глубоко

когда ральф решил вернуться в дом, он понимал, каких рисков это могло ему стоить. но также он понимал и то, что дом уже пророс глубоко в нём. ещё тогда, лет пятнадцать назад. будучи совсем молодым и полным сил, ральф не знал, на что подписывался. ему всего лишь нужно набраться опыта - так он говорил тогда, когда был слишком глуп и юн. тогда ральф был другим. в нем не было и капли сочувствия к детям, находившимся под его опекой. он ругал их без зазрения совести и пытался воспитывать, как научился. точнее, так, чтобы вырастить «сильных и стабильных людей». до одного момента ральф водил всех младших по струнке, в то время как старшие его ненавидели. первый запомнил многие гадости, которые знатно тогда попортили ему жизнь: расцарапанная дверь в кабинет со сломанной ручкой, постоянное подкидывание записок с различными ругательствами и обзывательствами и более мелкие пакости, в которые старшие каким-то образом подключали даже самых послушных, в глазах ральфа, младших. походы к акуле ничем не помогли, и ральф начал искать корень проблемы. каждый выпуск, каждая кровопролитная битва и каждое чёрное сердце. с годами, по мере взросления и ментально, и физически, ральф начал понимать. понемногу, разгребая огромные кучи осыпавшейся штукатурки, изучая все надписи, запоминая, анализируя. его мозг как будто превратился в огромный компьютер. отчасти, ему не помогал сойти с ума только лось, разбавлявший вечно нервную атмосферу среди молодых воспитателей. порой ральф просто подходил к лосю, пока тот курил во дворе, вставал рядом и тоже закуривал. неведомая сила плескалась рядом с ральфом каждый раз, когда он был рядом с лосем. она такая чистая, светлая исходила от лося, не желавшего принимать все надумки ральфа. сколько бы первый не старался донести до лося какие-то мысли, тот лишь качал своими рогами и немного печально улыбался. — ты слишком много думаешь, ральф. они хорошие дети, — говорил лось, пока ральф пальцами ерошил отросшие почти до плеч волосы цвета воронова крыла. — тебе легко это говорить, они все без ума от тебя, — ральф и сам не осознал, что сказал это слишком ядовито. со стыда тут же прикусил язык. — прости, я не хотел дерзить. — многие считают также. я люблю твою прямолинейность, — лось усмехался, а его большие синие глаза смеялись как будто бы отдельно. — хорошо, когда у человека есть своя истина. это и делает нас людьми. воспоминания о лосе, о всех их разговорах, коротких, но таких всеобъемлющих, заставляли сердце ральфа фантомно болеть. он никогда этого не показывал, но для ральфа лось тоже был воспитателем. конечно, немного в другом плане, но эта его роль была устойчива до сих пор. каким бы упертым не был ральф, сколько бы он не отрицал точку зрения лося, все еще прислушивался. в каких-то моментах останавливался, думал о том, что посоветовал бы лось. — ты делаешь успехи, ральф. знаешь, я горжусь тобой, — лось посмотрел на ральфа. лёгкая щетина, строгая чёрная водолазка, брюки и уже всем привычная кожаная перчатка. — ты так повзрослел с тех пор, как мы знакомы. я как будто ещё одного ребёнка вырастил. лось шутил, но не понимал, насколько это было правдой. — не говори глупостей, — ральф выдохнул. белесый дым струйками взвился к небу и медленно растворился в тенях вечера. он старался не смотреть на лося, а в особенности - в его глаза. — может быть, когда-нибудь позже ты поймешь мои слова, — лось затушил сигарету, — рад был поболтать с тобой, ральф, прощай. это «прощай» было произнесено всего лишь за день до злосчастного выпуска. знал ли он, что прощается навсегда? знал ли лось, что умрёт? готовился ли? ральф не знал и старался об этом не думать. он видел слишком много смертей, чтобы переживать еще об одной. даже если это лось, даже если смерть совсем несправедливая, глупая, до тошноты противная. когда ральф решил вернуться в дом, он понимал, каких рисков это могло ему стоить. дом уже пророс в нём, его ветви давно давили ральфу на глотку. это цена, которую нужно заплатить за то, чтобы дом тебя принял.