***
И просыпается. Снова эти безумные сны... Они тревожили парня уже который месяц, с того момента, как Феликс заново ворвался в его жизнь. В его мире теперь было слишком много Феликса. Хенджин обсуждал вместе с остальными мемберами на совместных созвонах концепты будущего альбома, в котором Феликс будет выступать как автор текстов и аранжировщик. Болтал по видео-связи часами с Феликсом в свое свободное время, обсуждая все на свете: от последних модных трендов до своих тревог и переживаний в период без лучшего друга. Репетировал танцы и записывал треки бок о бок с Феликсовой роботизированной копией. Обсуждал Феликса и свои чувства к нему с роботом после каждой репетиции, да и во время них тоже. Засыпал и видел Феликса во сне. И задыхался от переполняющих его чувств, не зная, что делать и куда себя деть. Любовь к Феликсу поглощала с головой. Она накрывала лавиной, больше не сдерживаемая плотиной из самообмана и добровольной слепоты. Она сжирала без остатка и сжигала до тла. Но было кое-что, что оставалось сильнее ее. Сильнее любви в сердце Хенджина горел страх. Он до дрожи в коленях боялся признаться и быть отвергнутым. Тот факт, что признаться придется, он уже принял как данность. Ведь прожить ещё год в этих бесконечных метаниях, в этом одиночестве, без возможности узнать, что же с его любимым человеком, ощущалось просто смерти подобным. Он почти смирился со всеми сложностями, с которыми придется столкнуться со стороны JYP и фанатов, что легко обернутся хейтерами. Он готов был признаться всем и каждому в своих не принятых обществом и неправильных чувствах. Или молчать о них до скончания веков, тая отношения даже от мемберов. Он сделал бы все, чего захочет Ёнбок. К одному он не был готов. Он не был готов оказаться отвергнутым.***
– Почему ты так веришь в то, что у меня есть шанс? – в который раз спрашивал парень робота, сидевшего у окна и монотонно поглаживавшего Кками между лохматых ушей. Свет красиво падал на эту пару, и руки Хенджина, будто в отрыве от мозга, укладывали быстрыми штрихами набросок на планшете, лежащем перед ним. Робот улыбался безмятежно. От его улыбки щемило в груди. Так хотелось ее увидеть совсем на других, пусть и очень похожих, губах. – Я не скажу тебе ничего лишнего, Хенджин, хотя бы потому что не могу знать, что творится в сознании Феликса с того дня, как мы были разделены. Мы были разделены... Когда Нью-Ликс так говорил, Хенджину всегда делалось немного не по себе, ведь робот вел себя так, будто и правда ощущал себя Феликсом. Для Хенджина было очевидно, что это совсем не являлось истинным положением дел. Робот – вовсе не Феликс. С тех пор, как общение с Ёнбоки возобновилось, контраст между этими двумя стал ещё более явным, чем был раньше, в далёких воспоминаниях. Робот мыслил, чувствовал и поступал совсем не так, как это делал его прототип. Хотя тот факт, что эти двое стали не разлей вода, был очевиден и неоспорим. Близость Феликса с его копией стала столь велика, что Хенджина порой обливало кислотой ревности при виде их загадочных переглядываний по видео связи и многозначительных улыбок. Они вели себя будто потерянные близнецы, что не утратили какой-то сверхъестественной связи даже сквозь расстояние. И все же робот знал что-то, что было неподвластно кому-либо ещё. Знал, как мыслит и чувствует настоящий Феликс. Хенджин ощущал это в его взгляде и видел в жестах, но расколоть никак не мог. – Ты как всегда уходишь от ответа, – посетовал раздосадовано Джин, – опять будешь утверждать, что это я не умею задавать вопросы? Нью-Ликс лишь тихо рассмеялся в ответ и устало покачал головой. Его жесты были естествены и просты. Он все меньше походил на себя прежнего, на свою собственную логичную, спокойную и скучную версию, и все больше уподоблялся человеку. Это тоже было больно и непонятно. Это тоже выводило из равновесия. – Я буду утверждать, что ты задаешь свои вопросы не тому, от кого желаешь ответа. Вы так много общаетесь. Между вами почти нет секретов. Что мешает тебе задать нужный вопрос? – Глупый робот, – проворчал Хенджин, невольно проводя кривую линию дрогнувшей от волнения рукой, и тут же ее поспешно стирая, –Тебе просто никогда не разбивали сердце! – А тебе разбивали, Хенджин? –склонил в любопытстве голову на бок Нью-Ликс. Хван фыркнул чуть возмущённо и закатил глаза. – Не имеет значения. Даже если никогда прежде не разбивали, я все равно знаю, что это будет слишком больно. А ты не способен это понять, ведь тебе не свойственно испытывать боль так как нам, людям. – Ты прав. Но я знаю, что такое быть непринятым обществом. Знаю, что такое быть отвергнутым, хоть и не чувствую привычной людям досады. Разве ты сам не отвергал меня долгие месяцы из-за того, что желал видеть на моем месте Феликса? Ты бы предпочел, чтобы я, отвергнутый тобой, не пытался наладить контакт и не говорил сейчас с тобой, обсуждая то, что тебя волнует? – Не передергивай. Это совершенно другое. Быть отвергнутым для тебя значит лишь недостаточно хорошо выполнить свою задачу. Быть отвергнутым для человека значит серьезное моральное испытание. Это больно, страшно и обидно. – Недостаточно хорошо выполнить задачу? – хмыкнул робот, – Тогда выходит, что для робота быть отвергнутым означает быть списанным в утиль. От этих слов и спокойствия, с которым они были сказаны, парню стало не по себе. Он как всегда рассуждал эгоистично, думая лишь о собственных переживаниях и рассуждая о вещах, понятных и тревожных только для него. Но что такое душевная боль по сравнению со смертью? И смерть ли это для робота? Что значит для Нью-Ликса собственная жизнь? Имеет ли она для него реальную ценность? Долго загоняться робот парню не дал, резко вернув тему в прежнее русло. – А сгорать от чувств к человеку, который о них не подозревает, так уж приятно? – с наигранным сарказмом в голосе выдала эта железяка. Чертов андроид как всегда был прав. Снова бил по больному, по кирпичикам разбирая все глупые аргументы парня. Он этим бесил неимоверно, но без этих разговоров Хенджин точно сошел бы с ума. – И все же ты не просто уговариваешь меня признаться. Ты говоришь, что мне не будет больно. Будто знаешь, что на мои чувства непременно ответят. А когда я снова задаю тебе вопрос о том, почему ты так уверен, ты молчишь. Робот ничего не ответил, лишь посмотрел в глаза парню странным, долгим и совершенно нечитаемым взглядом. – Мы идём по кругу в этих беседах, Джинни, – наконец, вымолвил он, – и я не вижу смысла повторять свои слова раз за разом. Просто спроси его. Хенджин сжал пухлые губы в тонкую линию, свел брови к переносице и, наконец, кивнул. – Я поговорю. Я уже принял решение. Просто не хочу поднимать эту тему по видео связи. Я хочу иметь возможность коснуться его и ощутить реакцию не только по изображению с камеры, когда он услышит мое признание. – Рад слышать, Хенджин, горжусь тобой. Две недели. Ровно столько оставалось до приезда Феликса в Корею. Две недели. Ровно столько оставалось до исполнения проклятого тревожного сна, что терзал парня каждую ночь.***
Феликс пробуждался к жизни. Он уже почти угас. Почти поверил в то, что жизнь кончена и ничего хорошего больше никогда не случится. Но в этот миг Хенджин и эта его дурость с таблетками вернули все обратно и расставили по местам. После того первого видео звонка последовали новые. Их становилось все больше и больше, переполняя душу Ликса счастьем и надеждой до краев. Порой он плакал подолгу после этих созвонов с ребятами, не в силах вынести таких невероятных и окрыляющих событий в своей жизни. Спустя пару недель Чан предложил вернуться после реабилитации в качестве автора треков и со-продюссера. JYP, недолго думая, подписали с ним новый контракт. Началась совместная работа, пока на расстоянии, но Феликс уже с нетерпением ждал своего возвращения в Корею. Самым большим и невероятным приобретением в новой жизни Феликса стал его механический близнец. С этим существом они могли болтать часами. И Феликс, изливая все свои тревоги и страхи, чувствовал, как поддержка робота ложится ровными стежками на раны в его душе, оставляя лишь аккуратно затянувшиеся и почти не саднящие шрамы. С Нью-Ликсом все было просто и понятно, как дышать. Он и в самом деле словно был продолжением Феликса, вышедшим за пределы его сознания и живущим отдельной жизнью. Порой разобраться в тараканах в собственной голове с его помощью выходило гораздо легче. Ведь робот, имеющий доступ ко всему накопленному опыту парня, видел истоки и подоплеку каждого его переживания и каждой дурацкой привычки. Общаться с Нью-Ликсом было подобно обнажению собственной души. Но при этом никакого дискомфорта или неправильности совершенно не ощущалось. Они стали самыми близкими друзьями в кратчайшие сроки, поражая этим всех остальных мемберов группы, ожидавших, что Феликс будет воспринимать робота, как конкурента. Вторым членом Stray Kids, с которым Ликс мог болтать часами, конечно же, был Хенджин. Хотя здесь они менялись ролями, и уже сам Феликс латал раненую хрупкую душу своего друга. Хенджин был слишком мягким, слишком нежным и ранимым, хоть со стороны порой и казался законченным самовлюблённым нарциссом. Он тяжело впускал в душу людей и также тяжело потом их отпускал. При мысли о том, что его могли вовремя не спасти, становилось страшно, а потому Феликс делал все для того, чтобы друг больше не чувствовал себя покинутым и одиноким. О всем пережитом им самим ужасе он рассказал Хенджину лишь в общих красках. Но даже такое самое позитивное и размытое описание заставило друга рыдать, а потом ещё долгие недели извиняться, будто это он лично неправильно поставил Феликсу диагноз и провел неудачную операцию. Хенджина хотелось обнять и баюкать в своих руках, пока тот, наконец, не поверит, что все теперь хорошо. Расстояние тяготило. И Феликс с нетерпением ждал дня своего возвращения в Корею, буквально считая дни и часы. Он прилетел в Сеул поздней ночью. Для этого компания арендовала частный самолёт и постаралась максимально скрыть информацию, не привлекая внимания СМИ. В новой жизни за кадром Феликсу не хотелось прежнего внимания к своей персоне. Какого же было его удивление, когда в аэропорту вместе с охраной его встретил ещё один человек.***
Хенджин стоял у выхода со стороны взлетных полос и нервно кусал свои губы. Руки его беспокойно поправляли несуществующие складки на одежде, трепали волосы, заламывали пальцы и просто не знали, куда ещё себя деть. Весь он казался себе каким-то нелепым, дурацким и совершенно не уместным в пустом ВИП-зале ожидания, рядом с нелюдимыми молчаливыми охранниками. Решение поехать встречать Феликса было спонтанным. Он и сам до конца не верил, что Чан дал добро на это безрассудство и организовал все без лишних вопросов. Просто ждать вместе со всеми было подобно пытке. Хенджину до спертого дыхания в лёгких и рези в глазах хотелось уже, наконец, увидеть Феликса вживую, прикоснуться, остаться наедине и поведать обо всем, что лежит камнем на измученном сердце. В миг, когда хрупкая фигурка парня показалась у входа в вип-зал, в душе Джина что-то будто оборвалось и рассыпалось вдребезги. Феликс шел навстречу ему, опираясь рукой на узкую трость и едва заметно прихрамывая. Он был одет во все чёрное и совершенно не брендовое. Такой простой, маленький, худой и юный. На заострившееся от потери веса лицо падала густая тень от низко надвинутого капюшона. Хенджину нестерпимо хотелось подбежать, сдернуть этот чертов капюшон, стиснуть Феликса в объятиях и может даже поцеловать его бледные потрескавшиеся губы. Но все, что он мог, это стоять и наблюдать, как друг приближается к нему и смотрит в упор удивлённо расширившимися глазами. Хенджин чувствовал, как соленая влага течет по щекам, но онемевшие руки не поднимались, даже чтобы стереть ее со щек. Он стоял и умирал внутри, понимая, что просто не найдет в себе сил сказать то, ради чего пришел сюда поздней ночью. Феликс подошёл сам. Феликс сам обнял друга и прижался лицом к плечу. Феликс проговорил низко и так волнующе: – Боже, Джинни, я так рад тебя видеть вживую! Не могу поверить, что это не сон. Его маленькие ладошки успокаивающе гладили Хенджина по спине, вновь возрождая хрупкую птичку надежды в груди. Отмерев, наконец, Хенджин сначала неловко поднял собственные руки и приобнял друга за талию, а в следующий миг, ощутив тепло чужого тела сквозь ткань худи, сжал того в объятиях так сильно, как только мог. Голова кружилась от мыслей и ощущений. Все казалось таким нереальным, что Хенджин ждал скорого пробуждения в своей одинокой постели. Но пробуждение не наступало. Феликс мягко и ненавязчиво разорвал их объятия, чтобы в следующий миг взять Хенджина за руку и потянуть к выходу. Охранники проводили их к машине и усадили бок о бок на задние сидения. Пребывая в шоке и прострации, лишь тогда Хенджин осознал, что так ничего и не ответил другу при встрече. Спохватившись, он резко обернулся и сильнее стиснул в руке маленькую ладошку. – Боже, Енбоки, я такой болван! Здравствуй! Добро пожаловать домой! Я рад, что ты наконец снова с нами. Ребята хотели приехать полным составом, да только боялись привлечь слишком много внимания. Но мы не хотели, чтобы дорога показалась тебе одинокой, поэтому вот отправили в итоге меня, – он лепетал фразы без остановки, чувствуя, как безнадежно вязнет в этой чепухе. Все было не то. Все было неправдой, а правду Хенджин вымолвить был не в силах. – Прости, – выдохнул он, наконец, и насупился, поняв, что это фиаско. Феликс мягко улыбнулся своей новой фирменной улыбочкой. Такой нежной и хрупкой, точно первый весенний цветок. С чуть опущенным уголком и наивной доверчивостью. Эта его улыбка казалась Хенджину краше ослепительной прежней. Весь он был таким красивым и нереальным. Совершенно не таким, каким Джин видел его в своих воспоминаниях. Может быть, потому что прежде он не осознавал своих чувств, а теперь смотрел на парня через призму этого осознания? – Все в порядке, Хенджина, я рад, что приехал именно ты, – прожурчал самый сладкий из всех голосов. Хенджину вдруг подумалось, как он мог сравнивать этот голос и голос Нью-Ликса? Никогда в нем не было столько живого тепла и участия. Никогда голос робота не был таким до дрожи настоящим. – Я люблю тебя, Феликс, – слетело с его губ словно само собой. Друг в ответ снова улыбнулся и проговорил: – Конечно, Джинни, я тоже тебя очень люблю. Сердце пропустило удар. – Всех вас, – продолжил тем временем Ёнбок, не заметив, как взрывается вселенная в глазах собеседника, – Я очень сильно скучал по вам. И я с нетерпением жду знакомства с Нью-Ликсом вживую! Его речь была полна воодушевления, а душа Хенджина – отчаяния. Он не понял. Феликс ничего не понял. Мимолётное мгновение искренности грозило вот-вот ускользнуть. Потому Хенджин собрал все мужество в кулак и подался ближе, ловя пристальным взглядом внимание собеседника, а затем вкрадчиво повторил: – Нет, Феликс, ты не понял. Это было признание. Я люблю тебя. Не как друга или мембера группы. Не как брата или просто близкого человека. Я люблю тебя, Феликс, как тебя самого. Понимаешь? Чужой рот приоткрылся в изумлении. Феликс наконец все же услышал то, что пытался донести Хенджин. Теперь была его очередь замирать в немом шоке. Хенджин же лишь пристально вглядывался в чужие зрачки, чувствуя, как боль под ребром утихает, а камень сомнений падает с души. Он вверил всего себя, таким каков есть, в самые важные и дорогие сердцу руки и покорно ждал ответа. Что-то зарождалось на дне любимых глаз. Что-то готовое вот-вот пролиться на свет и расставить все точки над "и" Что же это было? Хенджин искал в глубинах взгляда ответ и будто бы находил тихий его отблеск. Хенджину казалось, что это было тепло...