Утопить в вине боль свою.

Пустота. Сплошная пустота. Казалось, что никаких более чувств и не существовало. Что по мимо пустоты он ничего более не испытывал. Его душа была сродне утопающему, всё более затянутому в тёмные пучины вод, неприглядные, без намёка и надежды на хоть какой-то лучик света. Ничего. Никого. Ни тем более его. Лань Сичэнь уставил взгляд в одну точку, перестав обращать какое-либо внимание на стоявшего рядом Нэ Хуайсана и в целом на людей вокруг. Казалось, он что-то сосредоточено рассматривает, но то же время и не смотрит вообще, прибывая в трансе, или же глубоко в своих думах. Он всё не мог отвести взгляда от гроба, гипнотизируя его взглядом, желая просверлить в нём дыру. А может и не только... Внезапно выпрямившись и слегка нахмурив брови, с выражением будто он только опомнился, Лань Сичэнь лёгким, но быстрым шагом прошествовал мимо собравшихся заклинателей и направился вон из храма. Все устремили взгляды в его сторону. Лань Ванцзи хотел было нагнать брата, но Вэй Усянь остановил его мягким касанием плеча и получив в свою сторону вопросительный взгляд, покачал головой. «Ему нужно побыть одному» так и читалось в его взгляде. Поняв Вэй Усянь и что конкретно он имеет ввиду, Ванцзи очень тихо, почти не слышно и незаметно вздохнул, бросив взгляд по направлению, куда ушёл Лань Сичэнь. Лань Цижэнь лишь задумчиво пригладил свою бородку и мгновение спустя поспешил раздать указания, а так же выяснить, что здесь произошло. *** Сам Лань Сичэнь понимал, что ему не стоило всё и всех бросать, сбегая, будто испуганная девица. Но это было невозможно... Он не мог более находиться там. Это физически было невозможно. Стены, казалось, приближались, желая сплющить, раздавить его вместо с потолком. Пол то проваливался, то шатался под ногами, которые из последних сил его держали, из-за чего Лань Сичэнь слегка пошатывался, но не собирался прекращать свой путь и тем более возвращаться. Он не помнил точно, как добрался до Гусу. Разум словно помутился, пребывая в забытье и пришёл в себя Лань Сичэнь только уже стоя перед дверью своей комнаты. С вином. Несколькими сосудами вина. Приличным количеством сосудов вина. Его не заботило что могут подумать ученики увидев своего главу нарушившего правила, да ещё в таком состоянии. Он в принципе ни о чём не думал. В его голове было пусто, как в кувшине, из которого вылили всё содержимое. Или выпили. Как сейчас глава Ордена Лань этим путём опустошал один сосуд за другим, иногда делая большие перерывы между глотками и в задумчивости или же в некой мании покручивая в руке сосуд с оставшимся вином или уже опустелый. А после аккуратно ставил в сторону и принимался за новый. Лань Сичэнь никогда не употреблял алкоголь. Кроме одного раза, который был весьма неудачный. Тогда он ещё находился в бегах от Вэней и прятался у Мэн Яо. В один из меланхоличных вечеров, и тех, в которые они всё больше сближались, он принёс немного вина. Поставив всё это на стол и принявшись разливать по чаркам, Мэн Яо улыбнулся, сказав: «Вино не высшего качества, но всё же лучше, чем ничего. Мне кажется, тебе это нужно». Лань Сичэнь был искренне тронут заботой юноши, и, не в силах отказать благородному намерению, немного отпил из своей чарки, тут же подавившись и выплюнув содержимое. Вкус был весьма... Даже не в самом качестве вина была проблема. Сам вкус алкоголя Лань Сичэнь не мог воспринимать. Стыдливо улыбнувшись, Лань Сичэнь поспешил извиниться перед Мэн Яо, прикрывшего ладонью рот и старавшегося прикрыть своё хихиканье. Он не предал этому никакого значения, о чём сказал Лань Сичэню и сам извинился за неосмотрительность. Тогда Мэн Яо был... Мэн Яо. Обычным юношей, чьи глаза горели, а умственные способности и упорство поражали. Может слегка наивный, но этот юноша был Мэн Яо. Его Мэн Яо. А не пребывавшем в роскоши с руками по локоть в крови Цзинь Гуанъяо. Что же с ним случилось... Или, он всегда был таким, а Лань Сичэнь этого не видел, романтизируя его образ и оправдывая многие действия. И ведь он действительно оправдывал. Не раз, и не два. Заступался, держался до последнего. А потому что больно. Больно было осознавать, что всё, что ты знал о человеке—ложь. Больно осознавать, что тот, кем ты считал близким другом и братом оказался предателем и самым настоящим чудовищем. Больно. Больно было отпускать. От накопившихся воспоминаний и мыслей Лань Сичэнь неожиданно для себя самого обронил тихое: —А-Яо... И в миг застыл, подобно изваянию. Он ещё задолго до того, как они добрались до храма отказался от братства с ним, величия «Глава Ордена Цзинь». Единственное, у него вырвалось в храме это «А-Яо!» от чего Лань Сичэнь сам себя быстро отдёрнул, напомнив, что более не мог к нему так обращаться. Он сам не знал, почему выкрикнул тогда это. Хотел порицать? Остановить поток слов? Или же это было из-за накатившего беспокойства? Но за кого? А может, всё вместе... Может, ему не хотелось прекращать все связи с этим человеком. Может, это было секундное проявления желания остановить. Остановить этот поток слов. Остановить эту ложь. Остановить паутину сплетающуюся из нитей интриг вокруг этого человека. Остановить его безумие. В тот момент Лань Сичэнь так хотел подойти, прижать к себе как можно крепче и прошептать на ухо: «Пожалуйста, остановись. Пожалуйста, прекрати. Не нужно. Не нужно больше этого всего. Просто остановись и останься со мной». Ему ведь не дали... Не дали времени понять, обдумать, принять... Ни секунды передышки, вываливая всё новую, более пугающую чем предыдущая, правду. «Если бы нас только оставили... Дали бы поговорить...» Но это ведь, лишь фантазии, да? Смысла думать об этом уже не было. Мэн Яо мёртв, будучи точно растерзанным Нэ Минцзюэ. Вздохнув, Лань Сичэнь опустошает сосуд за один присест, уже не аккуратно ставя, а откидывая его в сторону. Больно. Как же невыносимо больно. Ну почему? Почему именно он? Почему именно Мэн Яо? Больше всего было больно от лжи. Неужели... Нельзя и было сказать? Не всё, но хоть что-то... Даже Су Шэ и то удостоился доверия больше, являясь подчинённым и пешкой на шахматной доске принадлежащий Цзинь Гуанъяо! Неужели он бы... Не выслушал..? Не постарался бы понять..? Уберечь..? —Почему..? Тихо и на грани слышимости пробормотал Лань Сичэнь. Он не знал к кому точно обращается, прекрасно зная, что на вопрос ему уже никто не ответит. Бросив случайный взгляд на стол с гуцинем, Лань Сичэнч внезапно озарило. Поднявшись с места на ели державшие его ноги, что заметно тряслись, ощущаясь хуже ватных, Сичэнь почти дополз до гуциня. Усевшись возле инструмента, он принял подобающую позу и, насилу ели успокоив сильную дрожь в руках, занёс их над струнами. По комнате разнеслась чарующая музыка, неся умиротворение и покой, но при этом не лишённая остринки в переходе нот. «Ну же, А-Яо. Пожалуйста...» Остановив движения рук, Сичэнь практически невесомо положил их на гуцинь, сидя в ожидании. —А-Яо..? Но ничего не происходило. Никто не откликнулся на его зов. Поджав губы, Лань Сичэнь прикрыл глаза, пытаясь успокоиться. В нём откликалась несколько иррациональная надежда, что всё же кто-то придёт, ответит и это... Просто задержка... Но чем больше секунд и минут протекало, тем больше эта надежда угасала, как последний лучик закатного солнца, или же пламя свечи. Не желая просто так мириться, Лань Сичэнь повторил мелодию, более настойчивей. Неизвестно, что конкретно им двигало: надежда, горе, выпитое количество алкоголя... Но одно знал точно: ему нужно, он хочет вновь услышать этого человека. Хотя бы так. Хотя бы через ноты гуциня. Но только не эту отвратительную тишину. —Пожалуйста... Одними губами пробормотал Сичэнь. Тишина. Вновь никакого ответа. Сжав кулаки, Лань Сичэнь со всей имеющийся силой ударил по полу. Держаться сил больше не было. Слёзы ручьями потекли из его глаз по щекам, падая маленькими капельками, подобно бусинам, на пол и нещадно разбиваясь. –А-Яо! В отчаянии прокричал Лань Сичэнь, давясь всхлипами и неутихающему потоку слёз. Невыносимо... Это невыносимо... Просто невыносимо! —Брат! Послышался сзади оклик, принадлежащий Лань Ванцзи. Тот стоял в дверях, не в силах пошевелиться, а его вечная маска безразличия спала, обнажая истинные чувства и позволяя беспокойству проступить на своём выражение лица. Он подошёл и опустился рядом с Лань Сичэнем, положив одну руку ему на плечо. Помедлив, Лань Ванцзи тихо позвал: —Брат... —Я не могу... Я хочу его слышать... Хочу видеть... Боги, как же я хочу его видеть! Последней надеждой была мелодия «Расспрос», тут же развеясь, словно прах по ветру. Положив вторую руку брату на плечо, Лань Ванцзи сказал, пытаясь успокоить: —Брат, тебе нужно отдохнуть. Ты устал и очень много выпил. Лань Ванцзи никогда не умел утешать словами. Да и как тут утешишь? Ему на собственном опыте известно, что любые слова лишь усилят боль. Лучшее, что он может сейчас сделать—это быть рядом. И он будет. Подождав, пока Лань Сичэнь немного успокоится, Лань Ванцзи помог ему подняться, уложив на кровать и сел рядом. Он сидел так пока Лань Сичэнь не заснул, и после тоже. Аккуратно положив на его плечо ладонь, почти невесомо, Лань Ванцзи прошептал: —Брат, я рядом. Мы справимся. А после поднялся с кровати и тихонько ушёл, бросив на последок взгляд на брата.

***

Стояла глубокая ночь. Вокруг царила тишина. Лишь шелест травы и поток лёгкого ветерка источали звуки, едва разносящиеся по округе. Лань Сичэнь пребывал в глубоком, почти мертвецком сне, полностью изнеможённый событиями последних дней. Так что он не способен был услышать, как дёрнулось несколько струн гуциня, источая тихое: «Эргэ...»