Тень в чашке

Что-то мелькнуло на краю поля зрения, и Лань Цижэнь невольно обернулся.  В его чашке с остывшим уже, забытым за ворохами бумаг чаем возлежал дракон. «Ну все, – подумал наставник Лань, – доработался». Он старательно проморгался, истово надеясь, что сие олицетворение болезненной мнительности – не иначе, развившейся на почве длительной переписки с Башней Карпа – сгинет, и можно будет просто пойти к лекарю и попросить трав для умиротворения души. Однако дракон не исчезал. Даже если посмотреть на него поочередно левым и правым глазом. Лежал себе, развалясь привольно в нежно-зеленом настое, выставив над краем чашки кончик хвоста. И над чашкой потихоньку поднимался пар. От отчаяния Лань Цижэнь потряс головой, хотя это уже никак не входило в список усилий, потребных для изгнания простейших иллюзий. Дракон все равно остался на месте. Тогда Цижэнь потянулся к нему рукой, в последний миг сообразив, что делает не то, и потрогав подозрительную тварь не пальцем, а чистой кистью. – Щекотно, – хихикнул дракон подозрительно знакомым и слишком громким для крошечного создания голосом. Лишь мгновение спустя Лань Цижэнь понял, что голос он слышит не ушами, а прямо внутри головы. А еще через миг – понял, чей это голос. – Ах ты сво… то есть глава Вэнь, что вы делаете в таком виде в моем чае?! – То есть твой чай – главное, что тебя в этой ситуации интересует?! – кончик хвоста слабо плеснул по поверхности напитка. Уснащенный, между прочим, чем-то вроде кисточки или пышного плавника, ярко-ржавого цвета… И ведь шло ему, паршивцу, несказанно: светлый фарфор, прозрачная зелень чая, молочное брюшко, лазоревые бока и вот это рыжее оперение. И еще рожки золоченые.  На рожках Цижэнь мысленно споткнулся. Да, собственно, о чем он думает вообще?! – Меня интересует «как» и «почему», и я не знаю, в каком порядке задавать эти вопросы, – сознался он, безуспешно пытаясь вместить разумом происходящее. Вэнь Жохань в облике дракона длиной в два пальца купается в его, Лань Цижэня, чае. Возможно, все-таки травы. И не для умиротворения души, это уже поздно, – от помутнения рассудка… – Ты пей чай, – заботливо предложил дракон, свившись в три кольца и грациозно выплывая из чашки вверх. Под ним образовалось что-то вроде облачка, и там он расположился, как император на кушетке после обеда. – Я его подогрел. Еще у него были когти. Золоченые, как рожки. Размером с муравьиный усик. Блестели искорками. И грива переливалась рыжим… – Ты предлагаешь мне пить то, в чем ты искупался?! – Ай, – дракон фыркнул. И усы тоже золоченые, вот ведь… – Наставник такой брезгливый… иногда… по вопросу того, что можно или нельзя брать в рот… – Жохань! – Лань Цижэню показалось, что уши у него дымятся. – Ты, может быть, все-таки объяснишься?! – Люблю тебя злить, – невинно отозвался прелестный мелкий гад. – Давно не практиковал, подзабыл, как это дивно смотрится. Дай насладиться… Мысленная речь оборвалась одновременно со стуком в дверь. – Входите, – привычно бросил Лань Цижэнь, успел понять, что у него на столе секретные письма, а над столом парит дракон, бестолково взмахнул руками в попытке как-то прикрыть то и другое… Что-то теплое и нежное, как шелк, скользнуло ему в рукав и проструилось по коже до плеча и вверх по шее. Прикосновение было до того неожиданным и настолько приятным, что Лань Цижэнь застыл, подавившись вдохом. – Наставник, Фэйчжи приносит извинения за беспокойство. Вот принадлежности, которые вы запрашивали утром. Лань Фэйчжи, управляющий палатой искусств, прошествовал к столу, едва видный под охапкой чистых свитков и разных коробок. Пристроил свою ношу на край, выпрямился и тоже замер, прикипев взглядом куда-то повыше Цижэнева лба. – Наставник… – просипел он чуть слышно, – эта заколка?.. – М-м. – Едва ли вздох потребовался Лань Цижэню, чтобы сообразить, что не так с его простой костяной заколкой, надетой поутру в расчете работать с бумагами и не видеться ни с кем посторонним. – Дар от Цишань Вэнь. – И, видя во взгляде родича восхищение, граничащее с алчностью, добавил самым равнодушным тоном, каким мог: – Я верну ее. Неприлично дорогостоящая вещь – как обычно, глава Вэнь не ведает подобающей меры, когда речь идет о щедрости и роскоши. Лань Фэйчжи очень постарался сдержать горестный вздох, удаляясь. В свою очередь, Лань Цижэнь скрипнул зубами, чувствуя, как тончайшие иглы драконьих клыков впились ему в ухо. – Меры не знаю, да?.. – Пусти! – Ты даже не видел, каков я в виде заколки! – Жохань, тебя покусал Цзинь Гуаншань? Теперь ты тоже будешь красоваться каждым движением и дуться, если кто-то не оценил?! – Тьфу. – По пострадавшему уху прошлось легкое влажное дуновение – слизнул кровь? смахнул хвостом? – и теплое шелковистое тельце повторило свой путь под одеждой, добравшись до запястья и свернувшись там изящным браслетом. – Все настроение убил, наставник Лань. Ну слушай тогда… Цижэнь осторожно сел, как будто от резкого движения дракон мог свалиться с руки. Хотя коготки его наверняка были на диво цепкими, да и змеиное тело слабостью не страдало. – Опуская подробности – для меня сварили снадобье, призванное уравновесить инь и ян. Ты знаешь, ян у меня в избытке. И эта… гениальная микстура… вывернула меня инем наружу, как метко выразилась дражайшая племянница. Так что ты лицезреешь мой цельноиньский облик. Судя по описанию к зелью, холода во мне все еще недостаточно, и мне надо погрузиться в сродственную среду, чтобы наконец уравновеситься и возвратиться к обычному состоянию. – Твой иньский облик, хм-м. Такой маленький. – Лань Цижэнь не отказал себе в удовольствии выделить последнее слово голосом и залюбовался драконом, яростно шипящим, вздыбив гриву и оперение на лапках. Иньский облик Вэнь Жоханя в самом деле смотрелся произведением божественного искусства. Будь он покрупнее, ну хоть с собаку – наверняка эта демонстрация гнева была бы пугающей; но не теперь, когда взбешенного дракона можно было накрыть чайной чашкой. – Верно ли я понимаю, что ты явился ради нашего холодного источника? – Пшшшшсссс. – Сочту это утвердительным ответом. А ко мне заглянул исключительно глумления ради? Ты отлично знаешь, где источник, и мог бы посетить его совершенно самостоятельно. – Ах, наставник Лань сам холоден, как священный источник. – Смешок дракона отдался в висках шепчущим эхом. – Видишь ли, если этот ваш жидкий ледник мне поможет и я верну себе человеческий облик прямо там… он будет первозданным. Человеческим. Без единой лишней нитки. Уверен ли ты… – Ни в коем случае, – быстро отозвался Лань Цижэнь, которому воображение с готовностью нарисовало Вэнь Жоханя, прикрытого лишь волосами (роскошными, густыми и длинными, но все же!), возле священного источника… особенно если его решит посетить кто-нибудь, кому это разрешено в любое время дня и ночи. Племянники, старейшины… – Я возьму для тебя одежду. Поскольку покинуть его запястье дракон не соизволил, Лань Цижэнь так и собирал вещи – с «украшением». С непривычки оно мешало, к тому же, опасаясь прищемить или зацепить чем-нибудь внешне хрупкое (хотя, вероятнее всего, на деле оно было крепче стали) тельце, Цижэнь старался как можно меньше действовать этой рукой. Складывая документы в стопку, он почти без раздражения уже подумал, сколько успел глава Вэнь прочитать того, о чем ему вообще не следовало знать. Или – хотелось бы верить – он потратил все внимание на то, чтобы подразнить замученного работой наставника Ланя? Наверняка первые минуты, когда Цижэнь почти полностью уверился в собственном умопомешательстве, были для Вэнь Жоханя упоительно забавны. Со стопкой одежды в руках Лань Цижэнь направился в сторону источников. Дракон некоторое время суетился, не в силах выбрать: то ли устроиться незаметно для чужих глаз, за пазухой или в рукаве, то ли снова воссесть на заколке, чтобы поражать встречных изяществом? В конце концов он обосновался у Цижэня под воротником: грел шею, путался в волосах и вообще всем поведением наглядно обосновывал, почему в Облачных Глубинах запрещено держать домашних питомцев. Чудовищно отвлекает! Впрочем, когда Лань Цижэнь поделился этой мыслью, ответом ему стало возмущенное шипение и укус в загривок. «Какой я тебе питомец!» Смеркалось, и – на счастье – у источника никого не было. Лань Цижэнь предложил дракончику окунуться, но тот наигранно содрогнулся всем телом: – Там же холодно! – В этом смысл. – Ну нет. Нет-нет-нет. Только вместе с тобой. Цижэнь открыл было рот – возразить, но тут же подумал: с его-то подозрениями в том, что довел себя до видений, разве не стоило бы и в самом деле погрузиться в благословенные воды, которые вымывают из головы вообще все мысли? И принялся раздеваться. Дракончик забрался на заколку, чтобы не мешать; Цижэнь мимоходом отметил, что какие-то понятия о пристойности Вэнь Жохань еще сохранил и даже в таком виде не прикоснулся к лобной ленте. – Ныряй теперь, – велел Цижэнь, спустившись в чашу источника. Требовалось немалое усилие воли, чтобы не заставлять собственную ци окружить себя согревающим коконом. – Цижэнь, ты синеешь. – Ничего подобного. Бледнею, вероятно. Ныряй, кому сказано! Ты вообще в этом облике водяное создание. – Ой, мамочки, быть мне сосулькой, – игриво заявил дракончик и метнулся с заколки в воду – разумеется, невероятно точным движением, уйдя под поверхность без малейшего всплеска и сразу же будто растворившись в хрустальных струях: только блеснула на прощание пламенеющая грива. Два или три вздоха спустя Лань Цижэнь чуть позорнейшим образом не заорал, когда что-то горячее, толстое и сильное обвило его лодыжку и поползло вверх по ноге. – Так-то лучше, а? Усатая драконья морда, размером с лошадиную, поднялась из воды почти над самым плечом. Темнело быстро, и в воде уже почти не различались лазоревые петли немыслимо гибкого тела, обвившего Лань Цижэня в несколько колец.  – Ты… ты что делаешь?! И почему ты вдруг вырос?! – Ах, – вымолвил дракон самодовольно и облизнулся. Теперешними своими клыками он запросто мог бы оторвать Цижэню голову. – Наставник Лань разве не знал, что драконы соразмерны водоему пребывания? – О, – только и смог ответить Цижэнь, который действительно этого не знал. – То есть нырни ты в Хэйлунцзян… – Не буду. Там свое такое есть. А у вас тут нету… охота была хвост морозить! Из воды показался хвост в роскошной рыжей вуали плавника. Длиной этак с человеческую руку. Затем дракон словно бы перетек всеми своими кольцами по стиснутому в объятии Лань Цижэню, и тот как-то вдруг осознал, что живот у дивной твари все еще шелковисто-гладкий и очень теплый, и что в воде уже почему-то вовсе не так холодно, как должно быть, а еще – что от этого… трения… с собственным его телом происходит кое-что такое, чего в священном ледяном источнике происходить абсолютно, категорически не должно и даже, по идее, не может. – Жохань. Что. Ты. Делаешь!!! – Я тебя грею, неблагодарный.  – Я здесь не чтобы греться! – Да я, как ты понимаешь, тоже немного для другого. Но, видишь же, не срабатывает… – Жохань, ты дракон. Прекрати… вот это. Не смей осквернять источник! – А, то есть если бы я таки превратился в человека, то было бы можно, м? – Нет! И… и… ты нагреваешь воду?! – Отдаю лишнюю ян, – возразил дракон с интонациями глубоко оскорбленной, но прекрасно воспитанной госпожи. – И у вас тут даже рыба не водится, так что хоть бы я его и вскипятил – всплывать нечему. Кроме, конечно, досточтимого наставника… – Вон отсюда! – не вынеся издевательств, шепотом завопил Лань Цижэнь и попытался высвободиться из горячих объятий. Не тут-то было: драконьи кольца чуть напряглись, и выскользнуть никак не получалось, только бесплодно извиваться, от чего проще ну никак не становилось. – Ну и ладно, ну и не больно-то хотелось, – фыркнул Вэнь Жохань и как был, обмотавшись вокруг Лань Цижэня, всплыл из источника. – Да не крутись ты. Нету рядом никого, я на два ли слышу каждое сердцебиение. – С-скотина чешуйчатая! – Не ценишь ты мое великодушие. А ведь могу и уронить. Стараниями Вэнь Жоханя священный источник уже превратился во что-то вроде уютной бочки для мытья, так что упасть туда с небольшой высоты было бы вовсе не страшно, но Лань Цижэнь решил не рисковать попусту – а ну как дракон решит его проучить и распустит кольца над берегом? – и замолчал. Пока он, бережно приземленный возле своих вещей, вытирался и одевался, дракон задумчиво плавал в воздухе неподалеку, лениво выписывая телом благопожелательный узел и – довольно неожиданно – потешно поджимая при этом лапы (один золоченый коготь мог бы пронизать человеческое тело насквозь). – Что же ты теперь будешь делать, Жохань? – Напрошусь ночевать. Завтра попробую еще раз.  – Может, тебе лучше подойдет горный снег? Дракон фыркнул: – Отказываешь в гостеприимстве? Ну, поможет он мне, и что я буду делать голышом на вершине какой-нибудь Хуашань? Цижэнь только склонил голову, признавая его правоту. Без меча, без талисманов даже Вэнь Жоханю худо пришлось бы в такой ситуации. – Чтобы тебя не заметили… – …буду ждать у тебя дома, – ухмыльнулся дракон и исчез. Все время, пока Лань Цижэнь, намеренно шагая медленнее, чем мог бы, шел домой, он размышлял о том, насколько в самом деле благотворно сказалось неведомое зелье на характере Вэнь Жоханя. Конечно, тот насмешничал, не сказать – глумился, и в целом балансировал на грани полнейшего неприличия; но Цижэнь ни разу не ощутил ни тени угрозы, даже когда дракон запустил клыки ему в ухо, даже когда шипел, подобно разъяренному коту. Гнев главы Вэнь сделался выразительным, но безопасным.  В отличие от картины примерно годичной давности, когда Лань Цижэню в предыдущий раз довелось встречаться с главой Вэнь лично. Нет, Жохань тогда держал себя в руках, он был – по своим меркам – довольно учтив и даже доброжелателен… но только это была учтивость сытого леопарда, который может небрежно отмахнуть когтистой лапой в сторону любого неприятного звука. А уж попадет кто под замах или нет, и кто именно это будет – не забота леопарда. И, главное, снаружи не видно, в какой миг хищник решит, что его что-то не устраивает. Не добавляли спокойствия и люди из свиты Вэнь Жоханя, которые хоть и держали лицо как могли, но все равно было заметно: в присутствии главы ордена все они испытывают непреходящий страх, лишь кое-как пригашенный надеждой на сдержанность Владыки при других главах. Лань Цижэнь, с юности зная, на что способен Вэнь Жохань – с его непомерной силой и переменчивым нравом, – ничуть не сомневался, что боятся эти люди не просто так. И, невзирая на личную симпатию, кое-какие совместные приключения и взаимные долги, – старался не подходить ближе необходимого и не оставаться с главой Вэнь наедине. На всякий случай. Жохань это заметил: при всей надменности и пренебрежении к окружающим он всегда был очень чуток – и при расставании упрекнул Цижэня в холодности. Наверное, так мягко, как только сумел, – а показалось, что раскаленным суховеем обдало. Избыток янской энергии, помноженный на потрясающее совершенствование и прирожденную вспыльчивость… После этой встречи Лань Цижэнь начал понемногу укреплять Облачные Глубины, рассчитывать оборону и отход. Он не мог пророчествовать, но всерьез опасался, что в недалеком времени хищник затеет расширять свои угодья – а от такой беды не откупиться и не договориться с нею. И вот, пожалуйста, Вэнь Жохань «инем наружу»: та же беспечная наглость существа, не ведающего предела своей мощи, но сопряженная не со всепожирающим пламенем мгновенного гнева, а со всепроникающим упорством воды, не знающей ни преград, ни противников. Наверное – наверняка – он может быть страшен и таким, как страшна бывает вода, прорвавшая дамбу. Или днями напролет капающая на макушку осужденному. Но все-таки с его иньской формой (благословен будь во веки веков изобретатель чудесного снадобья!) Цижэню было куда проще и приятнее иметь дело, чем с тем, во что Жохань превратился в последние годы. Конечно, усмехнулся он про себя, все еще оставался шанс, что наставник Лань и впрямь довел себя до умопомрачения и вся эта история – не более чем бред воспаленного рассудка, а то и просто сон. Что ж! Если и так, стоило возблагодарить Небеса за щедрость: они подарили добрую сказку, а могли ведь и кошмаром наградить… – Судя по выражению лица, ты снова предполагаешь, что тронулся умом, – лукаво заметил дракон, обвившийся вокруг одного из столбиков в углу кровати. Существа из плоти такого размера столбик никак не выдержал бы, но дракон, по-видимому, весил как облачко. – Тебя кормить требуется? – спросил в ответ Лань Цижэнь, складывая не нужную пока смену одежды на сундук. – А то как же. Сена задать, рыбки свежей… – очень серьезно отозвался дракон и, выдержав потрясенный взгляд Цижэня от силы пару ударов сердца, восторженно захохотал.  – Издеваешься. – Невозможно удержаться. Ты бы себя видел. – Я на тебя посмотрю, когда к тебе что-нибудь прямиком со страниц бестиария в вино заползет. Дракон свесился со столба, неправдоподобно опершись лапой о воздух. – Подумал тут: а если тебе споить это снадобье, на что ты станешь похож?  – А у меня, по-твоему, избыток ян? – Лань Цижэнь судорожно зевнул и покосился на стопку документов на столе в передней комнате. Он обычно сдвигал ширму между спальней и кабинетом, чтобы хоть утром и вечером не раздражаться обилию работы, но делал это после того, как завершит все дневные труды. Сейчас, после всех переживаний и купания, у него просто не было сил сесть и доделать что должно. – Если по-честному, Цижэнь, у тебя просто угнетение ци, в народе именуемое тоской. Ты вот когда на охоту выбирался, помнишь хоть? А в ивовый дом? – Жохань… – Все еще никогда? И ведь знаешь, что такое воздержание вредно для здоровья. – Оставим эту тему. – Ты всегда так говоришь. – Ты мог бы запомнить. – Я и запомнил, что ты всегда так говоришь. Но разве это повод не спорить? Нет, понимаю, в Цайи тебе нельзя, но где-нибудь между нами и Ланьлином тебя ни одна собака не узнает в лицо… – Жохань, прошу тебя. Цижэнь и сам почувствовал, как тускло и безнадежно это прозвучало. Дракон помедлил, затем стек со столбика на постель и скрутился там во что-то наподобие огромной подушки. – Ложись спать. Делить ложе с драконом не запрещает ни одно правило Гусу Лань. – Ты не поверишь, но есть правило про животных в постели… – Ты меня сейчас животным назначил? А в прежние дни, вероятно, к этому тихому вопросу и острой улыбке, пусть не видной, зато отлично слышной, прилагался бы огненный шторм, – вяло подумал Лань Цижэнь. Еще он подумал, что действительно невероятно устал, настолько, что чувства притупились и не получалось уже ни удивляться, ни беспокоиться. А еще – что выгнать Вэнь Жоханя из своей постели у него не получалось, даже когда тот был человеком, а сейчас не получится и подавно. Переодеваться под чужим взглядом было непривычно, но и не более того. Во-первых, только что в источнике Вэнь Жохань не только все, что можно и нельзя, видел, но даже и… щупал. Если можно так выразиться. Во-вторых, с тех пор, когда он все это видел в предыдущие разы, ничего особенно не поменялось. «Подушка» из дракона получилась теплая и упругая, а еще по ней в разные стороны прокатывались еле заметные «волны» дыхания. Почему-то Вэнь Жохань молчал, перестав дразниться и подшучивать, и этого странно уютного молчания Лань Цижэню хватило, чтобы провалиться в сон за каких-то пять-шесть вздохов – хотя обычно он подолгу лежал, прежде чем заснуть, очищая разум от всего, что крутилось там мусорным водоворотом. Когда он проснулся – до общего подъема, как привык, – никакого дракона в его постели не было. А был разлегшийся поверх смятого покрывала, самодовольный даже во сне, совершенно обнаженный глава ордена Вэнь.  Лань Цижэнь чуть не свалился с ложа от такого соседства. Нет, его честно предупредили, чем должно закончиться превращение, но, но! Не у себя же под боком! Не при дневном же свете! Возмутительное бесстыдство! Хотя, конечно, кому-кому, а Вэнь Жоханю стыдливость не была присуща совершенно. И, конечно, как любой, кто достиг высот совершенствования, выглядел он не как живой человек со всеми свойственными живому изъянами, а как изваяние работы величайшего мастера, в которое капризом или недосмотром Небес вселилась душа. Так что даже и смотреть на него было… приемлемо. Примерно как на свиток с изящной каллиграфией – даже если начертан ею был скабрезный стишок. В животе смутно ворохнулось что-то: даже не желание – так, воспоминание о желании. Когда-то, годы назад, совершенно невозможно было удержаться, чтобы не протянуть руку, не провести кончиками пальцев по нежной горячей коже… Жохань всегда был горячий, как в лихорадке, даже когда они вдвоем чуть не замерзли в сердце бури, погнавшись за даолаогуем и заплутав в горах. Сколько же лет назад это было? Еще при жизни отца… – Ну и? – чуть-чуть недовольно вопросил Вэнь Жохань, не открывая глаз. – Я еще не солнце, чтобы насыщаться одним только взглядом на меня. Или для второго господина Лань я недостаточно хорош? И снова, против ожиданий, Цижэня не опалило сухим жаром зарождающегося гнева. Похоже, таинственное снадобье и в самом деле отменно уравновесило инь и янь в меридианах главы Вэнь. Надолго ли… – Хорош, как и всегда. Истинно подобен солнцу. А мне пора вставать. Скоро занятия начнутся… – Ложь запрещена в Облачных Глубинах. – Вэнь Жохань приподнялся на локте, потягиваясь. Что-то еще осталось от драконьего облика в преувеличенной плавности его движений. – Ложь? – У тебя нет сегодня урока, по крайней мере с утра. И собрания старейшин нет, и вообще ничего. Лань Цижэнь уставился на него. А в самом деле. Ведь накануне, получив письма из Ланьлина, пришлось отменить на сегодня все иные дела – столько там было работы. И он еще не успел доделать часть того, что планировал вечером, из-за дракона в своем чае…  – Откуда ты знаешь даже то, что я забыл?! – Не говорил ли я, что слышу всякое сердцебиение на два ли окрест? Мимо твоего дома проходили вчера разные люди, и некоторые из них упоминали, что наставника велено не тревожить полные сутки. – Да… верно. – А вот что тревожит уже меня, – Вэнь Жохань прищурился и вдруг стремительным броском подгреб Цижэня к себе, обхватив руками и ногой для верности, – так это что ты просыпаешься ничуть не отдохнувшим, хотя сладко и крепко спал все отведенное для этого время; не помнишь, какой нынче день и что за заботы тебя ждут; да еще и на прекрасного меня в своей постели смотришь безучастно! – Последнее – наибольшее прегрешение из списка, надо думать? – вздохнул Лань Цижэнь, покорно укладываясь щекой на подставленное предплечье. – Следовало бы сказать «да», но нет. Первое. Которое включает, по-видимому, и все последующее. Однако… если ты немедленно меня не обнимешь, я заподозрю что-нибудь не то! – Например? – не удержавшись от усмешки, Цижэнь закинул руку ему на спину. Под ладонь, под пальцы будто нарочно подвернулся угол лопатки, маня очертить впадинку, проследить изгиб. – На выбор: что я тебе разонравился или что ты утратил мужскую силу. – Жохань…  – Вот и выбирай, хочешь ты меня обидеть или напугать. – Сдается мне, – буркнул Цижэнь, перебирая пальцами по бугоркам позвонков и чуть ли не впитывая кожей чужое тепло даже через ночные одежды, – ты так воодушевился новообретенным равновесием энергий, что жаждешь насадить его везде, куда дотянешься. Вэнь Жохань рассмеялся. – На «везде» не хватит даже меня. Да и зачем? Те, к кому я равнодушен, пусть стараются сами. – Он помедлил и произнес вполголоса: – А вот то, что ты и на это даже не дернулся, окончательно меня убеждает, что твое состояние далеко от благополучия, Цижэнь.  Возразить тут было, пожалуй, нечего. Лань Цижэнь сознавал, что еще неполных три года назад, когда им последний раз случилось проснуться в одной постели, открытое признание Вэнь Жоханя в неравнодушии – не в вожделении, это-то он никогда не считал нужным скрывать – вызвало бы целую бурю в душе и непременно отразилось бы на телесном плане. Сейчас подобное откровение, пожалуй, ощущалось приятным – и совершенно не раздражало. Хотя что изменилось, казалось бы? Они по-прежнему – глава одного ордена и местоблюститель главы другого, близость между ними формально невозможна, а значит, едва ли приемлема… Что ж, если Лань Цижэнь в самом деле довел себя до того, что готов принимать неизящные подначки Вэнь Жоханя как должное, – дело и впрямь худо. – Предположим, ты прав. И что с того?  – Хм-м. Помнится, при угнетении ци считается полезным поделиться ею со страждущим. И у меня наверняка найдется еще немного лишней ян. Или не немного. Мне продолжать болтать, или можно я наконец развяжу то, что у тебя вместо пояса? – и Вэнь Жохань подергал завязки ночной сорочки Лань Цижэня. А тот не стал указывать, что в былые дни Жохань попросту оторвал бы эти завязки, не спрашивая никакого разрешения. И получил бы за это в лоб, и на некоторое время их возня превратилась бы в драку – осторожную, без серьезного членовредительства и ручных печатей, но все-таки. Сейчас у Лань Цижэня не было и тени желания затеять сражение на ложе. Нежиться в горячих объятиях было хорошо, мелкие искры того, что еще не стало подлинным возбуждением, расходились в крови; идея позволить Жоханю делать все, что тому заблагорассудится, тоже не вызывала возмущения. Это как-то даже удивляло. Его удивляло, а вот Жоханя уже не на шутку беспокоило. Быть может, со стороны было виднее, насколько положение вещей отличается от привычного?.. Хотя какое там привычное положение, если видеться раз в несколько лет… – Цижэнь. – Хм? – «Будешь трахать – не буди»? – Жохань!.. – Цижэнь почувствовал, что краснеет. Как юная девица из хорошей семьи, услышавшая грубое словцо второй раз в жизни – потому что в первый раз она не знала, что это слово означает. – Нет, лучше все-таки буди. – И чем я занимаюсь, по-твоему? – Убаюкиваешь? – Ну, знаешь ли! – возмутился Жохань и ощутимо прикусил Цижэню загривок – ровно в том месте, где вчера впился клыками-иголками дракон. Может, от этого воспоминания, а может, от щедро вложенной в прикосновение ци по коже резко плеснуло сладким жаром. – Так-то лучше, – удовлетворенно пробормотал Вэнь Жохань и принялся перемежать поцелуи с укусами, не забывая скользить ладонями под распахнутыми полами ночной сорочки. И понемногу сдвигать вниз нательные штаны, будто бы случайно.  Он ведь завидный боец на мечах, не к месту подумал Лань Цижэнь, еще стараясь удержать дыхание ровным в хаосе ласк, почему у него руки гладкие и нежные, как то самое драконье брюшко?.. И тут же понял, что про это подумал зря, но было поздно. Сразу вспомнилось и струящееся прикосновение крохотного тельца под одеждой, и тугие горячие кольца, стиснувшие тело там, в источнике. Дивная иньская тварь, иньская от носа до кончика хвоста! Вот, наверное, от чего такая странная, неощутимая усталость, состояние лежачего камня: так и должно быть, когда иньская ци выталкивает на поверхность души весь накопленный холод, всю грусть и безнадежность, чувство одиночества и ощущение бессмысленности пути. И отсюда же медленно, но неотвратимо накатывающая волна плотского желания: всего-то отступившая было янская сила возвращается на место, смывая всплывший мусор. Хорошо еще, что медленно! Не то бы сейчас половина Облачных Глубин сбежалась послушать, что за непотребство творится у наставника в доме. – Подожди, – выдохнул Лань Цижэнь и приподнялся, дотягиваясь пальцами до одного из талисманов на стене над изголовьем. Под касанием вспыхнуло белым, а затем по всем стенам разбежалась, оставаясь видимой на миг-другой, сеть заглушающего плетения. – Ого, наставник Лань! – весело удивился Вэнь Жохань, воспользовавшись моментом и наконец содрав с него штаны окончательно. – Да ваш скромный дом на самом деле – тайный приют разврата?! – Вполне явный приют орденских тайн! Чтобы некоторые, слышащие на два ли окрест, не слушали бы чего не надо!  – Вот, это на тебя уже больше похоже. Кстати же, почтенный наставник, где масло в вашем благопристойном жилище?  – Хм… – В смысле? Нет масла?! – Хм-м. – Да как… – казалось, Вэнь Жохань утратил дар речи от потрясения. – Подожди, ну а… да, масляных ламп у тебя тут не может быть… неужто ты и за мечом не ухаживаешь дома?.. – Масло кассии. Я бы не стал. – Почтенный наставник знает толк в… целомудрии! – Как что-то плохое. И я не сломаюсь, если мы обойдемся без масла. Вэнь Жохань замер на миг, но затем со вздохом помотал головой. – Я более чем уверен, что ты никому не подставлял медных врат уже лун тридцать. Ты выживешь, конечно, но это будет насилие, а не наслаждение. Не хочу. – Он теснее прижал к себе Цижэня – горячий и твердый член лег меж ягодиц, и Цижэнь содрогнулся от всплеска ци у нижнего даньтяня: желание стремительно превращалось в настоятельную потребность. – Сейчас… исхитримся. Картинки, где мужчина утолял нужды плоти, поместив янский корень меж бедер женщины, но не вторгаясь внутрь, Цижэню видеть случалось. Ему вообще доводилось в последние годы видеть гораздо больше весенних картинок, чем он хотел бы: не бывало такого года, чтобы ученики из других кланов не притаскивали бы с собой всяческого неприличия – порою даже очень недурно нарисованного, так что «особая» полка в библиотеке исправно пополнялась. Но вот книжек, где в объятиях сплетались только юноши, было не в пример меньше, и Цижэнь до сих пор, пожалуй, просто не думал, что этот прием уместен и тут – хотя, в сущности, какая разница? Бедра есть бедра… а когда при каждом движении навершие чужого члена толкается в мошонку, ощущения становятся вовсе непередаваемыми.  Они лежали на боку, вжавшись друг в друга. Было хорошо, но все-таки единения плоти не хватало, и Жохань вдобавок придавил ему ноги коленом, чтобы было теснее. Цижэнь снова вспомнил, как оплетали его лазоревые кольца. – Драконом было бы удобнее, – пробормотал он. – А ты знаешь… что змеи… могут спариваться по нескольку дней? – со срывающимся смешком подхватил Жохань. – Наверняка драконы тоже… – Змеи, может, и могут, но ты вряд ли. – Это почему еще?! – Заскучаешь. – Тут не поспорю, – Жохань фыркнул. – А еще, я проверил, у дракона, как у змеи, двойной янский корень. Представь, как можно было бы развлекаться… – Там же шипы! – Они мягкие. Такие… вроде щупалец у осьминожка… только без присосок. М-м, Цижэнь, а правда… если еще этого зелья… я прудик подберу, чтобы размер получился подходящий… – Ты в своем уме?! – зашипел Лань Цижэнь. – Это противоестественно! И да, конечно, это было противоестественно – человек и дракон… но фантазия, подстегнутая возбуждением, даже не стала рисовать похабных образов перед глазами, а заставила почти наяву ощутить все сразу: жаркие шелковистые извивы драконьего тела, лишившие всякой свободы, второй скользкий и горячий янский корень, проталкивающийся в зад, пока первый трется меж бедер, где уже мокро от пота… Цижэнь закусил щеку, силясь сдержать стон. Не вышло, конечно. – Обязательно нужно будет попробовать, – выдохнул Жохань и, будто скрепляя обещание, лизнул ему ухо – точно там, куда вчера укусил. Цижэнь представил, как пройдется по ушной раковине тонкий и длинный драконий язык, как – непременно – сунется внутрь, глубже, будто желая дотронуться до самих мыслей в голове… …и его изломало такой разрядкой, как если б он обнялся с молниеглазой рыбой, что прячется в морском песке. С кровати он не свалился разве что потому, что Жохань крепко его держал. …– Не говори мне, что и воды у тебя тут тоже нет. – Тебе пить или мыться? – прохрипел Цижэнь. Перед глазами плавали цветные пятна и кольца, по телу растекалась кисельная слабость, словно он сам целиком превратился в то иньское зелье. – Тебе. Сначала пить, а потом уж как пойдет… хотя, знаешь ли, помыться отнюдь не повредит. – Кувшин у ширмы. Сам Цижэнь встать пока не мог, и отчаянно не хотелось, чтобы вставал Жохань, но в горле было сухо, как в пустыне. – Чашки мне искать лень. Пей прямо так. Цижэнь озадаченно проморгался. Прямо перед ним стоял кувшин с водой. Стоял в воздухе. На одно жуткое мгновение показалось – все-таки спятил. Совершенно, напрочь, и все это, от дракона в чае до висящего в пустоте кувшина – звенья одного пусть интересного, но бреда. Как же, наверное, ужасно и непристойно он выглядит со стороны, извне иллюзии, охватившей его сознание… – Цижэнь, возьми кувшин, а? Не так-то просто его держать. – Чем… ты его держишь? – Силой-воли-сейчас-уроню!!! Хватая и в самом деле падающий кувшин, Цижэнь облил себя, Жоханя и постель, зато уверился, что пока еще не сошел с ума. Наверное. – Ты научился передвигать предметы силой воли? – Взглядом, точнее сказать. Чистой мыслью пока не могу, мне нужно видеть, что я делаю. Но согласись… – Соглашаюсь. В Поднебесной о таком не слыхали уже лет триста. Думаю, титул могущественнейшего из заклинателей в десяти поколениях ты заслужил. – М-м. С удовольствием верю наставнику Ланю. Который был бы красивейшим из заклинателей, если б не носился со своей, да смилуются боги и будды, так называемой бородой. Цижэнь залпом допил воду и щелчком стряхнул с бородки капли. – Без нее меня ни ученики, ни старейшины даже за взрослого не держат. – Цижэнь. Я сейчас выгляжу моложе, чем ты, но попробовал бы кто-нибудь… – Под угрозой испепеления на месте? – А тебе что мешает? Лань Цижэнь дернул плечом, выражая несогласие с таким подходом к жизни. Вздохнул и сел на постели. Да… вымыться было необходимо. И надеть верхнее платье с высоким воротом, на случай, если кто-то, невзирая на запрет, все-таки побеспокоит его до вечера. К вечеру следы укусов исчезнут… – Я рад, что ты навестил меня, Жохань. Но, боюсь, главе Вэнь тоже пора возвращаться к своим обязанностям. Бочка и чистое полотно – за вон той занавесью, одежда на сундуке. Написать тебе талисман перемещения, или ты сам? Ответное молчание заставило его обернуться. Вэнь Жохань, в первозданной и прекрасной наготе, возлежал на его постели и смотрел хмуро и недоуменно. – Что?  – Цижэнь, что нужно сделать, чтобы ты перестал заживо мумифицироваться? Тебе тридцати нет, а ты ведешь себя, как будто тебе триста! …ладно. Восемьдесят. Может, надо выдернуть твоего брата из его уединения, как редьку с грядки? Пусть глава Лань возвращается к своим обязанностям наконец! – Он не будет. Он в трауре. – Госпожа Лань умерла в прошлом году. Сколько он намерен держать траур?! – Не знаю. Вероятно, всю жизнь. Жохань, давай не… – Давай я его просто убью?! Чтоб не мучился! – Не прежде совершеннолетия А-Хуаня! – мгновенно и с ужасом представив себя полноправным главой ордена, буркнул Лань Цижэнь и осекся, но поздно: у Вэнь Жоханя знакомо блеснули алым глаза. – Хорошо. Если через десять лет он не выйдет или не покинет этот мир сам… – Жохань, нет! Забудь! Я ничего не говорил, ты ничего не слышал! Вэнь Жохань одним слитным движением поднялся с постели и сладко, бесстыдно потянулся. – Десять лет. Я не забуду. – И Цижэню показалось, что в его спальне, среди привычного аромата луговых трав и чужеродного, но густого запаха плотской страсти, еле заметно потянуло гарью. Янская энергия главы Вэнь пришла в полное согласие с иньской. Благовонную палочку спустя Вэнь Жохань, одетый в ланьское, непричесанный – и от этого выглядевший куда более развратно, чем голышом, – дописал талисман перемещения и поднялся из-за стола. – Думаю, Цижэнь, мы сделаем так. Раз в сезон я буду похищать тебя на два дня и ночь. В твоих интересах освободить себе время заранее; переписку с ланьлинским гулякой я за уважительную причину отказа не сочту. Если не назначишь встречу сам – украду на глазах у всех Облачных Глубин, и ради этого научусь перемещать взглядом живое, ясно? – Ясно, – Лань Цижэнь только вздохнул. Спорить с этим стихийным бедствием было бессмысленно, а порой (к счастью, не сейчас) и опасно. – И что мы будем делать во время этой встречи? – Заниматься парным совершенствованием, есть вкусную еду, тренировать тебя пить вино и снова заниматься совершенствованием. Я обещал тебе драконий облик. – Жохань!.. – Я не принимаю возражений. Сушеный гриб, по недоразумению именуемый наставником Ланем, меня не устраивает. Опрокинутые облака раз в три года и без масла – тоже.  – Мои желания в расчет не берутся? – Совершенствование, Цижэнь. Когда сможешь отстоять свои желания хотя бы перед своим кланом, тогда и я соглашусь брать их в расчет. Жду письма с назначенным сроком через три луны от сего дня.  Прощаться сколько-нибудь формально, очевидно, было ниже достоинства главы Вэнь: он исчез в голубой вспышке прежде, чем Лань Цижэнь успел что-нибудь сказать. Впрочем, следовало отдать должное этому утру: все дела, рассчитанные на два дня, Лань Цижэнь сделал еще до сумерек – и даже не забыл вычистить заклинанием постель. Луну спустя гонец в цветах Цишань Вэнь доставил наставнику Ланю тщательно упакованный ларец. Внутри оказался выточенный из аметиста флакон с каплей густого и черного, как земляное масло, снадобья – и заколка в виде свернувшегося кольцами лазоревого дракона с белым брюшком, рыжим оперением и золочеными рожками. – Владыка велел передать, что обратно ничего не примет! – чуть дрогнувшим голосом возвестил гонец. Было это при некотором стечении народу, не исключая Лань Фэйчжи, и пришлось все-таки взять заколку. И написать в ответном послании некую дату. Флакон Лань Цижэнь распечатывать не стал. По правде сказать, он несколько опасался того, какую форму может принять его иньская суть. Пусть лучше в первый раз при этом не будет вокруг людей… разве что Вэнь Жохань. Этот – справится.

Эпилог

– Я опасался, что получится что-нибудь… неприятное. Опасное или пугающее. – Твоя иньская форма – цилинь! Цилинь! Воплощение равновесия! Обратно можешь не превращаться, ты такой всегда. Даже бородка на месте, надо же! – Назад не превращаться? Хм. То есть парное совершенствование отменяется? – Вот еще. Нет, придется тебя как-то возвращать в человеческий облик… хотя… – Жохань! Ты что… ты… ты ведь не хочешь, чтобы тебя… э-э… уестествил цилинь? Жохань?! – Вообще-то я собирался пошутить. Но. Но. Эй! Не рогами же, наставник Лань! Не надо рогами!!!