татарочка

— принимай, начальница, — в штабе, то есть гараже, женской воровской группировки стояла суматоха. универсамовские водрузили на большой деревянный стол тяжёлый железный ящик — сейф. корона, старшак «синдиката», удовлетворённо хмыкнула. корона с адидасом ровесники, а он до сих пор носит ей железки вскрывать. а девушка и не против — не зря ж она под крылом своим лучших воровок казани собрала. — татарка щас придёт. она из такого полкосаря увела. — а где она? — к матери пошла. все в гараже переглянулись. все, даже универсамовские, знали, что родительницу татарки расстреляли бандиты. не так давно, и года не прошло. татарка сама с тех времён ох как поменялась: отрезала длинные чёрные волосы, перестала носить материну шубу и стала прибухивать. а когда она пьяная, за языком не следит, так что мочку уха ей отрезали разъездовские, чтоб не пиздела. к слову, татарка на татарку-то и похожа особо не была. голубые, громадные глаза, нос с небольшой горбинкой, пухлые губы. худенькая, среднего роста. татарский девушка знала лучше, чем те представители «синдиката», что к этой нации принадлежали. тут как по заказу в дверь тарабанят. ключица, скорлупа, бежит смотреть, кто пришёл. в затхлое помещение татарка вваливается. в руке водки бутылка, на лице страшноватая улыбка, нос разбит, бровь рассечена. — а я их шатала всех!..– разговаривает сама с собой татарка, — я ебала, чья она подруга? меня ебёт, чья она подруга? правильно, нихуя! — и она пьяно размахивает руками и заторможенно жестикулирует. в штабе суетятся. из рук новоприбывшей забирают водку, на что она кроет матом тех, кто это сделал, и угрожает. — лен, не хочу тебя отвлекать конечно, но это срочно, — говорит адидас и взглядом на сейф указывает, — пока кощей не очухался. — о-о-ой, нихера-а себе! у вас переворот государственный чтоли? — тянет татарка и улыбается во все тридцать один, показывая окровавленные передние зубы, — мё–ё-ёртвые с кóсами бросили царя… дело рук кр-р-расных дьяволят! универсамовские переглядываются вновь, не зная, как реагировать, а после дружно смеются. «любэ» из уст угашенной водкой татарки звучало прям так, как должно было. — ну чё, крайние меры? — лена, то есть корона, глядит на адидаса, что пребывал сейчас в откровенном замешательстве. — крайние меры, — говорит за старшего зима, и лена не медлит. — щеколда! кастет мой неси! ща враз протрезвеешь, татарочка, — полушёпотом вещает корона. татарку поставили в центр гаража, сзади придерживали, чтоб не шмякнулась. корона кастет на пальце крутит. надевает. татарку хватают за руки и ноги, чтобы не сбежала. пьяный мозг начинает по-тихоньку соображать, когда глаза видят оружейную сталь. — э-э-э, может не надо? — татарка всё ещё на что-то надеется. — надо, федя, надо! кто ещё за тебя твою работу делать будет? — и кастет впечатывается в нос девушки. её укладывают на пол, она держится за лицо и не двигается. сквозь пальцы текут довольно полноводные реки крови. корона тем временем оружие щеколде отдаёт, над подопечной наклоняется. нос сломан. татарка подрывается и выходит на улицу в одной футболке и спортивках. кровь с лица и не пытается стереть, в карманах рыщет в поисках сигарет. находит наконец. спички и сигареты у неё резинкой для денег связаны. комплектация. подкуривает, кровь табак пачкает. универсамовские в который раз убеждаются, что женские группировки похлеще мужских бывают. смотрят на лужицу крови, что с татарки натекла, и не понимают, чем она заслужила. у человека мать умерла, а ей нос ломают, лишь бы сейф вскрыть. — так, ну чё у вас там? – входит татарка в гараж. видит сейф, подходит, крутит замок кодовый, – кощеев чтоли? — да, – говорит как есть вовка. — день рождения не подходит, – татарка вертит длинными тонкими пальцами счётчики на замке. — откуда знаешь? – спрашивает зима, намекая на дату рождения бывшего старшего. — хороший вор знает всё. любимые даты, юбилеи родственников? — не подходит ничё, – подаёт голос турбо, – тут замок ломать если только. — а вам лишь бы всё ломать, – осуждающе цокает почти трезвая татарка, – это ж техника, с ней бережно надо, как с женщиной.