Божественная муза

      Если задуматься, то я даже не могу толком вспомнить, когда это случилось. Когда именно Эи рассказала мне о сути фехтования? До знакомства с ней я не понимал, в чем настоящее предназначение «кендо», но «Богиня вечности» смогла перевернуть мое представление об этом искусстве.       А все дело в том, что цель его очень проста – это самоконтроль. Эи не единожды говорила, что меч дается человеку не для того, что отбирать жизнь, а чтобы учиться себя сдерживать. Иметь возможность причинить своему противнику боль, но сдержать свои чувства; победить, не убивая оппонента – вот сила настоящего мастера.       Когда стадо этих увальней пыталось хоть как-то задеть меня, то где-то в глубине души мне хотелось смеяться, но почему-то эти эмоции до меня словно не доходили. Не знаю, как точно это описать, но во время боя мое мироощущение словно бы изменилось: больше не было Фурины, не было театра или кендо, не было моих друзей или личных убеждений. Единственное, что для меня сейчас существовало – это моя цель, и согласно этой цели я должен был одолеть своих врагов. Мое сознание все больше погружалось в некий поток, в котором тело все делает само, а инстинкты помогают ему работать без моей помощи. Я окончательно превратился в робота, который все видит, все может, и при этом – ничего не чувствует.       Тот самый «Кабан», который до этого бил Фурину катаной, теперь орудовал большой деревянной битой. Размахивал он ей как попало, так что я легко уворачивался от каждого из его движений. Может быть, он и был силен в своих руках, но его плотное пузо никуда не делось, а потому он все еще оставался таким же неповоротливым, каким был при нашей прошлой встрече. Что до трех его друзей, то периодически они атаковали меня с той или иной стороны, но я не делал ничего, кроме как уклонялся. Мое тело отклонялось, приседало, отпрыгивало и даже крутилось – именно так я и добился того, что ни одна из десятков атак противника до меня так и не дошла.       В один из таких моментов Кабан отступил, а на смену ему пришел мелкорослый парень, которого до этого я окрестил «Шестеркой» Альфреда: рыжеволосый парень с короткой прической и относительно слабым телосложением. Он вооружился деревянным бокеном, который теперь рассекал воздух сбоку от меня, сверху вниз. Одним легким, но плавным движением я ушел сразу от двух атак: как от деревянной биты, так и от такой же деревянной катаны. Ножны из-под своего клинка я пока держал при себе, так как они еще могли мне пригодиться.       – Так и будешь бегать?! – выкрикнул тот самый Шестерка, на что я решил благополучно промолчать.       У меня было лишь две цели: изучить все их движения, чтобы как можно сильнее привыкнуть к ним, а еще заставить этих ребят немного запыхаться. И пока что я благополучно справлялся с каждой из этих миссий. Мои глаза не останавливались на одном оппоненте дольше секунды, я должен был следить за каждым из своих врагов, чтобы избежать ловушки, и пока я это делал, то прекрасно видел, как дыхание этих ребят участилось.       Мы переместились ближе к лужайке, как я и хотел. В одно мгновение Кабан снова пошел в атаку, пока его дружки неуверенно пытались обойти меня по бокам. Уклоняясь от его яростных взмахов, я поневоле начал давать им оценку.       «Нет техники, нет дисциплины – сплошной непрофессионализм» – в этот момент я ушел от очередного удара бокена, обладатель которого едва не попал под биту собственного товарища.       Для себя я отметил, что во взмахах этого Кабана были свои преимущества: из-за таких широких ударов его товарищам было труднее атаковать меня вместе с ним, чтобы самим не попасть под биту, и потому делали они все крайне неуверенно.       В тот момент, когда Альфред попытался «проколоть» меня катаной, то я намеренно пригнулся, а не отскочил из-под удара. Мне хотелось посмотреть, как поведут себя эти ребята, если почувствуют свое превосходство в бою. И я оказался прав: едва мое тело оказалось в невыгодной стойке и ниже своих противников, как «Шестерка» попытался ударить меня по спине деревянной катаной, но я с легкостью принял этот удар на ножны в моей руке. В это время мой взгляд так и продолжал бегать от одного врага к другому.       «Четверо… Нет, пятеро» – я сделал этот вывод, когда мои глаза пробежались по Скарамучче, который пока что держался в стороне. В этот же момент в дюйме от моей щеки пролетел кончик стальной катаны, направленный темноволосым и длинноруким парнем. – «Но опасность представляют всего двое, вооруженные тренировочной сталью».       Теперь я стал лучше припоминать некоторые детали обо всех этих ребятах, которые раньше игнорировал. Альфред и его длиннорукий дружок тоже были в команде по кендо, это было заметно по их отточенным движениям. Наверняка из-за этого именно они и были вооружены тренировочной сталью, оставив деревянные орудия своим друзьям. Однако мастерство их оставляло желать лучшего, и потому на тренировках я без особых усилий их побеждал. Помниться, тогда я сказал этому темноволосому, что для него будет лучше, если он и дальше продолжит играть в свой баскетбол, потому что кендо – это явно не для него. Кто же мог знать, что он так обидится на меня из-за этого?       Тем временем мои противники решили перестроить свою стратегию: теперь моим вниманием пытался завладеть уже Альфред, который провел целую серию взмахов. В тот же момент «Баскетболист» пытался пронзить меня сбоку, и тем вынудил отступить назад. Мои янтарные глаза все еще выполняли свою работу, так и продолжая бегать по противникам, а боковое зрение следило за теми, кто находился в стороне.       «Пока один атакует диагонально, то другой использует колотые атаки сбоку. Так они пытаются ограничить мои передвижения…» – едва я успел закончить свою мысль, как чуть не получил удар по плечу, который исполнял Шестерка сбоку от меня.       «Но все это – не более чем уловка, которая должна заставить меня открыться» – думая об этом, я тут же оттянул свою правую руку за спину, в которой уверенно держал меч.       И сделал я это как раз вовремя: стоило преданной стали оказаться за моей спиной, как я почувствовал сильную вибрацию, что проходила по моей правой руке и лопаткам. Как оказалось, Кабан с битой попытался ударить меня по спине, но я принял его атаку на меч, даже не глядя за спину. Разумеется, подобный «трюк» не оставил моих оппонентов без внимания.       – Ты что, затылком видишь???       Я не стал ему улыбаться, ухмыляться, или вообще хоть как-то показывать свое превосходство. На моем лице до сих пор отсутствовали хоть какие-то эмоции, кроме абсолютной сосредоточенности. Это еще больше пугало моих оппонентов, ведь со стороны я не был похож сам на себя (а точнее на привычную сторону себя). На заданный вопрос я тоже не видел смысла отвечать, ведь никаких особых чудес я не показывал – просто эти идиоты были до невозможности предсказуемы, пытаясь атаковать меня в слепую зону.       Одним молниеносным движением я сделал круговорот, описывая кольцо кончиком своего меча. Из соображений безопасности все эти ребята тут же отступили на шаг назад, а вот мне представилась возможность пройтись взглядом по округе. Я заметил, что теперь мы стояли в нескольких метрах от большого дерева, как раз там, куда я и хотел попасть. Теперь ножны от меча могли лишь помешать мне, так что я одним движением откинул их поближе к дереву, и в тот же момент моя левая рука освободилась.       Чем дольше это продолжалось, тем больше волнения и страха я ощущал в этих ребятах. Так как прошлая задумка не удалась, то противники очень быстро пришли к решению перегруппироваться, чтобы предпринять еще одну попытку. В этот раз Альфред и его темноволосый друг действовали спереди: один атаковал на уровне груди, а другой пригнулся, чтобы попытаться ударить меня снизу. Так они не давали мне уйти в бок или ответить контратакой, и пока они это делали, то их друзья с деревянным оружием уже атаковали меня слева и справа. Кабан намеренно размахнулся изо всех сил по диагонали, чтобы накрыть большую площадь для удара и не дать мне отступить. Что же до его низкорослого напарника, который атаковал с противоположной стороны, то он опускал свой бокен сверху вниз.       «Ладно, а теперь начнем…» – и меньше чем через секунду я и в самом деле начал.       Что же, и начну я с того, что этот мальчик с битой совершил две грубейшие ошибки: во-первых, он выбрал удар, который требует слишком много времени для полного размаха; а во-вторых, он атаковал меня как раз с той стороны, на которой я держал свой меч. Я мгновенно сделал взмах мечом, парируя удар противника и отбивая его в сторону. Это не только шокировало противника, но и заставило его на миг потерять равновесие. Если говорить про второго противника, то на его деревянную катану я ответил одним простым движением – всего лишь выставил ладонь внутренней стороной вперед.       В момент удара волна боли моментально прокатилась от моих пальцев и дошла практически до самого локтя. Завтра у меня наверняка будет болеть рука, но это ничтожная цена за то, чего я смог добиться: я перехватил оружие противника, смог схватить бокен за самое основание. Произошло это как раз в тот момент, когда я парировал удар биты, и потому я совсем не потерял времени; стоило моему мечу отразить удар, как я тут же размахнулся им для следующей атаки. Деревянный бокен из нашей секции никогда не славился плохой прочностью, но ему было ни за что не выстоять под ударом настоящей стали, и потому он мгновенно сломался.       – Черт! – выкрикнул «Шестерка», который почему-то обиделся на меня за то, что я сломал его меч.       – Стой, Адам!!! – со стороны прозвучал голос Альфреда, а вот я впервые услышал имя этого невысокого парня, который уже кинулся вперед на меня.       Не знаю, что стало тому причиной, отчаяние или вера в себя, но этот низкорослый отброс почему-то решил, что сможет справиться со мной одним лишь обрубком переломанного бокена. Это стало его роковой ошибкой, потому что он не только не смог по мне попасть, но и не дал своим товарищам атаковать меня, ведь те боялись попасть по напарнику. Я ушел от его удара, уворачиваясь вниз и в сторону, так что мое тело оказалось прямо под его локтем. Мои инстинкты вновь сработали сами собой, и едва противник показал мне свою открытую сторону, как я изо всех сил ударил мечом меж его ребер.       – Ув-а-а! – странное шипение, что доносилось из его рта, явно возникло в результате нестерпимой боли.       Не имея привычки игнорировать подобные удары, этот «Шестерка» тут же прижал свободную руку к ребрам, а сам начал сгибаться и падать на колени. Это стало уже второй его ошибкой: упав передо мной на колени, этот парень открыл слишком много зон для моего удара. Для меня самой привлекательной из таких зон оказалась шея, и я ни секунды не медлил, чтобы этим воспользоваться. В свой следующий удар я вложил лишь полсилы, и бил плоской стороной меча, но этого хватило с лихвой: получив удар по шее, голова противника по инерции полетела к земле, после чего с силой врезалась в нее.       – Ты что, совсем больной???!!! – я даже ни сразу этого понял, но теперь этот Кабан с битой обращался ко мне.       Когда я поднял голову, то заметил, что теперь противник смотрит на меня с выражением шока, ужаса, и ненависти. Они могли бы накинуться на меня, пока я отвлекался на их друга, но вместо этого – просто застыли в оцепенении. Похоже, что никто из присутствующих не ожидал, что я и в самом деле могу использовать на них калечащие приемы. Вообще-то, мне было искренне плевать на их мнение, но вот Фурина… Девушка смотрела на меня так, словно видела совершенно другого человека, которого никогда не знала. На ней не было отвращения, но я видел искренний испуг.       Только сейчас я осознал, что все это время мое лицо не находило в себе сил хоть на какую-то эмоцию. Даже в тот момент, когда я намеренно подставил руку под удар, я почему-то не соизволил хотя бы поморщиться. Так было не потому, что я ничего не чувствовал, просто я был слишком сильно поглощен боем, чтобы обращать внимание на чьи-то страдания, даже на свои собственные. Не было больше ни жалости, ни прочих людей, ни собственных потребностей – была лишь цель и боевые инстинкты.       Так как мое лицо и сейчас не выражало хоть какого-то раскаяния, то подобное неуважение окончательно взбесило нашего «Кабана». Его лицо еще сильнее исказилось в гримасе шока и ярости, хотя до этого мне казалось, что сильнее быть просто не может.       – У… УРОД!!! – не понимаю, в чем был смысл кричать это вслух, но одновременно с этим противник вновь пошел в атаку, замахиваясь битой сверху вниз.       Понятия не имею, в какой момент я до этого додумался, но моя свободная рука все сделала за меня: я засунул руку в карман, а когда достал, то мои пальцы крепко держали мобильный телефон.       – Лови… – параллельно с моим равнодушным голосом, в моего врага полетел мой собственный телефон, нацеленный прямо меж глаз.       Сразу скажу, что я и не рассчитывал попасть в него, но задумка была вовсе и не в этом. Дело в том, что когда в глаза человека летит какой-то объект, то у него срабатывает автоматическая реакция, и он инстинктивно пытается отбить этот самый предмет. Точно так же случилось и сейчас: Кабан на автомате отбил летящий телефон битой, забыв на мгновение о том, что собирался потратить этот удар на меня. Да, всего мгновение, жалкая секунда, но именно она и была мне нужна. Я сорвался с места еще до того, как летящий телефон достиг оппонента, и как только Кабан взмахнул битой, то я изо всех сил ударил его коленом по солнечному сплетению. Думаю, что подобная атака начисто выбила из него воздух, раз его рот раскрылся с такой силой.       – Агх… – как и его «друг», этот парень тоже начал падать на колени, но в этот раз я не подарил ему такой привилегии.       Не успели колени этого жирдяя коснуться земли, как я со всего размаху ударил врага эфесом меча, только теперь уже по носу. Как и во время первого удара, тело Кабана отлетело в сторону, но теперь, стоило ему упасть на бок, как от его разбитого лица потекла самая настоящая кровь. Долго вглядываться в подобное я не стал, но по моим оценкам последний удар явно сломал нос этому парню. Что же, теперь у него кроме фингала будет и рана на носу, что меня совсем не волновало.       Вместе со своим темноволосым другом, Альфред начал отходить от недавнего шока, и теперь их стальные клинки уже направлялись к моему телу. Не знаю, стоило ли это мне хоть каких-то усилий, но я сделал два быстрейших взмаха, каждый из которых легко отбил два подлетающих удара. В то же самое время, я словно нутром ощутил надвигающуюся опасность. Снег под моими ногами захрустел, и так я понял, что со спины ко мне кто-то приближается. Наверное, это была основная причина, почему я выманил этих ребят сражаться на лужайку.       Пытаясь воспользоваться моментом, Скар предпринял попытку захватить меня сзади, но у него ничего не вышло. Следуя своей реакции, я на развороте ударил его плоской стороной меча по лицу, прямо в районе уха, из-за чего он потерял равновесие и упал. Если честно, в этот момент мне было жалко смотреть на него.       – Разве Эи не учила нас, чтобы мы не вступали в бой без оружия? – вопрос от меня был риторическим, и я вовсе не ждал ответа от Странника. Однако выслушать его мне помешала нагрянувшая атака врага.       Если в начале у Альфреда с его другом еще были мысли о том, чтобы действовать продуманно, то теперь они явно решили победить меня чистым давлением. Стоя всего в метре друг от друга, эта парочка начала исполнять целую серию разносторонних ударов, которые мне приходилось блокировать и отбивать. Вновь могло показаться, что я только и делаю, что отступаю, но то было лишь банальным заблуждением.       – Сколько еще ты собираешься придуриваться?! – «Баскетболист» сказал это в тот момент, когда моя спина уперлась в большой древесный ствол. – Выкуси!       Уж не знаю, чем я его так разозлил, но теперь он словно и в самом деле пытался меня убить, когда выполнял сильный колотый удар. Атака была нацелена прямо в мое лицо, и он рисковал выбить мне глаз, что, кажется, не сильно его заботило. Ну, мне-то было все равно, но в таком случае и я мог смело попытаться лишить его жизни, а вот это уже было бы печально.       Внутри себя я смело ухмыльнулся, когда как в реальности мое лицо так и оставалось ненавистно-холодным. В самый последний момент, когда кончик тренировочной стали был уже в нескольких сантиметрах от моего носа, то голова моя резко ушла вправо, демонстрируя ошеломительную скорость. Что до удара противника, то я без возражений позволил вражескому клинку влететь в древесный ствол. Разумеется, Баскетболист тут же попытался вынуть катану для продолжения боя, но он быстро заметил, что это не в его силах: кончик стали застрял в дереве. Меня это позабавило, ведь впервые за наше недолгое знакомство я увидел на лице этого парня такое искреннее непонимание ситуации.       – Какого…       Как же мне хотелось ему ответить, но для начала нужно было разобраться с Альфредом, который пытался прикрыть своего уязвимого товарища, и потому вновь атаковал меня. Одним быстрым ударом он попытался попасть по моим ребрам, но промазал, потому что я был быстрее него. В пылу момента я отскочил от дерева, прямо к тому самому месту, куда откинул ножны от своего меча, и вот тогда…       Альфред без лишних слов попытался исполнить тот же колотый удар, что и его длиннорукий друг, и тогда я без задних мыслей выставил под него свои ножны. Уже через мгновение лицо противника исказилось от удивления еще сильнее, чем несколько секунд назад у его товарища. Всем своим видом Альфред показывал, что не понимает, как вообще произошло то, что с ним произошло.       – Это как?! – и это был единственный раз, когда я позволил себе ухмыльнуться.       Колотый удар Альфреда я заблокировал своими ножнами, как я и говорил ранее, но сделал я это не совсем стандартным способом: кончик вражеской катаны влетел именно в сердцевину ножен, как раз туда, откуда обычно и достают клинок. Так как форма моего меча отличалась от обычной катаны, то оружие Альфреда на секунду застряло в моих ножнах, и тем самым, давая мне необходимое время.       Я в очередной раз не стал медлить, и едва моя задумка удалась, как я со всей силы начал исполнять горизонтальный удар справа налево. Из-за нашей разницы в опыте у противника не было и шанса на то, чтобы увернуться, так что уже через мгновение мой меч ударил по колену Альфреда.       – А-а-а!!! – крик Альфреда сопровождался его падением, потому что после такого удара он был уже не в состоянии стоять. – Нога! Нога-а-а!!       Упав на бок, этот парень начисто забыл про свое оружие, которое он откинул в сторону, чтобы вцепиться в пострадавшее колено и начать извиваться от боли. Хоть я и не чувствовал того, что ощущал он, но и без того знал, что сейчас ему до ужаса больно. Я намеренно направил свой последний удар не абы куда, а прямо по коленной чашечке – слабая точка в ноге, которая может парализовать всю конечность. Даже вполне вероятно, что я и вовсе оставил ему трещину в кости таким сильным взмахом. Только вот глядя на его извивающееся тело, я почему-то не испытывал и не показывал ни одной эмоции.       А пока Альфред обнимал колено и с силой вцеплялся в землю под собой, то сам я повернул голову в сторону, чтобы увидеть там то, чего и ожидал: мой дорогой «Баскетболист» все еще пытался вынуть из дерева застрявший клинок, прикладывая все больше и больше усилий, но безрезультатно. Наблюдая за его жалкими попытками, я начал делать медленные шаги в его направлении, и тем не менее все еще не демонстрировал никаких эмоций.       – Застрял, да? Тренировочную сталь из кладовки редко приводят в порядок, поэтому она легко застревает в деревянной поверхности… – может, мне так лишь показалось, но словно услышав мой голос, этот парень начал дергать за рукоять еще сильнее.       Я приближался к нему, словно волк к своей добыче, не спеша и оскалив зубы. И чем ближе я был, тем больший страх завладевал этим парнем, который до последнего момента пытался вынуть предавший его клинок из дерева. Конечно же, когда я резко дернулся в его сторону и взмахнул мечом, то он попытался отскочить от меня, но так как я целился вовсе не в его туловище, то затея оказалась заведомо провальной. Вместо ног или корпуса, я с силой ударил мечом по его пальцам, как раз по тем, которыми он сжимал рукоять своей катаны. И едва мой клинок соприкоснулся с бедными костяшками, как этот темноволосый баскетболист медленно качнулся. Он не стал орать от боли, как в случае с Альфредом, но теперь его рука дрожала как осенний лист на ветру, а рот широко раскрылся, кое-как удерживая истошный крик внутри себя.       – М… мои пальцы… – пока он глядел на свою пострадавшую руку, то к нему с ужасом приходило осознание, что я переломал ему все пальцы на руке. Что же, кажется, с баскетболом у него теперь тоже будут проблемы.       В другой ситуации я мог бы ему даже посочувствовать, но сейчас я просто делал то, что должен был делать – уничтожал своих врагов. По этой причине, я просто не видел перед собой каких либо человеческих страданий.       Уже во второй раз я дернулся в его сторону, но теперь оказался сбоку от него, чтобы злосчастное дерево находилось прямо за спиной этого паренька. Моя рука сама собой оттянулась для колотого удара, который был нацелен прямо в лицо неприятелю. Осознавая, что я собираюсь использовать на нем тот же прием, что он пытался провернуть на мне, мой противник искренне испугался. Наверное, виной тому было мое лицо и мой взгляд, который в этот момент выглядел уж очень решительно.       – СТОЙ! – в страхе за свою жизнь он попытался отступить назад, но когда уперся спиной в дерево, то просто выставил руки перед собой и зажмурил глаза.       Наверное, я мог бы его и убить, но по моим меркам он того просто не стоил, да и не было в этом необходимости, потому что своей цели я все равно добился. Дело в том, что мой удар с самого начала был направлен вовсе не в его лицо, а в соседнюю цель – воротник его куртки. Когда я попал в него, то длиннорукий баскетболист оказался как бы «прибит» к древесному стволу, что мешало ему отойти в сторону.       – А? – может быть, он успел попрощаться с жизнью? Во всяком случае, именно к таким выводам я пришел, пока наблюдал за его паникой во взгляде.       Пока до моего врага доходило то, что произошло секунду назад, то я уже начал приступать к своей изначальной задумке: я начал методично избивать его по корпусу. Сейчас темноволосый парень был безоружен, был прибит к дереву и был растерян, а потому это создало для меня идеальную возможность. Не знаю точно, сколько раз я ударил его в живот, но после первых двух ударов он потерял весь воздух, что был в его легких, а уже после пятого или шестого начал сгибаться, насколько ему позволяло его положение. Когда голова его окончательно свесилась вниз, то я ударил его в живот еще раз, но теперь уже коленом, а вот мой кулак продолжил бить его по лицу.       Я остановился лишь тогда, когда осознал, что слишком тяжело дышу. К этому моменту из противника вышли любые намеки на сохранение сознания, так что бить его дальше попросту не было смысла. Мои костяшки на ведущей руке неприятно ныли, и только благодаря этой боли я осознал, что избивать человека кулаками не так-то просто. Интересно, как Сяо вообще терпит подобное в боевых искусствах?       Одним сильным движением я смог выдернуть свой меч из дерева, причем сделал это намного легче, чем это требовалось моему оппоненту. Как именно? Да просто я изначально не замахивался с той же силой, с которой пытался продырявить дерево он.       Итак, когда я отвернулся от несчастного тела, то мне захотелось подвести некоторые итоги. Вот только ничего кроме пяти тел, часть из которых уже успела потерять сознание, я выделить не мог. У кого-то были переломы, у кого-то прибавилось синяков на лице, но лишь я один все еще стоял без единой царапины.       Наконец-то наступила некая гармония, но именно в ней я ощутил, что что-то не так, а именно – лицо Фурины. Она все еще смотрела на меня так, словно совсем меня не узнавала, и по ее медленному дыханию я понял, что она искренне боится происходящего. В другой ситуации я мог бы и расстроиться от подобного, но сейчас такое было попросту глупо: если бы я на ее месте увидел подобное «мясо» своими глазами, то и сам мог бы поневоле испугаться. У меня не было сомнений, что прямо сейчас девушка вспоминает ту фразу, которую я сказал ей во время соревнований: «Если я возьму в руку меч – то ни один враг не переживет этой встречи».       Но почему же я до сих пор ничего не ощущал от взгляда Фурины? Почему не приходил в себя? Да потому что моя цель была еще не выполнена. Взгляд моих глаз не стал долго останавливаться на Фурине, а обратился к тому человеку, с которым я еще не закончил «играть» – к Альфреду.       Когда наши с ним взгляды встретились, и паренек почувствовал тот невероятный холод, что от меня исходил, то все его силы направились на то, чтобы попытаться уползти как можно дальше от меня. Казалось, что даже его нога перестала приносить ему хоть какой-то дискомфорт. Получается, что страх и в самом деле лечит? Ладно, я не собирался это проверять.       – Эй, постой… – сжав покрепче меч и засунув одну руку в карман, я направился к уползающему от меня Альфреду. – Не уползай, я не люблю бегать за вами.       – Д… Да пошел ты! – крикнул он сквозь боль, пока пытался нарастить расстояние. Хоть я и не видел его лица, но голос его был пропитан паникой.       Эти жалкие попытки прекратились в тот момент, когда я с силой наступил Альфреду на спину, прижимая его к земле. Его голова тут же обернулась, показывая мне донельзя отчаянные глаза, в которых не читалось ничего, кроме дикого ужаса. Слез я на нем не видел, но это лишь пока…       – И… Итэр, ты чего?? Ну поругались мы… Х-хватит…       – Знаешь ли ты, что такое истинная жестокость, Альфред? – задавая этот вопрос, я занес меч над беззащитным телом Альфреда, и тогда его взгляд стал еще жалобнее, чем прежде. – Это далеко не насилие, как ты думаешь.       С последним словом мой клинок с силой обрушился на спину беззащитного школьника, который моментально выгнулся в приступе боли. Я не стал медлить, и тут же ударил его еще раз, только теперь меж лопаток, и не менее сильно.       – А-А-А!!! – как по мне, он кричал слишком громко, и потому я наступил ногой ему на лицо, прямо на щеку, чтобы приглушить противные вопли. Затем же я продолжил его бить, не жалея сил на каждый из ударов.       – Истинная жестокость – это состояние беспомощности Альфред, когда ты остаешься один на один с осознанием того, что не в силах что-то изменить…       Каждое мое слово сопровождалось ударом меча, и с каждым таким ударом тело Альфреда вздрагивало, а из полуоткрытого рта доносились истошные вопли. Я бил по разным местам: лопаткам, ребрам, пояснице, но не трогал только шею с головой.       – Итэр, прекрати! – словно издалека крикнула мне Фурина, но я не слушал ее и просто продолжал свою начатую работу.       – … Ставить человека в безвыходное положение, и дать ему понять, что никто не придет ему на помощь. Лишить человека надежды – вот, что такое истинная жестокость.       – Пре… гх… крати… – Альфред пытался что-то там мычать, но мне не было дела. Странно, но мои зубы с силой сжались, когда я приготовился опустить очередной удар.       – И ты, Альфред, почувствуешь на себе этот ад. Ты будешь помнить сегодняшнюю ночь до конца своей жизни…       Я продолжил наносить ему удары, словно не замечая никакой усталости. Пальцы моей жертвы с силой вцепились в траву и снег, что была под ними, и разгибались они лишь в те моменты, когда я опускал меч на его тело. Я бы и вовсе продолжал это всю ночь, но бедный Альфред отключился от боли меньше чем через минуту.       Глядя на его бездыханное тело, я почему-то ощущал чувство искренней скуки, словно надеялся в глубине души, что этот парень продержится чуточку дольше. Уже во второй раз мои глаза пробежались по всему полю боя, выискивая еще кого-нибудь, кто оставался в состоянии сражаться. К этому моменту Фурина уже прижала руки ко рту, пребывая в настоящем ужасе, но я вновь словно не заметил ее. Вместо девушки, мои глаза задержались на единственном противнике, который остался в строю – Скарамучче.       Оглушение, которое я ему подарил, окончательно прошло, но даже его поразил страх, пока он наблюдал за тем, что я сделал с Альфредом. А теперь, когда я таким же взглядом смотрел и на него, то ему ничего не оставалось, кроме нервной улыбки.       – Что, теперь и меня будешь избивать?       – Я не бью безоружных… – со скучающим видом я направился в сторону, но вовсе не к Скару, который стоял в шести метрах от меня.       – Странно слышать это от человека, который минуту назад устроил ТАКОЕ.       – Ничего странного. Ведь я же не отпускаю тебя? – с этими словами я подошел к той самой тренировочной катане, которая была у Альфреда, а затем поднял ее на уровне груди. Видя ее в моих руках, Скар занервничал еще сильнее. – Не убегай…       Я с силой кинул катану в сторону Скарамуччи, и она приземлилась прямо у его ног. Было видно, как он с досадой сжимает собственные зубы, но никакого выбора у него не было – я ведь уже не отпущу его отсюда. Когда Скар смог медленно поднять катану с земли, то его дрожь испарилась, словно меч в руке придал ему хоть какую-то храбрость.       – Только не жди, что это будет легко.       – Плевать мне на это. Нападай…       Несколько долгих секунд понадобилось ему на то, чтобы успокоить свое дыхание, а затем еще несколько, чтобы принять боевую позу. Время между нами замедлилось, все остальное, что имело хоть какое-то значение в этом мире – исчезло без следа. Теперь существовали лишь мы двое, и оба мы понимали одну простую истину: мы решим все прямо здесь и прямо сейчас.       В тот момент, когда подул ветер, то Скар сорвался с места, и между нами начался «танец мечей». Противник атаковал очень быстро, целыми сериями атак, и каждый его удар наносился с разных сторон. Справа, слева, сверху, по центру, по диагонали – я устал считать, сколько раз это повторялось, и сколько раз при этом меч противника всячески вертелся в воздухе. Но как быстро Скар наносил свои удары, так же быстро я их блокировал, парировал и отбивал. Так как противник наступал очень настойчиво, то мне приходилось делать шагать назад под таким натиском, и у меня вполне получалось делать это. Каждое столкновение наших клинков, а таких были десятки если не сотня, сопровождались мелодичным звоном, с которым сталь бьется о сталь. В те моменты, когда удары были слишком сильными, то я рукой ощущал, как клинок Скара скользит по моему, и тогда мне совершенно точно казалось, что между клинками будто бы возникают снопы искр.       Когда я понял, что контратаковать мне не удастся (сейчас, во всяком случае), то я начал всячески уклоняться от стремительных выпадов Скарамуччи. Если он атаковал горизонтально – то я отскакивал назад, или уходил вбок. Если он делал вертикальный или диагональный разрез – то я всячески наклонялся в разные стороны. А уж если он использовал колотые удары, то мне оставалось кружиться в сторону, чтобы оказаться за спиной оппонента.       Продолжалось это еще некоторое время, пока я не убедился, что Скар привык к моим уклонениям. В этот момент я поступил вопреки его ожиданиям, и вновь заблокировал его удар, заставляя на секунду удивиться. Одновременно с этим я исполнил «подсечку» по его ведущей ноге, и это заставило Скарамуччу потерять равновесие. Когда он упал на спину, то я уже перешел к своей контратаке, и с силой опускал клинок на лежащего противника. К сожалению, я явно недооценил способности оппонента, потому что к моему удивлению – он смог весьма быстро перекатиться, что позволило ему уйти из-под моего удара. Когда рука «Странника» вытянулась в сторону рукояти катаны, которая лежала всего в паре метров, то я моментально понял, что он задумал, и сделал все, чтобы этому помешать. Быстро преодолев несколько шагов, я с силой пнул по основанию катаны, откидывая ее в сторону. Тогда я решил повторить свой удар, и вновь замахнулся для атаки, но и на сей раз Скар смог меня удивить: с поразительной скоростью его тело крутанулось и выгнулось в лежачем состоянии, что позволило ему совершить удар ногой. И удар этот задел меня прямо по моему носу, хоть и слегка. Не знаю, удивление или внезапная боль сыграли тому причиной, но я отступил на пару шагов, чтобы прийти в себя.       Что до Скарамуччи, то он тоже не собирался терять время, и совершил довольно быстрый кувырок, чтобы подняться на ноги. Я попытался атаковать его, но после третьей попытки этот парень просто совершил сальто назад, оказываясь рядом с потерянной катаной. Мне стоило лишь похвалить противника за такую резкость: едва вернув в руки оружие, Скар вновь перешел в стремительную атаку, и тогда между нами начался «второй раунд».       Сейчас мы двигались не так быстро, как до этого, но наши движения стали более «разнообразными». Теперь, держа катану одной рукой, Скар всячески крутился из стороны в сторону перед ударом, что придавало самому удару больше силы. Из-за этого могло возникнуть ощущение, что оппонент сражается и не катаной вовсе, а таким же одноручником, какой был у меня. Я тоже не отставал, и периодически мы с ним менялись ролями, когда я начинал свои серии атак.       В один такой момент я смог поймать Скара на уловку, и уходя от града моих атак, он не заметил, как спиной направляется к фонтану. Признаюсь честно, я уже предвкушал, как он споткнется и упадет в воду, но оппонент тоже умел следить за обстановкой, и потому без труда запрыгнул на фонтан. Когда ему удалось сделать это, то я заметил одну очень интересную деталь – Странник начал тяжело дышать, пока его руки как-то подрагивали. Противник начал выдыхаться, и именно по этой причине он и запрыгнул на бордюр фонтана, чтобы не попасть в затруднительное положение. Теперь его тело находилось выше моего, и дабы исправить это недоразумение, я последовал его примеру и забрался на бордюр.       Не скажу, что драться вот так было легче, ведь по сути мы стояли на тонкой перекладине. Одно неосторожное движение или пропущенная атака могла стоить нам того, что кто-то из нас упадет либо в воду, либо на асфальт. Понимая это, мы со Скарамуччей встали в позицию полубоком, и перешли к одиночным, но быстрым выпадам.       Вблизи усталость Скара была заметна для меня невооруженным глазом, и тогда он начал совершать ошибки: вместо того, чтобы нарастить расстояние после обмена ударами, этот парень решился на рискованную атаку. Он не был готов к этому движению, и я без труда перехватил его атакующую руку, а когда перехватил – то с силой ударил по ребрам своим клинком. Этого с лихвой хватило, чтобы противник потерял равновесие, а затем и вовсе упал в воду.       В глубине души я уже понимал, чем закончится этот бой, и потому даже не торопился нагнать Скара, что стремительно плыл «к берегу». Плыл он в противоположную сторону от меня, будто надеялся, что сможет обогнать меня, будучи в воде.       – Ты куда это? Договорились же не сбегать…       – Карман держи шире! – мне даже стало смешно от его слов.       Когда он весь мокрый оказался коленями на земле, то я соизволил спрыгнуть с фонтана, чтобы легкой походкой направиться к нему. Скар не скупился на то, чтобы одарить меня полным ненависти взглядом, но я не обращал на это никакого внимания и просто дал ему еще один шанс. Это был шанс на то, чтобы попытаться достать меня в последний раз, и Скарамучча не думая решил ею воспользоваться.       Я не был машиной, и даже такой как я мог чувствовать усталость. Теперь мне было сложнее всячески уклоняться от атак противника, и потому мы с ним почти не двигались с места, пока наши клинки продолжали играть песню «поющей стали». Даже не знаю, кто из нас это был, если это не произошло одновременно, но в один момент все это прекратилось. Два клинка с оглушительным звоном скрестились, и теперь мы со Скаром вкладывали последние силы в то, чтобы пересилить друг друга. Победит тот, чей клинок окажется ближе к лицу оппонента, и в этом сражении, я… Я победил.       Сантиметр за сантиметром, миллиметр за миллиметром, но мой меч начал пересиливать клинок Скара, отклоняя его в сторону, словно в армрестлинге. Еще несколько секунд «Странник» пытался сопротивляться, но в конечном итоге – я ловким движением выбил катану из его руки, делая оппонента полностью безоружным.       На это потребовалось всего одно мгновение, но для нас со Скаром будто прошло не меньше минуты. Мы с ним просто смотрели друг другу в глаза, я стоял напротив него с мечом наизготовку, а затем – я исполнил резкий пронзающий удар, направленный прямо в центр груди Скарамуччи. Разумеется, этот удар не пронзил его, в силу затупленного наконечника, но силы удара вполне хватило, чтобы противник резко и больно упал на спину. Потеряв весь воздух в своих легких, Скар начал предпринимать отчаянные попытки, чтобы отдышаться, но я не дал ему этого сделать. Едва мой враг оказался на земле, как я прижал свое колено к его грудной клетке, причиняя ему еще больший дискомфорт.       Всеми своими силами Скар старался не задохнуться под тяжестью моего веса, а вот сам я уже занес кулак над его лицом. Вот он, тот самый момент: моя невозмутимость, наконец, дала трещину, и все мои эмоции полезли наружу. На моем лице присутствовала чистая ярость, глаза были пропитаны злобой, а зубы так и хотели загрызть своего врага. Я прекрасно видел, как Скару тяжело дышать, но почему-то вместо его лица я видел перед собой картину страдающей и плачущей Фурины.       Первым же своим ударом я заставил этого парня забыть о нехватке воздуха, потому что боль вытеснила из него все прочие чувства. Вторым ударом разбил ему нос, намереваясь увидеть настоящую кровь. Третьим я подбил ему глаз – все равно мало. Я хотел бить его еще и еще, сломать ему столько костей, сколько вообще мог себе позволить, чтобы он остался жив. Не знаю, на сколько ударов меня хватило, но я внезапно ощутил, как чьи-то ладони крепко хватают меня за руку, не давая опустить кулак.       – ИТЭР!!! – женский голос хоть и не остановил меня, но вызвал во мне какие-то крохи человеческого сознания. – Прошу… Прошу, хватит!       Вдруг я понял, что слышу около себя что-то очень странное, чего здесь не должно было быть – это плач Фурины. Мои глаза медленно перевелись на нее, надеясь, что мне всего лишь послышалось, но надежда эта была напрасной – Фурина и в самом деле плакала.       – Прекрати… Неужели ты не видишь, что с него достаточно?       Странно, но прямо сейчас мне казалось, будто голос Фурины звучит еще мягче обычного. Только теперь я заметил, что моя левая ладонь все еще держит рукоять меча, и именно за эту ладонь меня теперь держала Фурина. До меня дошло, что все то время, пока мы со Скаром бились – девушка ползком пыталась приблизиться ко мне, чтобы остановить.       Снежинки падали на лицо, но уже не таяли, как было до этого, а просто оставались на моем лице. Почему мне было так тошно? Почему в душе было какое-то необъяснимое чувство страха? Может быть, я боялся этого боя? Нет, вовсе нет, настоящая причина моего возникшего страха – это я сам. Мое внутреннее я, которому я сегодня дал волю, вновь вызвало страх и отторжение даже у меня самого. Внезапно я вспомнил, как с таким же взглядом на меня смотрела Эи, когда самолично увидела пламя в моих глазах.       Когда дыхание смогло хоть немного успокоиться, то я медленно выбрался из объятий Фурины, чтобы встать в полный рост. Меч все еще находился у меня в руке, но теперь я не был уверен, что смогу хотя бы поднять его.       – Насилие – вот единственное, на что способна эта штука, – я чувствовал, как эмоции подступают ближе к моему горлу, и я не был в состоянии их удерживать. – Кто еще мог создать эту металлическую штуковину, если не настоящий садист? Мы только и делаем, что убиваем и причиняем боль своими собственными изобретениями…       К этому моменту Скар, который едва не потерял сознание от моих ударов, теперь начинал приходить в себя, и я видел, как от моих слов ему охота надо мной посмеяться. А вот Фурина, напротив, теперь смотрела на меня с искренним сожалением. Может быть, все дело было в том, что голос мой был пропитан болью.       – Как же меня тошнит от всего этого… Вы все – ученики Эи, но никто из вас не смог понять, что она пыталась донести своими уроками. Вы все мне отвратительны, как и ваша мотивация к сражениям…       Довольно медленно, словно в бреду, но я начал делать шаги в сторону. Мне хотелось лишь одного – упасть и не вставать, дать собственному отвращению поглотить меня с головой. Но я не мог оставить здесь Фурину, а потому надо было «прибраться», и отнести девушку домой. И пока я шагал в своем бреду, то Скар вновь рассмеялся на мои слова.       – А сам-то?! Оглянись вокруг, и ты поймешь, какова твоя истинная природа: это тяга к насилию и разрушению. Твое владение мечом заложено у тебя в крови, как бы от него не отпирался, и ты можешь прятаться хоть за сотней написанных тобой книг, но твое истинное призвание всегда останется с тобой – это насилие…       – Думай, что хочешь. Это был последний раз, когда ты увидел это «чудовище», потому что я больше не пойду у тебя на поводу, – говоря это, я начал подбирать разбросанный мусор, который остался после нашей драки, чтобы сложить весь его в сумку.       – Ты же не надеешься, что сможешь выйти сухим из воды после того, что учудил сегодня? Нет уж… – я искренне удивился его выдержке, ведь даже после таких побоев у этого парня хватало сил на то, чтобы перевернуться на живот, и начать свои попытки подняться на ноги. – Я заставлю вас всех пожалеть о том, какое отношение вы ко мне испытывали… Вы мне… Вы все ответите и поймете, что нельзя так поступать с людьми…       Мне ничего не оставалось, кроме как удрученно вздохнуть. Этот парень был неисправим, и я уже приготовился к длинному монологу, но к счастью он и не потребовался. А все потому, что со стороны раздался еще один женский голос, который до этого не давал знать о себе.       – Ну, в этом я сильно сомневаюсь, Скар.       Так как я уже знал, что Люмин находилась неподалеку, то ее внезапный голос меня почти не удивил, чего не скажешь про Фурину со Скарамуччей. Вот только в глазах своего врага я заметил нечто большее, чем простое удивление: это недоумение, словно Люмин вообще не должна была здесь быть.       – Что это значит, Люмин? Ты ведь должна была следить за Итэром, разве нет? – то, что я ожидал рано или поздно услышать, но не хотел. В тот момент, когда я увидел здесь Люмин, то уже осознал, что здесь вообще происходило.       Моя сестра очень редко показывала окружающим свою холодную сторону, но когда она это делала – то казалась еще страшнее, чем был сегодня я. Думаю, что именно по этой ее «внутренней» стороне я и написал ту беспощадную «Принцессу бездны», которую представил читателям в Геншине. И прямо сейчас, Люмин не стеснялась демонстрировать весь этот ужас Скару: от нее не пахло жизнью или хоть какой-то человечностью, лишь холод и намерение уничтожить своего врага.       – Прости, Скар, но я не могу позволить тебе исполнить свою угрозу. Ты не станешь ничего рассказывать…       – Ты меня за идиота держишь?! Думаешь, что учителя поверят ему, когда увидят пять искалеченных тел??       Это должно было хоть немного притормозить Люмин, но лишь в представлении человека, который совсем не знал мою сестру. Она продолжала смотреть на Скарамуччу с видом беспощадного высокомерия, и от этого даже мне становилось по-настоящему жутко. Не отрывая от Странника своих холодных глаз, Люмин начала что-то доставать из кармана.       – Валяй, только не забудь заодно показать им еще и это… – с этими словами моя сестра выставила перед ним свой телефон экраном вперед.       Звука не было, и я не имел возможности посмотреть, что там изображено, так как смотрел в другую сторону. Однако я совершенно точно знал, что сейчас Люмин показывает Скару видеозапись того, как он и эти парни издевались над Фуриной. Что до самой девушки, то ей лишь оставалось продолжать сидеть в чувстве полного недоумения, ведь сама она не видела этой записи.       – Как думаешь, во что охотнее поверят учителя: в то, что Итэр лишь защищал Фурину, или в вашу «самооборону»? Если посмотреть с точки зрения этой записи, то Итэр больше смахивает на жертву, что защищал дорогую ему девушку…       На этих словах щеки Фурины слегка порозовели, что мне показалось забавным. Она что, до сих пор смущается от подобного? Даже не представляю, как она отреагирует, когда узнает, что даже Кэ Цин известно про ее «тайный поцелуй».       Тем временем по травмированному лицу Скара прошлась целая гамма эмоций, от неверия до настоящего гнева. Он понимал, что его в очередной раз предали, и в этом вопросе мне было даже его жаль. Этот парень стал лишь пешкой в игре моей сестры, и теперь она беспощадно от него избавлялась. – Ты ведь обещала мне помочь… Говорила, что хочешь искренне проучить своего брата. Разве ты не собиралась меня поддержать??? – он явно пытался воззвать к ее совести, но от подобного взгляд Люмин даже не дрогнул.       – Потому что узнала правду о мотивации своего брата?       Если честно, мне не был интересен их разговор, ведь я должен был убедиться, что не сделал с этими ребятами ничего непоправимого. Но пока я ходил от тела к телу, то почувствовал на себе взгляд Люмин, и это чувство заставило меня поднять голову. Наши одинаковые глаза встретились, и в этом зрительном контакте мы словно умели читать мысли друг друга.       – Не спорю, мне и в самом деле было больно от того, чем занимался мой брат за моей спиной. Не отрицаю даже, что я и в самом деле ненавижу его за это, но… – наш зрительный контакт все не желал разрываться, и в этот момент оба мы вспомнили наше давнее обещание: если один упадет, то второй его поддержит, именно такими всегда были наши отношения. – Мы с Итэром – две части одного целого; мы – брат и сестра. Даже если мы когда-нибудь будем друг друга ненавидеть – мы никогда не встанем по разные стороны баррикад, даже если придется бросить вызов всему миру. И так будет всегда.       Хоть я и был с ней согласен, но мне все равно было немного обидно за то, что произошло, а если быть точнее – то мне было обидно за Фурину. Наверняка после нашей ссоры Скар решил, что может привлечь на свою сторону Люмин, ведь именно этого он и добивался с самого начала. Вот только моя сестра обвела его вокруг пальца, и заставила думать, будто она на его стороне. Думаю, что сегодня вечером именно она следила за Фуриной, затем доложила об этом Скару, а потом и мне. Чтобы загнать Скарамуччу в угол, Люмин использовала Фурину подобно приманке, и все ради того, чтобы привлечь мое внимание и расправиться с моим врагом.       Похоже, что Скар начал приходить к тем же выводам, и это побуждало в нем самую настоящую ярость, с которой даже мое недавнее состояние не могло сравниться. Уж не знаю, что ему наговорила моя сестра, но он искренне поверил в ее преданность, за что и поплатился.       – Ха! Как будто это спасет театр Фурины, если мы устроим еще одно слушанье! Уничтожишь меня – и подставишь драмкружок, который так дорог твоему брату.       – Вот как? Ну тогда… – и вновь холодный взгляд Люмин нисколько не дрогнул, а сама она начала доставать из кармана еще одну вещь, которая уж очень была похожа на диктофон. – Может быть, учителям послушать еще и вот это?       Следом за своими словами, Люмин нажала кнопку на диктофоне, активируя начало аудиозаписи. Я тут же узнал на ней голос самого Скара.       «Ты ведь знаешь, какие слухи про Итэра гуляют в последнее время? Раньше такого с ним не было, и началось все это после того, как в его жизни появилась эта дешевая актриса. Не думаешь, что Итэру будет лучше с Аякой, чем с ней? Как будет лучше твоему родному брату?... Итэр слишком самоуверен и слишком безрассуден, ты знаешь это не хуже меня, Люмин. Ради того, чтобы добиться желаемого, он готов расшибиться в лепешку, даже если это его погубит. Думаешь, Фурина и в самом деле сможет помочь такому болвану? Она лишь актриса, это ее работа – дурачить людей. И твоего брата надо от нее отгородить, ради его же блага» – слушая эти слова, я никак не мог избавиться от мысли, что все это уже происходило.       Пусть и не сразу, но до меня дошло, когда именно я слышал этот диалог: это было в тот самый день, когда Скар вызвал Люмин на «тайный разговор», во время физкультуры. Пускай сама Люмин об этом и не знала, но нам с Сяо тоже довелось об этом узнать, когда мы подслушивали их разговор. Получается, что Люмин уже в тот момент задумывала нечто такое, что она выкинула сегодня: Скар с самого начала плясал под ее дудку, и вовсе об этом не догадывался.       – Когда учителя услышат эту запись, то без труда догадаются, кто тот таинственный человек, что за кулисами пытался нагадить Фурине и закрыть драмкружок. Как думаешь, что они с тобой сделают, когда до них дойдет, что именно ты чуть не испортил репутацию их любимой школы? Что, к примеру, скажет «Госпожа Эи», узнав о твоих грязных делишках?       Плечи Скара все чаще поднимались, ведь в приступе ярости его дыхание участилось. Мне хотелось верить, что я достаточно сильно его «обработал», и что сейчас он не сорвется с места и не накинется на мою сестру. Хотя, если подумать, то даже подобная жестокость никак его не спасет. Чувствуя свою беспомощность, чувствуя тот «ад», о котором я недавно распинался перед Альфредом, Скару оставалось лишь с покорной ненавистью смотреть на Люмин снизу вверх. И понимая это, моя сестра с искренне-злым наслождением улыбнулась ему.       – Ну что, теперь ты осознаешь, в какую ситуацию попал? Теперь я буду решать твою судьбу; это я буду выбирать – останешься ты в этой школе или навсегда уйдешь. С этого момента я – твоя личная «богиня», потому что лишь я решаю, жить тебе или умереть.       Даже представлять не хочу, какая буря сейчас творилась в душе Скара, но я думаю, что еще никогда в жизни он не ощущал такое бессилие. Его глаза перекидывались с меня на Люмин, словно он просто не мог поверить в существование таких людей, как мы.       – Вы… Да вы же настоящие монстры… Я и близко не стою с той жестокостью, на которую вы двое способны…       Если честно, то я не понимал, это сейчас была похвала или упрек? В любом случае, хоть мне и хотелось ему возразить, но я не мог: четыре бездыханных тела вокруг меня ясно давали мне понять, что я и в самом деле тот еще монстр. Так значит ли это, что Скар был прав, пытаясь воздать мне по заслугам? Почему-то, мне впервые захотелось доказать ему обратное. Я бросил свое бессмысленное занятие, и твердым шагом направился прямо к Люмин, которая стояла ко мне спиной. Не сомневаюсь, что в ответ на слова Скара она просто прикрыла глаза, а ее губы изогнулись в ужасной улыбке.       – Возможно, но разве не об этом я тебе говорила, Скар? – уж не знаю, какое выражение лица она ему показала, но на физиономии Скара появился искренний ужас. – В тот день, во время нашей встречи, я тебя предупредила, чтобы ты перестал строить козни моему брату, а иначе познакомишься с людьми намного страшнее. Я любезно предостерегла тебя, но ты меня не послушал. И сейчас, кретин, ты за это поплатишься…       Люмин явно была на пике своего превосходства, но ее голос внезапно оборвался. А все дело в том, что я резко схватил ее за вытянутое запястье, как раз за ту руку, в которой она держала свой телефон.       – Хватит, Люмин.       Стоит признать, что эта глупость удивила не только Люмин, но даже Фурину со Скаром. Да чего уж говорить, даже я сам был удивлен тому, что сейчас делаю и говорю. Свободной рукой я мягко выхватил из руки Люмин ее телефон, чтобы еще раз пересмотреть сделанную видеозапись. Небольшой укол ненависти испытал я, когда вновь увидел издевательства над Фуриной, но в этот раз мне удалось сдержать в узде свою ярость. Я понимал, что если прямо сейчас удалю эту запись, то Люмин уж точно меня возненавидит, но просто дать ею воспользоваться тоже не мог. Оставалось только убрать телефон сестры в карман, чтобы в будущем решить, что делать со всем этим «добром».       – Меня всегда поражала твоя наивная доброта, Братец, но ты ведь понимаешь, что всему есть предел?!       – Доброта здесь ни при чем, я всего лишь исполняю данное обещание.       Я прекрасно осознавал, что Люмин смотрит на меня с чистым упреком, но прямо сейчас я не обращал на нее внимания. И все потому, что в этот момент мне приходилось внимательно разглядывать Скара, сидящего на земле передо мной.       Мои янтарные глаза все сильнее разглядывали Скара, который так и продолжал сидеть. Его лицо было опухшим, одежда помятой, а в глазах – отсутствовала всякая тяга к жизни. Не знаю, как такое возможно, но почему-то в этот момент мне было его искренне жаль. Именно это чувство заставило меня засунуть руку в карман, чтобы вытащить оттуда небольшой клочок бумаги. Он лежал там с того самого момента, когда я на всех парах выбежал из своей комнаты – это был конверт с письмом Кадзухи. Я намеренно покрутил его в руках несколько секунд, чтобы дать «Страннику» его увидеть и, тем самым, заинтересовать.        – Вот. Это письмо просил передать тебе Кадзуха, – говоря это, я бросил конверт к ногам Скарамуччи.       Удивительно, как легко могут меняться эмоции на человеческом лице. Еще секунду назад Скар смотрел на меня с чистой злобой и презрением, но стоило ему услышать имя Каэдэхары, как все это словно испарилось. Теперь сиреневые глаза медленно переходили от меня к конверту, словно их обладатель пытался понять, в чем тут вообще подвох. Это было ожидаемо, ведь у Скара не было ни одной причины, чтобы верить мне. Но шли секунды, а я так и продолжал смотреть на поверженного противника с чувством спокойствия, и тогда ему ничего не оставалось, кроме как взять конверт в руки.       Пока его глаза бегали по раскрытому письму, то я не шевелился, не произносил ни единого звука и внимательно следил за тем, чтобы Люмин делала то же самое. Это был очень важный момент, возможно – самый важный в судьбе этого парня. И это был последний раз, когда я был готов исполнить данное Кадзухе обещание. Чем дальше заходили сиреневые глаза, тем сильнее сжимались зубы Скарамуччи. Не было сомнений в том, что он с легкостью узнал почерк лучшего друга, а потому и назвать письмо фальшивкой не мог. Его руки затряслись с новой силой, но теперь не от страха или гнева, а совсем от других эмоций…       Я не стану дословно перечислять вам то, о чем Кадзуха говорил в своем письме, но я вполне мог передать это Скарамучче. Ему это не понравится и, вполне возможно, что он попытается заткнуть себе уши, чтобы меня не слышать – но так надо. Это был его последний шанс, чтобы одуматься.       – Кадзуха покинул тебя вовсе не из-за того, что считал тебя неполноценным или слабым. Он сделал это – потому что хотел быть свободным. И тебе пора поступить так же, если ты хочешь вновь встретиться с ним.       «Как и мне самому пора избавиться от своих оков…» – стоило мне об этом подумать, как лицо собственного отца возникло перед моими закрытыми глазами, но об этом позже.       – Замолчи! Тебе-то откуда знать, что чувствует брошенный ребенок?! – этот парень опустил голову, чтобы я не видел тех сильных эмоций, что завладели его лицом.       – Он верил, что ты сможешь найти себя, сможешь стать свободным…       – Убирайся! – крики Скара становились все отчаяннее, пока он сжимал письмо в своих руках. Похоже, что еще немного, и он перейдет на плач. – Зачем ты вообще взялся рассказать мне об этом?!       – Потому что, увидев тебя таким, каким ты был минуту назад, то я начал тебя понимать. Я вижу, насколько важно для тебя признание Эи и твоего лучшего друга, но… – почему-то мой кулак с силой сжался, словно я ощутил ту же боль, что и этот парень. – Твоя погоня за чужим признанием – не принесет мира в твоей душе. Лишь свобода подарит тебе покой, это и пытался донести до тебя Кадзуха, когда покинул эту школу.       – ХВАТИТ!!! – и вот, случилось то, чего я и добивался: обида, которую испытывал этот парень со дня проигрыша наших соревнований, теперь выходила из него посредством слез.       – Повзрослеешь ты, или продолжишь плестись за Эи – решать тебе. Но хорошенько подумай, хочешь ли ты себе такой жизни, в которой только и гоняешься за кем-то другим. Думаешь, так Эи или твой лучший друг будут тобой гордиться?       Наверное, вам всем будет интересно знать, как я вообще могу прощать кого-то, после стольких плохих поступков? Как можно забыть то, что он сделал с Фуриной, драмкружком, и многими другими людьми… Что же, не скажу, что я его простил, или что я вообще способен его простить, но я никак не мог отрицать нашего с ним сходства. Мне казалось, что если я дам волю своему гневу и позволю уничтожить этого идиота, то тем самым просто признаю тот факт, что я так же жалок, как и он.       – Скар – ты мне отвратителен, и мне нет абсолютно никакого дела до того, что с тобой случиться. Но не ради тебя, и уж тем более не из жалости к тебе, а лишь ради уважения к хорошему человеку из семьи Каэдэхара – я позволю тебе уйти сегодня. Это мое последнее предупреждение…       Если честно, я не уверен, что он меня услышал, уж слишком сильным казалось его хныканье. Свой меч в руке я также отпустил, потому что больше не хотел его видеть, и тогда он со звоном упал на землю. Стоило мне развернуться, как я столкнулся с потрясенным взглядом Люмин, но прежде чем она успела хоть что-то сказать, то я уже прошел мимо нее. На сегодня передо мной стояла еще одна задача, и в данный момент она была важнее, чем выслушивание чужих возражений.       Подойдя вплотную к Фурине, я медленно опустился перед ней, осматривая ее поврежденную ногу. Мой голос до сих пор оставался каким-то безжизненным, как и мои глаза, но теперь я хотя бы видел перед собой эту девушку и мог ее услышать.       – Как ты?       – Н-нормально… – очень слабая и дешевая ложь, которая провалилась в тот же момент, когда Фурина поморщилась от боли. – Но идти не могу… Кажется, что я подвернула ногу во время падения.       – Понятно…       В принципе, чего-то подобного я и ожидал, так что был полностью готов к тому, что учудил дальше: не обращая никакого внимания на шокированный взгляд актрисы, я взял ее на руки, словно невесту. Можно было только представить, какое удивление отразилось на физиономии моей сестры, но сейчас меня это не волновало.       – Эй! Ты что это удумал?! А ну поставь меня!       – Нет…       Наверное, моя сестра считала меня самым настоящим безумцем, пока смотрела за этим зрелищем. Поначалу Фурина еще пыталась сопротивляться, и даже колотила меня по груди, но понимая, что я не собираюсь слушать ее возражения – просто смирилась. Наверное, это было очевидным, но с этого момента лицом девушки завладел ярко-розовый румянец. Посмотреть мне в глаза было выше ее сил, так что она старательно отводила от меня свой взгляд. Так мы и направились к ее месту жительства: я мог лишь продолжать нести ее на своих руках, а Фурина могла лишь указывать мне дорогу, ведь я все равно ее не отпущу.       Что до Люмин, то она осталась стоять на месте и теперь просто провожала меня взглядом в спину. Уверен, что она никогда не сможет понять моего поступка, но я и не мог ее винить, ведь она не общалась с Кадзухой. Но в одной мысли мы с ней сейчас сходились: мы оба задавали себе вопрос, а правильно ли я вообще поступил?

***

      Не знаю, можно ли назвать это везением, но тот корпус, в котором жила Фурина, оказался всего в ста метрах от нас. То ли девушка и в самом деле была такой легкой, то ли я все еще не отошел от того прилива энергии, который испытал в схватке со Скаром, но нести эту актрису на руках было и в самом деле не сложно. Конечно, Фурина немного помогала мне, пока держалась руками за мою шею, но вы даже не представляете, какой дискомфорт ей приходилось терпеть, пока она это делала. Думаю, что «Гидро-принцесса» намеренно не показывала мне своего лица, ведь оно определенно было похоже на помидор.       Странно, а почему же я не испытывал всего того, что ощущала Фурина? Пока я нес ее к корпусу, а затем ехал с ней в лифте, то на моем лице все еще властвовало абсолютное равнодушие, которому даже я не мог дать нормального объяснения. Может быть, я так сильно перепугался за нее сегодня, что теперь начисто забыл о смущении? В любом случае, мне оставалось лишь надеяться, что Фурина не воспримет мое наигранное безразличие на личный счет.       Небольшой казус произошел тогда, когда мы с ней дошли до нужной двери. Почему? Потому что нормальные люди, как выяснилось, запирают двери на замок.       – С-стой… Мне нужно дверь открыть, – положение девушки явно не давало ей доносить половину слов до рта, и те просто застревали в легких. Похоже, что ее протест заключался в том, чтобы не смотреть на меня, пока я ее не отпущу.       – А что, соседка нам уже не откроет?       – Шарлотта, она… Она состоит в клубе журналистики, и потому частенько задерживается до самой ночи. Сомневаюсь, что ее можно ждать в ближайший час.       – Ясно… Тогда доставай ключ и открывай.       – Ты что, и сейчас меня не отпустишь?! Поставь меня уже на землю! Уж пару метров я и сама дойду! – а вот теперь она все же соизволила на меня посмотреть. Наверняка лишь для того, чтобы продемонстрировать всю силу своего возмущения. Да, того самого возмущения, на которое мне было все равно.       – Нет…       Мой равнодушный тон заставил Фурину с обидой прикусить язык, и тогда она отвернулась от меня, словно маленький и обиженный ребенок. И как мы вообще до этого дошли?!       – Н… Нахал и наглец…       «Которого ты поцеловала, когда тебе представилась такая возможность» – мне подумалось, что лучше не говорить такое вслух.       Хоть возмущение Фурины не желало ее покидать, но она все равно порылась в кармане куртки, а через секунду открыла нам дверь. К этому моменту даже я начинал ощущать, как у меня немеют руки, так что я поторопился пересечь всю комнату, чтобы поскорее положить девушку на край кровати.       Вообще-то, многие парни могли только мечтать, чтобы оказаться в комнате девушки. Не только из-за наличия в ней девушек, а просто из любопытства: многим из нас было интересно, как эти представительницы противоположного лагеря обустраивают свою комнату, и что у них вообще там на уме. Да, именно такими вопросами задавались некоторые парни в нашей школе, хоть и ни за что бы в этом не сознались. Правда, сегодня мне не было дела до таких мелочей, и я не обратил никакого внимания на окружение комнаты, как и на всю обстановку в целом – сейчас меня волновало лишь состояние Фурины.       Вновь следуя указаниям хозяйки комнаты, и не желая слушать ее возражений, я достал из ближайшей тумбочки бинт для перевязок, и в тот же момент вернулся с ним к Фурине. Девушка так и продолжала сидеть на краю кровати, будто не осмеливаясь со мной спорить. Хотя, быть может, ей и самой хотелось узнать, что я буду делать дальше? В любом случае, я присел на одно колено, чтобы склониться прямо над больной ногой Фурины. Кажется, я совершенно точно ощутил, как по ноге девушки прошлась дрожь, когда я начал снимать с нее ботинок вместе с носком.       – Где тебе больнее всего?       – Чуть-чуть ниже… – она ответила так сдавленно, что я услышал ее лишь потому, что в комнате стояла абсолютная тишина.       Разумеется, я не был мастером в этой области медицины, но уж самые простые движения я знал. Мои руки аккуратно взяли больную лодыжку Фурины, начиная делать ей успокаивающий массаж. Очевидно, что в самом начале девушка сидела в абсолютном напряжении, но со временем я начал чувствовать, как ее нога постепенно расслабляется в моих руках.       Довольно внезапно я понял, что испытываю какое-то непонятное удовольствие от этого процесса. Кожа у Фурины была мягкой, по моим меркам даже слишком мягкой, и из-за этого, вместо того чтобы делать ей массаж, я начал просто всячески прощупывать ее. Девушка не возражала, но даже не глядя на нее я понимал, что с каждой секундой ее лицо становиться все краснее и краснее. Жаль, конечно, но чтобы окончательно ее не добить, я перешел к самой перевязке.       – Хи-хи… – вот чего я не ожидал от нее услышать, так это смешка.       Вначале я думал, что это просто послышалось, но подняв голову и посмотрев на красное лицо девушки я заметил, что у нее и в самом деле присутствует пусть и смущенная, но все же улыбка. Фурина вновь напомнила самого обычного ребенка, только очень счастливого и требующего любви и внимания. Если честно, это напомнило мне мурчащего котенка.       – Разве можно назвать нормальным человеком того, кто улыбается, когда ему больно?       – Да просто… – она явно замешкалась, но затем договорила каким-то сладким голоском. – …Ты кажешься довольно милым, когда вот так серьезно волнуешься.       – Хах…       Кажется, это был первый раз за сегодняшний вечер, когда я по-настоящему улыбнулся, хоть и не очень сильно. Мои глаза опустились обратно к низу, чтобы закончить перевязку, но внутри я начал ощущать какое-то странное тепло. Казалось, что тот лед, который сегодняшним вечером сковал мое сердце, теперь начинает оттаивать. Я даже нашел в себе силы, чтобы пошутить в ответ.       – Ну, тогда я буду волноваться почаще, чтобы тебя это веселило, – я ожидал, что Фурина либо рассмеется, либо возмутиться, как это частенько с ней бывало, но вместо этого она просто замолчала. Сначала я просто не обращал на это внимания, но дыхание девушки почему-то участилось, и так я понял, что она сильно волнуется.       – Итэр… – за все наше знакомство я еще ни разу не слышал у нее настолько дрожащего голоса. Девушка будто боялась дышать, чтобы не запнуться в произношении своих слов. – Ты не мог бы поднять голову?       – Подожди, пока я закончу.       – Подними… – я что-то не понял, это она мне сейчас приказала?       Так или иначе, но все же я поднял голову, хотя бы ради того, чтобы понять, что с ней происходит. Вот только то, что я увидел… Скажем так, сейчас Фурина не была похожа на саму себя. Хотя нет, скорее по-другому: девушка словно показывала мне другую свою сторону, такую, которую еще никогда не осмеливалась демонстрировать. В ее глазах, на губах и даже бровях – присутствовали самые разные эмоции. В девушке читались волнения, неуверенность и страх, но в то же время были видны отчаянные попытки придать себе решительности. А тем, что подгоняло в ней эту самую решительность – это желание. Фурина изо всех сил пыталась осмелиться на что-то очень важное.       Мне хотелось спросить ее об этом, но она не дала мне и шанса. Спустя секунду с того момента, когда наши глаза встретились, Фурина заключила мое лицо в ладони; еще через секунду она резко нагнулась, так и оставаясь на краю кровати, из-за чего расстояние между нашими лицами сократилось до минимума; еще одна секунда – и я почувствовал, как мягкие губы девушки решительно соприкасаются с моими.       Стыдно в этом признаваться, но в этот момент я остолбенел. Несколько долгих секунд мои широко открытые глаза смотрели куда-то вперед, не желая закрываться или верить в происходящее. Но вот затем, когда этот срок прошел и я смог справиться со своим удивлением – мои глаза начали медленно закрываться, а руки медленно потянулись к скулам девушки. Легкими движениями пальцев я убрал в сторону мелкие пряди ее волос, которые спадали вниз и могли мешать девушке. С каждым мгновением меня уносило все дальше, накрывало волной удовольствия, и я словно терял связь с реальностью. Я даже не заметил, как мое тело начало выпрямляться, хоть я и продолжал стоять на коленях. Так я смог хоть немного поравняться с девушкой, чтобы ей было проще обнимать мое лицо своими ладошками.       Это было похоже на море: такое же манящее и красивое, оно так заставляет тебя погружаться все глубже и исследовать его все сильнее. Сердце стучало как бешеное, а дыхание… По правде говоря, я не помню, чтобы делал настолько глубокие вдохи даже во время уединения с Кэ Цин. Фурина медленно смаковала мои губы, и я отвечал ей тем же, при этом действовала девушка довольно умело. Я уже собирался углубить наш поцелуй, так как просто не мог сдерживаться, но в тот самый момент…       – Ох! – может быть, у Фурины все же заканчивался кислород, но так или иначе, девушка резко оторвалась от меня и восстановила расстояние между нами.       В моей голове только и вертелись вопросы о том, что я сделал не так, но Фурина не выглядела испуганной или разочарованной. Скорее уж на ней присутствовало какое-то удивление вперемешку с взбудораженностью. Морские глаза посмотрели куда-то в сторону, словно намеренно избегая встречи с моими, но я все равно видел, что девушка явно хочет продолжения.       – Фурина?       – Ты… Ты не мог бы закрыть дверь на защелку?       – Зачем? – да уж, я и в самом деле идиот, раз спрашиваю такое.       – Просто закрой и все!       Сделав глубокий вдох, а затем еще раз посмотрев на Фурину, я убедился в том, что она не шутит, и не станет смотреть мне в глаза, пока я не выполню ее просьбу. И поэтому я полностью поднялся на ноги, чтобы ненадолго посетить дверь и повернуть защелку на два оборота. Когда я повернулся обратно к Фурине, то она продолжила смотреть на меня таким же взглядом, как перед самым поцелуем: взгляд желания и волнения.       До актрисы было всего несколько шагов, но они еще никогда не казались мне такими тяжелыми. Пока я шел обратно, то не разрывал зрительного контакта с Фуриной, даже когда опустился обратно на колено и вновь взял ее лодыжку в руки. Мои пальцы продолжили делать ей массаж, прямо сквозь намотанный поверх бинт (хотя в этом не было особого смысла), но вот глаза мои так и продолжали удерживать зрительный контакт с девушкой.       Не прошло и двух секунд, как все началось по новой. Хотя, в нашем случае будет правильнее сказать «продолжилось»? В этот раз мы оба резко дернулись вперед, сокращая расстояние и сливаясь в единый поцелуй. В этот раз он проходил в более быстром темпе, и смакуя губы друг друга, мы лишь едва сохраняли контакт между нами. Такое простое движение позволяло нам набирать воздуха в легкие, и при этом не прекращать поцелуй полностью. Как и в прошлый раз, я заключил лицо Фурины в свои ладони, но это очень быстро изменилось: мое тело подалось вперед, и я даже не заметил, как оказался на постели рядом с самой девушкой, а руки при этом начали менять свое положение. Левая ладонь поначалу гладила мягкие женские волосы, но почти сразу же оказалась на шее красавицы, в то время как правая рука спустилась сначала на талию, а потом перебралась на поясницу. Так я начал прижимать к себе Фурину еще сильнее, и при этом не забывал поглаживать красавицу вдоль спины, то вверх, то вниз.       Наверное, тому послужили мои прикосновения, но Фурина начала действовать напористее, и в какие-то моменты даже с жадностью впивалась в мои губы. Мне-то такое только нравилось, но после такого нам и вправду начало не хватать кислорода.       – Ах! – она так резко выдохнула, что это почти напугало меня, но так как через мгновение девушка прижалась ко мне с новой силой, то я попросту не успел отреагировать на все это.       Тепло, которое нарастало во мне с каждым мгновением, теперь превращалось в самую настоящую горячку, которую мне было некуда деть (точнее было куда, но я не стану так поступать с Фуриной). Сама девушка тоже была не лучше: от переизбытка чувств она просто не знала, куда ей деть свои руки. Сначала она отчаянно мяла ими простынь, потом обняла меня вокруг лопаток и с силой сжимала, но в конце просто зарылась пальцами в мои волосы. К этому моменту наш поцелуй дошел до пика, и я четко ощущал, как наши языки начинают переплетаться.       Все это продолжалось еще какое-то время, но именно я стал тем, кто все это закончил. Не потому что хотел, а скорее потому, что должен был. Во-первых, у меня уже начали уставать губы и легкие, что обильно дышали, а во-вторых, я знал, что если не остановлюсь сейчас, то потом мы оба пожалеем. По этой причине я медленно оторвался от Фурины, ставя точку, и совсем не зря: когда я снова открыл глаза и увидел запыхавшуюся девушку, то почувствовал через ее взгляд, насколько беспомощной она была в этот момент. Нет уж, не стану я так поступать лишь ради короткого чувства удовольствия.       Когда девушка поняла, что на этом все, то с неким стыдом в глазах опустила голову. Но, хоть в ней и был стыд, она все равно чувствовала себя счастливой, я видел это по ее лицу и телу. Какое-то время мы просто сидели в молчании, но потом я встал со своего места и направился к двери. Спиной я чувствовал, как Фурина смотрит на меня каким-то тоскующим взглядом.       – Наверное, мне пока лучше уйти.       – Да, я понимаю, просто…       – Что? – я даже сам не заметил, как обернулся, смотря на девушку с какой-то надеждой. Собственно, она и сама смотрела так на меня.       – Нет, абсолютно ничего. Ступай.       Оставалось лишь медленно кивнуть, и тогда я начал открывать дверь. Мне практически удалось открыть ее, когда сзади в очередной раз прозвучал голос Фурины.       – Итэр, постой!       – Ась?       – С… Спасибо, что спас меня. Спас в очередной раз, – забавно, но она начала теребить кончик своей пряди, пока говорила это.       – Тут благодарить не за что, я бы пришел столько раз, сколько понадобилось.       Да-да, я вновь переборщил, ведь у девушки опять перехватило дыхание. На этой приятной ноте я окончательно покинул комнату Фурины, чтобы направиться домой, но вот шел я с самым непонятным чувством, какое только доводилось испытывать. И знаете что? Я скажу вам, что вновь совершил ужасающую ошибку! Если бы я знал, что сулит мне завтрашний день, то ни за что бы не оставил Фурину! Я должен был сидеть с ней на кровати хоть всю ночь, может быть, взять ее за руку. Да все что угодно, но только не уходить! Почему? Да потому что на следующий день я узнал, что Фурина закрыла мне дорогу в школьный театр…