всё всегда бывает в первый раз.

Ризли проснулся от знакомого, но неправдоподобного ощущения в нижней половине своего тела, Запах, который уловил его нос, был хорошо знаком. Сочетание пота, пропитавшего подушку и простыни, липкой, тягучей субстанции, которая удерживала два тела вместе, и перспективы скандала. Живя в регионе, где драма была более привлекательной, чем театральное искусство и сам институт правосудия, Ризли знал, что подобные вопросы лучше всего известны только тем, кто в них замешан. В данном случае это были он и Нёвиллет, который всё ещё был убаюкан мирным сном, прижавшись губами к спине надзирателя, а его член был похоронен внутри него. Ризли изо всех сил пытался вспомнить, что произошло; он был уверен, что здесь не было никакого участия алкоголя или принуждения. Если, ну, если сейчас его левое запястье приковано наручниками к спинке кровати, он вспомнил, что дал своё разрешение до того, как такое могло произойти. Ах, да, когда ему удалось порыться в остатках своей памяти, Ризли заметил одновременно бурлящее ощущение внизу живота. Нёвиллет ничего не сделал, кроме как помог ему, когда сильная течка чуть не испортила вечерний банкет в одном из ресторанов Лионского квартала. Считается ли одобрением омега в период течки? Ризли не ставил это под сомнение; в конце концов, это был не единственный раз, когда они делили постель по необходимости, и у Нёвиллета всегда было его согласие. Однако, — Нёвиллет, проснись, — его баритон всё ещё был хриплым из-за того, что он был слишком «вокален» прошлой ночью, и то, как крепко судья обнял его за талию, нисколько не помогло. — Господин Верховный судья, которому поклоняется весь Фонтейн, ваша честь, пожалуйста, откройте глаза. Опущенные блестящие ресницы медленно затрепетали, хотя и не из-за тела, которое ещё больше прижалось к Ризли. — Сегодня слушания не будет, — сонно пробормотал седовласый мужчина. — Дай мне отдохнуть ещё немного; кто-то заставил меня потратить слишком много энергии за всю ночь. — Я… — пожаловался Ризли, но не смог опровергнуть. — …по крайней мере, пожалуйста, выйди. — Что ты имеешь в виду? — вялость на мгновение улетучилась из головы Нёвиллета. Он чувствовал пульсацию пропитанных кровью мышц своего партнера, которые отказывались отпускать, и его интимных мышц, которые не проявляли никаких признаков сокращения. Нёвиллет слегка хихикнул и прижался к затылку Ризли, который был обтянут плотной черной одеждой вместо колье, чтобы предотвратить нежелательное сближение: — Я приношу извинения за то, что ты потерял сознание во время наших занятий любовью. У меня не было другого выбора, кроме как дать тебе прийти в себя, пока ты не проснёшься. — Что за монстр всё ещё такой твердый после прошедшей ночи? — прошипел Цербер. — Ну, они не зря назвали это место «утренним лесом», — пошутил Нёвиллет. — Дело в том, — всё ещё лёжа спиной к Нёвиллету и грея свой обнажённый торс на утреннем солнце, Ризли провёл руками назад. Он попытался раздвинуть их бедра, но был вознагражден неприятным дискомфортом вокруг своего входа. — Ты только что связал меня узлом? Нёвиллет слегка расширился от этого, — О, — вырвалось у него ещё одно бормотание, когда судья откинул одеяло, прикрывавшее половину их обнажённых тел, и немного отодвинулся, чтобы увидеть, что происходит на самом деле. Это было правильно. Это странное подёргивание и характерный глубокий оттенок алого: — …похоже, нам следует некоторое время двигаться осторожно. — Едва ли это был единственный случай, когда подобное происходило, и для Нёвиллета это не было редкостью даже вне периода его гона. Им просто нужно было дождаться, пока дополнительный орган сдуется, и никто не должен был получить ненужные ранения только из-за нетерпения. Ризли всё ещё стонал от этой новости. Он не мог (и не стал бы) полностью винить Нёвиллета, потому что на самом деле он дал альфе полное разрешение делать «всё, что угодно» — и «всё, что угодно», о котором они обоюдно договорились задолго до сегодняшнего утра, никогда не приводило к такому хаосу. Действительно, всё когда-нибудь случается в первый раз. — И ты не предохранялся, — заметил Ризли. Нёвиллет кивнул, прежде чем вернуться к тому, чтобы обхватить руками атлетическую талию надзирателя: — Потому что ты говорил, что в этом нет необходимости, постоянно умоляя сделать это так. — Пожалуйста, в следующий раз не слушай меня, когда я в таком.… невосстанавливающемся состоянии, — существовало ли вообще это слово. О чём он думал? Они оба были социально и профессионально функционирующими взрослыми. Ему следовало бы быть более тактичным. Но… с этим ничего нельзя было поделать, не так ли? В отличие от большинства омег, у Ризли был нарушен тепловой цикл и запах, который был слишком сильным, чтобы его можно было смягчить безрецептурными средствами для подавления запаха. Он должен был получить точный рецепт, составленный специально для него одного, с ингредиентами, которые довольно редко можно было найти. Отсюда и непомерная цена. Говоря о деньгах, конечно, для герцога с высоким положением и престижем это, казалось, не было проблемой. Однако в последнее время его рабочий график в крепости Меропид был безумным; был ли это сезон признания преступников в своей вине или что именно? Испытания также проходили почти каждый день в течение последнего месяца, и это затрудняло приятелям — не паре — поддерживать «связь». И когда у них наконец появился шанс встретиться, ожидаемо, что накал страстей поднялся только потому, что Нёвиллет поприветствовал его в очень, на удивление, светской манере. Поэтому воздержитесь от навешивания на него ярлыка безответственного омеги, который не несёт никакой ответственности за собственную безопасность и удобство других посетителей. Вполне уместно, что Нёвиллет заметил это раньше, до того, как изголодавшаяся по драмам нация увековечила их лица в утренней газете как публичных сексуальных преступников. Точно так же, как Нёвиллет отказался выступать в качестве подозреваемого в своём собственном суде, Ризли тоже не захотел бы оказаться в собственной тюрьме. Им нужно было поддерживать общественный имидж, и запятнать его из-за единственного мгновения чистой похоти было бы самым идиотским поступком, который они могли совершить по отношению к себе. Перенесёмся в настоящее: судя по его жестам, Ризли казался беспокойным. Нёвиллет заметил его волнение и крепче сжал в объятиях, его нос коснулся растрепанных черных волос, а губы безмолвно заявили, что все будет хорошо. Постепенно его альфа-феромоны, которые обладали ароматом, похожим на аромат хорошего вина, слегка острым, но отчётливо щедрым, наполнили комнату. Ризли вздохнул, и это мгновенно позволило ему расслабиться. Ранее напряжённые мышцы теперь были покорны команде Нёвиллета. — Нет причин для беспокойства, — не дожидаясь, пока Ризли скажет, что он действительно встревожен, Нёвиллет сначала успокоил его. — Ты проявляешь особую осторожность, принимая подавитель ежедневно, не так ли? Я тоже никогда не пропускаю дозу. Не должно быть ничего такого, чего бы ты не хотел, дорогой. Он явно упомянул о возможности беременности, и Ризли кивнул. Нёвиллет был элитным альфой, который публично представлял себя как лицо, обладающее высшей властью, это было равносильно самоубийству, если бы он преуменьшил важность ингибитора гона. Нести ответственность за новую жизнь было не тем, чего хотел кто-либо из них; только не двое людей, которые случайно переспали, не имея намерения к спариванию или сближению. — Если у тебя всё ещё есть сомнения, мы могли бы обратиться за помощью к медицинскому эксперту по поводу таблеток «утро после еды». Конечно, таких, которые не будут вредны для твоего здоровья, — добавил Нёвиллет, и его голос напомнил ему о струящейся воде, что заставило Ризли почувствовать, что ему есть на кого положиться. — Можешь ли ты также попытаться сохранить это дело в тайне? — спросил Ризли, слегка оглядываясь назад. Нёвиллет уверенно кивнул: — На сто процентов. Очевидно, было удобно быть партнёром в постели самого Верховного судьи. — Кстати говоря, причиняет ли тебе боль моё мужское достоинство? — вопрос прозвучал с оттенком беспокойства. — Ради Архонта, в наши дни никто не называет свой член «мужским достоинством», ваша честь, — запротестовал Ризли. — И вообще, из какого ты века? Или, возможно, мне следует избавиться от древних писаний в вашем кабинете и заменить их сегодняшними таблоидами. Нёвиллет ещё раз хихикнул: — Какое слово мне выбрать вместо этого, ваша светлость? — Член, если ты придерживаешься научных взглядов, или хуй, если ты спрашиваешь профессионального тюремщика вроде меня, — ответ прозвучал резко, но Ризли по-прежнему говорил дружелюбным тоном. — …Слово на букву «х» слишком грубое и нелестное, на мой вкус, — пожал плечами щеголеватый джентльмен через плечо Ризли. — Я просто буду придерживаться своего «мужского достоинства», всегда пожалуйста. Ризли фыркнул: — Старик. — Он слегка приподнялся, ровно настолько, чтобы протянуть руку за спину и подтянуть руку Нёвиллета, чтобы она служила ему подушкой: — Просто терпи, пока твоё… мужское достоинство не уменьшится, и я не приму от тебя никаких жалоб, даже если твоя рука онемеет. — Мм, я весь твой, любимый, — он почувствовал лёгкую щекотку, когда кончик чёрных волос, бросающих вызов гравитации, коснулся кончика его носа. — И, если возможно, немного ускорьте процесс — я не уверен, что мы можем позволить себе ребёнка, которого даже не планировали, — он был не настолько безумен, чтобы растить ребёнка, когда его работа требовала, чтобы он проводил большую часть своего времени под водой. Ризли также был уверен, что профессия Нёвиллета в качестве председателя Верховного суда оставляет слишком мало времени, чтобы быть отцом. От одной только мысли об этом у него по спине пробежали мурашки. — Я думаю, это в некотором роде восхитительно, если у тебя будет ребёнок; наверняка у него было бы столько же жизненной энергии, сколько у тебя, — беззаботно произнес Нёвиллет, и это заставило уши Ризли слегка дернуться. Он пробормотал «извини, я пошутил», прижавшись к коже омеги. — Однако, просто чтобы ты знал, если это всё-таки произойдет, можно сказать, что я не из тех, кто убегает от ответственности. Ризли потянулся всем своим покрытым шрамами телом, прежде чем язвительно рассмеяться: — И что потом? Проведёт ли бедный ребенок одну неделю в тюрьме, а другую — в суде? Звучит как не очень здоровый способ воспитания ребёнка. Нёвиллет обеспокоенно усмехнулся: — Возможно… мы можем найти способ не приближать его слишком близко к нашей работе? — Его незанятая рука, которая была обёрнута вокруг талии омеги, теперь переместилась вперёд, чтобы погладить подтянутый живот Ризли. — Хотя немного прискорбно, что твои хорошо натренированные мышцы должны будут выпирать из-за вынашивания ребенка. — Правда, пожалуйста, немного обеспокойся тем, как трудно было создать такое телосложение, как у меня сейчас, особенно потому, что я не альфа, как ты. Гормоны в организме мужчины-омеги были сложными и противоречили друг другу. Они были созданы для вынашивания беременности, это правда, но для них вероятность рождения ребенка, безусловно, была ниже, чем у женщин. Даже если зачатие происходило успешно, вероятность выкидыша у них была чрезвычайно высока, поэтому не было ничего неслыханного в том, что мужчины-омеги увольнялись со своей работы во время беременности. Это было связано с тем фактом, что их матка была не такой крепкой, как у женщин, даже у рождённых бетами, в сочетании с её конфликтом с тестостероном. Следовательно, их уровень паники не был чрезмерным, и они всё ещё могли шутить в этой ситуации. Ризли снова проворчал: — Проблема в том, что он может стать таким же маленьким старичком, как ты. — Я бы не возражал иметь домашнего ребенка, который любит читать книги или играть в шахматы, — усмехнулся Нёвиллет, продолжая поглаживать живот Ризли. — Если это будет мальчик, я думаю, он будет таким же отважным, как ты. — И если это будет девочка, я надеюсь, что она унаследует твои волосы, — в интонации Ризли был намек на юмор, хотя он не совсем лгал. Он всегда предполагал, что у Нёвиллета были великолепные волосы без особых усилий. Погодите, почему они говорили так, как будто собирались завести совместное потомство, Разве они… не договорились не затрагивать чувства? Некоторое время ни один из них не произносил ни слова. Их взгляды, казалось, были устремлены в одну точку — на оконную решетку, освещенную солнцем за плотными шторами, хотя на самом деле, Ризли и Нёвиллет — оба смотрели безучастно. Как долго продолжался их тайный роман? Хотя, на самом деле, им не было необходимости держать это в секрете, поскольку отношения между альфой и омегой не были табу, но… одному небу известно, они оба никогда особо не говорили о сентиментальных вещах. Возможно, это было потому, что все начиналось с необходимости и поддерживалось с одинаковым менталитетом. Возможно, оба слишком боялись перемен — возможно, не сейчас. Возможно, в более позднем цикле. Или, возможно… вообще никогда. — Ваша честь, Мужественный голос Ризли прервал размышления Нёвиллета. — Да, ваша светлость? Он выдохнул: — Почему от разговоров о детях твой узел становится ещё больше? — О, ты же понимаешь, — ответил Нёвиллет, слегка покачивая бедрами, и выпуклость его члена слегка выступила из нижней части живота Ризли. — Я тоже понятия не имею, но, похоже, мне будет тяжело, если ты не сделаешь мне одолжение. — Прямо сейчас? Серьёзно? Ты имеешь хоть малейшее представление о том, насколько опасной становится наша ситуация? — Ах, черт возьми. Нечестно, абсолютно, блядь, нечестно, Ризли было трудно отказаться, когда Нёвиллет уже приступил к делу: его руки блуждали по его груди сзади, ласкали эрогенные зоны, он водил носом за ушами и шептал непристойности, которые мог придумать только известный мастер слова. Нёвиллету нравилось задерживать свой горячий язык на его затылке, и каждый раз, когда он это делал, Ризли втайне желал, чтобы судья снял с него удавку и глубоко вонзил зубы. Полностью заявил на него права, безоговорочно. Но ему также вспомнились его собственные слова, сказанные тогда, когда они всё это затеяли, что есть одна вещь, которую альфа не должен делать, независимо от того, как сильно он умолял: что он не хочет никаких связей. Таким образом, Ризли прикусил нижнюю губу, чтобы не произнести это вслух, хотя его совесть уже была чиста, и течка больше не влияла на его ясность. Его единственное запястье, которое всё ещё было пристегнуто к кровати, крепко сжалось, когда его влажный туннель с легкостью принял маленькие поглаживания Нёвиллета. — Один раунд… — сдался он, когда его эрекция вернулась к жизни, — это все, что у тебя есть. — Тогда договорились, — Нёвиллет пошевелил рукой, на которой лежал Ризли, и схватил его за подбородок, чтобы слегка повернуть голову омеги к своему лицу. Они обменялись одним невинным поцелуем, прежде чем он стал диким и требовательным. Ризли застонал в ответ на поцелуй, когда палец, который только что ласкал его грудные мышцы, теперь переместился, чтобы завладеть его растущим возбуждением. Умелые движения Нёвиллета в его крепком захвате синхронизировались с движениями его жаждущего паха, и параллельные стимуляции заставили их обоих хватать ртом воздух. Если бы только ему позволили быть немного трусом, тогда Ризли обвинил бы во всем свой цикл, что он действительно этого не хотел, и что его тело действовало против его воли. Но, к сожалению, он был бойцом. И боец никогда не обманывал себя — он признался, что хотел такой всепоглощающей жестокости, точно так же, как Нёвиллет безжалостно доминировал над ним с помощью движений и запаха, как будто завтрашнего дня не будет. — Всё в порядке, всё будет хорошо. Ризли застонал, когда удовольствие достигло апогея, и Нёвиллет, бог знает сколько раз, утолил свою жажду глубоко внутри своего партнера. Судья усмехнулся ему в шею, когда закончил, к большому личному удовлетворению Ризли. Не говоря ни слова, они согласились на этот раз оставить всё, как есть, и наслаждались остатком своего ленивого утра в объятиях друг друга. (Похоже, кому-то пришлось взять срочный отпуск.)