Надежда

      С первых дней знакомства Гон был и остается лучиком света для Киллуа, солнцем и причиной продолжать своё бессмысленное существование в этом убогом мире. Гон сиял настолько ярко, что порой Киллуа задавал себе один и тот же вопрос: «А позволено ли мне оставаться рядом?». Золдик боялся, что рано или поздно навредит другу и сам сгорит, если подлетит слишком близко, как это было с Икаром из той самой, как казалось Киллу, глупой легенды. С самого начала Фрикс казался странным из-за детской наивности, но и милым из-за своей невинности. Это удивляло Киллуа, который с самого детства выполнял всю грязную работу и видел все ужасы, происходящие в мире. Смерти, крики жертв, отчаянно умоляющих о пощаде и убегающих от него в страхе, постоянные разговоры о деньгах, выгоде, предательствах, вновь о деньгах и о выгоде. Смерть, смерть, ещё больше смерти. Настолько много, что уже тошнит. Не от запаха трупов, не от вида растерзанных тел, не от голосов, которые не стихают с годами, а становятся лишь громче. Его тошнило от рутины и бесконечной болтовни об одном и том же, от мыслей о том, что ему никуда не сбежать от своей судьбы — быть убийцей. И вдруг появляется Гон. Гон, который в жизни не убивал, но который не сбежал, когда Килл рассказал ему о своей семье. Гон не испугался, не чувствовал отвращения. Он улыбнулся и тихо сказал: «Круто». Эти слова крепко засели в голове юного Золдика, рассмешили, и атмосфера тут же изменилась. Рядом с ним, с его непредсказуемостью. Каждый раз Киллуа удивлялся всё больше и больше. Но когда Фрикс предстал перед ним в другом свете: упрямым, настойчивым, сильным разумом и готовым пойти на всё, чтобы добиться своих целей, — глаза Киллуа распахнулись в удивлении. Он издал восторженный свист, когда впервые смог разглядеть эти черты в друге.       Киллуа хотел оставаться рядом всё время. Путешествовал с Гоном, пока пытался «найти цель в жизни», но на самом деле это было просто предлогом быть с ним. Килла в последнюю очередь интересовала причина странствий.       Битва с химерами казалась лишь очередным испытанием, или так хотел думать Киллуа. Он верил в то, что они вернутся живыми и продолжат путешествие, даже если Гон найдёт отца. Они просто продолжили бы путешествие, познавая новые страны и континенты, веселясь и сражаясь бок о бок. Однако реальность оказалась суровой, а мечты Киллуа так и остались лишь мечтами. В глубине души, как бы Золдик не пытался внушить себе это, он знал, что их шанс на выживание мал. А увидев Гона во время боя с Питу, он и вовсе потерял веру. Смерть Гона казалась очевидной, и это нужно было принять. Принять и смириться — других вариантов не оставалось. Если он не примет это сейчас, то долго не сможет успокоиться. Однако всякий раз, как Золдик задумывался о смерти лучшего друга, к горлу подступает ком. Слёзы сами собой вытекают из глаз, и он уже никак не может остановиться. Это пугает. Всё потеряет смысл, если Гон умрёт: и существование Киллуа, и их путешествие, и все те битвы и испытания, через которые они прошли. Нет, он не хочет принимать такой исход, не может. Сын Золдиков смог избежать своей судьбы — значит, и Гон сможет. Должен. Он обещал, что останется с ним, что не бросит. Так почему же? Почему же сейчас Киллуа несет изуродованное тело друга к специально присланному отряду хантеров? Думай, Киллуа, думай. Должен быть способ вернуть ему силы. Он обязан жить.       Уже по пути в больницу Киллуа вспоминает о Нанике, которая может излечить Фрикса. Но вместе с этим возникает проблема. Ему никак не вытащить Аллуку из подземного убежища его дома. Он защищен лучше, чем самый секретный документ в ассоциации Хантеров. Но Киллуа не может не попробовать — иначе Гон точно умрёт. Надо попробовать. Любые средства хороши, даже если ему придётся убить кого-то из членов своей семьи: своими руками или при помощи Наники.       План Киллуа был практически совершенным. Угрожать членам семьи убийством, если они не выпустят его и Аллуку, а затем доставить его в больницу к Гону, спасти его и отправиться в путешествие втроём: Килл, Гон и Аллука. Что могло пойти не так? Что Киллуа не учёл? Где ошибся?... Как он допустил смерть Аллуки? Иллуми убил его прямо на глазах младшего брата.       — Прости, Киллу. Другого выбора не было. Смерть Аллуки, несомненно, — очень большая потеря, но... Только так можно удержать тебя... и сломить, — Произнёс старший из Золдиков с особенным холодом.       — Ублюдок... Это всё из-за Гона?! Неужели тебе настолько плевать?! — голос парня сорвался на крик. Он уже не мог сдерживать слёзы.       — И тебе должно было быть. И было бы, если бы не Гон. Пойми, Килл, это ради твоего же блага. Тебе будет легче, если ты сможешь отпустить Гона и идти дальше. Он уже мёртв, — Иллуми оставался спокоен, однако у Киллуа потихоньку сносило крышу от слова брата.       — Что ты несёшь?! Да что ты вообще понимаешь! Ты же... — Взгляд Иллуми изменился на более суровый, устрашающий       — Я... что? Ну же, что ты хотел сказать? — мужчина подходит ближе к брату, а последний, в свою очередь, пятится назад до тех пор, пока не оказывается на краю.       — Не подходи! Ты же знаешь, что я прыгну, если... — младший сглотнул, обернувшись назад. Падать довольно далеко. Как минимум две тысячи метров вниз. Либо Иллуми успеет поймать, либо Киллуа сорвётся вниз и разобьётся насмерть. Но... такой ли это плохой исход? Гон умрёт из-за Иллуми, который убил Аллуку. После смерти друга Киллуа наверняка потеряет интерес к жизни и вернётся к убийствам, подчиняясь командам своей семьи.       — Не глупи, Киллуа. Ты должен вернуться со мной. У мамы и отца на тебя большие надежды, — Иллуми протянул руку, а Киллуа сделал еще один небольшой шаг назад, едва не упав. Он боялся любого исхода. Либо Килл умрёт самой глупой смертью, которой он может умереть как хантер и Золдик, либо умрёт как хантер и друг Гона. Оба варианта его не устраивают, но он не сможет сбежать от брата в такой ситуации. Если только не...       Киллуа издал недовольный цок, быстро развернулся спиной к Иллуми и соскользнул вниз, сильно вдавливая ноги в землю, чтобы замедлить свою скорость.       — Да чёрта с два я сдамся так просто! — выкрикнул он, словно пробудившись от кошмара, и переключился на режим Скорость Бога. — Бывай, братец! — выкрикнул парень перед тем, как исчезнуть.       — Килл... — Иллуми тяжело вздохнул и потер переносицу.       В больнице, в которой лежал Гон, было шумно. Киллуа напрягся. Даже несмотря на то, что пообещал им: и себе, и другу — не сдаваться, он не мог закрывать глаза на то, что врачам становилось всё сложнее поддерживать жизнь в Фриксе. Они делали всё возможное, но конец уже давно был предопределён. Золдик забежал в палату и упал на колени рядом с койкой Гона.       — Прости... Я не смог помочь тебе. Возможно, ты бы сейчас улыбнулся и сказал: «Ты сделал всё возможное», — или что-то в таком роде. Но я не готов принять твой уход, Гон. Даже если бы тебе это не понравилось, я не хочу отпускать тебя. Ты ещё не встретил отца. Твоя тётя бы точно разозлилась, а потом заплакала, узнав, что ты встретил такой конец.       Пока Киллуа продолжал говорить, до его ушей донеслось раздражающе громкое пищание, сообщающее о том, что Гон уже никогда не услышит слова Киллуа, что он никогда не увидит его лицо или вообще хоть что-то. Этот звук оставил за собой мёртвую тишину, такую тяжёлую и горькую. Киллуа аккуратно взял руку Гона в свою, медленно приподнёс её к своему лбу и тихо прошептал: «Спасибо, Гон». Киллуа не кричал, не звал Гона. Он лишь беззвучно оплакивал его уход, не пытаясь сопротивляться этому. Слёзы парня падали на белое постельное белье и руку его друга.       Киллуа просидел в палате Гона несколько минут, вытер слёзы, встал со стула и едва слышным шагом покинул больницу. Находясь в тяжёлых раздумьях о своём будущем, о том, как дальше жить и что ему делать, перебирая разные варианты развития событий, он зашёл в тупик, а всё вокруг вдруг почернело. Его звали какие-то голоса, но он не мог разобрать ни слова. Не мог до тех пор, пока не послышался громкий шлепок. Вокруг снова появились люди, небо, и весь мир прояснился. На Киллуа уставился Леорио, плачущий, но, кажется, злой на Киллуа. Через пару секунд Золдик почувствовал боль. Этот громкий звук, который он слышал, — это пощечина, которую ему прописал студент.       — Киллуа! — выкрикнул Паладинайт, дожидаясь ответа.       — Прости... я не смог доставить Аллуку.. — пробормотал Золдик.       — Придурок! Не это я хотел услышать! Киллуа, ты не виноват в смерти Гона! — Леорио только и делал, что кричал. Иногда его друзья и знакомые удивлялись тому, как он ещё ни разу не сорвал голос. Однако его слова отрезвляли. Отрезвляли, но этого было мало, чтобы Киллуа перестал винить себя.       — Я был рядом с ним. Я всё время был рядом. Но я не смог спасти его, не смог уберечь.       — Гон сам выбрал такой исход.       От слов Леорио у Киллуа закипела кровь. Ему явно не понравилось такое высказывание по отношению к Гону.       — Да как ты...! — Золдик схватил Леорио за воротник, притянув вниз, оскалился, но молчал. В голове было множество слов, но он ничего не мог выдавить.       — Киллуа.       — Он прав, — позади послышался спокойный, но в то же время холодный голос. — Я слышал о том, что произошло... Сложно поверить в то, что это случилось с Гоном. Однако... Я не могу спорить с Леорио. — Курапика закрыл глаза. Киллуа посмотрел на него и отпустил Леорио. — Кажется, Гон знал, на что шёл, когда осуществлял свою месть. Те, кто становятся ею одержимы... не могут вернуться назад. Они в любой момент могут умереть, и ты ничего с этим не сделаешь. Потому что такова их воля.       — И ты туда же, Курапика?! — вскрикнул Золдик, получив в ответ скорее рёв, чем ответный крик Куруты.       — Пойми же, это было неизбежно, ты никак не мог повлиять на это! Тебе не станет легче, пока ты не осознаешь это. Прокрути это у себя в голове пять раз, десять, пятнадцать — столько, сколько тебе нужно, чтобы принять это! Постоянно обвиняя себя в этом ты лишь убьёшь себя, разве это то, чего хотел бы Гон?! — Курапика говорил уверенно, но это лишь злило Киллуа. Он цокнул и отвернулся, а через секунду сломался и заплакал. Сдерживаться стало невозможно. Ему было тошно от самого себя, тошно от этих чертовых муравьев-химер, тошно от правильных, но колючих слов Курапики и Леорио. Он вздохнул и хрипло посмеялся, видимо, сам над собой.       — Ну да. Вы правы, я не могу этого отрицать. Но я не могу. Я виноват в том, что случилось с Гоном. Я должен понести ответственность за это, и я никуда от этого не сбегу, куда бы я ни шёл, где бы я ни прятался. Что прикажешь делать, Курапика? Спокойно продолжать идти дальше? Да пошли вы оба, — Золдик усмехнулся и принялся уходить — он не знал куда, лишь бы подальше отсюда. Он не мог оставаться здесь, не мог вернуться домой. Он бежал в неизвестном направлении, лишь бы не стоять на месте. Он вскоре скрылся из виду, не дав ни Курапике, ни Леорио сказать и слова. Они стояли в недоумении, обеспокоенные его состоянием, но просто смотрели туда, где только что стоял Киллуа, и не двигались. Золдик не хотел слышать их, не хотел говорить с ними — и они чётко понимали это.       Киллуа продолжал корить себя раз за разом, постоянно просматривая свои воспоминания, мучая себя всеми возможными “А что если?“, виня старшего брата за убийство его надежды. Килл был зол на себя, на спокойных Куруту и Леорио, на Иллуми и тех, кто смотрел, как Гон умирает, не пытаясь что-либо предпринять. Золдик раз за разом кусал губы и пальцы от всех этих неумолкающих мыслей, надеялся найти способ, чтобы вернуть Гона. Это было похоже на погоню за звёздами, далекими и неприкосновенными. Но ведь мир полон тайн, не так ли? Должен быть способ всё исправить, и Киллуа должен найти его, даже если на это уйдет вся его жизнь.