***
Оболенский поднялся наверх, в травматологию, но в коридоре никого не было. Очевидно, Натали в палате Оскара. Владимир заглянул туда, однако её и там не оказалось. В палате был только сам пациент и медсестра, снимавшая у него капельницу. — Девушка, простите, — обратился отец президента к медсестре. — Вы не можете сказать, где сейчас спутница этого пациента? Хотя бы то, здесь ли она ещё или уже ушла? Рыженькая медсестра поправила шапочку и ответила, глядя на Владимира с вежливой улыбкой: — Недавно была здесь, но куда-то вышла, наверное, поговорить с врачом, подождите её, она скоро вернётся. Мужчина поблагодарил её и вышел в коридор, чтобы не мешать ей производить процедуры. Он хотел и правда дождаться Натали здесь, но, сделав шаг в сторону от палаты Оскара, услышал, что из соседней доносятся всхлипы и голос, казавшийся знаком. Поняв всё, прежде чем увидел, Владимир толкнул белую дверь. Предчувствия не обманули, Натали была там. Она лежала на заправленной кровати и, уткнувшись лицом в подушку, горько и отчаянно рыдала, до побелевших костяшек сжимая пальцами её углы. Сквозь горькие всхлипы можно было разобрать некоторые слова: — Я не могу… Это ужасно… Как теперь жить… При виде слёз бывшей жены Владимир испытал смешанные чувства. С одной стороны, он всё ещё был на неё обижен и радовался, увидев её униженной и растоптанной после всего того высокомерия и презрения, которым долгое время обливала его. А ведь он пережил столько унижений не только за последние тридцать лет их жизни, но особенно со времени, прошедшем после развода. С другой, в душе его шевельнулась жалость и зародилась ответная боль на ту, что испытывала женщина, любимая им с детства. Любовь, которая до сих пор продолжала жить в его сердце, хотя мужчина и запретил поднимать ей голову. И того торжества, которое ожидал испытать в ответ на её боль, почти не почувствовал, хотя столько ночей мечтал о нём, мучаясь бессонницей. А сейчас она сама вышла на первый план, постепенно вытесняя обиду и жажду мести. Владимир видел страдания любимой, и они причиняли ему боль. Пускай даже она волнуется о своём любовнике, переживает за него, боится, как бы тот не умер. Всё равно, главное, что ей плохо и мужчина сам начинал страдать с ней вместе. И не в силах этого выносить, Оболенский присел возле неё на стул и с осторожной нежностью коснулся волос Натали и слегка погладил их. Женщина замерла на одну секунду и, перестав всхлипывать, чуть повернула лицо и, увидев рядом бывшего мужа, вдруг разрыдалась с утроенной силой. Слёзы потекли по её лицу, впитываясь в подушку. Владимир снова провёл рукой по волосам и вздрагивающей спине женщины. Потом, не сумев себя сдержать, опустился рядом и, обняв её, прижал к своему плечу, позволяя и ей обнять себя, уткнувшись в него лицом. Натали всхлипнула, и солёные потоки полились на светлую рубашку Оболенского. Тот лишь крепче обнял её и перебирая пальцами шелковистые волосы жены, прошептал ей на ухо ласково и успокоительно: — Тише, не надо так изводить себя, вот увидишь, всё не так ужасно, как сейчас кажется. Просто ты в шоке, потому и мерещатся всякие страсти. На самом деле медицина сейчас высокого уровня, и совсем скоро твой Оскар поправится, и вы снова будете вместе. Так всё и будет, я тебе говорю, он поднимется с кровати и снова тебя обнимет. Честно, я точно это знаю… Верь мне. Реакция на эти слова оказалась неожиданной. Натали, вместо того, чтобы затихнуть и, успокоившись, улыбнуться, внезапно резко отпрянула от бывшего мужа и, уперев руки ему в грудь, выкрикнула в яростной злости, продолжая размазывать по лицу слёзы: — Да чтоб он сдох, паразит несчастный! Все нервы мне измотал! Видеть его уже сил нет! Валяется на диване, проматывает мои деньги, позорит меня при всех! Как же я от него устала! Не могу больше так! — Натали ещё никогда не употребляла такие выражения, это было ей совершенно несвойственно, что свидетельствовало о крайнем нервном напряжении и полном бессилии. Владимир смотрел на её покрасневшее от ярости лицо, ставшее неожиданно красивым в этой новой эмоциональной окраске, и, словно желая вновь успокоить, притянул её к себе и обнял особенно крепко, продолжая поглаживать по спине. При этом руки его становились всё более горячими и двигались по спине Натали всё более медленно, выдавая так неожиданно и не вовремя вспыхнувшее желание. Натали в ответ, почувствовав это, посмотрела на него с удивлением, и в глазах её зажглось какое-то странное пламя, каково Владимир не видел ещё никогда. Он непроизвольно поднял руку и заправил ей за ухо выпавшую прядь волос, при этом будто бы ненароком погладил Натали по щеке, стирая с неё слезу. Женщина непроизвольно потёрлась щекой о его ладонь, сделав это неосознанно, на одном только инстинкте. Но разум Владимира поглотил это движение с жаждой давно не евшего человека. Он поднял вторую руку и положил на её плечо, она слегка наклонилась и от этого коснулась своим носом его. Владимир приподнял голову, и его горячие губы тут же нашли её, холодные и солёные от слёз, соединяясь с ними воедино, не в силах разорвать это невольное касание. Да и не слишком желая этого.Часть 19 Нежность врага
23 мая 2024 г. в 19:09
Владимир и Даяна спустились на первый этаж и пошли по коридору к располагавшемуся в конце буфету. Мужчина старался сосредоточить внимание на том, что бы ему съесть, ведь он не ел со вчерашнего утра и должен был проголодаться. Но вопреки этому о еде не думал, как ни старался представить себе какое-то блюдо, аппетит в упор не приходил.
Да ещё и Даяна, словно не замечая его состояния, всю дорогу до буфета висела на нём, как на родном. То и дело хватала под локоть, обнимала на шею, трогала волосы и щебетала на ухо что-то восторженно-глупое. Владимир не слушал её и на эти провокационные касания отвечал холодностью мраморной статуи.
Но через время эта навязчивость и наглость начали раздражать. Он уже успел пожалеть о том, что позволил ей поехать с ним, теперь не будет покоя, не отцепится сама, если не отцепить. Один только плюс был в присутствии этой невоспитанной особы — Натали, кажется, неприятно было видеть его с другой. Ревнует, хотя и делает вид старательно, что ей всё равно. Неужели она всё же начала что-то ощущать к бывшему мужу? Нет, едва ли, скорее всего, просто завидует. Она-то думала, что тот до конца дней своих будет оплакивать потерянную любовь, а по итогу или сопьётся, или сойдёт с ума. Что же на самом деле? Владимир живёт себе припеваючи, гуляет под ручку с молодой красоткой модельной внешности и о Натали даже не вспоминает. Да и выглядит на уровне: стройный, подтянутый, моложавый. Натали же сейчас в горе от состояния своего любовника, будто бы постарела лет на десять.
«Точно, так всё и обстоит», — думал сейчас Владимир, но что-то внутри него говорила, что он обманывает себя, старательно убеждая в том, чего бы ему хотелось, в душе понимая, что глубоко неправ. И когда ему почти удавалось поверить в то, что Натали и правда всего лишь злорадствует на его успешность, перед его глазами тут же вставали другие. Её глаза, смотрящие ему вслед с выпадением глубокой внутренней боли. Глаза, что едва сдерживали слёзы. Те самые глаза, которые Владимир любил ещё с детства, сейчас будто бы спрашивали, как он может вот так? И от этого взгляда становилось не по себе. От него не получалось отделаться. Он никак не шёл из головы.
Таким образом, мужчина не заметил, как они прошли в буфет, и Даяна даже усадила его за столик и, видимо, не дождавшись ответа от Владимира на неоднократно заданный вопрос о том, что он будет, заказала на своё усмотрение. Официант вскоре принёс на подносе две чашки кофе, салат Цезарь, пасту Карбонара и вазочки с клубничным мороженым. Да, выбор так себе, но, видимо, не нашлось ничего дороже, пришлось взять это. И, коротко кивнув в благодарность, которой не испытывал Владимир, начал есть, почти не ощущая вкуса, иначе возмутился бы какую гадость ему подали под видом известных ресторанных блюд. В салате вместо специального соуса был простой майонез, вместе гренок — куски обычного хлеба, а помидоры явно вырастили искусственно. Да и паста не радовала — отвратительно слипшиеся макароны под соусом, сделанным из, как показалось Владимиру, растопленного жира. Даяна, казалось, думала так же, но, в отличие от безучастно жевавшего кавалера, не стеснялась выражать своё мнение громко и без комплексов. Мнение, которое никто не спросил и на которое было наплевать всем, особенно спутнику.
— Котик, — потеребила она за плечо Владимира, — я не буду есть эту дрянь! Отведи свою кисоньку в приличное заведение, ты же не хочешь, чтобы я отравилась? Правда? Ты же так любишь меня!
Владимир подумал при этом со слабым намёком на злость:
«Люблю? Девочка, да я тебя почти не знаю, знаком с тобой несколько часов, а ты ведёшь себя так, словно я твоя собственность! И что это за выражение? Котик, кисонька! Развела тут зоопарк!»
Даяна не видела его эмоций, продолжая ковырять ложкой мороженое и запивать его кофе. Потом, видно, не выдержала холодности кавалера и бросила ему на ухо:
— Милый, я сейчас отойду в комнату для девочек, поправлю макияж, нельзя же являться в приличный ресторан в таком виде. Подожди меня здесь, лапулечка, я быстро, правда!
И тут же звучно поцеловала его в щёку, после чего, наконец, ушла.
Владимир посидел немного, наслаждаясь тишиной и свободным личным пространством, потом не выдержал и встал, направившись обратно в отделение, машинально бросив на стол купюру. Мужчина понял, что ему до боли в сердце хочется увидеть бывшую жену и что не будет ему покоя, пока не сделает это.