Тепло

      На белоснежном потолке, ровно посередине, над самой головой, цвела тонкая веточка мелких трещин. Взгляд часто цеплялся за нее во время проведения медицинских процедур, не дающих подняться на ноги.       Последние недели для Феликса существовало лишь два положения: лёжа и стоя, но он был рад уже и этому. Долгие месяцы мучительной борьбы с чертовой болезнью просто приковали парня к больничной койке.       Когда все только начиналось, Ликсу казалось, что диагноз перевернет жизнь с ног на голову. Ничто уже не могло остаться, как прежде. Рекомендованная операция налагала запрет на дальнейшую физическую активность в виде танцев, на столь долгий период, что вернуться в Stray Kids практически не представлялось возможным. И казалось, что ничего страшнее уже быть не может.       В тот период Феликс пережил не мало бессонных ночей и пролил не мало слез. Если бы не регулярные видео звонки от всех мемберов группы, он бы просто сошел с ума. Больше всех, конечно, поддерживал Хенджин. Его личный кусочек тепла в летящей в пропасть жизни. Разговоры с ним, его светлая улыбка и забавный смех грели душу, лучше всех возможных средств. Вот только Феликсу, в итоге, пришлось отпустить друга, как и всех остальных.       Поначалу парень не планировал исчезать надолго. На первичное восстановление после операции врачи давали крайний срок в восемь недель. При самом неудачном прогнозе.              Возможность же просто созвониться и поболтать Феликс должен был получить уже через четыре дня после операции. Да только все пошло не по плану.       Межпозвоночная грыжа крестцово-поясничного отдела – этот диагноз, причиняющий парню столько неудобств и сложностей в работе, давно перестал быть такой уж пугающей страшилкой. Современные методы лечения и восстановления гарантировали почти полный возврат к полноценной жизни, будто ничего и не произошло. Пусть даже и без любимых танцев, но он должен был вернуться в строй здоровым и обновленным очень скоро. Мечтал даже остаться с ребятами из группы в какой-то другой роли, например, как композитор и автор каких-нибудь песен. Что ж, это был не его случай.       Феликс ложился под нож с полной уверенностью, что будет присутствовать, пусть и онлайн, на первой встрече мемберов с его роботизированной заменой, но вышел из наркоза лишь спустя пять дней.       Аллергическая реакция на применявшиеся для анестезии препараты настигла парня прямо на операционном столе. Он пережил остановку сердца и несколько дней реанимации на грани жизни и смерти.       Результаты не радовали. Операция, прерванная таким вот неожиданным образом, была перенесена почти на целый месяц, а последствиями остановки сердца стали проблемы с нервной системой. Феликс получил нарушение моторики пальцев левой руки, проблемы с речью, которые, к счастью, нивелировались спустя долгие месяцы тренировок, и повреждение лицевых мышц, в следствие чего левые уголки глаза и губы теперь всегда были немного опущены. Сейчас все это кажется пустяком, тогда – ощущалась, как катастрофа. Ему было двадцать четыре, а он превратился в развалину, пережившую подобие инсульта.       В период создания Нью-Ликса Феликс много обсуждал предстоящие планы с Чаном. Он просил, в случае непредвиденных обстоятельств, ничего не рассказывать остальным. Проснувшись после первой неудавшейся операции, он ощущал облегчение от принятого тогда решения. В тот же день Феликс решил стереть себя из жизней мемберов группы, как и из всех социальных сетей. Все номера и аккаунты были им безжалостно заблокированы.       Молча.       Не прощаясь.       Ни на что уже не надеясь.       Это было лишь началом его долгого пути...       Спустя месяц Феликсу подобрали подходящую анестезию и провели, наконец, такую долгожданную операцию.       Уже в первый день, после пробуждения, Феликс понял, что что-то пошло не так. От боли, что пронзала тело, будто током, хотелось орать. А возможность просто встать на ноги, что прежде, несмотря на болевые ощущения, была вполне доступна, оказалась запредельной мечтой. Врачи первые сутки его успокаивали тем, что это просто восстановительный период. На вторые обменивались хмурыми взглядами и уверяли, что просто этот период немного затянулся. Спустя неделю его палату навещал уже целый консилиум хмурых и мрачных людей в халатах.       Феликсу было плевать. Агония боли, лишь слегка притупляемая анестетиками, не давала воспринимать окружающую действительность здраво. Все, что волновало парня в этот период, это желание прекратить, наконец, эти муки любой ценой.       Но они не прекращались ещё целый месяц, постепенно теряя в интенсивности, но не покидая ни на миг. Спустя долгие почти тридцать дней боль стала, наконец, настолько терпимой, чтобы попытаться встать на ноги. Тут-то и обнаружились очередные проблемы.       Нет, онемение в конечностях Феликс ощутил гораздо раньше, но списывал это на слишком долгое пребывание в лежачем положении. В действительности же, при попытке ходить, правую ногу пронзало болью не меньшей, чем та, что мучала его в послеоперационный период, а стопа и вовсе практически потеряла чувствительность, неловко подворачиваясь при попытке на нее опереться. Очередной ничего не говорящий диагноз о защемлении нерва и ощущение, что каждый шаг к выздоровлению сменяется несколькими назад...       И снова Ликс оказался прикован к постели. Он был уже, честно говоря, согласен даже на инвалидную коляску, лишь бы покинуть удушливое пространство палаты, ставшей его склепом, хотя бы на время. Но после операции на позвоночнике, положение сидя было под запретом. Неудачной операции в следствии неверно поставленного диагноза. Все эти сухие медицинские формулировки, которыми сыпали суровые люди в белых халатах, не передавали и сотой доли того, через что приходилось реально проходить парню.       Феликсу же хотелось просто умереть.       Раствориться в воздухе, растаять, чтобы не чувствовать больше боли, жалости окружающих, напряжения и сожалений.       Поддержка родителей и сестер, в начале такая важная и нужная, теперь ощущалась камнем на шее, ведь при них нельзя было унывать, нельзя было показывать, насколько Феликс истлел внутри, нужно было тянуть губы, несмотря ни на что, в своей, навсегда искривленной, улыбке.       Боль стала родной сестрой. Всегда рядом, всегда рука об руку. Феликс уже почти забыл каково это – жить без нее.       Тем удивительнее было лежать сейчас под капельницей и так четко ощущать дискомфорт от иглы в своей вене. Две недели назад Феликс и не заметил бы этого до нелепого слабого, почти милого, болезненного ощущения. Но, как не поразительно это было, в его жизни в, конце концов, появился луч надежды на то, что все ещё будет хорошо.       После долгих судебных тяжб с больницей, где провели первые две операции, отступных, выплаченных в качестве моральной компенсации, и смены кучи медицинских учреждений Феликс оказался в сегодняшнем дне.       Ему поставили верный диагноз и устранили причину нескончаемой боли. Его нога, которую он думал, что уже потерял безвозвратно, постепенно восстанавливала свою чувствительность. И, хотя ходить приходилось учиться заново, Феликс был счастлив уже просто от того, что может видеть мир с высоты своего роста, а не куполом над, вечно лежащей на плоской ортопедической подушке, головой.       Вчера ему исполнилось двадцать пять лет. В палату пришли родители и сестры. Принесли торт со свечами и зачем-то цветы. Это показалось таким глупым, он ведь не девушка и уже даже не айдол, чтобы ему цветы дарить, но вместе с тем таким теплым, что сердце щемило от тихой светлой благодарности. Какая же все-таки у него замечательная семья! Смог ли бы он справиться и пережить все это в одиночку, если бы не родные, державшие его крепко на краю пропасти?       Впрочем, а что Феликс мог сделать, терзаемый адской болью и не способный даже встать с кровати, чтобы дойти до окна и отправиться в последний полет? Ему бы пришлось вытерпеть и пережить все произошедшее с ним за эти долгие месяцы, так или иначе. Но все же хорошо, что были рядом те, кто не позволил сдаться.       Медсестра тихо и бесшумно, будто боялась разбудить спящего, вошла в палату и убрала капельницу.       – Вы не могли бы вернуться и помочь мне встать? – попросил Феликс с улыбкой.       Он все забывал, что его новая кривая ухмылка вовсе не блещет солнечной подкупающей лучезарностью, как прежде. Впрочем, персонал больницы его выражение лица ничуть не смущало, так что девушка мягко улыбнулась в ответ и ненадолго покинула помещение.       Спустя пару минут она вернулась, чтобы выполнить просьбу, а затем, когда парень уже стоял опираясь тонкой бледной рукой на узкую трость, вышла из палаты окончательно.       С трудом переставляя едва гнущиеся ноги Феликс добрел до окна.       Вид за окном завораживал, лучи уже высоко поднявшегося солнца мягко скользили по волнам виднеющегося вдали океана, пуская рябь ослепляющих зеркальных бликов. Чуть ближе открывался обзор на выжженый солнцем, покрытый зеленоватовато-золотистыми зарослями кустарника обрывистый берег. Небо сияло чистейшей синевой, не разбавленной силуэтами облаков. А внизу, под самыми окнами распускался яркими цветами сад, где между зелёных лужаек неспешно прогуливались пациенты со своими родными и знакомыми, пришедшими их навестить.       Дивные виды австралийского побережья. Как же давно Феликс мечтал вновь оказаться снаружи, вдохнуть полной грудью соленый, чуть влажный воздух и ощутить, наконец, что он все ещё жив.       За долгие месяцы в плену больничной койки парень уже совсем забыл каково это, ступать по мягкой траве и смотреть в бескрайнее небо без препятствия в виде оконных стекол.       Вчера, после того, как он задул свечи на торте, Олив пообещала сегодня зайти и вывести его на долгожданную прогулку. Это обещание вызвало непрошенные слезы на глазах, а вслед за ними и крепкие объятия от обеих сестричек с двух сторон. Феликс сидел, смущённый до нельзя собственными несдержанными эмоциями и согретый заботливыми руками родных, и ощущал тихое робкое счастье впервые за последние почти полгода.       Сейчас же парень стоял у окна и чувствовал трепет предвкушения, в ожидании прихода сестры. Но к прогулке все же стоило привести себя в порядок, а потому, держась одной рукой за стену, а другой опираясь на трость Феликс начал свой медленный путь в сторону туалетной зоны, притаившейся в дальнем углу палаты, в нише.       Достигнув своей цели спустя целых три минуты, Феликс внутренне горько усмехнулся, ведь прежде это заняло бы у него не больше нескольких секунд. Избегая взгляда собственного отражения, парень почистил зубы, умылся и даже пригладил щеткой непослушный ёжик густых темных волос. Смотреть на себя после всего пережитого поначалу было нестерпимо больно. Сейчас полегче, но Ли, все ещё до конца не смирившийся с новым обликом, по-прежнему предпочитал не бросать взгляд лишний раз в лицо незнакомца из зеркала. Перемены в собственной внешности казались огромными, катастрофическими и необратимыми.       Мысли о том, чтобы вновь созвониться с ребятами из Stray Kids были похоронены глубоко в душе. Феликс ощущал себя слишком другим, слишком чуждым своей прошлой жизни, человеком, чтобы бередить уже зажившие раны в сердцах друзей своим жутким видом. При воспоминании о вчерашней нелепой статье горечь снова залила сердце. На фото, в том ложном сливе о его смерти, Феликс сиял прежней яркой лучезарной улыбкой, раздражая и принося в душу боль. Это было так смешно и нелепо, но от чего-то хотелось не смеяться, а плакать. Глупый репортеришка, написавший этот слив, в жизни бы не узнал Феликса, встреть он его в действительности сейчас. От прежнего сияющего, светлого и завораживающе милого айдола остались лишь выжженные серые осколки. Путь назад был закрыт для него навсегда, а потому, когда из JYP с ним через сестру связались пиарщики, чтобы обсудить возможное интервью с опровержением, Феликс отказался наотрез. Он, не желая возвращаться к публичности, попросил просто уладить произошедшее своими силами.       Раздался тихий стук в дверь, а вслед за ним в проёме показалось жизнерадостное личико сестры. На губах ее сияла так похожая на его прежнюю солнечная улыбка, невольно вызывая кривую ухмылку в ответ.       – Приветик, братишка! Я смотрю ты уже в полной боевой готовности! –воодушевленно воскликнула она, распахивая дверь и вкатывая кресло на колесиках в палату.       При виде этого предмета Ли недовольно сморщил нос.       – Ну-ну, – погрозила маленьким пальчиком сестра, – Не будь капризным ребенком, Феликс Ли! Самому тебе по лестнице с шестого этажа никак не спуститься.       По-прежнему недовольно морщась, Феликс пожал плечами, но все же безропотно позволил Оливии помочь устроиться в кресле.       Под ее веселую болтовню парень оказался сначала в коридоре больничного крыла, затем в лифте и вестибюле. И вот долгожданные солнечные лучи, наконец, облизали заботливо кожу, даря такое нужное и желанное тепло цветку надежды, что робко распускал сейчас свои бледные лепестки в груди Феликса.       Ощутимый морской бриз пробрал за секунды едва не до костей, заставляя, ставшего совсем тепличным, парня мгновенно продрогнуть. Но эти ощущения ничуть не раздражали, даря удивительное чувство правильности и необходимости всего происходящего.       Феликс будто долгие месяцы спал, терзаемый липким тревожным кошмаром, и вот, наконец, стряхнул его оковы со своих плеч.       Они гуляли с сестрой медленно вдоль цветущих кустарников и зелёных лужаек, обмениваясь милыми шутками и тёплыми воспоминаниями из детства. Слух парня чутко улавливал разговоры других пациентов, шум далёкого прибоя, щебет птичек, скрывающихся в кронах деревьев и слышал в этом всем невероятную прекрасную музыку самой жизни. От красоты и остроты окружающего мира воздух буквально распирал лёгкие изнутри, заставляя парня задыхаться невероятным и таким хрупким счастьем.       Может потому, лишь когда прогулка уже подходила к концу, Феликс вдруг уловил что-то неладное в поведении сестры. Все ее жесты были какими-то нарочитыми, преувеличенно-бодрыми, улыбки слишком сияющими, слова слишком громкими, а темы все какими-то далёкими от действительности и насущных проблем.       Оливия была единственной ниточкой, кроме новостных постов и соц.сетей группы, связывающей Феликса со Stray Kids. С ней напрямую списывался Чани, выясняя новости о состоянии Феликса и рассказывая о том, что происходит у них.       Но сегодня и слова не прозвучало о старых друзьях от сестры, хотя Чан ведь не мог не выйти на связь с Олив в день его рождения, тем более после того дурацкого слива о мнимой кончине Ли. Что-то во всем этом было не так, и Феликс не желал ждать, пока сестра сама раскроет все карты.       – Что случилось? – прервал Феликс какой-то дурацкий рассказ о поющих волнистых попугайчиках из интернет-ролика, льющийся из уст сестры.       Глаза той мгновенно сбавили градус воодушевления, выдавая правоту брата в том, что ее что-то тревожило.       Немного помявшись, Олив все же ответила, низко опустив голову и не глядя больше на брата:       – Я не хотела портить твою первую прогулку дурными вестями.       Пальцы Феликса судорожно сжали трость в руке, а сердце сдавили ледяные тиски тревоги.       – Что случилось, Олив? – более жёстко и по слогам повторил парень свой вопрос, чувствуя, как гелий счастья, наполнявший его душу пару мгновений назад, медленно испаряется, прибивая его к земле и заставляя рассыпаться на части от тревожного ожидания.       – Давай вернём тебя в палату и там поговорим, – упрямо вскинула подбородок сестра, что, конечно, не внушало спокойствия, ведь будь новость какой-то незначительной, она не стала бы тянуть до момента, когда останется с братом наедине.       В молчаливом напряжении они медленно, будто неповоротливые черепахи, вернулись вдоль тропинки к креслу-каталке, затем, так же молча, поднялись на шестой этаж и вошли в палату.       Молчала сестра и когда помогла улечься Феликсу в ненавистную койку, а затем сама присела на ее краешек нервно кусая губы и отводя глаза.       – Ты пугаешь меня, Ливи, если что, – протянул руку к сестре парень, и та мгновенно ухватила и сжала крепко его пальцы, – Просто скажи уже, что бы там ни было.       – Я не знаю с чего начать, Фел. Я тебе прежде не все рассказывала, поэтому все не так просто.       На сердце Феликса похолодело от ощущения неминуемой беды, что нависла невидимой и неведомой угрозой.       Сестра, в конце концов решившись, резко выдохнула и, глядя прямо в глаза, начала вещать гнетущие новости:       – Сразу хочу сказать, чтобы ты не переживал. Никакой опасности уже нет, все позади.       Однако слова ее вовсе не успокоили, заставляя сердце нервно колотится, а мысли – лихорадочно перебирать в голове возможные варианты того, что и с кем могло бы произойти.       – В общем, не все так легко переносили твой уход, как я рассказывала. И...Сложнее всего было Хенджину.       Феликс затаил дыхание, вслушиваясь в слова сестры, но земля в это миг будто бы разверзалась бездной, грозя поглотить его с головой.       Только не Хенджин! Если что-то произошло с Хенджином, то он просто не сможет этого вынести!       – Что с ним? – сжал сильнее пальцы сестры Феликс, с тревогой вглядываясь в ее глаза.        Та в ответ поморщилась от боли и вырвала руку, даря ответный укоризненный взгляд.       – Да все с ним будет в порядке! Не психуй раньше времени и не перебивай меня!       Феликс напряжённо кивнул головой и весь обратился в слух.       – Так вот, Хенджин сильно переживал. Поначалу вечно ругался с твоим двойником. Пережил несколько нервных срывов, пошел к психотерапевту. Все уже более менее налаживалось, даже вроде с двойником они поладили, но тут вчера вышла эта дурацкая статья, и... Ему сорвало крышу...       Феликс замер в тревожном ожидании, но сестра замолчала, будто подбирая слова помягче.       А парень чувствовал в этот миг, как дыра разрастается в груди на том месте, где ещё с утра было сердце. Страх за самого близкого из мемберов группы буквально заставлял задыхаться.       – Что с ним, Ливи? – буквально через силу вытолкнул из себя Феликс, не имея больше мужества выносить этой гнетущей тишины.       – Вчера, после прочтения ложной статьи о твоей смерти, он попытался покончить с собой. Мне жаль, Ликси. Это так ужасно, – тихо пробормотала сестрёнка, глядя на Ли повлажневшими и полными сочувствия глазами.       Феликс резко подскочил в кровати, забывая о предписаниях врачей. На глаза его наворачивались непрошенные слезы отчаяния, а в груди, где секунду назад царила немая пустота, разгорался пожар боли. Парень впился руками в плечи сестры и сдавленно прошептал:       – Он... Он... – не в силах продолжить вопрос, Феликс скривил губы в рвущихся из груди рыданиях.       – Тише, Ликси, тише, он жив! Жив! Я же сразу сказала, что все в порядке! Этот придурок наглотался антидепрессантов и попал в больницу, но сейчас все нормально, его жизни ничто не угрожает.       Феликс устало закрыл глаза и медленно отдышался, чувствуя, как ужас, сковавший тело, потихоньку рассасывается и отпускает, сменяясь горечью непонимания и тревоги за друга.       – Я бы ничего тебе не сказала, – робко проговорила сестра, вызывая взгляд полный негодования, – но Бан Чан очень просил уговорить тебя выйти с ними на связь. Я взяла с собой планшет и мы договорились на это время, чтобы провести сеанс видео-звонка, но если ты не готов, то мы не будем этого делать.       – Я смогу поговорить с Хенджином? Он в состоянии говорить? – спросил осипшим от пережитого стресса голосом Феликс.       – Думаю да, – кивнула Оливия.       – Тогда тащи уже сюда скорее свой чертов планшет.