Гречишный мёд и кровь

Две тысячи сотый год. Четыре года назад. Город Ханян. До начала войны с Японией осталась пара месяцев. Самый крупный центральный рынок города Ханяна — Тандемун — можно было сравнить с огромным улеем. Но даже такое выражение было слишком избито, чтобы с его помощью можно было описать, насколько этот рынок огромен. Но, увы, Бан Ёнгук, проталкивающийся сквозь эту огромную толпу людей, совсем не обладал умением придумывать подходящие сравнения. Зачем бандиту такое странное умение? Но он никогда не стеснялся того, что в этой жизни умел делать только две вещи: убивать и зарабатывать деньги. Ведь кому-то надо делать такие вещи, иначе мир настолько наполнится дерьмом, что простым людям просто не останется в нём места. Так что Ёнгук себя даже считал в некотором роде чистильщиком и старался заработать на тех, кого он больше не хотел видеть в этом мире, кстати, на трупах тоже. Нет, он не был некрофилом, однако чтобы просто так не убивать своих врагов, он вырезал им органы и продавал. Конечно, чисто технически люди во время операции были ещё живы, но разве можно считать тех, кто останется без сердца, почек, селезёнки и ещё многих органов живыми? Разумеется нет. Они трупы. И да, не стоит волноваться и представлять, что он самолично проводил эти операции, ведь бандит это не синоним к слову дебил. Но в каждое воскресение Бан Ёнгук, глава бандитской группировки «Вороны», становился обычным человеком, который просто приходил на рынок Тандемун и покупал себе продукты. Ведь именно готовка для Ёнгука была своего рода отдушиной. Только когда он надевал фартук и становился у плиты, вспоминал своего папу и те недолгие годы, которые он с ним провёл. К сожалению, Бан Лиён умер слишком рано, чтобы научить своего сына тому, что на самом деле этот мир самое прекрасное место. Посмотрев вверх, чтобы полюбоваться летним ярко-голубым небом, Ёнгук увидел, как же легко можно заметить в толпе его охранников, которые даже не старались изображать простых продавцов. Подумав, что позже поговорит с ними лично, Ёнгук направился к своей любимой лавке со свежайшим тунцом. Следуя по пути, Ёнгук хотел уже перейти дорогу, но вдруг заметил, как две омеги, почему-то он был в этом уверен, которые шли ему навстречу, остановились возле киоска, не замечая, как сверху с холма катится огромная тачка. И если толпа людей бросилась в рассыпную, то эти двое всё ещё рассматривали витрину. Ёнгук, не думая, бросился к ним и, схватив их обоих, оттолкнул прочь. Больше испугавшись того, как сильный альфа бесцеремонно схватил их, Юнги, пытаясь отдышаться, замер, почувствовав в воздухе самый прекрасный аромат, наполненный духом любимого Рождества — мандаринов. И несмотря на знойное и жаркое лето, этот запах, исходящий от тела альфы, который уже что-то говорил и кланялся, был настолько сильным, что от него у Юнги кружилась голова и ему хотелось, чтобы снова на них покатилась тележка и этот альфа прижал бы его к себе. Быстро постаравшись прийти в себя и отмахнуться от этого сильного наваждения, Юнги не заметил, что не только он попал под силу запаха своего истинного. Ёнгук тоже, как только спас их от опасности, почувствовал, как амбре жасмина, исходящее от невысокого блондина, которого за руку держал, видимо, его отец, уже крепко взяло его в свой дурманящий разум плен. И пока его внутренний голос кричал: «Я нашёл своего омегу!», Ёнгук решил, что пора уже взять себя в руки и хоть что-то сказать. Поэтому он поклонился старшему и сказал: — Простите, что знакомство оказалось таким. Меня зовут Бан Ёнгук. «И ваш сын мой истинный… или не сын?» Какая глупость, нужно же узнать, кто они друг другу. Но этого он не сказал, хотя эти несколько слов так и жгли его язык, пока он не мог перестать любоваться блондином, ещё не зная его имени. Густые, белые волосы, такого же цвета идеальная кожа, чуть раскосые и темные как обсидиан, пронзительные глаза с немного хитрым, лукавым блеском. Он светится в глубине этой бездонной мглы и уже флиртует с его зверем, который, став в стойку охотничьей собаки, завороженно смотрит в эти глаза и скулит, признав нового хозяина. На губы Ёнгук старался не смотреть, чтобы не испортить впечатление и не превратиться в маньяка, который тут же бросается на омегу и целует его в засос. Чёрт, а ведь ему этого и хотелось, поэтому он даже прослушал имя старшего. Хотя нет, — и Ёнгук попытался напрячь память и вспомнил: «Точно, он только что сказал Мин Сорён, а его сына зовут Мин Юнги. Бля, даже его имя такое же сладкое, как и он», — подумал Ёнгук и не спеша начал идти с ними. Сорён абсолютно не был против такой компании, потому что, как оказалось, они с сыном только пару дней назад переехали сюда из небольшого находящегося в глухом лесу города Итоми. Он больше смахивал на большую деревню, если честно, но всё же считался городом, наверно, из-за нескольких крутых заведений и полного отсутствия полей или ещё чего-то подобного, что есть только в деревне. — О, Итоми — милый город, — на автомате говорил Ёнгук. Пытаясь быть вежливым и не ляпнуть о том, какие же у Юнги красивые губы, он всё же набрался смелости и посмотрел на них. И случилось то, чего он и боялся, его член встал. Есть у людей фетиши, а для Ёнгука весь Юнги был просто олицетворением всех его эротических фантазий. — Я вам покажу лавку, где продаётся самый вкусный тунец. Сорён, можно на ты? — спросил Ёнгук, игнорируя Юнгиа и ведя беседу только с его отцом, хотя ему очень хотелось плюнуть на этикет. — Конечно же, не люблю церемонии, — сказал Сорён, которому так и хотелось добавить в конце «мой будущий зять». Он сразу же раскусил этих двоих, особенно Ёнгук выдал себя с головой, ведь только дурак или слепой не заметит, как этот высокий, сильный альфа смотрит на его сына. А дураком или слепым Сорён себя не считал. Поэтому он мило улыбался, поддерживая разговор, и молча радовался тому, что наконец-то у его сына, который по меркам омег уже был весьма стар, ведь ему исполнилось восемнадцать, появился порядочный ухажёр. Когда они купили тунца, Ёнгук повёл их к мясным рядам, на ходу рассказывая об архитектуре рынка. В этом он знал толк, потому что, когда его папа умер и он начал жить на улице этого бурлящего жизнью огромного города, его взял к себе в воспитанники очень уважаемый архитектор Исин Чуён. С двумя его сыновьями — Чжунхоном, который был омегой, и альфой Чжаном, — и ещё одним воспитанником Пак Югемом он и вырос, тот тоже был альфой. Уже забыв, когда он вот так кому-то рассказывал что-то о себе, абсолютно не стесняясь своего происхождения, Ёнгук почувствовал радость. А Сорён и Юнги всё слушали, полностью подпав под очарование милой стороны Ёнгука, которую он так тщательно прятал ото всех и выпускал на свет божий только по воскресениям. Когда они проходили возле фруктов, Юнги завис возле мандаринов. Заметив его взгляд, Ёнгук улыбнулся, глядя ему в глаза. — Любишь мандарины? — Ненавижу, — ответил Юнги и пошёл вперед. Альфа повернулся к Сорёну и, глядя как тот смеётся, спросил: — Это так и есть? — Нет, что ты. Юнги обожает мандарины, просто сейчас всё навалилось: переезд на новую квартиру, жизнь в большом городе и разные траты. Так что пока фрукты не по карману, но позже я их куплю. — Понятно, — сказал альфа и купил два килограмма разом. — Эй, это много, — попробовал поспорить Сорен, но Ёнгук, молча рассчитавшись с продавцом, взял в руку тяжёлую сумку. — Кстати, где работаешь? — Я только устроился в ресторан «Хва Ен». Его владельцы - Чжан Исин и Пак Югем. Ты знаешь, они очень богаты. Чжан также является и моим арендодателем. С трудом справившись с выражением своего лица, Ёнгук заставил себя улыбнуться. Да, он отлично знал Югема и его пассию. К сожалению, их судьбы неразрывно связаны уже долгое время. «Не зависимо от того, встретил ли бы он этих омег или других, их жизнь была бы в опасности, но я сделаю все, что бы их спасти», — подумал Ёнгук. Недалеко заметив жасмин, Ёнгук решил, что позже вернётся за цветами. Обойдя едва ли не весь рынок, Ёнгук помог отнести сумки двух омег к своему старому шевроле. Когда они приехали к дому омег, Ёнгук отнёс сумки в их квартиру и хотел уже уйти, но Сорён схватил своего будущего зятя за руку и повёл на кухню. — Садись, а я сейчас быстро приготовлю тунца. Пока Ёнгук разглядывал маленькую кухню, в которой творился хаос, потому что всё окружающее пространство было заполнено коробками, Юнги выглянул из-за угла и крикнул: — Пап, я ушёл. — Стоять, как ушёл, Юнги, а гость? К тому же ты обычно занимаешься по вечерам. — Гость может либо уйти, либо посидеть с тобой, пока, — сказал Юнги и быстро закрыл за собой дверь, заканчивая спор с отцом. — Вот непослушный. Извини, Ёнгук. Но не печалься, сейчас накормлю тебя и кое-что расскажу. Когда они обедали, Сорён также рассказал, что заметил, как смотрит на его сына Ёнгук, и совсем не против того, чтобы тот немного активнее ухаживал за его сыном. Услышав такое, Ёнгук даже подавился куском тунца. Реанимировав своего зятя, Сорён рассмеялся: — О боже, как же вы, альфы, боитесь серьёзных отношений, что даже готовы умереть. Кстати, Юнги готовится к конкурсу Талантов. — Насколько я знаю, такой проводится каждые пять лет только для будущих кисэн, — перебил его Ёнгук и немного нахмурился. — Сорён, прости за откровенный вопрос, но ты хочешь, чтобы твой сын продавал своё тело? Но Сорён даже не обиделся: — Нет, не хочу. Но раз ты так хорошо осведомлён, то также должен знать, что тот, кто займёт первое место, сможет выиграть много денег и получить обучение в Токио, и стать одним из менеджеров в любом борделе. — Да, я в курсе. Но это нереально. — Я так не думаю и Юнги тоже. Он прекрасно читает рэп и как раз каждый вечер тренируется в парке возле реки - Ханган. У него уже есть даже зрители. Я смог купить только микрофон и небольшой синтезатор. Поверь мне, ты должен прийти туда и послушать. — Я-то с удовольствием, а вот Юнги я не очень-то и нравлюсь. Сорён улыбнулся: — Нет, ты не прав, как раз ты ему очень сильно нравишься, поэтому он себя и ведёт, как свинья. Ёнгук тоже улыбнулся и, достав сигарету, спросил: — Можно, я закурю? — Да, но пойдём на крышу, ради неё я и потратился на аренду этой дорогой квартиры. Они поднялись наверх, и Ёнгук увидел действительно потрясающий вид почти на весь Ханян. Ёнгук, закурив, любовался тем, как солнце пускало на высокие здания солнечные зайчики, а сверху голубое небо было так близко, что ему казалось, он может достать до него рукой. Для полного счастья не хватало только этого вредного, но очень сексуального омеги. И он скоро станет его ручной зверушкой, мягкой и нежной. Только в постели Ёнгук будет не против, чтобы Юнги показывал ту сторону своего бешеного темперамента. Потушив сигарету, он достал карманную пепельницу и бросил сигарету туда. — Что ж, Сорён, спасибо. Я надеюсь, что с твоей помощью очень скоро стану твоим зятем. — Увидев удивлённое лицо Сорёна, Ёнгук добавил: — Я ведь не тот альфа, который боится брака. — А, вот ты о чём, что, так сильно задели мои слова? — засмеялся Сорён. — Нет, но правда в них всё же есть. Ладно, мне пора и спасибо за подсказку, я обязательно посмотрю на выступление твоего сына. — Пока, — попрощался омега. Через час добравшись до набережной, Ёнгук увидел, как возле моста стоял Юнги в окружении небольшой толпы. Строки из песни, как Ёнгук понял, она называлась «Тень», просто пронизывали его до мурашек, а то, как голос Юнги переходил от читки к пению, просто повергло его в экстаз. Ёнгук даже закрыл глаза, представив как Юнги будет таким же горячим и сексуальным в его постели или стоять на коленях перед своим альфой и отсасывать с таким же восторгом и рвением, как сейчас читает свой невероятный рэп. Когда Юнги закончил петь, Ёнгук даже расстроился, хотя, увидев, как быстро разошлись люди, он понял, что сейчас сможет с ним нормально поговорить и поэтому перестал грустить. — Классно выступил. Может, дашь мне автограф? — спросил Ёнгук. И увидев, как омега спокойно убирает свою нехитрую «аппаратуру», повернулся. — Я могу не благодарить? Не люблю неискренность. Думаю, тебе и вовсе плевать на песню, потому что тебя явно интересует кое-что другое. Ёнгук хмыкнул и сложил руки на груди, словно закрываясь от того бреда, который нёс сейчас его омега. — Да неужели? Может, просветишь меня, чего я конкретно от тебя добиваюсь? — Может, этого? — И Ёнгук толкнул щеку языком изнутри, жестом намекая на минет. — Или может, просто хочу тебя завалить и оттрахать? — продолжил напирать Ёнгук. Ощущая его злость, Юнги начал отступать, пока не уткнулся спиной в дерево. — И что? Скажешь, что я не прав? — Нет. Прав. Я хочу тебя с того момента, как только впервые увидел, но это не значит, что я не умею ждать. Ты будешь моим. И сам придёшь ко мне. Юнги хотел оттолкнуть Ёнгука, но тот и сам отступил и освободил ему дорогу. — Ну да, мечтай, — хмыкнул Юнги. Сам про себя думая: «Заткнись, дурак, он же сейчас разозлится и уйдёт». Разумеется, Ёнгук не может читать мысли, но вот знаки тела омеги даже очень неплохо. Поэтому он схватил омегу и глубоко его поцеловал. Растерявшись от такой внезапной атаки Ёнгука, Юнги всё же ответил на поцелуй. Ой, зря он это сделал, потому что в следующий миг ему захотелось всё отмотать назад — все его дурацкие и оскорбительные слова, но он уже сказал их. Язык Ёнгука, вытворяя невозможное, выписывал круги по нёбу, щекам и жадно засасывал его язык, а потом и губы, посасывая то верхнюю, то нижнюю. Но когда руки альфы, который сильно увлёкся, легли на ягодицы Юнги, всё волшебство ушло. Нет, оно не развеялось, просто стало другим, более жарким, развратным, но это как раз больше всего и испугало омегу. И когда он вырвался, Ёнгук с сожалением осознал, что поспешил: — Юнги, прости. Не знаю, что на меня нашло. «Чёрт, да заткнись ты, я не хочу тебя отталкивать, лучше снова возьми и поцелуй меня», — думал Юнги, глядя на него и не зная, что сказать. Но всё же совсем не желая говорить этого, омега сказал: — Ты поступил так, как я и ожидал. Можешь не извиняться за свою природу. Ты просто кобель и ничего с этим не поделаешь. — Да, согласен с тобой, — улыбнулся альфа. — Твой папа сказал, что ты выступаешь по вечерам, это так? — Зачем спрашиваешь, если и так знаешь ответ? — Я куплю тебе микрофон получше. — Не надо. Мне не нужны твои подарки. Ёнгук снова подошёл недопустимо близко: — Я, как будущий жених, обязан делать тебе подарки. Юнги рассмеялся: — Я тебе откажу. Ёнгук наклонился: — Поверь мне, когда я сделаю тебе минет, ты не захочешь меня отпускать. До завтра. — Дурак! — крикнул покрасневший Юнги, но Ёнгук, рассмеявшись, послал ему воздушный поцелуй.