«Что ты любишь?»
Эхо вопроса раздаётся всё дальше и дальше — оно как волна с прилива: омывает всё вокруг, раскалывая землю пополам. Он плохо видит. Точнее ничего не видит, и с каждым новым тяжким вздохом тропа, что он так усердно протоптал в снегу, прекращается, когда он смотрит вниз и видит собственные первые шаги. Его пронзает страх, когда он смотрит на получившееся кольцо, куски снега и льда впиваются в его ноги настолько, что они начинают гореть. Холод покрывает кожу и проходит сквозь ткань рубашки, надавливая на трясущуюся грудь, словно что-то так и норовит вырваться наружу. — Что ты любишь? Он пытается ответить. — Что ты любишь? Он говорит, но ничего кроме сплошного звона, звона и звона его больше не окружает. Незнакомая фигура пялится на него с другого конца круга, что он создал в снежную метель. По какой-то причине его глаза кажутся знакомыми. Страх сжимает горло, но не от него. Это не из-за него. Он не знает почему ему так страшно из-за фигуры напротив — Что ты любишь? Что ты любишь? Что ты любишь? Он хочет сказать «Я не знаю». Он ребёнок. Маленький ребёнок. Что он вообще знает о любви? Что он учил о любви?» — Ким Сынмин. Что ты любишь? Он вздыхает так, словно делает это впервые за тысячу лет. Его тело — вода. Вода. Он плавает. Каждая отдельная его частичка плавает в море. Он чувствует, как начинает распадаться, а потом сразу же становится единым целым. — Ким Сынмин. Ким Сынмин. Что ты любишь? Он пытается ответить «Книги». Может если он даст ответ… -«Кимчи. Истории. Мою маму. Моего папу. Мою сестру». Он думает. Пытается, по крайней мере и молится на то, чтобы кто-то его услышал. — Кто ты? — Что ты любишь, Ким Сынмин? — Кто ты? — Сынмин повторяет. Он снова в снегу, но холод больше его не донимает. — В своё время. Что ты любишь? — Я не знаю. Я не знаю. Я не знаю — Что ты любишь? Что ты любишь? Что ты любишь? Сынмин наконец вскрикивает.⭐️
Бабочка грациозно села на изгиб крупного листка. На её крыльях блестят остатки утренней росы. Сынмин наблюдает за тем, как капли на цветке скатываются по жёлтым лепесткам в глубокую спутанную землю. Петрикор распространяется в воздухе, время течёт слишком медленно, а небо покрывается оттенками оранжевого, розового и синего. Циферблат даже не достигнул 6 часов, как мир, к которому Сынмин так привык, застыл и не двигался, пока первые лучи солнца не появились из-за горизонта. Видеокамера устойчива настолько, насколько это вообще возможно для двенадцатилетних ручек. Он задерживает дыхание, когда бабочка взлетает, чтобы перелететь к другому лепестку, пока в угол камеры просачивается лазурно-жёлтый цвет. Ещё несколько секунд этой картины, и у него наконец-то будет достаточно материала, доя того, чтобы— — Что ты делаешь? Неожиданный голос прорывается сквозь утреннюю росу, и Сынмин чуть ли не выпрыгивает из кожи вон, стараясь сохранить неподвижность камеры и не закричать во весь голос. Когда парень поднимает голову с нахмуренными бровями и надутыми губами, он смотрит в глаза сыну маминой подруги, что живёт на соседней улице. Он одет в ту же форму, что и Сынмин, только за спиной у него рюкзак с Человеком-пауком, а на его шее висит пара отвратительных ярко-синих наушников. Когда его мама узнала, что её сын и сын её подруги идут в один класс одной школы, Сынмин сказал, что попробует наладить с другим парнишкой хорошие отношения для её же спокойствия, и как же он рад, что впервые решил не делать каких-либо обещаний, потому что- — Ты мне весь кадр испортил — достаточно прямолинейно говорит Сынмин, больше раздражённый, чем одолённый. Нос мальчика дёргается и морщится. Его тёмные волосы еле-еле падают на большие расширенные глаза, и Сынмину кажется, что парнишка похож на белку. — Неа. У тебя был странный ракурс. Если свет будет проходить здесь, это будет выглядеть смешно и глупо, а итог — на дисплее отвратительное качество картинки, прямо как грязь. Если ты будешь снимать чуть левее, то у тебя не будет этих ненужных теней. Сынмин немного сужает глаза. — Я тебе не верю. Незнакомец хмурится. — Почему?. — Просто не верю. Ты тупой Мальчик усмехается. — Сделай, примерно, три с половиной шага туда» Сынмин неохотно отходит влево, чтобы доказать, что этот парнишка не прав, но слова замирают в его горле, когда он смотрит на экран и видит, как солнечный свет разливается по кремовым лепесткам, летающие в воздухе частицы движутся вдоль лучей, что покрывают лепестки цветов. На фоне красиво отдаёт сине-зеленым цветом, а небольшая фуксия покрывает верхнюю часть экрана. Даже без бабочки и её чудесных крыльев кадр выглядит — — Великолепно… — шепчет Сынмин. Он чувствует, как мальчик подходит к нему сбоку и прислоняется своим ухом к его, чтобы взглянуть в маленький дисплей камеры. Внутри Сынмина что-то поднимается, и он чуть ли не толкает мальчика локтём в грудь из-за страха того, что он заразил его каким-то странным заболеванием. — А я говорил — он слышит самодовольный и раздражающий голос мальчика. — Спасибо — тем не менее бормочет Сынмин, потому что его мама вырастила вежливого ребёнка. Настолько вежливого, что он готов ударить этого мальчика, если тот посмеет встать слишком близко. Ким закрывает камеру и надеется, что снятое утром материалы были хорошими для достаточно критичного вкуса преподавателя киноискусств. Сынмина смущает то, что мальчик сбоку совершенно не двигается, поэтому он делает шаг вперёд так, чтобы их носы не коснулись друг друга и вопрошает «Что?». — Зачем ты снимал цветы моей мамы?. Сынмин пожимает плечами. — Задание. — Для Мисс Мелоди?. — Конечно. — Она единственный учитель на факультативе по кино в нашей школе». — Ага. — Мы в одинаковой форме, так что мы из одной школы. — Окей. — А ещё ты сидишь в первых рядах и правда что-то слушаешь». — Мхм. — Я тоже в этом классе. — Хорошо. — Забавно, что преподавательницу зовут Мисс Мелоди, но мелодия это музыка, а она сама ведёт кинематографию. — Ха, ха. Мальчик явно расстраивается — А ты не разговорчив, да?. На этот раз Сынмин просто пожимает плечами. Мальчик вздыхает, скрещивает руки на груди и переносит вес на правую ногу. Сынмин склоняет голову. — Если это первый вариант работы, может я могу помочь тебе с дальнейшей съёмкой? — Его голос звучит дразняще, прямо под стать его ухмылке — Ведь это очевидно, что ты не разбираешься в углах. Сынмин лишь вздыхает, не ведясь на эту уловку. — Не люблю работать с камерами Мальчик хмуриться — Но ты- ты же в классе кинематографии. — Мне больше нравится писать — Сынмин засовывает руки в карманы и пинает маленький камень — Думал, что на это будет больший упор. Глаза мальчика напротив загораются, и Сынмин недоумевает почему его сердце так трепещет. — Ты серьёзно? Я вот ненавижу писать. Ну то есть— я люблю писать песни и всё такое, но сценарии мне вообще не даются. Вот я и думал в последнее время о том, что стоило бы объединиться с кем-то в классе, поэтому я спросил Мисс Мелоди можно ли выполнить работу в группах, и она сказала «да», при условии, что это будет до конца месяца, и, возможно, мы могли бы с тобой… в общем да. Сынмин моргает в недопонимании. Он думает о том, не осудил ли он его слишком быстро, ведь, конечно, хоть мальчик и раздражал, но было что-то в том, как он двигался и говорил, что действительно смешило Сынмина. Проходит несколько секунд, прежде чем он говорит — Ты разговариваешь очень быстро. — Оу. — А ещё много. Мальчик издаёт такой звук, словно его сильно ударили. — Как грубо, тебе не следует говорить такие вещи. Сынмин усмехается. — Это не в плохом смысле. Ты можешь стать реппером, когда вырастешь. — Оу, — глупо повторяет мальчик — Извини. Люди часто говорят мне подобное, и они имеют ввиду не очень хорошие вещи... — Они тупые — Ещё больше солнечного света падает на спину Сынмина, что отбрасывает тень на цветки. Ким заворожённо наблюдает за тем как в изящном танце движется свет, и парень думает о том, что сын маминой подруги похож на эти самые лучи, что скользят по листьям цветочка. После он идёт вниз по улице, поправляя камеру в руках и вешая сумку себе на плечо. Проходит несколько секунд полной тишины перед тем как Сынмин слышит громкие шаги позади себя. «Подожди!». Сынмин снова моргает и оборачивается. «Хм?» — Ты не— — мальчик недовольно фыркает — куда ты идёшь? Сынмин хмурится и склоняет голову в недопонимании. —Я думал мы собираемся снять ещё что-нибудь. Мальчик издаёт странный звук, и Сынмин представляет как в его голове крутятся шестерёнки, когда его осенило. — То есть— мы будем партнёрами? Сынмин пожимает плечами, кивает и идёт дальше. И сейчас мальчик следует за ним буквально подпрыгивая, пока они идут к нужной автобусной остановке на своей улице. — Классно! Ну точнее, у меня не так много записанного материала, я просто снимал на камеру кучу всякой всячины, что казалась мне прикольной, но у меня нет какой-то определённой концепции, но, возможно, у тебя есть, и мы можем даже добавить те кадры с цветами как-нибудь— и мы можем рассказать об этом Мисс Мелоди— а ещё, если ты живёшь недалеко мы можем снять что-нибудь ещё вместе и— подожди, я же ещё не знаю твоего имени, секунду… — Очень быстро… — Бормочет себе под нос Сынмин, идя по мокрой и грязной дороге. С каждым взглядом на оленьи глаза рядом в его груди снова начинает нарастать непонятное трепещущее чувство, поэтому парень делает паузу, чтобы отдышаться. Мальчик тоже останавливается, чуть ли не споткнувшись о ногу. — Кстати, я Хан Джисон. Это моё имя. — Окей Мальчик — Джисон, снова хмуриться. — А ты мне своё не скажешь? — Нет — отвечает Сынмин, на что Джисон прищуривается и подмечает верёвку на чужой шее. Сразу после этого он хватает информационную карточку студента, перед тем как Сынмин что-либо заметил. — Ким Сынмин, — читает Джисон и Сынмин думает, что его имя звучит очень красиво, когда его произносит Хан — Ким Сынмин-а или Ким Сынмин-хён. — Мы в одном классе, Джисон-ши. Почему бы тебе не попробовать угадать? — Сынмин смотрит на него с невозмутимым взглядом. Джисон просто смеётся. — Я знаю. Я не тупой, Сынмин-а. Он позволяет верёвочке упасть обратно на грудь Сынмина — Что нужно сделать, чтобы ты улыбнулся?. Сынмин снова пожимает плечами. Он видит знакомый знак остановки школьного автобуса на перекрестке, поэтому делает шаг к краю тротуара. — Что ж, узнай до того, как наш проект закончится. Джисон усмехается, и в его оленьих глазах сверкает блеск. Сынмин уже знает, что это проигрышная битва. — Просто подожди, Ким Сынмин. Я заставлю тебя улыбаться так ярко, что ты захочешь навсегда стать моим лучшим другом. Но пока я оставлю тебя в покое, так как я очень хороший. Сынмин снова поправляет лямку своей наплечной сумки, смотря на Джисона с лёгкой ухмылкой, когда школьный автобус останавливается. — Посмотрим — Ким Сынмин! Знакомый голос эхом разносится по узким коридорам западного крыла Инженерного корпуса, пугая группу студентов, что слонялись по округе. Сынмин не двигается со своего любимого места в выступающей угловой стене, что пересекает дверь в лабораторию общих наук и одну из немногих досок с объявлениями в здании, перелистывая страницы сценария, на которых больше зачёркнутых реплик, чем диалогов. Когда он чувствует чьё-то присутствие над собой, парень смотрит вверх с улыбкой. — Я хорошо справился? — Джисон смеётся со своих слов, раскачиваясь взад вперёд — Я всё ещё работаю над своим режиссёрским голосом» — Отвратительно, — говорит Сынмин, но он знает, что любящий взгляд в его глазах всегда опровергнет любое оскорбление — Не надо кричать на съёмочной площадке. У тебя для этого громкоговоритель есть. — Ты меня ранил» драматично вздыхает Джисон, отворачиваясь в сторону. Его немного рваный рюкзак приземляется рядом с кожаной сумкой для ноутбука Сынмина — Что бы я делал без поддержки лучшего сценариста планеты? Сынмин краснеет и пытается отшутиться, когда Джисон занимает пространство между ним и дверью. — Снял бы фильм с кем-то ещё. Хан шокировано вздыхает. — Неслыханно. Даже за вариант не принимаю. — Неудачник, — смеётся Сынмин, притворяясь, что отталкивает Джисона, однако его руки обхватывают парня по бокам — Чел, отойди от меня!. — Я не могу, — удовлетворенно мычит Джисон, прижимаясь лицом к животу Сынмина. Ким чуть ли не пищит и вздыхает от облегчения, что Джисон не видит его ярко-красный румянец на его шее, предпочитая просто пропустить волосы Хана сквозь пальцы — Не могу поверить, что семь лет нашей с тобой дружбы ничего для тебя не значат. Мне надо убедиться в том, что ты никогда о таком больше не подумаешь. («Что ты любишь? Что ты любишь? Что ты любишь?») — Приношу свои извинения, Хан Джисон-ши — Сынмин улыбается, откидывая свою голову к стене и глядя на фигуру на его коленях, что разлеглась как морская звезда. Джисон поднимает голову и моргает. — Не спросишь меня о чём я говорю, Минни? Сынмин прикусывает внутреннюю часть щеки, чтобы улыбка не растянулась ещё шире от наслаждения шутками, которые поймут только они. — Нет. — Я говорю о том, что мой лучший друг, мой доверенный человек, мой соучастник в безумствах осмелился подумать, что будущий лучший в мире режиссёр будет снимать фильмы без лучшего сценариста всей Вселенной? — Джисон качает головой — Что мне еще остаётся делать, кроме как всегда держать тебя в своих объятиях, чтобы ты никогда не думал о чём-то подобном. Глаза Сынмина сверкают от восторга. — Так значит я теперь лучший сценарист всей Вселенной?. — Не забывай идти в ногу со временем, Сынмин-а — Джисон опирается всем телом на живот Сынмина, из-за чего второй кряхтит, выталкивая весь воздух изнутри — Ты что не слышал? Ты выиграл ещё одну премию киноакадемии. И заметь, тебе ещё нет девятнадцати. — Серьёзно? — мычит Сынмин. Он закрывает глаза и позволяет своей мышечной памяти ощутить весь спектр эмоций Джисона— Расскажи побольше, Джисон-ши. — Я рассказал бы, если бы ты перестал называть меня Джисон-ши» скулит Хан. Сынмин не может не засмеяться от этого. — Извини, извини. Расскажи поподробнее, Джисони. Сынмин слышит улыбку в голосе Джисона, пока он говорит, и в его груди снова начинает что-то сильно трепетать, прямо как много лет назад, когда это «что-то» было неизвестным явлением. Он помнит, как думал в детстве, что он чем-то заболел, а сейчас эта мысль вызывает только смех. В каком-то смысле, думает Сынмин, слегка пригладив голову Хана так, как он любит, он действительно чем-то заразился — Ну, Ким Сынмин — начинает говорить Джисон, изображая неприятный голос директора. Сынмин сразу же заливается смехом, ведь Джисон прекрасно знает как заставить Кима широко улыбнуться несмотря ни на что — Как вы прокомментируете тот факт, что академия снова обратила внимание на ваш последний сценарий? — Это неописуемо — монотонно отвечает Сынмин. На этот раз в смехе тонет Джисон, и Киму нравится, как чужой голос утопает в его кофте — Я ничего не понимаю. Ты можешь нормально сказать, что ты хочешь услышать? Ты сбиваешь меня с толку. — Ты раздражаешь, вот что я хочу сказать — Джисон смеётся, слегка ударяя кулаком в чужой живот — Кстати, ты мог меня не ждать. Я не знал, что эта групповая репетиция продлится так долго. Ким лишь вздыхает. — Такова цена того, чтобы мой лучший друг был двух клубах одновременно. В его словах нет чего-то едкого, и Джисон знает, что Ким подождал бы его независимо от того попросил бы он его пойти домой или нет. Но тем не менее Хан дуется. — Ты мог всё упростить и просто присоединиться к нам. Ты же знаешь, мы всегда рады новым певцам. Сынмин приподнимает бровь. — …Что правда хорошо поют. — Именно. Джисон смотрит на него. — Сейчас же забери слова назад. — Джисон. Я не пою. — О, ну да, конечно. — Единственное, что я делаю это фоновый вокал для песен, что ты сочиняешь. — Мы сделали около пятнадцати фильмов вместе. Это дохера вокала. Я тебе сейчас вломлю. Ты с ума сошёл, Ким Сынмин?. Он лишь вздыхает. — И как ты не теряешь силы со всей своей этой драматичностью, что следует за тобой по пятам?. — Я как паразит, Минни» усмехается Джисон, хватая его за запястье, чтобы игриво укусить его за палец — И у тебя вкусная энергия. Ким шокирован таким поступком. — Мерзость. Какой же ты мерзкий. Даже не думай делать такое снова. — Только если ты признаешь, что ты хороший певец. Сынмин качает головой. Коридоры опустели из-за властного голоса уборщика, что является хоть каким-то доказательством того, что в данном здании находится жизнь. Ким тыкает друга в бок, из-за чего тот принимает полусидящее положение, и он игнорирует небольшое волнение в чужих глазах. — Джи, давай сосредоточимся на чём-нибудь одном. Сынмин берёт свой блокнот, который был отодвинут в сторону и переворачивает первую страницу. — «Уходи» громко читает Джсион, после чего он смотрит наверх с удивлением на лице — Ты закончил первый черновик?. — Я писал, наверное, около двух с половиной часов без остановки — признаётся Сынмин — Мы можем их не использовать, я просто — — Что значит «Мы можем их не использовать»?» — от такого заявления Джисон хмуриться, и у Сынмина горят руки от необходимости разгладить эту морщинку беспокойства на чужом лбу. Он нервно закусывает губу. — Просто— фестиваль был твоей идеей. Разве ты не хочешь снять фильм по своему сценарию? Или хотя бы принять участие в написании?. — Ты же знаешь, что я обожаю абсолютно всё, что ты пишешь. — Но это— — Нет. Прекрати сейчас же. Джисон кладёт руки на обе щеки Сынмина — Я доверяю тебе. Я доверяю тебе больше, чем кому-либо из всех тех, кого мы знаем. Конечно мы используем твою заготовку, Минни. Мне всегда важно твоё мнение. — …Хорошо — шепчет Сынмин, пока его щёки покрываются красным румянцем. Руки Джисона ещё задерживаются на минуты полторы, после чего падают на бока Сынмина. — А теперь, — начинает Джисон, выбираясь из полусидящего положения, в котором он даже не заметил, как его ноги затекли — давай пойдём за великами, и ты мне всё-всё расскажешь, хорошо? И ничего не замалчивай. Сынмин смеётся, и когда Джисон протягивает ему руку, его ладонь сразу же тянется переплести их пальцы воедино. — Хорошо. Солнечный свет пробивается сквозь хрупкие преграды осенних листьев, цепляющихся за ветви деревьев, окаймляющих улицы. Ветер касается голой кожи, и Сынмин дрожит в своем тонком пиджаке, крутя педали всего в нескольких метрах позади Джисона, прямо как всегда. Они проносятся мимо дороги, выходящей на шоссе, но вместо этого сворачивают на неясную тропинку, прорезающую лес за кампусом. Ревущие звуки часа пик переходят в шелест кустов и кустарников, птиц, садящихся на кончики ветвей, наблюдающих за редкими прохожим — Сынмин уже не в первый раз задается вопросом, какими они видят его и Джисона. Если бы они размышляли как Ким, они бы увидели в Джисоне звезду — яркую-яркую, настоящий феномен. И если бы они всё ещё размышляли, как Ким, они бы видели Сынмина как ночное небо, скрывающее звезды; глубокая полночь, перетекающая в свет, он — защитная сетка, лежащая прямо под горящим шаром газа и космической пыли. Джисон динамичен и постоянно меняется, а Сынмин рад оставаться статичным ради того, чтобы Джисон был в безопасности и сиял. — И в этот момент, — объясняет Сынмин, указывая в сторону воображаемой декорации, пока они едут сквозь лес, — он говорит «Ох, мне нужно вернуться». Джисон усмехается, а его глаза сосредоточены на дороге. — Нам нужен хороший актёр для такого. Сынмин мычит в знак согласия. Он думает о Чонине, и в его груди расцветает чувство нежности. — На самом деле я запросто могу найти такого. — Эй, эй — фыркает Джсион и в притворном гневе слегка тормозит — Я тут директор, окей? Я провожу кастинг, помни об этом, Ким Сынмин. Сынмин закатывает глаза, но замедляется, чтобы Хан снова его обогнал. — Но я ведь могу найти подходящего кандидата очень быстро, Джи. — Не в этом дело, Мин-а — Джисон качает своей головой, его голос становится мягче — Я просто— хочу найти правильного актёра. — Хорошо — легко соглашается с ним Сынмин. Как обычно. («Ким Сынмин, что ты любишь?») Даже сквозь толстую университетскую куртку Джисона Сынмин видит, как двигаются его мышцы, когда он сжимает руль сильнее. В отличие от пиджаков старой школы, логотип университета вышивается на ткани, а не пришивается, что даёт больше свободы для движений. Сынмин вспоминает лицо заместителя директора, что выражало полнейшее отвращение к их фильму в седьмом классе на уроке кино много лет назад — гордая улыбка Мисс Мелоди во время их первой презентации в классе едва ли могла сравниться с нетерпеливым взглядом госпожи Чон во время школьного собрания, которая должна была продемонстрировать лучшие проекты учебного года. Инновационный фильм о потере стал радикальным и неуважительным по отношению к власти и иерархии. Заставлять людей задумываться над этим стало некультурным. Сынмин вспоминает, как впервые в тот день держал на руках плачущего Джисона под трибунами, пропуская все дневные занятия и не обращая внимания на то, что им нужно было выучить конспекты по химии или истории. Сынмин вспоминает, как обещал, что однажды они выберутся из своего маленького городка и поедут в мегаполис, где Джисон сможет стать звездой. Сынмин вспоминает, как поздно вечером просматривал разные университетские сайты, питаясь только энергетическими напитками и секретным запасом конфет, которые он прятал от старшей сестры. Сынмин помнит, как Джисон спросил его, куда им идти, на что он сразу сказал Джисону: куда бы ты ни захотел, я буду там с тобой. («Ким Сынмин» Джисон всхлипывает с улыбкой на лице, его глаза смотрят на Кима с чем-то, что мальчик в двенадцать не может понять. — Ты не спросишь меня куда мы с тобой поедем?» Сынмин томно моргает. Он протягивает руку и смахивает подушечкой большого пальца слезу со щеки Джисона. «Нет,» он отвечает. Потому что мне не нужно знать куда, он думает. Мне нужен лишь ты.) Джисон что-то бормочет себе под нос, а Сынмин моргает оцепенении и хмурится, когда Хан, кажется, находится уже не так близко к нему. — Джисон-а, подожди, — кричит он, извиняясь перед знаком «уступи» и крутя педали быстрее. Они съезжают на велосипеде по склону, трясущиеся руки Сынмина морщатся от теперь уже холодного осеннего ветра, когда они выезжают на более открытый участок леса. («Ким Сынмин, Ким Сынмин, что ты любишь? Что ты любишь?») — Хан Джисон! — кричит Сынмин. У него перехватывает горло, когда он смотрит, как Джисон скатывается с холма. Внезапно становится всё холоднее, и холоднее, и холоднее, и ветер кажется ледяным, и… («Что ты любишь?») — Почему ты такой быстрый…? — Он позволяет холодному ветру, нести его голос. Он позволяет ветру, резкому и колючему, приближать его к своей цели. Он крутит и крутит педали, и почему-то он все еще так сильно отстает. — Подожди меня, Джисон-а!. Джисон всё еще что-то говорит, и даже если ветер продолжает свистеть в уши Сынмина, расстояние между ними слишком большое, чтобы Ким смог уловить что-то большее, нежели его тембр голоса. («В своё время») — Джисон — снова кричит Сынмин и молится Богу, чтобы он не выглядел слишком отчаянным или испуганным, надеясь, что что-нибудь сможет вернуть Хана в реальность — Я… я еще не закончил говорить о сценарии! Сони! Подожди меня!. («…Кого ты любишь?») — Хан Джисон! Сынмин наблюдает, как Джисон, там внизу, тормозит под старым ржавым мостом, по которому они проезжают каждый день, и моргает, когда он движется, как патока, в тень. Он вспоминает ночь, когда они читали друг другу мифы и народные сказки в своем импровизированном форте из одеял, волшебные огоньки окружали их маленькие фигурки, и Джисон рассказывает ему историю о мальчике-подменыше, который проходит под мостом, где его нашли, и, исполнив свое последнее желание, становится человеком. Когда Сынмин прокручивает педали в тени моста, он словно проезжает сквозь стену из воды, после чего неуклюже нажимает на тормоза своего велосипеда. Его грудь горит, ноги болят, и все, что он может сделать, это повернуться и увидеть обычную улыбку Джисона, предназначенную только ему, глаза, полные звёзд, блестящие при виде того, что он видит в свою мини-подзорную трубу, которую Сынмин подарил ему четыре года назад. Тяжело дыша, он произносит: — Джисон-а? Ты что-то нашел? Сынмин пытается подавить ощущение того, как его сердце колотится о ребра, почти кружа голову от скорости каждого удара. Он прослеживает дорожку от уголка рта Джисона к родинке на щеке, наблюдает, как изгибаются его губы, и в груди становится легче. Не оглядываясь назад, Джисон с облегчением смеется. — Сынмин-а, я думаю, я нашел того самого. — Нашёл кого? — Сынмин хмурится — он притворяется, что выбор слов Хана ничего для него не значит. Рука Джисона опускается, и когда он снова смотрит на Сынмина, в его глазах нет ничего, кроме изумления — Нашего актера. С подзорной трубой у Джисона на шее, Сынмин притягивает его ближе, максимально точно подстраиваясь под положение Джисона и поднимая руку так, чтобы посмотреть в объектив, и — Парень с кроваво-оранжевыми волосами стоит на вершине холма, его лицо усеяно синяками и царапинами, на нем нет ничего, кроме белой майки, знакомой рубашки на пуговицах и темно-синих брюк, защищающих от холодного осеннего воздуха. В нем чувствуется динамика, как и в Джисоне, и Сынмину не обязательно знать его лично, чтобы понять, что это действительно так. Он тоже энергичный, и в его глазах есть озорной огонек, который напоминает Киму о Хенджине. Он думает, что они бы хорошо поладили. Он выглядит… красивым, правда красивым. И Сынмин хотел бы описать его другими словами, но он не станет отрицать, что у него правда перехватило дыхание от резких черт его лица, ресниц, которые он видит даже с такого большого расстояния, полноты его израненных губ. Парень смотрит на что-то вдалеке и дарит этому едва заметный намек на улыбку, и даже этого было достаточно для того, чтобы Сынмин завис. Когда мужчина поворачивается к солнцу и дарит ему улыбку, способную ослепить даже звезды на небе, Сынмин отводит взгляд. Даже без подзорной трубы Джисон наблюдает за фигурой с нескрываемым интересом, почти не двигаясь в своем оцепенении. Что—то мерзкое и уродливое скручивается в глубине живота Сынмина — но чего бы ни захотел Джисон, Сынмин сделает все, что в его силах, чтобы дать ему это. Поэтому он вздыхает, прикладывает руку к своему сердцу, чтобы попросить прощения за то, что собирается сделать, и заскакивает на велосипед, чтобы прокрутить педали до парня с исцарапанными руками и кроваво-оранжевыми волосами. — Подожди, Сынмин-ах, что ты… — Сынмин не слышит остального, потому что холодный прехолодный порыв ветра снова наполняет его уши. («Что ты любишь, Сынмин?») Проходит некоторое время, перед тем как он добирается до туда — адреналин от погони за Джисоном ранее начал выветриваться, и Сынмину вспоминаются все дни в спортзале с Чанбином, которые он должен был наверстать несколько месяцев назад. Но он все равно добирается до вершины, и мужчина хмурится, когда Сынмин с трудом пробирается туда, где он стоит. Он прикладывает руку к боку, словно что-то внутри него останавливается, и вблизи Сынмин смог разглядеть синяки и раны гораздо более детально. Они выглядят свежими. Новыми. Ким хмурится и хочет спросить, все ли с ним в порядке, но в нем есть что-то настороживающее, что Сынмин не может до конца разобрать, и последнее, чего он хочет, — подталкивать этого человека к краю. Вместо этого он подавляет свое любопытство и приберегает его для другого дня. К его рубашке приколота бирка с именем, и Сынмин хмурит брови при его виде, прежде чем откинуть всевозможные мысли и сказать, — Ли Минхо-ши. Вы бы не хотели сняться в кино?