татарочка

рано по утру в гараж звонят. татарка, глаза продрать не в силах, жмётся ближе к узкой кровати, плотнее в одеяло заворачивается. под боком ворочается колонча, руку диляре на талию кладёт да затихает. ахмерова решает спать дальше. ленка, вскочив как по команде, к телефону несётся, с шумом трубку сдёргивает: — алло?! – корона злится. рано просыпаться ненавидит, но приходится делать это часто, чаще, чем хотелось бы, – да, да… не приходила сегодня. она не с вами? – ленка снова молчит, слушает, что там на проводе скажут, – примем меры. если что, позвоним. домой придёт, – корона трубку с грохотом вешает, – рота, подъем! – гаркает на весь гараж. диляра глаза открывать не намерена, хочется дальше лежать в объятьях тёплого драного одеяла да видеть десятый сон. — диляра! – гаркает прямо на ухо ленка, и теперь сделать вид, что спишь мертвым сном у татарки не получается. когда все повыползали из кроватей, раздаётся голос ленкин: — щеколда пропала! в гараже тишина воцаряется. колонча и татарка испуганно переглядываются. ленка душой кривит, не рассказывает деталей разговора. приказ отдаёт щеколду найти до конца дня, и синдикатовские разбредаются по гаражу в поисках верхней одежды. татарка с колончой под руку по заснеженной дороге гаражного кооператива плетутся. сонливо обсуждают, куда деться щеколда могла. — они со ржавой вместе вчера в кино ходили, – вдруг вспоминает колонча, и татарка первый пункт назначения у себя на карте татарстана в голове ставит. в кино видели, как ржавая, щеколда и ещё два пацана из универсама входили, как выходили – нет. на входе стоит девушка-мент, и татарка рискует: — тетёнька-милицейская, подскажите пожалуйста, вы вчера не видели часом девочек таких, им по четырнадцать, рыжую и светленькую? с ними ещё мальчика два было. — а что случилось? — домой не вернулись. — обе? — не знаю точно. одна – стопудово. сестрёнка моя, женька. — в милицию заявление нужно писать. — о-ой, давайте без этого обойдёмся, – татарка пальцы и кисти у себя за спиной выкручивает, боится, как бы самой на крючок мусорской не попасться, – наверняка где-нибудь у третьей подружки заночевали. мы пойдём, да, сонь? — да, – кивает колонча, – всё равно спасибо большое! и вдвоём они вприпрыжку бегут от ментовской восвояси. вернулись к вечеру, стемнело уже. ленка с телефоном туда-сюда ходит, что-то выясняет. татарке вслушиваться не хочется: и так за день устала. в гараже помимо них никого нет. корона наконец трубку кладёт, за голову хватается, на ближайшую койку садится. — ржавую нашли. дома у себя была. и фантика этого – тоже, – корона помолчала, – щеколда и ералаш универсамовский... – ленка нервно сглотнула, – в больнице. матери сказать надо. я займусь. колонча и татарка – в больничку, остальные – здесь, на базе быть. все уяснили? – да! – хором отзываются синдикатовские, а после начинают действовать. больница встретила группировщиц неприятно болезненным запахом медикаментов и гробовой тишиной. девушки огляделись, пытаясь понять, куда идти, и вдруг заметили полуспящую дежурную женщину преклонного возраста. медлить не стали: — женщина, подскажите пожалуйста, малиновская евгения, четырнадцать лет, у вас? — девушки, приёмные часы давно окончены, приходите завтра с десяти до двух. — женщина, пожалуйста, это сестричка моя! – пискнула татарка, молясь, чтобы это выглядело правдоподобно. в эту секунду входная дверь снова открылась, впуская турбо и бабулю совсем низенького роста. они спрашивают о мише тилькине, и пазл у диляры складывается. их всех вместе ведут на запасной выход. когда диляра замечает надпись «морг» на стене здания, её сердце ухает куда-то в пятки, руки холодеют мгновенно, а пульс подскакивает. хочется курить и плакать. а ещё молиться, чтобы те, кто лежат в треклятом морге, умерли быстрой смертью, чтобы не мучились. железная дверь поскрипывает, когда из-за неё выходит старший уполномоченный, ильдар, насколько помнит татарка. — кто из вас был близок с малиновской евгенией? колонча взглядом просит диляру, и татарке ничего не остается, кроме как пойти за ментом за железную дверь, таящую за собой ужас казанской жизни. с ними пальто. у хлипкого забора стоит фантик. колонча его взглядом изучает, пытается понять, что за человек такой. дурацкую шапку носит, куртка не застёгнута, взгляд напуганный. сожалеет, раскаивается? это колонче только предстоит понять, а пока она в компании универсамовских закуривает. из-за угла выруливает корона собственной персоной, под руку таща за собой ржавую. девчонка без шапки, в расстёгнутой куртке и сапогах, растеряна явно, насчёт испуга колонча выводы делать не спешит. ленка ставит ржавую рядом с фантиком к забору, чтобы те не развалились в разные стороны как доски, отдышаться пытается: — вот эти, – ленка опять вздыхает, – гадины блядские бросили щеколду с ералашем… на растерзание группировке какой-то. колонча спичкой по коробку промахивается, пытаясь прикурить зиме, когда слышит слова эти. чувствует, как в теле кровь закипает, а вместе с ней и ярость. — а теперь вы, – ленка снова к фантику и ржавой обращается, – сейчас прямо как на исповеди перед богом выкладываете всё как было, иначе я вас по пакетам лично растащу, уяснили?! – корона кипятится, нет, даже не так, она страшно злится. в это время татарка и пальто лицезреют, возможно, самую страшную картину в их жизни. на столах лежат два посиневших трупа. проломленные черепа, синяки везде. ильдар повествует: — у малиновской следы изнасилования, сломаны оба бедра и спинка носа, щека ободрана, колени – тоже. следы удушья. язык прикушен. тилькин скончался от множественных ударов тупыми предметами… — ногами, – подсказывает татарка. — что? — суки, которые убили, группировщики скорее всего. местные. с соседних районов. иначе смысл им был через всю казань переться, чтобы малолеток убить? я никогда не поверю, что щек… женя что-то такое сделала, чтобы её целенаправленно убивать шли. а местные оружие не используют, кастет – максимум. даже палок не берут. — интересное замечание, со мной пойдёшь. — у меня алиби. — да знаю я, – вздыхает мент, – мне нужен кто-то, кто в этом во всём разбирается. засланный казачок, если хочешь. — хотите, чтобы я имена написала? не знаю я их, вы хоть тресните. — нет, – трёт лоб ильдар, – я хочу, чтобы ты помогла понять, кто конкретно это сделал. и ты тоже, – кивает в сторону пальто. тот стоит в немом шоке и глаз от трупов отвести не может. — это можно, – татарка думает недолго, – но это не наши, зуб даю. — ну конечно, – неуместно хмыкает мусор, – зачем вашим своих гасить? — я серьёзно, – понизила голос диляра, – хватит глумиться, ситуация, вы меня простите, — пиздец. — не поспоришь. они с пальто под руку выходят из морга, пока ильдар бабулю туда ведёт. та, слава богу, пока не заметила чудовищной надписи на стене. — а сейчас чтобы все понимали, что сделали фантик и ржавая, – начала татарка. рассказала всё, что узнала от мусора. параллельно пыталась трясущимися руками подпалить сигарету, да вот спичка никак не давалась. — да погоди ты, – подаёт голос турбо, после чего вполне уверенно прикуривает диляре. та благодарно смотрит на юношу. — я пошла на сотрудничество со следствием, – обращается татарка к старшей своей, – если хочешь, отшивай, но я это так не оставлю. — нахуя? – только и может выдавить из себя потрясённая ленка. — ты хошь узнать, кто их укокошил? так вот, это единственный варик. — это с чего это в тебе такая жажда справедливости проснулась? ты хоть понимаешь, что с нашей группировкой будет, если другие узнают, чё ты творишь? — вот я и говорю, отшивай, если надо. гады младшую мою грохнули, и я сделаю всё, чтобы суки эти получили по заслугам. на улице около забора воцаряется тишина, нарушаемая лишь криками бабули, доносящимися из недр здания.