***
Вилка натягивает на себя футболку, потом толстовку и сверху ветровку. На улице холодно, поэтому поверх капюшона идёт теплая кепка. У зеркала Малышенко поднимает одежду рассматривая торчащие ребра и впалый живот. Теперь она выглядит хрупкой, будто стекло, теперь она выглядит красивой, но кажется, будто этого мало… Виолетта облизывает губы и выходит из дома, вставляя в уши наушники. Она плетется на остановку и сорок минут едет до нужного места. Уже в светлом помещении Малышенко здоровается с Марией Третьяковой, которая ведёт групповую терапию. Виолетта усаживается в кресло, которое стоит подальше от всех и прикусывает нижнюю губу, чувствуя волнение. Она видит девушку с яркими розовыми волосами, худую, будто щепку, видит полную девушку нерусской наружности и ещё несколько девушек, некоторых тощих, а некоторых выглядевших обычно. — Итак, добрый вечер. В прошлый раз мы обсуждали питание, давайте сегодня обсудим, как прошла ваша неделя? У нас ещё новенькая, Виолетта, вы можете познакомиться. Чувствуя на себе много взглядов Малышенко краснеет и сильнее кутается в слои одежды. Ей, вообще-то, неловко! Вилка опускает голову, не желая пока ни с кем общаться. Она трёт свои чёрные джинсы, раздумывая, что придётся покупать новые. Штаны висят, даже ремни не помогают… — Простите, что я опоздала! Я пришла с презентом. Звонкий голос заставляет поднять голову. Малышенко видит светловолосую девушку, что стоит перед ней с ярким макияжем, запыхавшаяся и держащая коробку с чем-то вкусно пахнущим. Виолетта хочет съесть все то, что есть, а потом упасть на колени перед унитазом и блевать до боли в горле и до плача. — Пончики взяла, на всякий случай больше, чем обычно, вдруг новенькие? Девушка улыбается невозможно пухлыми губами, такими красивыми. Её взгляд падает на Виолетту и Малышенко сглатывает: — О, вот и новенькая! Я Даша, а ты? Она подходит ближе после того, как ставит еду на стол, что стоит рядом с психотерапевтом. Садится рядом и протягивает руку. Вилка бормочет: — Виолетта. Можешь… Вилкой называть. Они говорят о том, что дни были тяжёлыми, кто-то сознается в том, что уже долго не ест или блевал после завтрака, а Малышенко впервые ощущает, что не одна такая. Что не одна не может нормально есть и видеть себя, потому что Геля, которая весит килограмм тридцать шесть, называет себя жирной и громко рыдает. Виолетта в итоге ест пончик с клубничной начинкой. Она жует его, жуёт, а потом сбегает в туалет, где вызывает рвоту уже привычными движениями. Тело дрожит, когда Малышенко поднимается, отряхивая колени. Вилка идёт к раковине и стирает с рук желчь и слюни, после чего вздрагивает: — Ты не в ремиссии, да? Даша, которая слишком понимающие смотрит, стоит сзади, такая идеальная, с красивой фигурой, со здоровым румянцем на щеках. Она выглядит искусством по сравнению с Виолеттой, что бледная, будто лист бумаги. — Нет. Я ещё худею. Каплан облизывает губы и подходит ближе, заставляя упереться копчиком в холодный кафель. Шепчет: — Тебе уже некуда худеть, Вили, ты одной ногой в могиле. Малышенко от таких жёстких слов даже вздрагивает. Моргает нелепо, а после, чувствуя раздражение, выдает: — Как мы все. В этой группе все анобабочки! Снова моет руки, пытаясь избавиться от мерзости, что пропитывает каждую клеточку тела. Даша смотрит на неё с горечью, как и на всех в этой ебаной группе поддержки: — Надеюсь, ты поймёшь, что красива. Виолетта и не хочет понимать. Она сознательно себя убивает, наверное. Потому что хочется.***
— Алло, Кристин, я не могу туда ходить. Меня все раздражает и они все больные. Виолетта кусает кожу вокруг ногтей и болтает ногами, сидя на подоконнике. Рядом пепельница и стакан с водой, потому что после рвоты макаронами ничего не хочется, не считая быстрой смерти. — Вилка, ты была там всего раз, сходи ещё несколько. Привыкнешь, отвечаю. Лизка, которая с Кирой мутит, тоже там была пару лет назад, сейчас спортивная, здоровая. Малышенко закатывает глаза и раздражённо стукает рукой по подоконнику: — Да мне похуй, я на работу хочу! Мне нечего делать дома, мне скучно. «А ещё дома есть еда, которую я сжираю, будто чёрная дыра, после чего вызываю рвоту», — этого Малышенко не говорит, потому что итак чувствует себя жалкой. Захарова вздыхает: — Запишись ещё на индивидуальную терапию. Проработай свою хуйню в башке и вернешься. Зарплату повышу, если наберёшь хотя бы пять кило. Вилка ощущает, что руки начинают дрожать. Она переспрашивает: — Если наберу пять кило? Ты серьёзно? Блять, я не буду ничего набирать, я худею! Голос Кристины становится жёстким. Она почти рычит: — Ты головой думай, че делаешь. Ты едва ли сорок восемь весишь. При твоём росте это пиздец. Малышенко сбрасывает и кричит, откидывая телефон на кровать. Пальцами цепляется за волосы, что выпадают и скулит: — Сука-а… Потому что её жизнь идёт по пизде , а она ничего сделать не может, только смотреть на это все и блевать.***
— Когда это началось? Виолетта стучит ногой по полу, обнимая себя руками и смотря на светлый ковер. Она отвечает тихо, пожимая плечами: — Классе в седьмом, наверное. Мария Третьякова делает пару заметок и тепло смотрит, будто Вилка не пациентка, а подруга. Психотерапевтка уточняет: — А почему? Ты помнишь, что стало началом? Малышенко облизывает губы, пару минут раздумывает, правда, пытаясь, вспомнить, что её тогда заставило вызывать рвоту… — Наверное, это началось после того, как мама отправила меня на кучу кружков. Танцы, рисование, допы по английскому, потому что она хотела, чтобы я была лингвистом… У меня иногда не было времени поесть и я начала нажираться по вечерам. Ела до тошноты, набрала… И она начала говорить, что я толстая и что такую корову никто не полюбит. Я рыдала, конечно, и в итоге пыталась сесть на диеты. Всегда срывалась, съедала по половине холодильника, ела сырые макароны и замороженные пельмени… И блевать начала. Малышенко трёт костяшки, на которых остались старые шрамы и новые раны. Она сжимается, когда слышит ласковое: — Мне очень жаль, что ты пережила это. Давай поговорим о том, что ты чувствуешь. Виолетта, которая была настроена изначально против всей этой психологической лапши, решает открыться. Она говорит правду, пока чувствует тревогу и шок. Она в шоке с самой себя. Неужели она бывает честной?***
— Эй, Вили, как ты? Даша, уже привычно улыбчивая, но с тёмными волосами и с зелёными тенями на веках, подходит ближе. У неё в руках какая-то яркая ашкьюдишка, которая пахнет неплохо. — Пойдёт. А ты? Раздражение за две недели терапии прошло. Виолетта стала чувствовать себя лучше и даже по утрам не выблевывать яблоки, которыми начала привычно завтракать. — Да тоже… Все хорошо. Даша подходит ближе и поправляет капюшон на голове Малышенко. Вилка отмечает, что она бледнеет и спрашивает: — Ты болеешь? Каплан замирает и улыбается, погладив Виолетту по голове: — Простудилась немного, да. В унике грипп ходит. Малышенко не видит вранья, либо потому что его нет, либо потому что Вилка думает о том, что хочет сегодня пиццу, безумно хочет. — Выздоравливай, типа… Виолетта чуть улыбается, смотря на Каплан, а потом протягивает руку: — Можно курилку твою попробовать? Даша широко улыбается в ответ и кивает, вкладывая в руку электронку. Вилка затягивается и тут же морщится: — Бля… Не моё. А пахнет вкусно. Каплан смеётся: — Значит, наш вкус здесь отличается. Виолетта чуть краснеет, рассматривая красивый полумесяц. Она вздыхает: — Даш, слушай… Но не успевает ничего сказать, потому что Каплан вдруг начинает прыгать и радостно хохотать: — Снег пошёл! Я так люблю снег, Вили, так люблю! Видя счастливое лицо Виолетта сама чувствует себя счастливой. Она видит резные снежинки на длинных волосах, видит такое восхищение погоде ой… Малышенко хочет её поцеловать. Это проблема.***
— Как проходят сессии? Подружилась с кем-то? Кристина смотрит на Виолетту, что ставит чайник. Малышенко улыбается и поправляет свой хвостик: — Да пойдёт… Почти месяц прошёл. Мне даже нравится. Захарова кивает: — Я рада. Мы, типа, скучаем по тебе и по бутерам, что ты нам делала. Вилка облизывает губы и фыркает: — Ты сама меня отстранила. Кристина закатывает глаза и тянет руку Виолетты к себе. Не видит новых следов и выдыхает даже, потому что это плюс, огромный плюс: — И я не жалею, слышишь? Не могу жалеть о том, что начала тебя спасать. Малышенко обнимает Захарову, прикрывая глаза и утыкаясь прохладным носом в её шею. Шепчет: — Я тоже уже не жалею, правда.***
Виолетта посещает сессии уже два месяца. Индивидуальная терапия два раза в неделю и групповая раз в неделю. Встречи с Дашей вне этого, кофе без сахара и истории о детстве. Малышенко не влюблялась с девятого класса, поэтому ей странно. Она смотрит на татуировки Каплан, смотрит на её худые запястья, на большие глаза и, наверное, даже забывает о питании. Но кое-что её волнует. То, что Даша стала одеваться в более мешковатую одежду. Декабрь, можно, конечно, подумать о том, что она так утепляется, но… В очередной день их встречи, только уже дома у Каплан, где есть милая кошка Ницце и куча цветов, Виолетта аккуратно спрашивает, смотря в спину Даши: — У тебя снова проблемы с восприятием себя? Каплан замирает. Малышенко знала, что попала в точку. Она видит, как мелко дрожат пальцы Даши и выдыхает. Слышит мелодичный голос, грустный до безумия: — Да. Я… Я снова не могу есть. Поворачивается лицом к Виолетте и та видит, как слезы катятся по бледным щекам. Каплан, с которой они очень сблизились, впервые плачет и Малышенко шепчет, раскидывая руки: — Маинький… Иди ко мне. И обнимает, крепко и аккуратно, гладит по спине, оставляя рефлекторно чмок в районе челюсти. Просит: — Пожалуйста… Пожалуйста, все хорошо будет. Хотя сама не знает, верит ли в это. Уже позже они лежат на кровати и Виолетта вдруг предлагает то, что раньше бы никогда не предложила: — Давай увидим друг друга без одежды? В плане… Откроемся друг другу. Мне, типа, стремно, что ты посчитаешь меня жирной, но… Каплан кивает и стягивает с себя объёмную футболку. Вилка сглатывает, видя кружева, что скрывают красивую округлую грудь. Видит плоский живот, татуировки и просто… — Охуеть ты красивая, Даш… Дарья улыбается смущённо и тянет кофту Малышенко вверх: — Позволь и мне увидеть, так будет честно. Виолетта позволяет себя раздеть, позволяет чужим глазам пройтись по верху тела. И, видя восторг, выдыхает. Выдыхает, прикрывает глаза и, забравшись на колени Даши, целует, вырывая удивлённое «ой». Малышенко оставляет нежные поцелуи на шее Каплан прикусывает горло и тяжело дышит, ощущая, как внизу живота зажигается пламя. Она на пробу сжимает упругие полушария и ногтем царапает твёрдый сосок, вырывая тихий стон. Спрашивает: — Ты… Хочешь? Зай… И это обращение кажется вдруг слишком привычным. Каплан, красная от смущения и возбуждения, с растрепанными волосами и быстро поднимающейся грудью кивает: — Хочу. Расстегивает ширинку своих штанов, позволяя Виолетте стянуть их и откинуть в цветочный горшок. Малышенко стягивает лямки с плеч Даши и рассматривает красивый стан. Она гладит розовые соски и, наклонившись к одному, облизывает его. Каплан снова стонет, едва слышно, красиво. Она неуверенно сжимает простыни, на что Вилка укладывает её ладонь на свои волосы и произносит: — Можешь тянуть. Показывай, если тебе приятно. И прикусывает соблазнительную горошину, пальцами скользя по животу вниз, к кромке белья. Она тянет его в сторону и тот отлетает прямо на компьютер. Даша тихо смеётся, но быстро срывается на всхлип, потому что прохладные пальцы Виолетты касаются влажного клитора и давят на него. Малышенко шепчет нежно: — Все в порядке. Ты прекрасная, Даш, ты очень красивая. Она медленно проникает внутрь узкого жара, понимая, что Каплан до безумия тесная. Даша чуть хмурится и Виолетта замирает, снова обласкивая губами грудь. Через пару минут слышит тихое: — Всё в порядке, можешь… Дальше… Малышенко видит, что Каплан не открывает глаз. Знает, что той неловко, стыдно. Что в голове крутятся загоны, поэтому она решает их вытравить самым приятным способом. — Вили, ты… И почти кричит, прогибаясь в спине, когда язык Виолетты касается клитора. Малышенко устраивается между дрожащих бёдер и совершает аккуратные мазки, медленно толкаясь уже двумя пальцами. Даша тихо постанывает, очень чувствительная. Она сжимает тёмные пряди и притягивает ближе к себе, постепенно расслабляясь. Виолетте так нравится это… Малышенко выходит из дрожащего тела и проникает внутрь Каплан языком, пробуя её на вкус лучше. Даша почти плачет, потому что никто о ней так не заботился, потому что никто не пытался сделать так хорошо. Разве она заслужила этого? — Зай, давай… Отпусти себя, ты молодец, Даша, молодец. Виолетта снова входит пальцами. Поднимается к лицу Каплан и целует ее, позволяя почувствовать свой сладко-солёный вкус. Они целуются, пока движения становятся грубее, быстрее. Пара толчков и вскрик, который Вилка ловит губами. Она замедляет толчки, ощущая сильные сокращения мышц и через несколько минут выходит, облизывая пальцы. Когда Даша приходит в себя, то тянется к Виолетте, но та мотает головой и отодвигается: — Я не готова. А больно от этого почему-то обеим. Каплан — потому что Вилка не доверилась, а Вилке… Вилке, потому что снова загналась. У неё же бедра слишком мясистые, кожа на руках после похудения висит, грудь слишком маленькая… Уже дома Виолетта съедает сковородку жареной картошки и выблевывает её, рыдая и стукаясь лбом об унитаз. Как же ей хуево.***
— Ты снова похудела. Что случилось? Кристина взволнованно смотрит на Виолетту, что сидит перед ней, бледная и несчастная. Малышенко отвечает: — Ничего. Просто я, блять… Хуевая. Захарова стукает по столу, заставляя официантов обернуться, ведь они в кафе. Она спрашивает: — Ты с чего это взяла, бля? У тебя предновогодняя хандра? Малышенко грустно хмыкает: — Я влюбилась в самую красивую, милую и добрую девушку. Вот с чего. Захарова поднимает брови и выдыхает. Улыбается: — Влюбилась? А в чем проблема тогда? Малышенко недовольно глядит на Крис и указывает руками на себя: — А не видно? Я ебанутая, толстая, страшная… Она меня такую не полюбит. Я лохушка. Кристина даёт Вилке подзатыльник, заставляя вскрикнуть. И топает: — Я тебя щас отшлепаю прям здесь. Ты че за хуйню базаришь? Ты охуенно выглядишь, ты классная. Но да, лохушка, потому что до тебя никак не дойдёт, что ты ценная, нахуй. Малышенко и правда ценности в себе не видит. Ничего хорошего в себе не видит, но решает прийти к Даше. Стучится, но ей не открывают и только на следующий день узнает, что Каплан забрала скорая.***
— Истощение. Организм в ахуе. Мне предложили лечь в специальную клинику для лечения пищевых расстройств, Вил. Каплан, бледная и ещё сильнее похудевшая, заставляет Виолетту дрожать. Малышенко спрашивает тихо, усаживаясь на край кровати: — Ты поедешь? Даша жмет плечами и внезапно начинает плакать. Вилка обнимает её, гладит по выпирающему позвоночнику. Слышит жалобное: — Я боюсь набрать… Такая я тебе нравиться не буду. Виолетта замирает. Она отодвигается немного и берет прохладное лицо в ладони. Шепчет: — Ты чего? Ты… Господи, зай, ты будешь нравиться мне любой. Ты замечательная. Мне нет дела до твоего веса. Даша шмыгает красным носом и переспрашивает: — Буду нравиться любой? Правда? Виолетта утвердительно кивает и целует пухлые губы, соленые от слез. Просит ласково: — Пожалуйста, зай… Я боюсь, что ты умрёшь. От анорексии и булимии можно умереть, сердце или прочая хуйня… Это всё сопровождает… Малышенко почти плачет от мыслей, что Даша может исчезнуть. Такая слабая, худенькая… Виолетта хочет здоровую Дашу, хочет улыбчивую Дашеньку, а не ту, что будто сейчас сломается. — Хорошо. Я соглашусь, Вил, только пообещай, что тоже будешь лечиться. Ради нас. И если мы сможем, если мы войдём в ремиссию, то мы будем вместе. Пообещай мне. Малышенко смотрит уже в такие родные глаза и кивает. Целует костяшки Даши: — Я обещаю. Я выздоровлю и ради себя, и ради тебя, и ради нас. Я стану здоровой вопреки себе же.***
спустя ещё три месяца. — Дашенька… Ну хватит, блин, зай… Виолетта звонко смеётся, пытаясь увернуться от ласковых пальцев. Она выглядит действительно здоровой, немного набравшей нужный вес и спортивной. Даша, которая находится рядом, широко улыбается, тоже здоровая и безумно красивая. — Не хватит… Котёночек, хочу зацеловать тебя, пока у тебя выходной… А потом приду завтра в ресторан, попробую твоё новое блюдо. Каплан прижимает Виолетту к туалетному столику и оставляет засосы и поцелуи на подставленной шее. Вилка смеётся: — Зай… Мы опоздаем… Мы же, типа, в театр… Даша же плевать, кажется, хотела на этот театр. Она задирает юбку Виолетты и касается влажного кружева, потому что теперь Малышенко её не стесняется. Они моются даже вместе и… — Все хорошо, Вил… Каплан опускается на колени и её голова пропадает под светлой тканью. Вилка дарит Кире дорогую бутылку рома, а Кристине билет на какой-то футбольный матч, потому что теперь она здорова. И каждый день они едят за одним столом, уже не боясь набрать несчастные килограммы. Какая разница, сколько ты весишь, если ты счастлив?