Вверх-вниз, в направлении к неизбежному

Он чувствовал, как горело внутри, как пекло в глазах, а сердце тревожно скулило, прося большего. Прося чего-то несбыточного, того, что Джисон никогда уже не получит. Горячие, нервные поцелуи оставались на его скулах, подбородке, шее, плечах, язык задевал ключицы, обводя их контур, пока ветер из приоткрытого окна лизал влажные дорожки, вызывая мурашки. Но этот ветер совсем не мог остудить разрастающийся пожар внутри. Хан зарылся в чужие волосы дрожащей ладонью, хватаясь за пряди пальцами, как за спасательный круг. Если отпустит — никогда больше не сможет коснуться. — Минхо, — протяжный стон вылетел изо рта. И Джисон мог бы сослаться на распирающее возбуждение, на горячую близость, кусающую его за кожу, но полившиеся слёзы из глаз не позволили этого сделать, оголяя всю его душу. Ли приподнял голову. Ему хватило лишь одного беглого взгляда на лицо перед собой, чтобы прильнуть ближе в крепких объятиях и начать успокаивающие поглаживания по обнажённой спине. — Не уезжай, — отчаянно зашептал Хан в изгиб шеи, с силой сжимая чужие волосы, — Пожалуйста, Минхо, — очередной всхлип оставил глубокую рану на сердце Ли, — Не уходи от меня. Минхо прикрыл глаза, глотая тугой комок в горле. Его ладонь проскользила по позвоночнику Джисона, чувствуя мелкую дрожь. Вниз. Вверх. — Так нужно, Ханни, — слепо прошептал он, опаляя чужое ухо своим дыханием, — Так будет лучше, пойми. А Хан не понимает. Он сильнее надрывается в всхлипах и нервно припадает к чужим губам, задыхаясь от рваных вздохов. — Кому лучше? Это нечестно, — проговорил он, на секунду отрываясь, только для того, чтобы вновь поцеловать, — Так нельзя, — хрипло вздохнул Джисон, утыкаясь в родное плечо. — Забудь об этом, Сонни, — холодные пальцы коснулись напряжённого живота, — Расслабься и отдайся чувствам. Поцелуй в шею вызвал легкую дрожь и приглушённые стоны, потерявшиеся в плотно сомкнутых губах. — Я не хочу, чтобы эта ночь заканчивалась, Минхо, — в возбуждённой дымке шептал Хан, закатывая глаза, пока его мокрые ресницы нервно подрагивали. Минхо прижал его к подушкам, медленно ведя ладонью вниз, короткими ногтями царапая медовую кожу. — Тогда, давай сделаем её незабываемой. Ловкие пальцы окольцевали возбуждённую плоть и Хан выгнулся, цепляясь за простынь. Его кадык нервно дернулся, а глаза зажмурились, что усилило эффект от касаний. Минхо наблюдал за ним хищно, с жадностью, не моргая, ловил каждый импульс со стороны Джисона, каждую искру и эмоцию, чтобы они отпечатались на внутренней стороне век, и Минхо в будущем всегда мог бы воспроизводить эту картину снова и снова. Сжатый кулак двинулся по органу. Вверх. Вниз. Нависнув над дрожащим телом, Минхо едва прикоснулся к раскрытым в немом стоне губам, но не поцеловал, а игрался, ловя взгляд карих глаз и отчаянное срывающееся дыхание. — Пожалуйста, — взмолил Джисон, укладывая ладонь на чужую шею. — Попроси получше. Хан вжался в его губы, совершенно игнорируя прозвучавшие секундой ранее слова. Минхо улыбнулся в поцелуее, закусывая нижнюю губу Джисона, который в ответ на это углубил движения, проникая языком во влажный рот. Руки Ли медленно съехали вниз, к ягодицам. Испачканнами в естественной смазке пальцами, он вслепую коснулся сжимающегося колечка мышц, лишь на фалангу проникая внутрь, тем самым вырывая из Джисона громкий стон, прервавший поцелуй. — Я схожу за смазкой, — бросил Минхо, намереваясь подняться с кровати. — Стой! — хрипло выкрикнул Джисон, притягивая Ли к себе за руку. Он грубо впился в его губы одним касанием. Оторвавшись спустя несколько секунд и прижавшись лбом ко лбу, Хан выдохнул тихое: — Иди. Джисон откинулся на простони, стирая ладонью с лица смесь из слёз, пота и слюны. Он бы обязательно поморщился в любом другом случае, желая поскорее вытереть ладонь обо что-то. Но внутренний порыв сохранить всё, что хоть как-то напоминало о Минхо, застилал рассудок, поэтому сейчас было совсем не до брезгливости. Он запретил себе думать о том, что произойдёт через несколько часов, запретил думать о том, что делать и как жить дальше. Ведь, если начнет, то задохнётся в агонии, а пока он хотел задыхаться только из-за Минхо. Кровать неожиданно прогнулась и Джисон встретился с нежной улыбкой и теплом карих глаз. Его сердце трепетно сжалось. Хан не сдержался и подполз к парню, ложась к нему на колени, притягивая ладонь Минхо в свои волосы, чтобы тот зарылся пальцами в его прядях, что успокаивало. Смотреть на Ли снизу-вверх было волшебно. Было волшебно водить пальцами по коже его рук, обводя выступившие вены, касаться губами крепких бедёр, оставляя горячие отметины на коже и тонуть в бездонных глубоких глазах. Если бы Джисон только умел останавливать время… — Ты много думаешь, — прошептал Ли, целуя перехваченную им же кисть. — А ты мало делаешь, — с прищуром и неким укором ответил Джисон. Он сел, обхватывая чужие плечи руками, и не дав Минхо сказать ни слова, опрокинул того на спину. Оседлав упругие бёрда, Хан вырвал из его рук холодный пакетик и разорвав упаковку зубами, смочил пальцы в тянущейся массе. — Должен ли я взять всё в свои руки, Хан Минхо? — уточнил Джисон, заводя увлажнённые пальцы за спину. — Если только ты желаешь, Ли Джисон. — Единственное, что я желаю сейчас — это насладиться тобой целиком и полностью. С этими словами он протолкнул в себя два пальца, стараясь сильно не морщится от неприятных болевых ощущений. Короткие хриплые вздохи неконтролируемо вылетали изо рта. Было не совсем удобно растягивать себя, сидя на ком-то, но Джисон пытался. Щеки предательски вспыхнули, когда он уловил на себе изучающий, наполненный пылающими огоньками взгляд Минхо. — П-помоги, — попросил Хан, хватая чужую руку свободной ладонью. — Как скажешь, — Ли оставил тёплый поцелуй на вспотевшей коже и переместил руку к ягодицам. Обхватив рвано-двигающееся запястье, он направил его чуть резче, под другим углом. Джисон прикрыл глаза, продолжая работать уже слегка ноющей рукой с помощью Минхо. Возможно, он бы лёг на спину и позволил Ли делать с собой, что угодно, полностью вверяя ему контроль, но взгляд, которым его одаривал Минхо, когда Джисон проявлял инициативу и трепетные стоны, вылетающие из его рта, когда Хан самостоятельно насаживался на член, казались наивысшей наградой и главным сокровищем, за которое хотелось побороться. Как только чужие два пальца вошли в него, соприкаясь с собственными, захотелось громко скулить. Он сильнее заёрзал бёдрами, задевая возбуждение Минхо, который уже не сдерживал своих хриплых стонов, вырывающихся из нервно вздымающейся груди. — Я думаю, что всё, — проговорил Джисон, медленно вытягивая из себя пальцы и Минхо почти сразу последовал его примеру. Внутри стало так неприятно пусто. Ли переплел испачканные пальцы в ладонях и пробежался взглядом по Хану. Вниз. Вверх. Джисон сглотнул, обхватив чужой вставший член, и приподнимаясь, направил его в себя. Он едва совладал с собой, чтобы перебороть дурацкое смущение и опустил взгляд на Минхо, который смотрел на него, как на самое драгоценное, что только было в его жизни. Руки Ли осторожно придержали Хана за бёдра, не позволяя поспешить. Не отрываясь, даже не разрешая себе моргнуть, Джисон опустился, соприкаясь ягодицами с пахом. Рваные стоны, вылетевшие из обоих уст в этот момент, смешались между собой в протяжный, долгий звук. — Погоди немного, — отрывисто прошептал Минхо, целуя чужие костяшки, — Я люблю тебя, Ханни. Джисон закусил губу, и совсем не от распирающего стенки органа внутри себя. Он отвёл взгляд в сторону, пытаясь не позволить слезам вновь скатиться по щекам, но провалился почти сразу, чувствуя, как капли срываются ему на грудь. В попытке ровно вздохнуть, Хан не удержался, выпуская из себя более громкий судорожный всхлип. — Малыш, — чужая ладонь легла на его щеку, нежно гладя влажную кожу большим пальцем. — Я люблю тебя больше, Минхо. Всегда буду, —тихо произнёс Джисон, шмыгая носом. — Верю. Вверх. Джисон двигался в умеренном темпе, упираясь ладонями в чужую грудь, до тех пор пока не заболели мышцы. Хотя, если бы ему сказали, что в таком случае Минхо останется с ним — Джисон, не думая, лишился бы ног. Он двигался резко, грубо, насколько позволяли уставшие ноги, стараясь вместе с этим избавиться от ноющего чувства в сердце, от комка в горле, от боли в груди. Старался одновременно искоренить в себе все то, что могло бы напоминать о Минхо, и сохранить в памяти каждую секунду проведённую вместе, что было сложно, пока разум прятался в возбуждённой дымке, посылая электрические импульсы по телу. — Минхо… Я, — вздох, такой тяжёлый и желанный, — Я не могу, — напротив своим словам Джисон активнее задвигал бёдрами, чувствуя новую волну ощущений от которой вздрогнул. — Ты можешь, котёнок, — томно произнёс Минхо, сжимая чужую кожу. И Хана повело, повело так жестко и опьеняюще, повело окончательно. Он хныкал, выгибая спину, дышал через раз. Ладонь Минхо на шее ощущалось отчетливо, она медленно ползла вверх, возвращаясь к мокрой щеке, поглаживая её аккуратно, успокаивающе, так как Хану было нужно, и потом возвращалась вниз, сжимаясь вокруг подрагивающего кадыка, чуть придушивая. Джисон специально вниз, на Минхо, не смотрел — знал, что если взглянет, то окончательно рассыпется, уже не сможет собрать в себе остатки здравого смысла. — Самый красивый, мой драгоценный, — шептал Минхо, подрагивающей ладонью продолжая касаться чужих щек, медленно оттягивая нижнюю губу большим пальцем. Хан поскуливал, активно кивая головой. Он согласился бы со всем, что сказал Минхо — его сила, его мантра. Крепкие руки сжали талию так сильно, Джисону показалось, что его рёбра потрескались, но даже это он бы пережил. Обязательно все пережил, лишь бы Минхо был рядом. Лишь бы не уходил. Был с ним и только с ним. Всегда. Когда пальцы Минхо невзначай коснулись его соска, Джисон почувствовал, как ноги предательски свело и не в силах больше двигаться, он содрогнулся, падая на грудь Ли, в попытке восстановить дыхание. — Ты умница, — теплый поцелуй на линии челюсти окончательно выбил из него душу. Хан продолжал неосознанно сжиматься вокруг члена внутри себя, чувствуя, как собственный орган касался живота, пачкая его естественной смазкой. Минхо водил ладонями по его бёдрам, аккуратно растирая напряжённые мышцы, что расслабляло ещё больше. — Детка, дальше я сам, отдохни, — услышал Хан, сквозь туман собственных мыслей, смешанный с возбуждением. Он позволил Минхо уложить себя на кровать, позволил поднять свои ноги, которые Ли сцепил ладонью в районе щиколоток, позволил резко войти в него, выбивая громкий, усталый стон. Он позволил бы Минхо даже распять себя, если бы тот захотел. Толчки усиливались с каждой секундой, и Хан чувствовал, как внутри горело. Он сгорал, сгорал вместе с Ли, медленно и слишком больно. От этого останутся ожоги, ожоги самой тяжёлой степени, которые будут напоминать об этом дне, как бы Джисон не хотел. — Ханни, — Минхо задыхался, мелко дрожа. Он опустил чужие ноги, разводя их в сторону и вновь продолжил двигаться. Ли навис над Джисоном, упираясь едва держащими вес тела ладонями в прогнувшийся матрас. — Всё хорошо, — прошептал Джисон, водя ладонями по чужой спине. Вверх. Вниз. Он любовался Минхо, его тяжелым дыханием и тихими выдохами, которые иногда превращались в более отчетливые стоны, его сведёнными к переносице бровями и приоткрытыми губами, в которые хотелось вжаться. — Всё хорошо, Минхо, — повторил Хан, целуя щеки, лоб, подбородок, стараясь оставить лёгкие прикосновения по всему лицу, — Посмотри на меня. Минхо не смотрит. Он жмурит глаза и отводит взгляд в сторону, сжимая простынь в кулаки под собой. — Пожалуйста, детка, посмотри на меня, — дрожащим голосом просит Джисон, целуя его в уголок губ. Минхо сглатывает, сглатывает тяжело, но переводит взгляд на Хана. Он ловит легкую улыбку под собой, смотрит в блестящие от слёз и наслаждения глаза и в последний раз толкается, остановившись в тихих поскуливаниях. Хан чувствует, как семенная жидкость заполняет его и сжавшись, кончает следом, неотрывно смотря в глаза напротив. — Я люблю тебя, Ли Джисон, — прошептал Минхо, касаясь своим лбом чужого. — Я люблю тебя Хан Минхо, — выдохнул Джисон, и в это мгновение его мир полностью разбился на мелкие осколки, целенаправленно врезающиеся в потрескавшееся сердце. Он бы встал и сходил в душ, но так не хотелось смывать с себя чужие прикосновения. Он бы встал за стаканом воды, ведь горло ужасно пылало, но разве он мог разорвать объятия с тем, кого больше не увидет? Приятная возбуждённая дымка медленно рассеивалась и Джисону пришлось столкнуться с суровой реальностью, которая только и делала, что ударяла его в живот каждый раз, перекрывая кислород. — Я не хочу засыпать, зная, что когда проснусь, тебя не будет рядом, — спустя минуты тишины прошептал Джисон, смотря в чужие глаза. — Я всегда с тобой, Сонни, всегда. Минхо приложил кончики пальцев к коже Джисона под левой грудью и Хан, не выдержав усталости, провалился в глубокий сон. Последнее, что он видел перед собой — чужую тёплую улыбку, дающую надежду на то, что все будет хорошо Обязательно будет. По крайней мере во снах. И Джисон надеялся, что ему показалось, как по щеке Минхо скатилась одинокая слеза. * * * Утро оставляет после себя отвратительный привкус обречённости. Джисон глядит в потолок, не в силах отвести взгляд в сторону и встретиться с пустотой. Он прекрасно знал, что ничего не увидит там и это осознание било сильнее, чем что-либо в его жизни. Он чувствовал, как дыхание сбивается, а тёплые слезы бесшумно бегут по вискам, чувствовал как бешено в груди бьётся сердце, содрогающееся в схожих рыданиях. Его руки сами начали дрожать, пальцы предательски холодеть. Осознание накрывало с головой и Хан в отчаянии повернул голову, встречаясь с ожидаемой картиной — пустой постелью, смятыми простынями и разорванным пакетиком смазки. Зато сам Джисон был полностью чист и накрыт одеялом. Шея болела от вчерашних касаний и укусов и Хан, на самом деле, не желал смотреть в зеркало и узнавать, остались ли на ней какие-то отметины. Он рвёт себе горло, сдерживая всхлипы, закрывает ладонями рот, иначе соседи точно подумают, что кого-то убивают. Но Джисона уже убили несколько часов назад. Кулак бьёт по матрасу, который издаёт протяжный скрип. В нос ударяет почти выветрившийся запах чужих духов. — Это нечестно, — хрипит Джисон, закусывая собственные пальцы, — Нечестно! — выкрикивает он, окончательно прячась в ладонях. Они сами приняли решение, что Джисон не будет провожать Ли в аэропорт. Не будет смотреть в его спину, а потом на улетающий самолёт. Так было лучше, лучше для каждого из них. Потому что Джисон бы не пережил своей истерики на людях, а Минхо не выдержал бы вид разбитого Хана перед собой. Да и зачем лишние зрители к итак ужасному спектаклю? Хан, содрогаясь, подорвался с кровати, встречаясь босыми ступнями с прохладой пола. Его слегка пошатывало, было сложно разглядеть куда идти. Да и был ли в этом смысл? Кое-как надев штаны, он судорожно замотал головой, словно ища что-то, пока его взгляд не зацепился за лежащую на комоде белую рубашку. Минхо был в ней вчера, но не взял с собой. Оставил. Джисон протяжно завыл, злобно хватая вещь и прижимая её к себе сильнее. Он пачкал её в слезах, едва улавливая через заложенный нос легкие нотки родного запаха. Накинув рубашку на плечи, он вышел на балкон, который опаляло яркое летнее солнце. Хан открыл окно, хватая ртом теплый воздух. Он старался продышаться, чтобы успокоить турбулентность внутри себя, от которой ужасно тошнило. Минхо уехал, потому что им нельзя было любить. Потому что и Минхо, и сам Джисон встретились лицом к лицу со страшной опасностью, как только СМИ прознали про их отношения. На кону стояли их жизни, их благополучие. Им нельзя было больше видеться, им нельзя было чувствовать друг друга, нельзя было касаться. Ни в коем случае не появляться рядом, не давать повод. И Хан никогда не сможет этого простить. Джисон поднял заплаканный взгляд на чистое голубое небо, встречаясь с белой полосой, оставленной улетающим вдаль самолётом. Слёзы скатились вниз по щекам. А самолёт взлетал только вверх. Как жаль, что Джисон больше никогда не увидит его посадку с Минхо в этом городе.