Illuminated

      Коконой Хаджиме стоит в тусклой комнате, которая периодически мерцает в разных огоньках, прислонившись спиной в стене. Он держит левую руку за спиной, сжимая её в кулак, а правой, как ни в чём не бывало, держит пластмассовый стаканчик с алкоголем. Над его головой, покосившись на одну сторону, висит растяжка: «С днём рождения, Инуи Сейшу». Вокруг всё тонет в какой-то ватханалии веселья, криков, музыки, что даже не различить среди этой какофонии и собственных мыслей. Но что хорошо слышит парень — как Сейшу воркует с какой-то студенткой, которая тоже была приглашена на празднование дня рождения Инуи. Коко на мгновение прикрывает глаза и принимает решение просто уйти отсюда, чтобы не видеть всего этого кошмара. Тряхнув вьющимися прядями чёрных, как смоль, волос, парень просто швыряет недопитый алкоголь в сторону. Этому дому всё равно уже не помочь, который тонет не только в алкоголе и разврате, но и с появлением Санзу на празднике появляются ещё и наркотические вещества.       Коко после того, что упрямо видит — а именно Инуи поглощенного другими — принимает решение, что стоит прислушаться к сладостным речам Изаны Курокавы и перейти на его сторону, как можно дальше от Тосвы, в которую Хаджиме вступил исключительно из-за Сейшу. Сам Коконой не сильно жаловал детскую беспечность Майки, главы Тосвы, и отвальных легкомысленных детей по типу громогласного Такемичи, слишком пиздодельного Мацуно, который лишь на людях весь такой милый и хороший, и остальных. Единственный кто выбивался из этого радужного колорита — сам Санзу Харучиё, пробившегося в Тосву из-за Ясухиро Мутто — считающиеся довольно сильной фигурой.       Инуи даже не замечает, что некоторое время на него вперит лисий взор Коко, а потом тот собирается уходить. Сейшу слишком увлечён разговором с девушкой, которую видит впервые, но завладевшая его вниманием, что случалось отнюдь не редко. Возможно, эта девушка пришла с Эммой или Хинатой, Инуи не стремится разобраться, потому что на такую мелочь необходимо время, которое жалко тратить на такую пыль.       Хаджиме тем временем пробирается из просторной гостиной в сторону коридора, чтобы выйти, но кто-то его или намеренно или случайно толкает. Парень ударяется плечом о стену и теряет равновесие, запнувшись о пустые бутылки и прочий мусор. Коко падает на колени, успев выставить перед собой ладони. От ладоней до всего нутра проходит дрожь, насквозь пропитанная чувством отвращения, ибо где пустые бутылки и прочий мусор там: или разлит сам алкоголь или в худшем случае кто-то наблевал. К несчастью парня там оказался второй вариант. — Ёбанный в рот, — рычит Хаджиме и резко поднимает голову, чтобы увидеть того самого мудака, который не разбирает дороги.       Но этот самый мудак склоняется к Коко быстрее и хватает его под локоть. — Пардоньте, — язык Харучиё заплетается, но ему всё же удаётся поднять товарища по группировке на ноги. — Фу-у, — хохоча, тянет парень с прямыми и светлыми волосами. Его глаза дрожат от алкоголя и более тяжёлых веществ, но он может фокусировать своё внимание на чём-то одном и сейчас вниманием овладевает исключительно Хаджиме. — Смотри куда прёшь, — огрызается Коконой, довольно резко одёргивая локоть из чужих пальцев.       Жест выглядит крайне агрессивным, но самого Санзу это никак не трогает. Он тащится на второй этаж прямиком по следам Хаджиме, не сбивая с лица странную ухмылку. Куда ступает член первого отряда и точно на это же место спешит наступить заместитель капитана пятого отряда. Эта своеобразная игра остаётся не замеченной для Хаджиме, который продолжает внутренне в сокрушительный триадах гореть потому что: Инуи идиот, который не понимает очевидных вещей, а сам Коконой Хаджиме неудачник, который, упав, ещё и в чью-то блевотину угодил.       Коко ногой толкает дверь в ванну, напугав какую-то парочку, что лобызалась у раковины. — Эй, — пытается возмутиться парень, пока его пассия в спешке скрывает обнажённую грудь, но Хаджиме игнорирует это «Эй» в свой адрес. — Ты что оглох? Вымётывайся отсюда!       Но нервы Хаджимме оказываются на пределе. Глубоко втягивая через нос душный воздух, пропитанный потом, алкоголем и сигаретами, и так же медленно выдыхая этот смрад, парень с локтя бьёт эту выскочку прямиком в нос. Парень опрокидывается назад, скуля и хватаясь за разбитый нос. — Вот это да! — со свистом тянет воодушевлённый Харучиё. Ему сейчас, как никогда сложно сбить свою точку фокуса с Коконоя Хаджиме — словно гиперфиксация на другом человеке. — А ты среди Тосвы казался мне белой овечкой. Бе-е-е, — и парень начинает и взаправду блеять, что у Коко возникает острое желание и ему в нос дать, но уже с ноги. — Просто отвали, — Хаджиме хмурит идеальные и тонкие брови к переночице, что на лбу образуются две складочки.       Склонившись к раковине, он начинает тщательно мыть руки. День был дерьмо, но вечер оказался ещё более дерьмовым.       Сейшу Инуи и Коконой Хаджиме были, есть и будут давними друзьями. Они оба познакомились в то время, когда Аканэ где-то под Рождество привела в дом незнакомого парня, чтобы поспешить познакомить его со своим братом и родителями. Последним Коко как-то сразу понравился — хороший, интеллигентный парнишка, который на радость отцу ещё и так в экономике, политике и прочих скучных делах разбирается на «Ура!»       А вот сам Инуи воспринял это знакомство с негативной стороны, считая, что Хаджиме прямая угроза спокойствию его любимой сестрёнки. Но время шло и негативные аспекты легко тасовались местами с более позитивными сторонами, пока Сейшу не принял в парне сестры только положительные черты его характера. Но непоправимая трагедия случилась, когда умерла Аканэ. Сгорая сначала медленно, а к концу дней стремительно, как свеча.       По сей день в памяти ярко выстраивается картина, как возвышаются обугленные трубы крематория. Коконой не смог находиться внутри и не присутствовал на церемонии, но он стоял под дождём и смотрел, как из трубы валит густой и чёрный дым, выплёвывая в дождливое, хмурое небо пепел. В тот момент горело тело Аканэ. Тогда навстречу ему неопределимому горю вышел сам Инуи. Он просто обнял друга, прижимая к себе, что можно было почувствовать, как сердце Сейшу билось медленно и спокойно, а сердце Коко разрывалось на сотню маленьких лоскутков. Они стояли так пять минут. Десять минут. Стояли до тех пор, пока их сердца не стали биться в унисон медленно и спокойно. Хаджиме думал, что брат её возлюбленной тогда каким-то образом смог выкрасть из его сердца всю боль и отчаяние. И тогда Хаджиме понял, что снова влюбился.       Любой бы мог сказать, что эта привязанность возникла внутри Коко из-за потери Аканэ и чтобы не сойти с ума, головной мозг быстро переключился на другого человека. Коко и сам так думал первое время, пока не поймал себя на мысли, что эти чувства не меркнут, а лишь усиливаются день ото дня. Как и сейчас…       Коконой в одержимости трёт свои руки, смывая с них всю грязь чужого содержимого желудка и у него желание содрать с себя кожу. На его плечо опускает чужая рука и Хаджиме поднимает взгляд. Парень смотрит на Харучиё через отражение в зеркале, видя, как тот пытается сфокусироваться на отражении Коко. Санзу продолжает держать товарища за плечо, цепляясь пальцами за худощавое плечо, и выдаёт: — А мы с тобой разве не встречались ранее?       Коконой хмурится, потому что не понимает — шутит ли этот парень или нет? Вообще ранее не было замечено за Санзу Харучиё, что тот балуется запрещёнными веществами. Возможно — слабость именно в честь дня рождения Инуи Сейшу. Ведь в их возрасте обычно и подсаживаются на всякую дрянь. Но Харучиё и правда сейчас забывает очевидные вещи, любуясь чужими и правильными чертами лица сквозь отражение зеркала. — Мы с тобой в одной группировке, дурак, — говорит Хаджиме, но потом через небольшую паузу добавляет. — Были. — Были? — Санзу чуть склоняет голову, чтобы уткнуться подбородком в другое плечо парня перед ним.       Коко спиной чувствует пылкий жар чужого тела из-за чего собственная рубашка-кимоно начинает прилипать с спине. — Я ухожу из Тосвы в Поднебесье. И ты стоишь слишком близко, — рычит парень и с силой отталкивает от себя блондина, что тот, в попытках поймать равновесие, налетает спиной на стену.       Коконой уходит из ванной-комнаты, стремительно слетая по лестнице на первый этаж. Парень отчаянно хочет убежать, как можно дальше из этого места, но к его огромному несчастью практически на самых последних ступенях видит Инуи. Друг озирается по сторонам и когда взглядом цепляется за Хаджиме, тут же расплывается в улыбке. — Я тебя потерял! — сквозь музыку и чужие голоса кричит ему Сейшу, торопясь подойти. — Пойдём, сейчас самый разгар начнётся!       И Инуи аккуратно берёт своего друга за руку так, что их пальцы переплелись. Он тянет его опять в сторону гостиной, но сам Коко тормозит в чувстве, что всё вокруг замерло. Он смотрит на переплетённые пальцы и в грудь бьёт осознание: это чистой воды случайность. Сейшу случайно так взял его за руку. — Всё нормально? — с небольшим напором Инуи ещё раз предпринимает попытку повести Хаджиме за собой.       Кто-то принимается играть со световым сопровождением в доме и небольшая вспышка неона ложится на лицо Сейшу, чьи уголки губ растянуты в лёгкой улыбке, которая наполнена самыми разнообразными эмоциями. Хаджиме собирается сделать уверенный шаг вперёд и накрыть его губы своими в поцелуе и плевать вообще на всё вокруг. Но сердце Хаджиме изливается кровью через сотню маленьких порезов от равнодушия Инуи Сейшу. Сделай шаг! Прямо сейчас! Коко приказывает себе это сделать, но почему-то медлит. И эта медлительность и сомнения разворачиваются новой вспышкой неона, в которой парень выпускает его руку. Сейшу переключает своё внимание, когда выпускает Хаджиме, на ту самую красотку, что воркующие обвивает загребущими руками шею Инуи.       Тошнотворный ком подкатывает к горлу и Хаджиме необходимо прикладывать усилия, чтобы протолкнуть этот ком, как можно глубже в желудок и не сблевануть прямо здесь и сейчас от лицезрения этой «милейшей» картины. Развернувшись, парень уносит свои ноги прочь из треклятого дома. Он прекрасно слышит, как в спину прилетает окрик Сейшу, но не останавливается.       Я хотел тебя поцеловать… Я хочу, чтобы ты, наконец, понял, что я люблю тебя…       Коконой останавливается и усаживается на скамье, вытягивая худые ноги перед собой. Он запрокидывает голову вверх и только сейчас становится в состоянии открыть свои глаза. Парень не может поверить, что пока он шёл вперёд, то по щекам скользнули две кристаллические слезы. Со злостью Хаджиме рукавом рубашки вытирает правую щёку, начиная ненавидеть себя за столь абсурдную слабость. И когда он открывает глаза, то всё вокруг становится таким освещённым. Иллюминация на деревьях даже немного режет глаза, но раскидистые ветки утопают в точках-огоньках. Коко смотрит на них, заворожённый этой красотой. Вокруг него нет ни единой души, что является непозволительной роскошью в Токио. И парень решает всецело быть погашённым этой тишиной. Грудная клетка равномерно вздымается, а с обветренных губ срывается горячий воздух. Всё нутро до сих пор горит и сложно конкретно понять, что за дьявольщина сейчас ломает грудную клетку болезненными ударами. Но так бьётся сердце Коконоя Хаджиме.       Его сердце бьётся столь болезненно, что перехватывает дыхание, но он продолжает сидеть, развалившись на скамье и пряча руки в карманах джинс, пока взгляд блуждает по огонькам на ветвях деревьев. В голове всё резко становится таким неправильным и фальшивым, что приходится нахмуриться чуть сильнее. Коко поджимает губы, теперь не зная правильным ли решение было не только подрываться с дня рождения и слышать в спину, как Инуи кричал его имя, но и принять решение дать Изане положительный ответ о переходе из-под покровительства Майки к Курокаве.       Тонкая и изящная рука взмывает вверх и ложится на глаза, погружая в темному глаза, в радужке которых горели сотни огней от деревьев. Хочется, чтобы этот момент тишины не заканчивался и лился целую вечность, пока его грызут сомнения, грызёт стыд, что он: не смог сделать первый шаг навстречу своим чувствам и потом просто сбежал, гонимый ревностью и злостью.       Где-то отдалённо слышатся шаркающие шаги. Сначала Коко думает, что это всё же прохожий нарушает его покой, но ему приходится резко отнять ладонь от глаз, потому что рядом с ним кто-то приземляется. Со всей силой и жадностью парень стремится видеть Сейшу, но стоит повернуть голову влево, как реальность разбивается на миллиарды осколков. — Чего тебе надо? — бесцеремонно и даже немного грубо спрашивает Коко, косясь на довольную рожу Санзу.       Харучиё откинул за плечо длинные, светлые волосы, стягивая после медицинскую маску на подбородок. — Прикинь, пришлось немного прогуляться, чтобы понять в какую сторону ты идёшь, — грубость не толкает Санзу, а наоборот — будто бы накручивает поводок сильнее, что вынуждает парня улыбаться дальше.       Грубые шрамы в уголках губ чуть скрываются из-за улыбки и становятся менее заметными. — И зачем ты пошёл за мной? — Ты так стремительно сбежал с этого идиотского праздника, — Санзу продолжает улыбаться. Он закидывает одну руку на спинку скамьи и укладывает на неё голову, любуясь очертаниями лица Коко в свете иллюминации. — Я смотрел за тобой с верхних ступеней лестницы. Ты правда хотел поцеловать этого Сейшу?       От такого вопроса Хаджиме будто бы ударяют током и он резко выпрямляется, ощущая, как по спине проходит табун мурашек, заставляющие плечи покрыться мелкой дрожью. Всё настолько очевидно? Или он грёбанный экстрасенс? А у Харучиё на лице мелькает довольная ухмылка, как у человека, который слишком наблюдательный. Но вот на деле всё далеко не так. Каким-то образом Санзу сейчас попадает пальцем в небо с желанием Хаджиме поцеловать Инуи и, к сожалению, попадает с этим предположением. Коко резко отворачивает голову от собеседника, делая вид, что окружающее их пространство значительно интереснее, чем затуманенный взгляд серого, грозового неба. Коко хватает всего лишь несколько секунд, чтобы выявить всё нутро человека по глазам. Но вот только в случае с Санзу он видит только тяжёлое небо, которое всё никак не извергается в стихии дождя. — Я пойду следом за тобой в Поднебесье, — будничным тоном произносит шокирующую новость блондин, вынуждая члена первого отряда ошарашено повернуться к парню снова. — Что? Я всё правильно расслышал? — глупо переспрашивает Хаджимме. — Какого хуя ты вообще меня преследуешь?       Но Харучиё пожимает плечами и лениво поднимает голову со своей руки, провожая взглядом Коконоя, что поспешно поднимается на ноги. Никто не знает и сам Санзу Харучиё подавно причину, по которой ему буквально нужно следовать за Хаджиме по пятам, не теряя его из виду. — Изане нужны сильные, — отвечает парень. — Я не промах в ближних боях. Сам прекрасно знаешь. Я ведь вспомнил, как на прошлой неделе мы с тобой вместе дрались против Казуторы и его говённой компашки.       Но Хаджиме не слушает больше этого странного парня, потому что его мотивы и преследование начинают напрягать и щекотать нервы. Хаджиме не прощаясь уходит. На этот раз Санзу Харучиё его не преследует, потому что блондин прекрасно осведомлён, что они ещё встретятся в Поднебесье. 3 дня спустя       Инуи смотрит на товарища неотрывно, изучающие, презренно. Он смотрит на лучшего друга, который сменил чёрную форму Тосвы на красный плащ Поднебесья. И этот оттенок ткани идеально гармонирует с любимыми сердцу красными стрелками Коко. Его взгляд за столь непродолжительное время стал более отстранённым и вдумчивым. Прошло три дня! Сейшу горит внутри от злости. Какого хера? И всё слишком хорошо читается по лицу Инуи, уголок губы которого в невротическом состоянии подёргивается.       Внешне может показаться, что за три дня внутри Хаджиме произошли осадки в виде дождей, помогая тому остудить свой затуманенный любовью разум, но это лишь внешняя маска, которую парень держит с завидным упрямством. Внутри него всё закручивается в спираль из пепла. Больше нет пожара. Больше нет той пылкой и трепетной любви. От всего этого остаётся ядовитый и отравяющий всё живое пепел отчаяния. Всё внутри кричит: почему ты не выбрал меня? Что сделал не так? Разве я не достоин быть с тобой? Но вместо этих криков в лицо Сейшу, Хаджиме незаметно кусает внутреннюю сторону щеки. — Почему? — сипло спрашивает Сейшу, когда смирился с тем, что не подобрать ему нужных слов, кроме такого примитивного и глупого вопроса. — Так было нужно, — и ответом служит не менее «содержательный» и «оригинальный» ответ. — Что происходит? Ты сорвался с вечеринки, не выходил на связь все эти дни, а когда вышел, то что я вижу? Ты предал Тосву! — Плевать я хотел на Тосву, — зло рычит и плюёт слова Коконой. — Майки, — не унимается Инуи и ищет хоть что-то, что могло бы заставить друга одуматься пока не поздно. — Аналогично плевать хотел и на него. — А как же я? Ты понимаешь, что теперь мы будем сражаться по разные стороны баррикад?       И на этих словах с уст хлёстко срывается вымученная усмешка, которая, как пощёчина для Сейшу. Парню хочется и взаправду коснуться своей щеки и проверить нет ли там отпечатка чужой руки? — Три дня слишком утрировано, — спокойно начинает вести диалог Хаджиме. — Первые два дня ты, смею предположить, вытрахивал ту девицу. И только вчера вспомнил о том, что есть я.       Сейшу вперил взгляд в друга, не узнавая в нём такой черты. Ведь Коко всегда был весёлым, расчетливым, дальновидным и открытым. Но сейчас складывается ощущение, что перед ним не Коконой Хаджиме, а какая-то его теневая сторона, сотканная из всего самого потаённого и мрачного. — Что с тобой? — голос всё так же звучит неубедительно и осторожно. Парень делает шаг навстречу Хаджиме, но тот именно на такой же шаг отступает назад. — Прекрати. — Нет, — упрямо вторит Коко. Прошу не говори ему ничего — сам себя умоляет Хаджиме. — Да, мы по разные стороны баррикад, потому что это моё решение. Это не делает нас врагами, — и снова эти надежды.       И всё же Коко ломается и сыпется, как разбитая хрустальная роза, что падает с высоты и превращается в крошку. Он вымученно прикрывает глаза, не зная, что может услышать в ответ. — Мы никогда не сможем быть врагами. В этом и вся проблема, — приходится прилагать титанические усилия, чтобы приподнять уголки губ в подобие улыбки.       Инуи заводит правую руку за голову и трёт затылок — на этом идеи для разговора резко исчезают, хотя ранее они могли говорить часами обо всём, что их окружало. — Что сказать Майки? — уточняет Сейшу, радуясь, как ребёнок тому, что удаётся придумать развитие диалога дальше. — Ничего не надо никому говорить, просто…       Но он не успевает договорить, как к ним выходят из-за угла непонятная компания из шести человек и Коко приподнимает одну бровь, чуть склоняя голову, словно птичка. Инуи стоит к этим ребятам спиной, но прекрасно слышит их, при этом не шелохнувшись. — Ты серьёзно? — цыкает Коко, отступая ещё на пару шагов назад. За его спиной возвышается забор сетка, через который больше всего проблем перемахивать, особенно когда за спиной разворачивается самая настоящая погоня. — По-другому никак нет возможности заставить тебя одуматься и вернуться назад, — на лице Сейшу выступает виноватая мимика. Он остаётся стоять на месте, пока шестёрки сначала ровняются с ним, а потом выходят на передовую.       И пора бы открыть глаза, но вот только ничего хорошего из этого не выходит, чтобы и Коко увидев истинную личину человека, который не готов отпускать лучшего друга из-за чувств собственника. Инуи слишком привык, что рядом с ним находится Хаджиме, слишком привык к тому, что оба были друг другу поддержкой и опорой после смерти Аканэ. Ему нравилось думать о том, что настолько важен для Коконоя, что тот будет готов следовать на край света за ним и дальше. — Пф, — из места откуда вышли шестёрки Сейшу, звучит сначала голос, а потом выходит и сам Санзу. — Семь против одного и после этого будешь рассказывать, что в Тосве все такие святые? Отвали от Хаджиме, маленькая ревнивая дрянь.       Он не врал, когда говорил о том, что нужен Изане. Нельзя сказать, что Изана Курокава берёт всех подряд в свою группировку. Всякий мусор мог набирать Небесный Король для своего отряда, как пушечное мясо для драк, но вот если острый взор самого главы падает на кого-то — ты автоматически становишься приближённым к нему. Харучиё скрывает половину лица за чёрной и плотной медицинской маской. Он пришёл в это место один, хотя Коко думает, что вдвоём шансом на ничтожный процент больше, чем пытаться выстоять против шестерых в одиночку. И будет весьма кстати, если во время этих разборок не встрянет сам Сейшу. Ему Хаджиме не сможет причинить боль. Но вот Санзу так не считал.       Поскольку шестёрки вышли немного вперёд, Инуи оказывается первым открытым противником для Харучиё, который под маской хищно проводит языком по губам. Внутри всё начинает бить мелкой дрожью и адреналин хлынул прямиком болью по убитым вискам, затмевая всё на своём пути. Инуи не успевает заблокировать первый удар Санзу и кубарем катится по земле, едва не оказавшись в ногах у Коко, что лишь растеряно смотрит на эту картину. В глазах Сейшу всё заледенело от злости. Как-то неуклюже Хаджиме хочет помочь ему подняться на ноги, но вот только Инуи отбивает его протянутую руку. — Тебя здесь вообще не должно быть, псина, — парень обращается к Санзу, стирая тыльной стороной ладони кровь с разбитой губы и размазывая её по грязной щеке. — Хотя, учитывая, что и ты, как шавка сбежал под Курокаву, то не удивлён, что нападаешь со спины! — Не ты ли сейчас хотел с силой возвращать Коко в Тосву, забив его даже не своими руками? — Харучиё громко и вычурно смеётся, что начинает выводить Инуи ещё сильней из себя. — И я ушёл в Поднебесье не из-за Изаны. Я пошел туда за ним, — и парень указывает на Коконоя указательным пальцем. — Зачем тебе он? —рявкает Сейшу. — Ему всегда быть подле меня, потому что мы вместе пережили слишком многое, — и он даже не слышит насколько убого звучит его агрессия.       А вот Хаджиме тоже хочется рассмеяться, как Санзу, но в истерике, потому что этот спектакль стремительней набирает обороты полного бреда. Он не может простить Инуи за его игнорирование чувств и что он специально делает всё, чтобы эта любовь не отпускала сердце Коко. Это пробуждает желание встать на сторону Санзу, даже если не брать во внимание, что ещё три дня назад ему хотелось больше всего на свете со всей силы поцеловать лучшего друга. Коко фурией подрывается вперёд, когда видит, что Харучиё не успеет среагировать на удар со спины. Он с ноги бьёт одного из шестёрок в бок, что тот кубарем отлетает в сторону. По Санзу видно, что тот донельзя довольный, потому что его глаза сощурены. — Спасибо, — негромко говорит парень, потому что его дыхание сбито. Его разум тешит поступок Хаджиме, потому что он не достоин внимания такого тупицы, как Сейшу. — Не ту сторону выбираешь, Коко, — вздыхает Инуи, разочарованно покачав головой.       Это разочарование отпечатывается в самом сердце Хаджиме, который ощущает, как защита Санзу Харучиё, просто на интуитивном уровне, тянет настолько стремительно на дно, что парень захлёбывается практически моментально в ледяных водах. — Мы можем поговорить спокойно, — уже решение предлагает непосредственно сам Коконой. — Это будет возможным, если ты вернёшься в Тосву, — Сейшу вытягивает правую руку вперёд и уводит её в сторону. По этой команде шестёрки отходят за его спину, как самые настоящие псины. — Ты не можешь уйти вот так просто. — А я ведь тоже ушёл, — приглушённо смеётся Харучиё. — Только ты как-то не сильно об этом печёшься. И Майки, кстати, тоже. Может дело в другом?       Теперь оба «друга» обращают на парня внимание. Каждый обернулся в его сторону, потому что в словах есть толика логики. — Не потому что тебе всего лишь удобно тешить чувство самодовольства, что хоть кто-то столь искренне в тебя влюблён?       Инуи пытается изобразить, что удивлён, резко оборачиваясь в сторону Коко, но второй сталкивается в чужих глазах с совершенно иными эмоциями. Всё это время Сейшу прекрасно знал и знает о чувствах лучшего друга, что и правда отзываются чем-то особенным внутри. Но вот только отвечать взаимностью или отвергать нет никакого желания. Инуи застрял в этом состоянии не вчера и не позавчера. Он давно мучается с этой неопределенностью, не подозревая какие эмоциональные качели он устраивает Хаджиме.       Коконой резко выдыхает из лёгких весь воздух, который там был, а потом с трудом может сделать вздох. — Нам пора, — парень поднимает голову и сухо говорит голосом, лишённый всяких эмоций. — Если ты последуешь за нами. Ты или твои шестёрки, то Изаной эта выходка будет расценена, как вызов. Хочешь подставить Тосву перед Поднебесьем? Советую просто отстать от меня и Санзу сейчас.       Это оказываются последними словами, которые Коконой Хаджиме смог произнести вслух своему лучшему другу. Я потерялся… 5 лет спустя.       Хаджиме стоит на балконе, высоко задрав голову. Небо разрывается в ярких вспышках, а сердце сломано неизвестностью перед будущим. Улицы абсолютно пусты и на них, по крайней мере, не валяются горы трупов и город не тонет в огне, как это происходило с Парижем. Очередная пульсирующая вспышка врезается в небо в западной части Токио и вибрирующая электромагнитная змея продолжает ползти по тёмному звёздному небу, покрывая собой уже ранее выстроенный щит, укрепляя его. Правительство чрезмерно заботится о своей безопасности, когда пару часов назад поступило сообщение, что Лос-Анджелес встряхнуло аномалией и их электромагнитный занавес рухнул на город. Обошлось всё малой кровью.       Не известно сколько должно будет пройти ещё времени, чтобы Хаджиме привык к новому миру, где все изолированы друг от друга. Он в свои шестнадцать лет наивно мечтал путешествовать по миру вместе с Сейшу, так и утопая в грёзах, что чувства окажутся взаимными. Кончиками пальцев аккуратно касаются грудной клетки на уровне сердце. На подушечки пальцев ложится равномерный пульс, в котором больше нет надежд. Такой медленный и такой болезненный. Во временном пристанище слишком тихо и холодно. Парень обхватывает себя руками, уходя с балкона и закрывая дверь с хорошей шумоизоляцией, чтобы не слышать, как всё новые и новые волны источаются в небо, подобно весеннему грому, не приносящий свежесть весенних дождей.       Парень забирается на застеленную кровать и спиной прислоняется к изголовью, всё ещё смотря в сторону окон балкона повернув голову вбок. По бледному лицу слабо ползёт отблеск импульсов, а в голове роются вопросы, как пчелиный рой, как ему завтра встретиться с Сейшу Инуи лицом к лицу. Встретиться на нейтральной территории за столом переговоров. — Чёртов мудак тот, кто решил, что это лучший выход, чтобы решить конфликт, — но не нужно быть гением, чтобы не знать, что Инуи сам так решил — как новый командир Чёрных Драконов. Коко ёжится от этих мыслей. — Столько воды утекло.       Но каждая мысль о бывшем лучшем друге выкручивает кости всё новыми и новыми волнами боли. Никому не было секретом, что чувства обиды и горечи Коко не остыли к Инуи. Это было слишком очевидно. Особенно, когда им приходилось противостоять друг другу на поле битвы. Несколько раз Сейшу пробовал остановить эту холодную вражду между ними и встать на одну сторону, но вопреки своим чувствам, Хаджиме всегда упрямо отказывался.       Дверь в комнату казначея тихо скрипнула и Коконой быстро переводит взгляд на вошедшего парня. В ночном отблеске волосы кажутся ещё более чудаковатого цвета, хотя на деле они всего лишь розовые, как жёванная жвачка. Харучиё качнулся, ловя своё равновесие исключительно за счёт двери, которую не с первой попытки смог закрыть — он просто хлопнул ею. Коко приглушённо выдыхает. — Ты ошибся дверью.       Голос действует на Харучиё, как скрежет ржавых петель, но ему постоянно слышится в приглушённом тембре голоса парня нечто особенное. Нечто до безумия желанное. — Молчи, — просит Санзу, проникая вглубь комнаты. Он или пьян или под диэтиламид д-лизергиновой кислотой. Скорее второй вариант. В последнее несколько месяцев слишком сложно уследить за ним.       Санзу Харучиё медленно, но верно терял контроль не только над собой, но и над собственной реальностью. Его поступки становятся с каждым разом всё более и более импульсивными, что Майки приходилось едва ли не привязывать его к своей ноге. Но когда у Сано начались у самого проблемы с восприятием себя за пределами чертог разума, братья Хайтани теперь присматривают за Бешеным Псом, но, видит сама Вселенная, что у них это плохо выходит.       Парень встаёт сначала одним коленом на мягкую кровать, а потом вторым. Он проваливается на матрасе и теряет равновесие, подставляя руки, чтобы не рухнуть плашмя. Хаджиме в некой брезгливости подтягивает к себе ноги. Ему не хочется, чтобы обдолбанный Санзу занял его кровать, хоть и в некоторой мере ему жалко его по-своему. Коконою мерещится, что Харучиё стремится от кого-то или чего-то убежать, разрушая себя и свою психику различными полусинтетическими или синтетическими наркотиками. И пару раз Коко пробовал узнать причину такого саморазрушения, пока Санзу был в ясности ума, но тот ничего никогда не отвечал. Он вообще вставал и молча уходил, что было весьма диковато с его стороны. — Что тебе нужно? — Хаджиме вскидывает голову, когда видит, что Санзу ползёт к нему.       И ответом служит сам Харучиё. Он достигает своей цели и наваливается на Хаджиме сверху, заключая его в объятия и упираясь носом в тонкую шейку, на которой синеют яремные вены и пульсируют сонные артерии. — Ты, — практическими одними губами выдыхает парень, но казначей вздрагивает от горячего прикосновения чужого дыхания к своей шее.       Как-то настороженно настороженно Коко касается чужих плеч, чтобы невзначай отодвинуть от себя парня, который явно не в себе. — Прекрати говорить глупости, — упрямо вторит Хаджиме. — Иди к себе.       Но слова о том, чтобы идти в себе в комнату, действуют на Санзу с противоположным эффектом и лишь сильнее прижимается к нему. От Коко исходит жар под такт равномерного пульса и пахнет он по привычному восхитительно: сандаловым деревом, виски и апельсином. Харучиё зажмуривает глаза, желая отпечатать этот запах на собственной душе. Если бы только его смог понять Хаджиме, то Санзу не требовался бы допинг в виде наркотиков. Если бы только Коко начал нуждаться в Санзу — тот бы перевернул вверх дном весь этот мир. — С того дня, как мы были на дне рождении, — парень намеренно не произносит имя бывшего друга Коко, которого тот любит и по сей день. — Ты стал необходимым и нужным. Я всегда проследую за тобой. Хоть в Рай, хоть в Ад. Не спрашивай почему. Я просто так хочу. Не хочу, чтобы ты любил этого идиота, который слеп и глуп.       Слышать нечто подобное слишком чуждо слуху Коконоя. Эти слова медленно проникают остриём ножа под кожу грудной клетки и, прорываясь сквозь листки плевры и легкие по касательной достигают сердца. И казначей прикидывает, как всё перевести в более нейтральное русло, пока он ощущает, что в груди Харучиё сердце готово вот-вот и остановиться от того, как быстро оно бьётся. Каждое слово, неосторожно брошенное на слух Хаджиме, заедается в его разуме, как зацикленная пластинка сломанного граммофона. Он не привык быть кому-то нужным настолько.       Хаджиме встрепенулся всем телом, словно прошитый электрическим импульсом, когда Санзу проводит языком по пульсирующей сонной артерии. Коко отталкивает от себя парня в сторону. — Отвали! — хрупкое равновесие спокойствия прервано, потому что, приложив ладонь к влажной дорожке на шее, Хаджиме не понимает почему собственное тело отреагировало столь импульсивно, что закачались стены перед глазами. Ему хочется ещё. Он был слишком долго лишён близости тепла с другим человеком.       Сквозь кратковременные вспышки за окнами взгляд Харучиё кажется ещё темнее и глубже, как бездонная впадина, в которой без следа можно сгинуть. Харучиё убирает длинные волосы назад, смотря на казначея без улыбки внимательно. Он хватает Коко за ноги и резко подтаскивает за собой ближе к центру кровати, что тот опрокинулся на спину. Парень не дал подняться Хаджиме, нависая над ним, словно хищник. В лисьем разрезе глаз трепещет недоумение, но в них нет страха. В них никогда не было и нет страха. Нет отчаяния и мольбы, потому что все самые трепетные и хрупкие чувства Хаджиме прячет глубоко в сердце, истерзанного сотнями шрамами от ранящих слов Сейшу. — Я хочу тебя поцеловать, — шепчет Санзу. — Пожалуйста! Позволь мне тебя поцеловать! — это не требование — это крик и мольба во всей красе, что она есть.       Коконой не знает зачем он это делает и проводит кончиками пальцев сначала по щеке парня, заводя ладонь на затылок. От Санзу пахнет терпким гранатом и вишней. Их губы соприкасаются настороженно и аккуратно. Харучиё опускается на локти над парнем и его брови чуть подрагивают от хрупкости этого момента. Даже кажется, что он перестаёт дышать. Коко приоткрывает рот и проводит языком по чужим губам, проникая внутрь. Санзу полностью оправдывает свой псевдоним — река, протекающая между мирами живых и мертвых. Именно сейчас примерно между двух миров ощущает себя Коко, когда Санзу поддаётся навстречу поцелую.       Их поцелуй сначала кажется томящимся, нежный, в котором сплетаются их тела и запахи, становится жарко и иссякает кислород — пока оба горят, как свечи. Хаджиме пальцами путается в копне бледно-розовых волос, уже в истерическом внутреннем смехе думая о том, что весь поцелуй Харучиё пропитан наркотическими веществами, потому что иначе нельзя объяснить столь резкое опьянение, в котором стало абсолютно до пизды на всё вокруг происходящее. Их прижатые друг к друг тела освещали всё ещё электромагнитные вспышки, как раскаты грома, но Санзу резко отравляется. Он проводит языком по мокрым губам, слизывая с них остаток поцелуя. Коко поправляет свои волосы, привставая на правом локте. — Чёрт, — Санзу накрывает ладонью глаза и начинает смеяться. — Я теперь не смогу уйти от тебя. Ты так прекрасен. Я буду защищать тебя всегда.       Хаджиме приподнимает одну бровь, чуть опуская голову и смотря на парня исподлобья. — О чём ты? — Хочу быть рядом. — Ты под психоделиками? — грудная клетка трясётся от частого пульса. — Да, — в этой ситуации Санзу не станет врать, как тому же Рану или Риндо. — Но я контролирую, что делаю. Просто они усиливают во мне отчаяние. Я не могу с этим справиться. Поэтому я пришёл к тебе столь смело спустя пять лет. — Пять лет чего? — Хочу быть рядом, — повторяет Харучиё, отнимая руку от лица и вперившись взглядом в парня. — Санзу, ты не в себе. — Я давно не в себе, — криво усмехается парень.       Сиреневый отблеск проникает в окна, проходясь лентой света по задумчивому лицу Коконоя. Хоть раз бы почувствовать себя живым и любимым, эта мысль бьёт по мозгам, закручивая жгучую спираль из белого пепла в груди. Поцелуй парня точно ядовит. Поцелуй — отравляет кровь Хаджиме. Как наркотик. Как созависимость. — Останься сегодня ночью со мной, — предлагает Коко и протягивает правую руку вперёд. Эта спонтанность рушит его внутренние стены в мелкие камни.       Харучиё тут же подаётся корпусом вперёд и подбородком касается сначала пальцев, а потом щекой прижимается к протянутой ладони, как маленький зверёк, который не испытывал в жизни ласку. Коко такой тёплый, такой всепоглощающий, думает Санзу. Приоткрыв глаза, он снова тянется к губам казначея, но получает стремительный отказ. — Проведи ещё раз языком по моей шее, — голос скрашивают нотки лёгкого трепета, когда Хаджиме склоняет голову в бок и обнажает линию шеи.       И конечно же Санзу не смеет отказать парню в такой просьбе. Он послушно приближается к шее и проводит по ней языком от мочки уха до плеча, а потом медленно дует на неё. В ответ слуха касается приглушённое шипение Хаджиме, которое внутри Харучиё отзывается новой порцией психотропного вещества. И вот только это новый наркотик — Коконой Хаджиме.       Щеки Коко пылают самым настоящим жаром, когда Санзу снимает с него футболку и припадает губами к правому соску. Хаджиме в бессилие опускает взгляд, когда ловит себя на мысли, что прикосновения Харучиё страшнее пытки, которая длится вечность, ибо парень покрывает поцелуями и влажными дорожками всё до чего касается. Правую руку Санзу укладывает на второй сосок и зажимает его между указательным и средним пальцами, пока Коко елозит под ним и шипит от непривычных ощущений по всему тела — тяжесть, трепет и даже болезненность. Его член как раз и обеспечивает эту болезненность, но будто бы ласки Санзу не достаточно, чтобы кончить так легко. Нужно больше. — Можешь просто трахнуть меня? — измученный стон срывается с губ Коконоя. Слишком давно не было близости и нежности.       Харучиё замирает. Он распахивает глаза, а зрачки сужаются, а потом резко расширяются, словно порция героина хлынувшая в кровь. Сколько раз в фантазиях Санзу представлял тот хрупкий момент, когда он сможет присунуть Хаджиме. Даже были мысли его просто изнасиловать, но их парень быстренько запихивал себе в глотку. Сколько раз Харучиё дрочил и вырисовывал в фантазиях алеющие щёки казначея и его сладостные стоны. И сейчас все фантазии выливаются в самую настоящую реальность. — Если хочешь, — ни к месту добавляет парень.       Санзу выпрямляется и, подхватив Хаджиме под бёдра, прижимает того рывком задом к своему пульсирующему члену. Коко прикусывает нижнюю губу, когда чувствует твёрдый стояк парня. И ему от этого хочется лишь сильнее почувствовать его в себе. Первый раз…. С Санзу Харучиё…. Отдаться ему всецело… — Конечно хочу, — уголок губы Санзу дёргается в улыбке. — С того самого вечера хочу.       Он снимает шёлковые домашние штаны с казначея, откидывая их в сторону, но не выпускает чужие бёдра, поглаживая мягкую кожу молочного цвета. Парень чуть отодвигается назад, разводя ноги Хаджиме по сторонам за колени. Коко под белый шум в ушах от скоротечного тока крови в головном мозгу лишь следит за каждым движением Санзу, который вообще не теряется и действует чётко.       Харучиё стягивает с правого запястья резинку и быстро завязывает на затылке розовые волосы в хвост, а после вновь склоняется к парню. Если сначала Коко и делал вид, что всё словно происходит не с ним, но его тело говорило об обратном. Из головки члена сочится смазка, которую Харучиё слизывает и берёт член в рот. Хаджиме напрягается всем телом, запрокидывая голову назад и хватаясь пальцами за плед, которым была застелена кровать. Ему хочется податься бёдрами вперёд, чтобы Санзу взял глубже, но тот прекрасно считывает любое пожелание казначея, беря глубже, как того желают. И когда Харучиё возвращается губами к головке члена, он надавливает на нее языком, наслаждаясь тем, как Хаджиме шипит и тяжело дышит. — Оближи, — лишь на мгновение Харучиё выпрямляется и касается двумя пальцами правой руки мягких губ парня.       Заведённый Коконой приоткрывает рот и проводит языком по чужим пальцам, обводя сначала указательный, а потом средний. Эта игра начинает сводить с ума, но ведущий в ней явно не Коко. Санзу убрал пальцы от губ парня и, закинув его левую ногу себе на плечо, хитро упирается взглядом в лисьи глаза, затуманенные ласками и безудержным желанием. Сначала Харучиё касается анального отверстия средним пальцем, чуть массируя, чтобы Коко примерно представлял, что его ожидает после резких слов: «Трахни меня», а потом начинает медленно вводить одним палец. — Блять! — Коконой дёрнулся всем телом, желая вернуть свои слова обратно, потому что под разгорячёнными желаниями говорить проще, а он на деле вовсе не текущая девка, с которой проще справится. — Сука! Стой, стой, стой! — Тш-ш-ш, — предугадывая такую реакцию, Харучиё специально рукой обхватил бедро парня, прижимая к себе и не разрешая отодвинуться от пальцев руки. — Ты привыкнешь. Расслабься и начни получать удовольствие.       Легко сказать, думает про себя Хаджиме, часто задышав, пока парень продолжает его медленно и настойчиво разминать. Постепенно дискомфорт начинает отступать и, почувствовав это, Санзу принялся вводить ещё один палец, неторопливо надрачивая член парня, как отвлекающий манёвр в процессе привыкания. Санзу едва ли может справляться с собой, чтобы не навалиться на Хаджиме и не вытрахать из него душу без прелюдий и подготовки, потому что ему приходилось задерживать дыхание и кусать внутреннюю сторону щёк, терпя вспышки тупой боли внизу живота, словно кто-то ржавым лезвием пырнул и продолжает это делать.       Коко проводит языком по пересохшим губам, а длинные ресницы дрожат на прикрытых глазах. — Хватит, — в молитве шёпотом выдыхает Хаджиме. — Войди в меня. Прошу.       Если ещё некоторое время назад Санзу умолял о поцелуе, то сейчас они ловко меняются местами и уже Коко умоляет в том, чтобы чувствовать не пальцы, а именно член парня. И Санзу не сопротивляется. Ещё бы минута и он не сдержался и сорвался псиной с цепи.       Мучительный и обезумевший стон срывается с губ Коконоя, когда парень начинает входить в него. Санзу чуть хмурится и рычит, потому что Хаджиме весьма узкий из-за первого раза. Разводя его ноги шире, Харучиё запрокидывает голову назад с приглушённым стоном. Их нервные системы в унисон замыкает, но разум лавиной накрывает некое облегчение, что черта молчания и ожидания остаётся позади. Войдя в Хаджиме до конца, Харучиё принимается медленно выходить, давая тому время привыкнуть. Он всё делает, лишь бы отпечататься в сознании казначея навсегда. Чтобы тот больше не смог думать про уёбка Сейшу. Чтобы считал, что он — Санзу Харучиё — лучше всех на всём свете.       Коконой приподнимается на руках, пока Санзу медлит, и обхватывает его правой рукой за шею. Оказавшись сверху, ладони Хаджиме скользят по горячим щекам Харучиё впивается в него развязным поцелуем, простонав в чужие губы. Коко насаживается на член в приемлемом для себя темпе, привыкая и входя в азарт первого раза с парнем, пока чужие руки скользят в нежных прикосновениях по талии, спине и бёдрам. Но всего этого мало. Слишком мало       Возникает острая потребность слиться не только телами, но и сердцами, становясь единым целым. Психоделик спонтанного секса и прикосновений — растекающиеся по крови каждого сейчас самый сильный наркотик. Для Санзу трахать и любить Коконоя — карфентанил и героин в одном флаконе: действуют на мозг, сознание, восприятие всего самого себя в этом пространстве. И самое страшное в этой гремучей смеси — он подсаживается с первого раза. Если это будет всего лишь одна ночь между ними, то Санзу загнётся в ломке без казначея, его прохладных взглядом и разгорячённых поцелуев.       Санзу подаётся рывком вперёд, разрывая поцелуй и зажимая худощавое тело Хаджиме между собой и кроватью. Более развязные движения парня сверху были сигналом, что тот готов окунуться в самый настоящий вихрь, который до этого Харучиё сдерживал. Прижав одной рукой руки Коко за запястья к поверхности кровати, зубами Санзу впивается в шею, оставляя болезненный засос, на котором выступают микроскопические бусины крови. Он с каждым разом входит в Хаджиме сильнее, набирая хаотичный темп. Благодаря хорошей звукоизоляции из-за электромагнитных щитов, Коконой позволяет себе громко, сбивчиво и протяжно стонать, пока с голодным и утробным рычанием Харучиё оставляет метки на шее и плечах казначея.       Хаджиме обхватывает руками Санзу, оставляя на его спине красные полосы. Кажется ещё немного и его просто разорвут в клочья. Харучиё резко выходит из Коко. — На живот, — командует парень, задыхаясь от бешеного ритма в груди. Пот струится по вискам, а обнажённое тело давно любимого человека затмевает разум.       Коконой послушно переворачивается на живот, чувствуя, как его обхватив одной рукой под живот, парень поднимает на колени. Казначей выгибается в спине, раздвигая ноги шире. Им движет собственное влечение, но он даже не подозревает, что в следующую секунду вынуждено придётся закусывать ткань пледа зубами до боли, потому что в такой позе все сомнения будут сметены все предрассудки и мысли новой волной ощущения. Зажмурившись, Хаджиме ещё сильнее выгибается в спине, когда Харучиё снова входит в него в разы легче, чем в первый раз. Впившись пальцами в упругие ягодицы, Харучиё вдалбливается в Коконоя. Санзу не открывает взгляда от спины и то, как острые лопатки едва соприкасаются между собой, будто от них должны отходить ещё и крылья.       Прекрасная ночь, окутанная медовой и красивой ложью не стремится заканчиваться. Дотянувшись рукой до своего члена, Хаджиме стимулирует себя, когда всё тело начинает биться в мелкой дрожи, предвещающая неминуемую эйфорию. Санзу склоняется тем временем к уху, хватаясь зубами за мочку. Он хрипло стонет и тяжело дышит, что сводит с ума и злит Коко всё сильней. — Кончи в меня, — скулит Хаджиме, кусая свои опухшие в кровоподтёках губы. Он прячет глаза в сгибе своего локтя и кончает, когда Харучиё приглушённо и горячо произносит его имя в утробном рычании.       Как того и просил парень, Харучиё кончает в Коко через несколько минут, наваливаясь на него с силой, что парень рухнул под ним на живот, тяжело дыша. Дыхательная система отказывается приходить в норму, а каждая клеточка тела медленно сгорает от нехватки кислорода и эйфории. Санзу не сразу находит в себе силы выйти из парня, а когда делает это, ложится рядом и утягивает того в объятия. Хаджиме обессилено прижимается мокрым телом к парню, чувствуя, как всё ещё мышцы хаотично сокращаются в мелкой судороге.       Они оба переводят взгляд в сторону окна, переваривая произошедшее. В предрассветном небе догорают звезда, а электромагнитный щит равнодушно пульсирует красками Млечного Пути, как иллюминация.