Свёрток с чёрными крыльями

      Несколько секунд Люцифер смотрел на них. Потом медленно подошёл ближе. Неуверенно протянул отчего-то подрагивающую руку. Дотронулся до чёрных перьев. Сразу же ощутил — крылья были настоящими.       — Но... — Денница сглотнул, убирая руку, будто боясь, что от продолжительного прикосновения они могут внезапно рассыпаться в прах. — Но я не понимаю...       Люцифер поднял растерянный взгляд на доктора. Та молчала, поджав губы. Взгляд у неё был полным сочувствия, но Денница действительно не мог осознать в полной мере, что всё это значит.       Тогда он посмотрел на Аменадиила. Понял вдруг, что брат его не произнёс ни слова с того самого момента, как они вместе вошли на парковку, и он увидел свою машину. Аменадиил смотрел на Линду — молча, и взгляд его сложно было как-то охарактеризовать.       — Брат, — голос Денницы будто бы сел, казалось, звук доносится откуда-то издалека. — Что это?.. Это... как? Как они у тебя оказались?..       Старший ангел глубоко вздохнул.       — Люци, — ещё не отрывая взгляда от Мартин, тихо сказал он. — Я тебе всё объясню.       — Сомневаюсь, — проронила Линда, скрещивая руки на груди.       Люцифер перевёл взгляд на доктора. Потом на своего брата. Снова на доктора. Казалось, между ними идёт какая-то немая беседа, непонятное ему одному противостояние.       — Я не понимаю, — повторил Денница. Это прозвучало отчего-то почти жалобно. Словно он не был способен одним драконьим криком призвать целое небесное воинство или изгнать кого-нибудь в Ад, когда считал это справедливым.       Линда взглянула на него — не с жалостью, но всё с тем же сочувствием.       — Люцифер, это был он, — сказала она.       — Он был... что?       — Всё, — коротко ответила Мартин. Вздохнула, вновь переводя взгляд на Аменадиила. — Всё.       Денница поморгал. Тоже посмотрел на брата.       И, несмотря на то, что это казалось очевидной ошибкой, странным недоразумением, он увидел, как Аменадиил тоже поджимает губы и неодобрительно качает головой, глядя на Линду. Та едва заметно вздёрнула подбородок.       — Я не могла молчать, — Люцифер даже не сразу понял, к кому именно она обращается. — Я могу лишь догадываться, почему ты всё это сделал, но в том, что это был именно ты, у меня нет сомнений, — и она сделала короткий шаг назад, встала рядом с Денницей — как некогда стоял рядом с ним сам Аменадиил, собираясь противостоять всему небесному войску. Это тихое сражение казалось даже важнее того, что произошло на стадионе почти две недели назад. — Так расскажи нам, Аменадиил. Расскажи нам правду.       Ещё несколько секунд Люцифер просто не верил. А потом вдруг заметил.       В руках у его брата не было Клинка Азраэль. Он не взял его с собой.       Зато он был у него в руках, когда Денница прилетел в пентхаус, едва понял, что больше не слышит молитв Майкла. Могли ли они прерваться вовсе не потому, что близнец увидел открытый путь к сейфу с Клинком? Мог ли Майкл замолчать, потому что Аменадиил собирался исполнить...       — Ты... — Люцифер ещё цеплялся за остатки своего поистине греховного неверия, — Аменадиил, ты взял Клинок? — брат молчал. Не вынул меч из рукава или глубокого кармана своего безразмерного пиджака. — Почему?..       Но ответ был очевиден.       Потому что Аменадиил не смог к нему прикоснуться.       Потому что Аменадиил был тем, кто собирался воспользоваться им, чтобы убить Майкла.       Люцифер, закрыв глаза, помотал головой. В горле у него застрял комок, который вряд ли можно было вымыть самым крепким спиртным в мире — вот только теперь брат не мог отвлечь его очередным стаканом или целой бутылкой. И как он мог быть настолько слеп?..       — Ну? — то ли потребовала, то ли подтолкнула Линда.       Аменадиил, тяжело вздохнув, наконец заговорил.              Денница слушал молча. Слушал о том, как тяжело его брату было пережить смерть его любимой Ремиэль. О том, как он умолял их Отца, чтобы тот забрал у него силы и отдал их Чарли, о чьей смертности, по сути, сообщил ему Майкл. О том, как Аменадиилу пришлось впервые похоронить своего смертного друга — Дэниэла. О том, как сам он, Люцифер, начал возиться со своим близнецом вместо того, чтобы заслуженно бросить того в Ад.       О том, как Аменадиил встал рядом с ним против всех их братьев и сестёр. Как он навещал Дэна и могилу Реми, понимая, что потерял любимую младшую сестру безвозвратно. Как он злился на брата из-за того, что тот никак не собирался взяться за дело, ради которого погибла Ремиэль.       — Я пытался, — процедил старший ангел, — пытался заставить Люцифера оставить уже его где-нибудь в Аду. Даже предлагал отнести на Небеса. Я умолял его занять трон, я был готов сам подняться туда вместо него и стать правителем, если это потребуется. Но всё это ни к чему не привело.       — И тогда у тебя появился план, — сказала Линда. — Ты вспомнил обо мне.       Аменадиил едва заметно кивнул.       — Сначала я решил выкрасть крылья. Но потом понял: если они просто исчезнут, Майкл заставит Люцифера начать их искать. И эти поиски будут бесконечно отвлекать его от главной цели. И тогда... — ангел впервые посмотрел брату в глаза. — Я решил, что Майкл должен увидеть, как они сгорят.       — Чтобы искать было нечего, — заключила Мартин. — Майкл бы перестал быть к чему-то привязан. Люцифер был бы вынужден отправить его куда-то, хоть на какие-то ваши ангельские исправительные работы, а сам отправится на Небеса править миром. Нет тела — нет дела.       — Да, — коротко кивнул Аменадиил.       — Но это не всё, — тихо сказал Денница. — Нет. Ты хотел, чтобы Майкл увидел, как они сгорят, не только для того, чтобы искать было нечего. Ты хотел причинить ему боль, — да, сейчас это было очевидно. И знакомый стенд с торгов, где они были вместе с Аменадиилом и Хлоей. И точно отключенные камеры, чтоб не было видно, как брат готовит костёр. И доступ к пустой комнате со свёртком — Аменадиил сам отправил их с Майклом к Линде, сам отключил все камеры и даже заботливо убрал бесценные раритетные автомобили своего брата с парковки, после чего закрыл её для посетителей. А потом — продолжал делать вид, что...       — Да, — в коротком слове было столько непривычной злости, что Люцифер вздрогнул. Его брат мог сердиться, но эта яростная ненависть была скорее присуща его собственной дьявольской стороне. — Да, я хотел, чтобы он мучился. Чтобы он испытал хоть малую долю той боли, которую испытал я, когда похоронил Реми и Дэна. Когда понял, что буду смотреть на то, как мой сын растёт и крепнет, а потом — стареет и чахнет, после чего похороню и его. Когда я узнал, что никогда не смогу отправиться с ним на твою Венеру в подарок на шестнадцатилетие, потому что ему будет нужен воздух. Но я, — Аменадиил взглянул на свёрток, что всё ещё лежал в открытом багажнике, — не грешник. Я не тронул Творения нашего Отца.       — Те торги, — едва слышно сказал Денница. Его брат кивнул.       — Прежде, чем отправить вас к Линде, я заказал копию. А потом... — мрачный, тяжёлый взгляд в глаза Мартин, — потом — вы знаете.              Повисла тяжёлая тишина, прерываемая лишь сопением Чарли в машине. Люцифер смотрел в глаза своему брату, вспоминая всё, что произошло в последнее время. Все те тревожные звонки, что он упустил, истолковывая неловкость Аменадиила в положительном ключе, объясняя самому себе эти странные фразы и взгляды тем, что брат о нём заботится. Правда?.. Заботится?..       Наливает виски, чтобы заставить отвлечься от того факта, что Майкл сломлен?       Отправляет к Линде, чтобы остаться с беспомощным братом наедине и иметь возможность убить его?       Намекает, что кто-то может считать кару недостаточной?..       На кого Аменадиил собирался спихнуть вину за смерть Майкла? На Люцифера? «Прости, брат, думаю, твоя Божественная Воля дала слабину, когда он добрался до Клинка»? Или, может, на Габриэль, которая имела смелость явиться и сказать им, что до сих пор любит Майкла?..       — Как ты мог, — Денница говорил негромко, но в тишине пустой парковки, где недавно разыгралась настоящая трагедия, каждое его слово будто бы отражалось от бетонных стен и пола. — Аменадиил...       — Он это заслужил, — почти что рыкнул ангел. — Он...       — Ты позволил мне обвинить Задкиэля в том, чего он не делал, — может, внутри у Люцифера всё дрожало бы; но он уже перетрясся в доме у Линды и у себя в пентхаусе. Голос его тоже был ровным.       — Люци...       — Ты допустил это. Стоял рядом и смотрел на то, как я изгоняю его в Ад, — Денница медленно втянул в себя воздух. — Ты не сделал ничего, чтобы остановить меня. Зная, что Задкиэль этого не заслужил.       — Это единственное, о чём я жалею, — помолчав, ответил Аменадиил. — Я думал, как убедить тебя в том, что Задкиэль невиновен, но...       — Но не придумал, как при этом не рассказать мне хоть часть правды, да? — глаза нещадно жгло; но Люцифер даже не понимал, от чего — от усталости, дьявольского пламени или божественного света. — Я думал... думал, ты станешь моей правой рукой, брат. Ты поддержал меня первым. Ты так... заботился обо мне. И о Майкле, хоть я знал, что ты этого не одобряешь. А на самом деле?..       — Люци, я...       — На самом деле ты лгал мне в глаза, — Денница не кричал, не разносил стен клуба и не хоронил их всех под многими тысячами тонн бетона. Но этот его ровный, почти спокойный голос звучал ещё страшнее. — Лгал, решая вершить свою собственную месть за моей спиной. Если ты думаешь, что я такой плохой правитель, брат, почему же ты просто не попросил у меня трон? Мы ведь это обсуждали. До ухода Отца мы были уверены, что он достанется тебе. Ты не поговорил со мной напрямую, — и голос Люцифера стал ощутимо громче, заставив Линду тревожно взглянуть на него. — Не высказал всё, что чувствуешь. Манипулировал, считая, что я должен прислушиваться к твоим намёкам...       Мартин невольно шагнула к нему, чувствуя, что сейчас последует взрыв. А может, и не к нему — а к машине, где оставался Чарли. Смертный Чарли, не по милости и не по вине Майкла — просто по своей сути.       — Люцифер... — начала было она, но Денница неожиданно мягко коснулся её плеча. Не так, как сделал бы это в гневе.       Так, как сделал бы это, гори вся его божественно-дьявольская душа от мучительной боли предательства.       — Но знаешь, что? — снова негромко, и наконец — чуть дрогнувшим голосом спросил Люцифер. — Ты — всё ещё мой любимый брат.       Линда медленно подняла взгляд на Денницу. Раньше от него исходили волны страха и тревоги; теперь же, особенно когда он прикасался к её плечу, она ощущала нечто очень знакомое: умиротворение и тепло. Совсем так же, как тогда, когда Мартин разговаривала с Дедом своего внука.       И боль. Его боль. Но это тепло её окутывало, не допуская до человеческих душ.       — Люцифер... — едва слышно вздохнула Линда. Не пытаясь привлечь его внимание — сама себе, констатируя одной ей понятный факт.       — И я всем сердцем сочувствую тебе, — продолжил Денница. И голос его оставался прежним — почти человеческим. Без дьявольского рычания; без излишней божественной возвышенности. Мартин подумала, что присутствует при самой грандиозной метаморфозе в истории Бытия; сейчас она бы ни за что не предпочла оказаться в каком-нибудь другом месте. В бессмертном ангеле рядом с ней сейчас слились воедино все три его ипостаси — от одного только осознания этого можно было бы исполниться религиозного вдохновения. — И понимаю, каково тебе было потерять Реми.        — Что ты можешь понимать?! — сквозь зубы процедил Аменадиил. Линда не знала, чувствует ли он то же самое, что и она, но слышала в его голосе гнев и отчаяние. — Что?.. — возглас был болезненным, с душевной раны оказался сорван старый пластырь.       — Я понимаю, — Люцифер лишь немного повысил тон, чтобы перекричать своего брата. — Потому что едва не потерял Майкла!       Старший ангел замолчал. Сердце у Мартин должно было бы колотиться, как бешеное — не каждый день присутствуешь при подобных разборках древнейших ангелов, — но оно, убаюканное волнами тепла, исходящими от Денницы, продолжало биться спокойно и размеренно.       — Люцифер, — наконец, заговорил Аменадиил. — Он убил невинного человека.       — Да, — качнул головой Денница.       — Он убил нашу сестру.       — Да.       — И Хлою!.. И он виновен в смерти Дэна!       — Да. И он думал, что я сгорю в Небесном пламени, пытаясь вернуть её.       — И ты всё ещё беспокоишься о нём?!       — Да, — Люцифер сам мягко отстранил Линду и сделал шаг к своему брату.       — Почему?!       — Потому что он мой брат, — этот тон Мартин хорошо знала: так её бывший пациент говорил лишь в редкие минуты абсолютной искренности с самим собой. — Он мой близнец, Аменадиил. Я не выбирал, каким он будет. Как и ты не выбирал, какой будет Реми, — старший ангел стиснул зубы, будто от боли, когда услышал это имя. — И не выбирал, каким буду я. Я не казнил его, потому что не хотел этого. Этого хотел только ты. Ты — в своей мести. В слепом гневе. В том же гневе однажды ты пытался убить меня. Пытался запереть меня в Аду. И даже позволил мне изгнать невинного Задкиэля. В этом гневе ты пытался убить моего близнеца. Ты, — ещё шаг, и Аменадиил вздрогнул, когда Люцифер коснулся его плеча — должно быть, ощутил те же волны божественного тепла и любви, исходящие от брата. — Ты натворил много хрени, знаешь ли, — ангел открыл рот, чтобы что-то ответить, но в то же мгновение встретился взглядом с братом. Умолк — даже не на полуслове, а на полувдохе. Видимо, наконец-таки почувствовал, что происходит. Услышал, если не ушами, то собственным древним сердцем. — Но и ты всё ещё мой брат. И я тоже тебя не выбирал, — Денница сглотнул, покачал головой. — Думаешь, кто-то выбрал бы того, кто способен так мучить твоего близнеца? Своего брата?       Аменадиил нахмурился. Гнев в нём пересиливал божественное тепло; он стряхнул руку Люцифера со своего плеча.       — Майкл мне больше не...       — Аменадиил, у него моё лицо, — не отрывая взгляда от брата, сказал Денница. — У него мой голос. И ты позволил ему броситься в пламя, позволил ему сломаться и собирался уничтожить его душу. Душа — единственное, что нас с ним отличает. И ты был настолько зол, что смог бы это сделать? Смог бы сделать это с тем, кто смотрит на тебя моими глазами?       Старший ангел замолчал. Линда вздрогнула, будто вынырнув из последних волн тёплого очарования, что исходило от Люцифера, и вспомнила о собственном плане. Похоже, она всё ещё сможет...       Прежде, чем Мартин подошла к машине и открыла дверь, она увидела, как Аменадиил медленно качает головой и опускает веки.       — Теперь я займу место Задкиэля в Аду? — глухо спросил он. То ли очень кстати, то ли совершенно неуместно Линда тихонько хлопнула дверцей автомобиля. Ангелы одновременно вздрогнули, посмотрели в её сторону. Но женщина не стала ничего говорить.       Боялась ли она этого возможного решения Люцифера? Безусловно. Но, когда Мартин поняла, что сделал Аменадиил — поняла ещё и то, что молчать было бы нечестно. По крайней мере, по отношению к Деннице. В конце концов, он был членом её семьи. Он настрадался за последнее время и заслуживал правды, пусть и такой тяжёлой.       Разумеется, первой мыслью Линды было поговорить сначала не с ним, а с Аменадиилом — но, хорошенько подумав, Мартин пришла к выводу, что тем она лишь всё усложнит и запутает. Оправдания для ангела она найти не могла; как бы ей ни был страшен гнев Люцифера — Аменадиил определённо заслуживал того, что брат решит с ним совершить. Разрубить мучительный узел нужно было сейчас; Аменадиил же лишь придумал бы больше лжи и причинил бы Люциферу ещё больше боли, втянув в эту ложь и её. Смогла бы Линда рассказать Деннице правду, если бы сначала выслушала отца своего ребёнка? Если бы он признался ей и попросил помочь всё скрыть?       Мартин сомневалась.       А что случилось бы, если бы вдруг Люциферу стало известно, что она узнала правду и не рассказала ему? Что ж, об этом Линде не хотелось даже думать. Одно она знала точно: ей не стоит врать. Горькую пилюлю подсластить не удастся: ни себе, ни Деннице. Уж лучше открыть ему правду: и как новому божеству, и — что гораздо важнее, — как близкому ей существу. Дяде её сына.       Люцифер глубоко вздохнул, когда перевёл взгляд с Мартин на своего укутанного в одеяльце племянника, которого она держала в руках.       — Нет, — ответил он. — Конечно, нет. У тебя есть сын и ты ему нужен.       Аменадиил сглотнул, тоже глядя на Чарли.       — Я тебя знаю, Люци. И я знаю, что должен понести наказание за всё, что было содеяно. Ты покарал нашу Мать, и сам, не сомневаясь ни секунды, отправил Задкиэля в Ад. И ты прав, — он опустил веки, — я преступил черту. Даже несколько. После того, как сам присягнул на вернуть тебе. Поэтому, — тяжёлый вздох, и старший ангел посмотрел прямо в глаза брату, — будет справедливым принять любое твоё решение. Если ты хочешь...       — Аменадиил, — устало выдохнул Денница. Ангел моргнул, вдруг вместо мудрого и всепрощающего нового божества увидев перед собой просто Люцифера. Младшего брата, что и вправду выглядел уставшим, почти больным. Не спавшего, наверное, больше сотни часов подряд. Слышащего бесконечный поток мучительных молитв собственного близнеца о смерти. Аменадиил не мог знать, но чувствовал, что они вернулись. Только когда? Пока он рассказывал, как планировал сломить Майкла? Или уже тогда, когда Люцифер нашёл в себе силы простить ему всё содеянное? — Я хочу лишь, чтобы мой брат исцелился. Я сам совершил немало ошибок. Сделал с ним то, чего не стоило делать, — совершенно детским жестом Денница потёр покрасневшие от усталости глаза. — И как это исправить — я не знаю. Поэтому, если ты не против — твоей карой будет помощь в исцелении Майкла. Если у тебя есть хоть какие-то соображения по поводу того, с чего нам начать...       — У меня есть одна идея, если позволите, — впервые вмешалась Линда. Ангелы вновь посмотрели на неё: один — с тяжёлой виной, другой — с усталой болезненной надеждой.       Спорить — как и спрашивать, — никто не стал.       А она подумала, что сможет на собственный лад наказать Аменадиила — и даже, в общем-то, не отступая от решения Люцифера... в общих чертах.              Они вместе поднялись наверх. Денница нервно и глубоко вздохнул, когда двери лифта открылись в пентхаусе. Честно говоря, он не понимал, почему Мартин не позволила им забрать свёрток с крыльями из машины его брата; и сейчас, ещё с «порога» увидев Майкла, что явно пытался встать, пока они проводили свои душещипательные беседы на парковке, Люциферу даже расхотелось делать какие-либо предположения по этому поводу. Он не понимал, в чём заключался план доктора, на его взгляд — так вернуть свёрток было единственным способом хотя бы остановить эти беспрестанные мучительные молитвы.       — Вы уверены, доктор? — тихо спросил Денница. Ему не нужно было даже пытаться проследить за взглядом его близнеца — Люцифер и так знал, что Майкл смотрит на оставленный Аменадиилом Клинок на барной стойке. Если он до сих пор не смог встать, неужели, ему было так больно?.. — Может, будет лучше, если мы просто вернём...       Линда покачала головой, прижала палец к губам. Аменадиил сделал шаг вперёд, желая забрать у неё Чарли, но Мартин ему не позволила — не оттолкнула, но твёрдо и уверенно отвела его руки в сторону.       Потом повернулась и зашагала в спальню. Ангелы, переглянувшись, последовали за ней.              Мартин присела рядом с их братом. Совершенно без страха, продолжая прижимать укутанного в одеяльце Чарли к своей груди.       — Привет, Майкл, — сказала она. Люцифер вздрогнул, впервые заметив то, чего не видел, когда в панике примчался домой: на руках его брата темнели тяжёлые цепи. Их Денница узнал сразу; то были адские оковы, способные удержать ангела. Однажды и он на них понадеялся — треклятая уродская статуя в углу, — и, видимо, теперь их нашёл Аменадиил. Должно быть, там же, в сейфе — наверное, хотел сделать вид, будто пытался спасти Майкла, обездвижить, но не успел. Так вот почему близнец полусидел, опираясь на больную спину, а не лежал, как раньше...       Разумеется, ангел не ответил. Линда того и не ждала. Люцифер за её спиной с трудом сглотнул, когда его сознание атаковала новая волна отчаяния и жадной мольбы.       — Я долго думала, как тебе помочь, — продолжила Мартин. — И я хочу тебе помочь, несмотря на всё то, что... — не нужно было смотреть в сторону Аменадиила, чтоб ощутить, как тот напрягся, — что произошло в последнее время. И хоть ты не веришь, что это возможно, хоть ты видишь единственный выход, зато в это верю я. Такие мы, глупые люди. Считаем себя равными. Считаем, что наше мнение такое же ценное, как и чьё угодно другое. Можем поставить их на весы, и чаша никогда не склонится.       Молчание. Свистящее дыхание. Денница едва не застонал сквозь стиснутые зубы, когда заметил ещё кое-что — пятна крови на тёмной водолазке брата. Насколько грубо с ним обходился Аменадиил, когда собирался собственноручно казнить? Правда ли он остановился бы, как в то хотелось верить Люциферу?       — Но сейчас у меня есть причина считать, что я права, — добавила доктор. — Я хочу тебе кое-что показать, — она всё же взглянула на Аменадиила. Что ж, изначально её план этого не включал; но сделать это частью его наказания будет справедливо. Хотя, может быть, ангел её не простит — но Линда чувствовала, что так будет правильно. Денница не хотел больше мучить своих братьев; его можно было понять. Ему ещё предстояло вернуть из Ада Задкиэля и объяснить ему, почему на его место не отправится Аменадиил. Так хотя бы она накажет забывшегося в своей обиде и ярости архангела — и пусть только попробует потом что-то ей сказать по этому поводу.       Мартин осторожно отстранила от своей груди сына. Сняла с него одеяльце.       Малыш Чарли с удовольствием распахнул тёмно-серые, почти чёрные крылышки.       И хоть повисшую в пентхаусе тишину можно было резать самим Пламенным мечом, Линда нарушила её первой:       — Смотри, — сказала она. — Смотри, Майкл. Да, Чарли человек. Но в нём есть ангельское. Пусть и малая часть, я не знаю, обретёт ли он ваше долголетие или какую-то ещё силу. Смотри, — Мартин посадила сына на кровать рядом с Майклом. — Ты его презирал? Считал его неполноценным? Но даже он имеет крылья. И право на крылья. Неужели, ты считаешь себя хуже? Хуже полуангела? Неужели, ты думаешь, что Чарли, который ещё даже не умеет ходить и говорить, который зависит от нас с твоим братом, может заслуживать крыльев, а ты — нет?..       Люцифер собирался что-нибудь сказать. Встрять и заставить доктора замолчать; ему не хотелось больше ощущать ничьей боли вокруг себя. Вот почему Отец изгнал людей из Сада, когда те обрели Знание: Его божественная сущность не выдержала бы чужой боли и чужих горестей. Вот, почему порой Он оставлял тяжело больных в их последние минуты. Вот, почему Он изгнал и самого Люцифера, страшно разочарованного в нём и их семье.       Но Денница не успел даже набрать в грудь воздух, когда вдруг понял: нет, от Мартин не исходило никакой боли. Он чувствовал боль близнеца; чувствовал боль и стыд старшего брата, лишённого Линдой права первым узнать о крыльях Чарли. Но сама доктор была спокойна — и даже горда.       Люцифер медленно закрыл рот, когда до него дошло, что ей не нужно его вмешательство. На его взгляд Мартин намеренно принижала своего сына, и это должно было причинить ей боль; Деннице не хотелось бы, чтобы она делала это ради него, ради наломавшего дров Аменадиила, но... нет.       И он вдруг понял.       Линда не зря начала говорить о точках зрения. Доктор прекрасно понимала, как Майкл относится к её сыну; но для неё ценнее и важнее было то, что она гордится природой Чарли. Это для неё перевешивало отвращение целого небесного войска; это значило для неё больше, чем чьё угодно чужое мнение. Она гордилась Чарли, гордилась его человеческой частью не меньше, чем ангельской.       Люцифер поморгал, пытаясь осознать это в полной мере. Линда пошла на это, по сути, ради него. Из-за того, что Майкл был его братом; из-за того, что сам Денница был ей дорог. И ещё...       Из-за того, что Майкл был таким же дядей её сына, как и Люцифер.       Нет, это не было принижением природы Чарли. Совсем наоборот.       Пусть это так и выглядело, возможно, в глазах других ангелов, но сейчас Денница понимал: Мартин видела всё иначе. Она понимала, что в крошечных ручках — и крыльях, — её сына скрывается возможность помочь Майклу. Помочь, получается, дяде. Просто дяде — тому, кто мог бы стать Чарли близок, найди он в себе силы начать новую жизнь. Тому, в ком текла та же кровь и у кого были похожие чёрные крылья.       А сами эти крылья были монетой с двумя сторонами: они одновременно показывали Майклу, что он был неправ, презирая племянника. Значит, мог быть неправ и в чём угодно другом — например, своей уверенности, что его не должно существовать.       И ещё — доказывали, что если Майкл всё ещё гордый ублюдок, считающий себя лучше полукровки, то ему уж точно под силу вернуть собственные крылья.              Люцифер вздрогнул, когда вдруг понял, что эта череда озарений была уж слишком чёткой и яркой. Он вновь заморгал, пытаясь понять, что произошло, что изменилось — и осознал, что слышит лишь собственные мысли. В голове у него стало тихо. Молитвы прервались.       Денница перевёл взгляд на своего близнеца. Увидел, как Майкл медленно приподнимает одну руку и протягивает её к племяннику. Услышал тихий звон адских цепей, которыми брат был прикован к его постели — дважды несостоявшемуся смертному одру.       Увидел, как Линда осторожно придвигает Чарли ближе к дяде.       И как Майкл медленно скользит дрожащими пальцами по крошечным пёрышкам, что так напоминали его собственные.              И в тот момент Люцифер предпочёл не погружаться в мысли и озарения своего близнеца, боясь спугнуть неожиданное чудо.       Он предпочёл погрузиться в море виски и хороший глубокий пятнадцатичасовой сон, пока Аменадиил — да, чёртов грешник, — отправляется в Ад объясняться с Задкиэлем. В конце концов, ему будет ещё более неловко, чем Деннице.       Особенно, когда ангел Справедливости узнает, что он собирался сделать с их братом...       Оставлять Аменадиила в Аду Люцифер не собирался. Но допустить небольшой заслуженный мордобой вполне себе мог.