки проехал на своей пукалке больше тысячи километров. Мелкий дурак. Странно, как не убился. — Жиза! — кратко прокомментировал худощавый мужчина по кличке «Жиза». Стало ясно, почему его так назвали. Шатун болтал, но при этом гладил колено Демира под «столешницей» из листового металла. Демиру стало не по себе. Он отодвинул ногу. — И правда, каков мелкий дурак, — усмехаясь, прокомментировал Декабрь и забросил себе в рот пригоршню арахиса. — Ты ж у нас, Шатун, совсем другой пример. Например, когда на той неделе на своей железяке в дождь катал. Естественный отбор это хорошо, конечно, но почему-то я думаю, что кто-то может и вздохнуть по твоей смазливой мордашке. — Уж точно не ты, чемпион, вздыхать по мне будешь. Кстати, где это твоя старушка? — улыбнулся ему Шатун. — Девичник у наших кошечек. Мы решили устроить раздельные гулянки. Мальчики направо, девочки налево. Все, как ты любишь, Шатун. — Пошшшел ты, Дек. Пацаны, подайте еще пиво на стол. — Не грусти, Шатун. Чем отличается грустный байкер от веселого, знаешь? — Конечно, знаю, ты эту шутку на каждом забухаторе рассказываешь, старый ты маразматик. — А вот Железный, может, не знает. У веселого байкера, малой, в зубах много мошек застряло. *** — Давайте, мужики, поиграем в игру. Железо, играешь с нами в «никогда»? — Шатун не отодвигал импровизированный «стул» от Демира и все время подавал ему пиво. Ну, хотя бы больше не тянулся к его колену, и то спасибо. — А как… играть надо? — у Демира слегка заплетался язык. — Кто-то говорит «я никогда не…», ну, например, не пил чистый спирт. Тот из остальных, кто все-таки спиртягу посасывал, честно признается, выпивая бокальчик. — Я с вами, да. — Лео, начинай. Теперь Лео по-королевски развалился на выковырянном из какого-то внедорожника кресле: — Я никогда не… сбривал волосы на лобке. Не выдергивал, не выжигал лазером. Какие ещё есть адские способы, Шатун? Шатун, не долго думая, выпил стаканчик. «Потому что ты олд-фешн и кринж, Кэп, даже не знаешь слова «эпиляция», — прокомментировал он при этом. Питер и Крис, «морозные месяцы», глянули друг на друга с улыбками, чокнулись и одновременно опрокинули по стаканчику. После краткого раздумья выпил и Боцман. Он нахмурился и спокойно воспринял удивленные взгляды («И мне, и моей даме нравится, когда все гладенько», — пробурчал он). Декабрь в конце концов тоже махнул рукой и выпил. — Ты, Дек, может, пересадил бы себе шевелюру с лобка на темя, раз тебе внизу ни к чему? — скептично прокомментировал Лео. — Да ну нахер. Потом попробуй докажи жене, что кучерявый волос в жратву попал с головы, а не жопы. — Будто ты когда-либо сильно утруждался, чтобы кому-то что-то доказать, — хмыкнул Шатун. Игра продолжилась. В какой-то момент возникла некомфортная (для Демира) ситуация, когда перепивший Жиза выкрикнул: «Я никогда никому не давал в жопу!». За столом возникла минутная пауза. Демир почему-то залился густой краской (хотя он, вообще-то, пока никому никуда и никак, по факту). Потом, ко всеобщему удивлению, из темного угла блеснула мефистофельская улыбка Толстого, и он заговорил впервые за вечер: — Может, зря, Жиза, и тебе стоило бы попробовать? Глядишь, и нервы немножко бы успокоились. Хочешь, проведу тебе небольшое введение… в темный мир неизведанных удовольствий? Жиза опустил голову и замолчал, потом он только агрессивно опрокидывал стакан за стаканом. Тема закрылась сама собой. Уже далеко за полночь пили за проводы Старого года. Непривычный к алкоголю Демир с трудом ворочал языком. Шатун с Пиратом ушли запускать на улице фейерверки, и Демир потащился за ними. Смотрел на разноцветные огоньки, улыбался и думал, что ему давно не было так хорошо. Потом Шатун предложил поиграть в «бочку», игру, в которой передним колесом байка нужно было катить металлическую бочку до финиша. Лео и Декабрь посмотрели на него, как на идиота. Но оказалось, синеглазка не один такой дурак в коллективе, ему в поддержку выступили Дрочер с Боцманом, и три нетрезвых придурка все же выкатили моты из гаража. Все ушли на улицу, болеть за участников шоу, кроме Демира, у которого слишком кружилась голова. Он засмотрелся на язычки живого огня настольного камина. К сознанию парня теплыми волнами подбирался сон. Он залез на заднее сиденье буса, припаркованного под стеной гаража. Дверь за собой не закрывал, решил, что это невежливо. Обнял себя за плечи, улыбнулся, вспоминая вечер. И только было собрался уплыть в бесконечно вращающийся космос алкогольного сна, как почувствовал на бедре руку. Поднял голову. Блин, это был совсем не тот, кого бы Демир хотел сейчас увидеть. Возле двери буса стоял высокий худой Жиза, и лицо его было злым и бледным. — Пацанчик, ты что это, бесплатно собрался здесь пить-есть и ночевать? А платить кто, по-твоему, будет? — зашипел он и потянул Демира за джинсы. — Отстань от меня, — нахохлился Демир и дрыгнул ногой, вырываясь. — Сюда иди, малой, вылезай по-хорошему! Я с тобой быстренько поиграю и отпущу, ты не успеешь даже испугаться, — мужик и ухватил Демира за ремень, пытаясь вытащить из автомобиля и одновременно стянуть с парня штаны. Но он не знал два важных момента. Первый, что Демир уже более десяти лет профессионально занимался балетом, и ноги у него были сильные. Поэтому парень, все еще лежа, подтянул колено к груди, а потом резко выпрямил ногу, направляя удар в грудь нападающему. Жиза отлетел, как мотылек от вентилятора. А второй момент, которого не знал Жиза, что в гараж в момент стычки вернулся Лео. Он как раз решил посмотреть, куда подевался молодой непрошеный гость вечеринки. Видимо, он без лишних вопросов понял из сцены достаточно, потому что сходу шагнул к нападающему мужчине и выдал ему такой удар с левого локтя, что у Жизы разлетелась изо рта розовая слюна. Добавил хук под диафрагму. И молча, без ругательств и матов, вытащил мужика на улицу. Демир забился в угол на заднем сидении в салоне авто, поджал колени к подбородку. Его начал бить сильный озноб. Спать больше не хотелось. В голову стали лезть непрошеные мысли о завтрашнем дне. Куда идти? Зачем? Вообще, зачем это все. Когда хлопнула дверь авто, Демир дернулся. Это был Лео, он открыл водительскую дверь и уселся спиной к Демиру. Помолчал. — Извини… Железный, мне жаль, что этот кретин тебя напугал. — Угу, спасибо за помощь, — тихо ответил Демир. — Можешь поспать, я здесь, пожалуй, тоже подремаю немного. Ты выбрал удобную тачку для ночевки. Скажи, малой, с кем ты сегодня подрался на самом деле, до того, как к нам пришел? Что аж лезвие рукой хватал… Демир молчал. Его перестала бить дрожь. Он улегся на бочок, скрутился и зевнул. — С зеркалом. Подрался я с зеркалом, Май. И уснул. Крепко, без сновидений.