тени больше нет.
эта новость разнеслась по дому с невероятной скоростью. о ней говорили логи, воспитатели шептались, а акула даже устроил какое-то тайное собрание воспитателей, где они долго что-то обсуждали. кажется, к единому мнению они не пришли, ведь логи носились со своими «на ральфе лица нет». в коридорах было так темно, что абсолютно все вылезшие в него массы людей шкрябались по исписанным стенам в поисках нужного поворота или двери. голоса гудели, в них смешивались волнение или полное безразличие, искреннее сочувствие или лицемерные улыбки. на стенах прыгала чернота, поглощая рисунки и надписи. даже потолок стал таким тёмным, что нельзя было разглядеть, как катаются лики света от кучи фонариков. несмотря на их свет, весь дом превратился в чёрную дыру. все гонялись по коридорам, как будто пытаясь спрятаться от такой участи, избежать. чтобы тень не утянула их с собой. своеобразная воронка утаскивала тех, кто не успел сбежать. в конце концов, шум чуть утих, и казалось, что в доме наконец воцарилась блаженная тишина. все стали расходиться, понимая, что им ничего не покажут и не расскажут, и остались лишь одинокие единичные фигуры логов, до сих пор пытающихся что-то вынюхать. в третьей было жутко. птенцы сходили с ума от страха, даже слон, который ничего не понимал, тихо завывал и пытался кого-то позвать. никто не обращал на него внимания, все следили, чтобы стервятник ничего не разрушил. вот только стервятник наоборот сидел подозрительно тихо. все это время он просидел на стремянке, сжавшись в комок сырого теста, состоящего из тихой скорби и горечи. стервятник ни на что не реагировал. периодически он мог достать сигареты и нервно выкурить ровно две затяжки с каждой, а после бросал их на пол с тяжелым вздохом. или же он доставал какие-то настойки и пил их, даже не морщась. дорогуша каждый раз хватался за голову от переживания, красавица сочувственно гладил его по спине, ангел и бабочка сидели в обнимку, дракон курил, задымляя почти всю комнату. слон всё еще выл, обхватив здоровенными руками ноги, и, кажется, на него наконец обратили внимание, ведь гупи подполз к нему и принялся утешать. — дракон, — тихо позвал ангел и тут же взглянул в сторону стервятника. тишина стояла гробовая, а тёмный комок на вершине стремянки только глубже зарывался в отросшие волосы, как будто они могли спасти его от ужаса близкой смерти. дракон перестал дымить. он перевел глаза на ангела и удрученно вздохнул. по этому вздоху можно было услышать, в какой он безнадежности. а ведь действительно, птицы не знали, что делать и как они могли помочь любимому папе. — может, стоит позвать ральфа? — не очень уверенно предложил ангел, а бабочка прижался к нему поближе, как будто пытаясь отговорить. — чем он нам поможет? — тихо возразил бабочка, — папе нужно побыть одному. эти слова были ошибкой. по всей видимости, роковой ошибкой не только для психики птиц, но и для горшков, мирно покоившихся на подоконнике. стервятник злобно зарычал и метнул в них свою трость. грохот раздался такой, что слон начал плакать, а потом и вовсе пополз куда-то. красавица, до этого сидевший почти в углу и мрачно наблюдающий, тут же помчался за ним. дракон вышел из никотинового транса и встрепенулся. следующей жертвой дорогого папы почему-то должен был быть он. точнее, его коляска. птенцы, понимая всё без лишних слов, кое-как заволокли дракона на неё, и он рванул из третьей на всей своей имеющейся драконьей тяге. стервятник загромыхал агрессивнее. горшки зазвенели сильнее, закладывая уши. птенцы бегали по третьей, пытаясь спасти хоть что-то от внезапного порыва гнева папы. а стервятник, кажется, не слышал ни уговоров, ни просьб, ни криков. он просто крушил. по щекам текли мокрые дорожки, глаза горели жёлтым, а волосы растрепались. стервятник будто сошел с ума. а потом все вдруг затихло. дракон с подмогой вернулся вовремя, стервятника посадили в могильник. стены могильника давили на птицу своим холодом. он не любил здесь находиться, как и многие другие. приступ истерики не прошел бесследно, и он сидел, сжавшись в комочек, подрагивая всем своим тощим телом, кусая обветренные губы. призрак тени стоял сзади, как будто оберегая. это ощущение не давало покоя, стервятник затрясся ещё сильнее. ногу хватали тёмные лапы, не видимые никому, кроме него самого. — почему ты меня оставил? — тихо прошептал стервятник в пустоту, а его плечи ссутулились ещё сильнее.теперь он не плакал.
он зарычал, срываясь на нечеловеческий крик. скорбь захлестывала его с такой силой, что стервятник вскочил с кровати и принялся разносить скромно обставленную палату. длинные когти большой птицы драли белоснежные стены, оставляя на них рваные раны. горло саднило от крика, но он ни замолкал ни на секунду, как будто бы это помогло выпустить всю боль. сестры сбежались слишком поздно, ведь то, что они застали, повергло их в шок. в клочья разнесенная комната встречала их вырванным пухом из одеял, летающими по всей палате перьями. стены были ободраны, прикроватная тумбочка с выдвинутыми ящиками перевернута. стервятник сидел на полу. он хватался за свою ногу тонкими руками с обломанными ногтями, из которых хлестала кровь. жёлтые глаза горели ненавистью. стервятник стал похож на настоящего безумца с жутким тремором и чуть ли не пеной у рта. почти в таком виде ральф забрал сжавшегося стервятника, пока его приступ не возобновился. стервятник не сопротивлялся, у него кончились силы, поэтому на руках ральфа он лежал безвольной куклой, у которой отняли всю её кукольную жизнь без остатка, оставили на попечение жестокому ящику и перестали с ней играть. ральф ничего не говорил. он обматывал каждый палец стервятника бинтом, надеясь, что птица не выцарапает ему глаза. но птица, по всей видимости, набирался сил для новой истерики, потому как на диване лежал всё также безжизненно и смотрел в потолок. он не видел ничего вокруг себя и чувствовал только немного резковатые затягивания бинта на своих пальцах. нога ныла, но стервятник сейчас о ней не думал. он не мог думать ни о чем, кроме тени. ральф просидел рядом всю ночь. слушал завывания стервятника, приглушенные полотенцем, сочувственно, с таким искренним огнём в тёмных глазах. он помогал, как мог, насколько хватало его способностей. в коротких моментах, когда птица обессиленно падал на колени ральфа, он подбирал его в свои объятия. грубоватая кожа на пальцах вытирала слёзы и кровь, а тёмные глаза смотрели слишком уж сосредоточенно. наверное, стервятник никогда не видел ральфа таким, каким он был в ту ночь. ральф зарывался пальцами в его всклокоченные волосы, как будто больше не мог держать дистанцию, которую стоило бы держать хотя бы ради личной безопасности и сохранности всех частей тела. он по-прежнему ничего не говорил, но в огоньках его глаз стервятник видел всё. это не пугало, хотя и должно было. впервые стервятник увидел в ральфе живого человека, а не черствого и грубого воспитателя. ральф не отходил от него ни на шаг и постоянно сидел рядом. контролировал каждый неровный вдох в затишье. лишь иногда доставал сигареты и курил, чтобы снять накопившееся напряжение, передающееся ему от птицы. метания стервятника закончились лишь под первые лучи солнца за окном. он обессиленно забился в угол дивана и тихо заплакал. ральф его не успокаивал. он устало смотрел на почти пустую пачку сигарет и старался не заснуть. у ральфа появился призрак желания накрыть стервятника пледом, но он не осмелился. вряд ли птица сейчас стал бы спать. на утро стервятник ушёл. ральф ещё очень долго не мог выйти из комнаты, сам не понимая почему. эта ночь знатно потрепала его, но ральф нисколько не жалел, что забрал стервятника. так было лучше для птицы, безопаснее.