***
— Почему же никто не отвечает? — встревоженно спросила Натали, меряя шагами палату. Она не могла сидеть или стоять спокойно, необходимо было двигаться. — Не слышат, наверное, — ответил Кристиан. — Надеюсь, всё в порядке, — Натали покачала головой. — В случае чего съезжу на озеро, — сказал Кристиан. Он старался не демонстрировать тревогу. Тем более, что на озере была его любимая женщина Камилла, с которой в последнее время у него вроде бы всё начало налаживаться. Они даже решили съехаться. Было время, когда Кристиан колебался, ему нравилась Нина, а Камилле — Артур. Но после того, как эти двое стали парой, Кристиан понял, что всё же любит Камиллу, а она его. У них всё складывалось хорошо. В этот момент дверь в палату открывается. Натали с надеждой бросается к ней, надеясь, что это Артур или Эдвард. Замирает на месте, не в силах пошевелиться при виде вошедших. Часть её души желает броситься навстречу, другая, более разумная и рациональная, велит оставаться на месте. Недостойное поведение. Надо не демонстрировать эмоции. Даже если это... Владимир приехал в больницу. Ему показали палату, где находится Оскар, не задают ни единого вопроса. Конечно, ведь все знают, чей он отец. Ему, как и всем в их небольшой семье, открыты все двери. В отличие от этого жалкого плебея Оскара.***
Он тянет на себя дверь, открывает её. Взгляд сразу же охватывает помещение. Палата небольшая, уютная. Кровать с пострадавшим в маске, присоединённым к капельницам и приборам. Сердце на миг кольнуло. Что это? Голос совести? Страх, что все узнают, кто повинен в поступке? Или просто обычная реакция впечатлительного человека при виде чужого несчастья? Поспешно отвёл взгляд, не желая смотреть на Оскара. Не сейчас. Пока не думать об этом. Бросил взгляд на Натали. Вот она, прямо перед ним. Странная поза. Словно хочет броситься ему на встречу, но передумала в последний момент. На лице застыли сразу несколько выражений. Боль. Страх. Вина. Надежда. И все они сменяли одно и другое. Если первые два понятно, то при чём тут вина? А надежда? Неужели при виде него, Владимира? В его сердце тоже на мгновение вспыхнула надежда, но слабый лучик тут же погас. Не может такого быть. Наверное, она просто рассчитывала увидеть врача, который сообщит об улучшении состояния её жениха. А это не врач, а всего лишь бывший муж. Даяна впорхнула в палату следом за ним, и лицо Натали приняло выражение шока. Бледные губы едва шевельнулись, словно женщина хотела что-то сказать, но передумала. Она ещё сильнее побледнела, но тут же покраснела. Взгляд стал затравленным, обиженным, как у девчонки, которая увидела первого красавчика школы под руку с одноклассницей. В душе шевельнулась робкая радость. Неужели ей неприятно увидеть его в обществе Даяны? Не показалось? Какое дело Натали до его личной жизни, если она безумно влюблена в Оскара и сейчас должна думать только о его состоянии? Тогда в чём дело? Натали поджала губы, не сводя взгляда с бывшего мужа и его новой пассии. — Здравствуйте, Господин Оболенский, — вежливо произнёс Кристиан, протягивая руку. Владимир пожал её. Кристиан вопросительно посмотрел на Даяну. — Даяна, — представил спутницу Владимир, — моя... — он замялся, не зная, что сказать. Девушка перебила его. Она выскочила вперёд, кокетливо протянула ладошку Кристиану, чтобы тот поцеловал её, и, томно закатив глазки, протянула противным голоском: — Я Даяна. Девушка Масика. Услышав эти слова, Владимир пошатнулся, понимая, что сейчас упадёт в обморок. «Девушка? Масик? Как она посмела?» Он даже не знал, как сделать ей замечание, ведь в их кругах это не принято. Но тут заметил настолько шокированный взгляд Натали, что испытал неожиданное торжество. Теперь ему не могло показаться: её лицо действительно выражало ревность, недоверие, ненависть. И Владимиру было невероятно приятно. Ведь она никогда в жизни так на него не смотрела. И уж точно не испытывала подобных чувств по отношению к Владимиру. — Владимир, — едва слышно прошептала Натали. Он так и не узнал, что она хотела, её перебила Даяна. — Масик, ты покормишь меня? Я такая голодная. Мне ещё не встречался такой страстный мужчина, до сих пор в себя не могу прийти, а голодная ужас как. Покорми свою кисоньку. Лицо Натали превратилось в холодную презрительную маску. Владимир внутренне торжествовал. Естественно, в другой момент он бы возмутился и сделал девушке замечание, но не сейчас. Он был почти счастлив. А что, получи, Натали. Тебе достался грубый, неотёсанный и облезлый на вид плебей, который выглядит старше своего возраста. Ему же, Владимиру, досталась молодая, можно сказать, юная девушка в сравнении с Натали. Да, он такой молодец, в отличной форме, нашёл себе девушку, годящуюся ему в дочери. А то, что у девицы нет манер, так она и не дворянка. Но с её возрастом это простительно. Такой милой юной особе можно простить всё. — Милочка, — возмущённо произнесла Натали, справившись с собой, — ведите себя прилично. Вы находитесь среди представителей высшего общества. Пожалуйста, следите за речью. — Ой, да пошла ты, — отмахнулась Даяна, вызвав лёгкую усмешку на губах Владимира. Натали замерла от шока, в её глазах блеснули слёзы, а Владимир готов был мысленно аплодировать любовнице. Какое же он испытывал приятное, пьянящее чувство. Он снова был юным и бодрым. Его любила молодая девушка, как же ему повезло. — Конечно, кисонька, сейчас сходим в кафе, — сказал он, обращаясь к Даяне. Натали позеленела. Она не могла понять, как Владимир, такой скромный и застенчивый, завёл себе молодую любовницу. Да, она понимала, что он не сможет всю жизнь прожить один. Но не так же скоро. Ведь он страдал из-за развода. Она думала, долго будет мучиться. А нет, смотрите-ка, не прошло и полугода, он забыл обо всём. Словно и не было тридцати лет брака. Наверное, даже обрадовался разводу с надоевшей женой. Сразу же пошёл по бабам. А точнее, по юным девам. Сорвался с цепи, загулял. Нет дела до бывшей жены, как будто её и не было. Неужели все мужчины такие жестокие? И так больно стало, так грустно. Почувствовала себя отжившей, ненужной, а ведь ещё совсем молодая, всего сорок восемь лет. А выглядит так и вовсе не старше тридцати пяти. Но почему же неожиданно за последние полгода, за время жизни с Оскаром, стала ощущать себя едва ли не старухой? Как будто вся жизнь закончена и впереди ничего не ждёт. Она — отбракованный материал, никому больше не нужна. А Владимир получил шанс начать всё заново, приобрёл вторую молодость. Связался с молоденькой и в ус не дует, хорошо ему. Развлекается, как юноша. Получил, что хотел. И боль отразилась от самой глубины души, так обидно, горько. Какая же она идиотка, зачем совершила эту ошибку? Но не время злиться на себя, сейчас не до того. Надо испить свою чашу до дна, ведь кроме неё никто не виноват, сама жизнь себе сломала. — Ой, какой страшный бомж, ужас, — вклинился в её сознание голос Даяны. — Масик, это твой друг? Откуда у тебя такие друзья? — девушка презрительно смотрела на Оскара. На хорошеньком личике читалось откровенное превосходство и отвращение. — Владимир! — слегка повысила голос Натали. — Я не понимаю, что происходит. К чему этот балаган? Мы не в цирке. Попрошу хоть капельку уважения. Между прочим, пострадал близкий мне человек. Разве тебе не кажется, что здесь не место для этой юной особы? Владимир не мог точно понять, чем именно Даяна возмущает его бывшую жену. Тем, что вызывает ревность ведь Натали не ожидала, что он так быстро её забудет и вступит в новые отношения, или же проявлением неуважения к обожаемому Оскару, которого, о, ужас, назвали «страшным бомжом». Кстати, он сам едва не рассмеялся от слов молодой любовницы. Вот уже действительно правильное определение, больше всего ему подходит. Как же приятно, ведь этот человек мучил его на протяжении тридцати лет. Не давал жить спокойно, всему есть предел. Даяна, понявшая, что от неё хотят избавиться, так как её присутствие нежеланно в этом помещении, вскинула голову и в упор посмотрела на Натали вызывающим дерзким взглядом. — Какие-то проблемы, тётя? Хочешь отбить у меня Масю? Не выйдет! Ты себя видела? Тебе в твои годы светит только нищий пенсионер, так что знай своё место! — поскольку девушка больше не была секретарём президента, а стала "Кисонькой" "Масика", то и соблюдать вежливость и правила поведения тоже больше не считала нужным. Ведь "Кисоньку" любят за красоту, а не за культурную речь. Натали окаменела. У неё не нашлось слов, чтобы ответить хамке. Она только открывала и закрывала рот, как рыба, вытащенная из воды, а в глазах начали собираться слёзы. Как же она жалела, что сейчас рядом нет сыновей, которые всегда могут за неё постоять. Придумать такой колкий и остроумный ответ, при этом без оскорблений, что у любого пропадёт желание так шутить. Сама она не могла найти подходящих слов, растерялась. Только не могла понять, как эта малолетка в сравнении с ней, которой нет ещё и тридцати лет, смеет так с ней говорить. Взгляд Кристиана тоже выражал шок, он явно не знал, как реагировать, находился в замешательстве, ведь Даяна была под защитой Владимира. Но и не мог позволить оскорблять мать президента. Он только собрался что-то сказать, но Владимир опередил его. — Дорогая, можно повежливей? Эта женщина — часть моей семьи и всегда останется очень близким мне человеком, ведь она мать моих детей. Я не могу позволить тебе говорить с ней в таком тоне. Немедленно извинись, — его голос звучал спокойно, ровно, но очень твёрдо и решительно. Даяна вздрогнула, испугалась. Она же не хотела потерять расположение "Папика". — Извините, — пробормотала девушка, опустив голову. Она была раздражена, подумав о том, что все мужчины её оскорбляют. Эдвард обиделся из-за своей беременной кошёлки, Мася — из-за бывшей. Думают о других, но не ней. За что ей такое? Почему все заботятся о других женщинах, но не о ней? Даяна глубоко вздохнула, отгоняя эти мысли. Похоже, она снова никому не нужна, видят лишь её тело, но не её саму. «А есть ли там что-то кроме тела?» — спросил настойчивый голосок в голове. Девушка решила не обращать на него внимание. Ей важнее успех, и она его добьётся любой ценой. Не собирается всю жизнь работать, как проклятая, ей нужны деньги, много денег. — Спасибо, — едва слышно прошептала Натали, покраснев, обратившись к бывшему мужу. Тот ответил робким взглядом, совсем как раньше. Однако в сердце Натали не успела вспыхнуть надежда, как тут же погасла. — Пойдём в кафе, Даяна, — обратился Владимир к спутнице, — не будем мешать покою близкого человека моей бывшей жены, — с иронией произнёс он. — Пусть отдыхает, а то столько чужих людей собралось, ешё не поправится. Думаю, всем посторонним пора покинуть помещение, — он галантно предложил руку Даяне. Та приняла её, и они направились к двери. Обернувшись, девушка быстро показала Натали язык. Владимир не видел этого действия. На краткий миг взгляд Даяны снова переместился на пострадавшего. Ей вдруг показалось, что он открыл глаза, хотя с такими синяками непонятно было, как он мог бы это сделать. Но она словно почувствовала на себе его взгляд. «Что всё-таки с ним произошло? — невольно подумала девушка. — И почему Масика бросили ради него? Чем он лучше? Вроде бомж бомжом, а может, когда здоровый, вполне ничего? Может, он богаче? Узнать бы, кто это». Она сама не понимала, почему травмированный мужчина вызвал такой интерес, но очень хотела бы узнать, что с ним произошло. А Натали провожала их пустым взглядом. Она осталась одна с нелюбимым и пострадавшим Оскаром. Где она раньше была? Почему не рассмотрела, какой её муж на самом деле? О чём думала все эти годы? Неужели всерьёз верила в любовь к Оскару? Зачем разрушила и свою, и его жизнь? Ведь они не созданы друг для друга. Он не такой, как в её мечтах. А единственный и любимый только что навсегда ушёл из её жизни в свою жизнь, счастливую и полную любви. Новой, придающей ему силы и молодость. И когда те скрылись в конце коридора, женщина поняла, что, оставшись наедине с собой, уже не могла держать себя в руках. Эмоции последних дней измотали её настолько, что выдержка и достоинство ей изменили. Нервы были на пределе, и, поняв, что ещё немного и всё, кто есть в больнице, увидят её состояние, быстро зашла в соседнюю палату, к счастью, пустую. И, закрыв за собой дверь, тотчас же бросилась на заправленную кровать и, уткнувшись лицом в подушку, почувствовала, как слёзы хлынули из глаз неуправляемым потоком. Они текли бурно и в таком количестве, что вытирать их не было смысла. На месте их тут же возникали новые, пропахавшие глубокие солёные дорожки в слое дорогого тонального крема. Натали не плакала вот так уже давно, даже тогда, когда объяснилась недавно с детьми слёзы были другими. В тот момент это были светлые, очищающие душу рыдания, облегчавшие её от многолетнего чёрного груза, мешавшего ей дышать и жить полной грудью. Теперь же от этих слёз никакого облегчения не было. Это были рыдания отчаянной безнадёги, понимания того, в какую ловушку сама себя загнала, принятие тяжелого жизненного урока и невозможности отмотать назад и всё сделать иначе. Когда? Во время новой встречи с Оскаром. Или нет, на моменте их первой. Нужно было ещё тогда найти способ пожить семьёй, и от этого быстро стало бы понятно, что никакая они не пара. Что едва спадёт угар любовных страстей, и они предстанут друг перед другом такими, какие есть без розовых очков. Становится яснее ясного, что было большой глупостью стать парой. Более разных и неподходящих друг другу людей представить сложно. Натали не захотела слушать судьбу, считала, что та велит ей быть с Оскаром. Именно он — её судьба и настоящая любовь, не желая и слушать того, что та говорила ей в действительности. Сказала она совсем иное, то, что более нужно для совместной жизни, чем хороший и страстный секс. Женщина же решила, что бурные страсти продлятся вечно, и пока они есть, всё хорошо. Так-то оно так, но вечно они не длятся. Просто во время первой встречи ей не удалось попасть на этот момент, и благодаря этому появился эффект незаконченного действия — возможность позволить себе создать идеальный образ, поверить в его существование и принять за данность. Это как надеть понравившийся костюм на живого человека, не замечая того, подходит ли он ему. Но, живя только этим, невольно упускаешь реальную жизнь и возможность настоящего, живого, а не иллюзорного счастья. Была у неё эта возможность, почти тридцать лет маячила перед глазами, прося заметить и принять в себя, но Натали осталась слепа. Счастье ждало долго её прозрения, но, наконец, устало и ушло. Нет его больше для неё. От этого становилось ещё больнее, и слёзы текли ещё более сильно. Легче ей не становилось, рыдания опустошали душу, ничего не давая взамен, лишь только отнимая и отнимая. Неужели так будет теперь всегда?