Радномайзер

Антон рассчитал все риски за неделю до большой встречи с торговцами из Восточного порта. С его работой всегда надо быть на чеку, если не хочешь проснуться без рук и ног — и это ещё в лучшем случае. Чего греха таить, Антон и сам из-за своей репутации снится какому-то бедолаге в кошмарах. Сам он уже вряд ли вспомнит, зачем так запугивал или порой сразу переходил от пустой болтовни к делу… Руки его давно по плечи в крови, и если надо, он готов пролить ещё. В глазах всех самых отмороженных ублюдков он запомнился человеком, которому нечего терять в худшем смысле этого слова. Характер его врагами мало изучен, потому и опасен. Никто не знает, что может вывести его из себя, но если это всё же случилось, останется только молить о пощаде. За пятнадцать лет в криминальных кругах его имя обросло множеством легенд, одна хуже другой. От вида трупов, которых он оставлял после себя, становилось не по себе многое повидавшим убийцам, на счету которых не одна жертва. А что ещё можно говорить о человеке, впервые убившем кого-то в тринадцать лет? Помимо жестокости, которая была присуща всем в семье Шастуна, он обладал достаточными знаниями и навыками для управления целой преступной сетью. После смерти отца Антон занял его место, расширив территорию своего влияния на несколько районов всего за пять лет. За это же время он успел стать самой настоящей занозой в заднице для крупных главарей, чьи территории оказывались под угрозой подчинения Шастуну. Каждый из них пытался войти в доверие ещё совсем молодому и неопытному, по их мнению, Шастуну-младшему. В первое время они не воспринимали того как серьёзного противника в будущем, о чём сильно пожалели. Силами Антона уже повержено самым жёстким путём три главаря, и ещё четыре находятся в финансовой зависимости от него. Последний точкой, доказывающей безусловную власть Антона, стали известия о его людях в рядах городской полиции. Не один раз ему приходилось переживать покушения и быть одной ногой в могиле. Смерть он видел чаще, чем своё отражение в зеркале, но без неё он не представляет свою жизнь. Подорвать его физически было очень трудно, как в прямом, так и в переносном смысле, но куда тяжелее было морально. Все следователи, нанятые конкурентами для сбора информации, всегда приходили с пустыми руками, или их доставляли уже мёртвыми. Смотря кому больше повезёт… Человек, которому нечего терять, самый неуязвимый. Угрозы и шантаж бесполезны. А его цели и планы всегда непредсказуемы. Будто он никогда не дорожил тем, чего достиг своими кровью и потом. Будто ничего в его жизни не имело значения. Антон не человек, а заводная кукла с определёнными настройками. И кроме как следовать им больше ничего не умеет. От такого бросало в дрожь. Неужели в его жизни нет смысла? Главарь Восточного порта должен прибыть с минуты на минуту. И хоть было обговорено приходить лишь в сопровождении не более трёх человек, что казалось выполнимым на первый взгляд, конкурент нарушил условия сделки. Жалкий трус. Жаль, Антон уж было хотел оставить его в живых, но он сам принял такое решение. Встреча должна была пройти в элитном ресторане в центре города. «Без чувств» всегда был любимым заведением Антона, хотя тот и старался этого не показывать. Этим ублюдкам дай повод чем-то насладиться, как всё сразу испортят. Не дай бог ещё повара застрелят — и где ему тогда есть? В ресторан, как Антон и ожидал, они входят вшестером. Главарь стоит ровно посередине круга из охранников, и лишь после того, как те подвинулись, Антону удалось разглядеть его убогую морду. Мужчина, или его жалкое подобие сорока лет, с пузом похлеще чем у ярого любителя пива, улыбнулся и зашагал в сторону стола «переговоров». Вечер обещал стать самым тяжёлым в жизни Антона, и даже резко начавшаяся резня его не спасла бы. — Я так понимаю, вы тот самый Антон Андреевич, гроза девяти кругов. — ему ещё никогда так сильно не хотелось завалить человека с первых же секунд. Но ещё не время. — Здравствуйте, Виктор Константинович, — он коротко поздоровался, сжав его мерзкую, потную руку и сразу вытер её лежавшей на краю стола салфеткой. — Так как вы опоздали, предлагаю сразу перейти к содержанию встречи и обсудить дальнейшие детали плана по разделу десятого округа и некоторые изменения в нём. Но лучше, если вы прикажете своим людям выйти из помещения и подождать снаружи. Разговор должен пройти без лишних ушей. Виктор Константинович, явно надеявшийся, как и прежние простофили, за приятным ужином чуть ли не подружиться с Антоном, считая его таким же пустозвоном как и своих прежних партнёров, не был готов к такому повороту событий. Он жестом приказал своим людям выйти из помещения и оставить их одних. Всё же Антон пребывает в лёгком шоке от того, что настолько с виду инфантильный человек может быть настолько успешным в своих кругах и притом скрытным. Такие люди представляют зачастую скрытую опасность, к которой лучше быть готовым, даже если вместо взрыва будет маленький выхлоп. — К делу-то мы перейдем, но я бы не отказался обсудить всё это за ужином. Не зря же я не ел перед выходом. — «Что-то не видно», — хотелось добавить Антону, но вместо этого он просто кивнул, подозвав к себе официанта. В зал вошёл стройный юноша в белой рубашке и облегающих чёрных штанах. В одной руке он держал меню, пока на другой у него мирно висело полотенце. Модельной походкой, аккуратно виляя бёдрами, тот сначала подошёл к Антону, отдав ему меню, и точно такое же действие юноша провёл с Виктором Константиновичем. Последнему этот парень явно приглянулся, да так, что тот провёл своей ладонью по его руке. Мерзкий извращенец. Официант её быстро одернул и встал в сторону от гостей, позволяя им сделать их выбор блюда, не проронив ни слова. Просмотр меню чередовался с сальными взглядами, которые главарь то и дело кидал на официанта. Руки Антона уже не чесались, они изнемогали от желания всадить этому гадкому свину пулю между глаз и яиц (если те у него имелись, конечно). — Я, пожалуй, закажу стейк полной прожарки и шампанское Moet & Chandon, будьте любезны. — снова коснулся его руки. Это уже начинало раздражать. Официант быстро отвернулся от главаря, ожидая заказ от Антона, но тот ответил, что ничего не будет. Кивнув, официант покинул помещение и оставил гостей наедине друг с другом. Антон всё же решил снова попытать удачу в разговоре с оппонентом, желая быстрее закончить этот проклятый ужин. Пока многие были уверены в том, что самая тяжёлая часть работы — это скрытие следов грязных дел, Антон же, кажется, считал иначе. Пустая болтовня во время встреч — вот самая тяжёлая часть работы. Выслушивать, порой по несколько часов, очередного главаря или его представителей — та ещё пытка. Особенно заранее зная, что ничего толком из этого не выйдет, но и убивать или провоцировать пока рано. Но этого человека Антон хотел убить прямо сейчас, наплевав на дальнейшее сотрудничество и доступ к морским путям. В идеале, если ничего за ближайшие полтора года не случится, то это заставит Антона поменять свою тактику, и тогда управление Восточным портом перейдёт в его руки. Для кого-то это очень долго и бессмысленно — ждать столько, если можно взять эти места штурмом. Дилетанты. Пока Антон пребывал в чертогах своего разума, пришло время подать ужин. Из широких дверей кухни с дальней части зала к ним вышел тот самый официант с тележкой, на которой лежал их (точнее только Виктора, Антон себе ничего не заказывал) заказ. Он поставил его заказ перед ним и перешёл к открытию шампанского. Высота стола была не низкой, но и высоко он не располагался, потому Антон мог прекрасно видеть, как рука мерзкого главаря сжимала задницу официанта, который просто молча терпел. Антону даже становилось того жалко, но ненадолго. Вместо гримасы отвращения и омерзения на лице официанта он увидел шальную улыбку. Понравилось ему, блять. Настолько, что тот сам будто невзначай провёл по руке главаря, давая ему надежду на пикантное продолжение вечера, а затем удалился восвояси. — Надо мне, пожалуй, чаще в подобные заведения заходить, — главарь провёл похотливым взглядом официанта. — уж больно аппетитные у них тут… — Блюда? — Антон был больше не в состоянии продолжать этот цирк для взрослых. — Да, конечно, блюда, — он оторвал увесистый кусок мяса и закинул себе в рот, жуя как самая настоящая свинья. Сравнение с этим бедным животным с этим толстосумом выглядело как оскорбление для первого, но что делать, если других ассоциаций он не вызывал? — Так, о фём фы хотели поговорить? — ещё и с набитым ртом говорил. Мерзость. — Если кратко, вы отдадите мне одну третью часть территории Восточного порта. В первое время этого будет достаточно. — ровный и холодный тон Антона, который не ставил условия, а сразу требовал выполнения его указаний, заставил главаря поперхнуться съеденным стейком. — Мне послышалось, или… — Или, — в глазах напротив вспыхивал гнев, от чего лицо главаря покраснело будто спелый помидор. Антону было весело от его реакции, хоть внешне и не показывал этого. — Это самые минимальные требования, которые меня устраивают, но опять же повторюсь — на первое время. На вашем месте, я бы соглашался. — С чего бы мне отдавать вам столько своих земель и рабочих, зная, какую вы от этого получите прибыль и выгоду и какие я понесу убытки? — с красным лицом его морда становилась ещё забавнее. — Если вы выполните требования, в выигрыше будем мы оба: я получу доступ к морским путям, а вы не сядете за решётку за торговлю беженцами в качестве бесплатной рабочей силы. Огромные зрачки главаря от услышанного расширились ещё больше и, казалось, могли выпасть из орбит, если не моргнуть хотя бы раз. Безумный взгляд бегал из стороны в сторону, будто там есть ответы на вопросы «откуда у него это информация», «кто ему сказал, если все свидетели убиты, а их останки сожжены» и «что ещё он знает». — Откуда? Как? — вопросы были неполными, но и так было понятно, что он имеет в виду. Это отдельный вид удовольствия — наблюдать, как люди, секунду назад не сумевшие уместить свою жирную задницу на пьедестал, топчаться в своём же дерьме. — Это уже не имеет значения. Но я, как вы знаете, человек жестокий, выполните мои условия — и никто не пострадает. — после своих слов Антон достал из внутреннего кармана чёрного пальто договор и ручку. Оба предмета он поставил перед главарем. — Нет, я это так не оставлю. — он встал разъярённый, отвёл руку за поясницу и достал пистолет. Раздался звук выстрела. Пистолет выпал из рук на обеденный стол, и его тут же перехватил Антон. В ладони главаря появилась сквозное отверстие, из которого текла кровь. Он схватился за руку, крича в агонии. Бедный, так и хотелось всадить ещё несколько пуль, да жалко тратить. Когда главарь повернул голову к стрелку, его ожидал сюрприз в виде того самого официанта. Вид его был более потрепанный чем несколько минут назад, и это мягко говоря. На лице и рубашке, которая висела на нем порванными лохмотьями, виднелись алые капли крови. Даже не понятно, его это кровь или чужая. Если же чужая, то чья? Официант медленно начал идти в сторону главаря, всё ближе направляя на того ствол. Когда тот был достаточно близко, главарь не только смог увидеть перемену во взгляде с невинного на зловеще ледяной, но и ошейник с биркой. На ней только инициалы А.Ш. В этот момент все слухи и сплетни про отбитость Антона Шастуна стали казаться чистой правдой. Люди для него не более чем инструмент, собственность или игрушка, ничего больше. Кто ещё знает, на что способен этот безумец. Главарь снова хотел было открыть рот, однако Антон его опередил: — Людей своих, как видишь по нему, звать бесполезно. Я хотел по-хорошему, но ты захотел по-грязному, и я уважаю твоё решение. — Антон вытянул руку и захотел забрать договор, но его остановили. Дрожащей рукой (той, что была пока цела) главарь взял ручку и криво, но подписал документ. Официант забрал лист бумаги, не убирая пистолет ни на секунду, и передал Антону. Тот устало вздохнул: испачкал в крови бумагу, так что смотреть на неё теперь было невозможно. А ведь Антон предлагал решить всё мирно, а получилось как всегда. — Приятно иметь с вами дело, — едко бросил он и добавил: — И насчёт десятого круга… Возьмите себе полное управление, мне на этих территориях нечего делать. А теперь, если вы не возражаете, я и аппетитный официант покинем вас. Антон встал из-за стола и, не оборачиваясь, направился ко входной двери, которая раскрылась перед ним, впуская людей в форме. Его людей. Из зала вышли только он и официант. В коридоре Антон резко остановил официанта и начал расстёгивать его пуговицы на порванной рубашке. Когда с пуговицами было покончено, рубашка ненужной тряпкой упала на пол, из-за чего официант теперь стоял полуголый перед ним. Антон снял с себя чёрный, длинный плащ и накинул тому на плечи, застегнув верхние пуговицы. Они снова молча направились на улицу, где их встретила чёрная Шевроле. Антон открыл дверь, пропуская официанта сесть на переднее пассажирское сидение, а сам сел за руль. У машины были затонированы окна и присутствовала шикарная звукоизоляция. Хоть души и режь тут кого-то — хрен услышат крики. Гробовую тишину нарушил краткий вопрос Антона: — Ранен? — Губа от удара треснула и может быть сломано ребро, в остальном всё в порядке. — ответ прозвучал нечеловеческим голосом, будто сидящий рядом запрограмирован давать регулярные отчёты вместо простого разговора. — Ясно, — хмыкнул Антон. — Вакула, почему ты терпел? Он ожидал что угодно и был готов ответить на любой его вопрос, но не на этот. Вакула и сам ещё не ответил на него для самого себя. Зачем? Почему? Что в нём сломалось? — Я, — голос дрогнул, — не знаю. Надо было. — Почему отвечал? Вакула отвёл глаза, а затем посмотрел прямо на Антона. Руки сильно сжали руль, костяшки на пальцах побелели, а на еле заметных скулах заиграли желваки. В глазах бушевали бесы, но он сохранял самообладание. Вакула, может, и являлся хладнокровным убийцей, но даже ему стало не по себе рядом с таким Антоном. Сказать, что таким Антон ему не нравился или был противен, язык не повернулся бы, скорее наоборот. Уж больно нравился ему. Но сейчас он перешёл грань. Знать бы ещё, где именно. — Ладно. Молчи. Оставшийся путь они ехали в тишине, порой разбавляя её песнями из радио. По приезде на место Антон первым вышел из машины и открыл дверь для Вакулы. Кто-то мог увидеть в этом жесте уважение или заботу. Но на самом деле он не хотел запачкать машину кровью, которой были покрыты руки его пассажира. Войдя в дом, Антона и Вакулу встретила служанка, которой он отдал приказ набрать ванную и отпустить всю охрану сторожить вне дома. Также он уже более вежливо приказал и ей уйти сегодня пораньше, сразу после выполнения порученных дел. Прежде чем подняться к себе, он посмотрел на Вакулу. — Иди за ней и подожди меня в ванной. Залезать в воду не смей. Вакула последовал за служанкой, пока Антон поднялся в свою спальню. В спальне, благо, горела настольная лампа. Антон ненавидел яркий свет, который слепил глаза, и предпочитал оставлять его всегда тусклым. С усталых и напряженных плеч спал пиджак, за ним — галстук, ремень и носки. Рубашку и штаны снимать он не спешил. Голова не болела как обычно после таких встреч, но от чего-то в ней не могло что-то устаканиться. Он отрицал, но прекрасно знал что. Когда-то давно он обозначил границы и провёл колючую проволоку, чтобы ни одной живой душе не захотелось её пересечь. Антон подорвался с кровати, услышав стук в дверь. Стучалась служанка, уже одетая в вечернее пальто и укутанная шарфом. Если не знать, что она работала на главаря мафии, можно было подумать, в свободное время она занята уходом за котами и вязанием, но никак не чисткой огнестрельного оружия. — Антон Андреевич, ванна набрана и подготовлена для вас. Я могу уйти? — сказала она, сжимая в руках маленькую сумочку. — Конечно можете, спасибо. — пусть Антон и был отбитый, но старших, особенно бабушек, он уважал. Зайдя в ванную, он, как и ожидалось, увидел Вакулу, смирно стоящего в её середине. Он был уверен, что, дай ему такой приказ, он и его выполнит без колебаний и возмущений. Антон прошёл мимо него в сторону ванной. Рукой проверил температуру воды и взял с верхней полки мочалку и гель для душа. Медленно подошёл к Вакуле и снял с него свой плащ. Дыхание лишь малость сбилось, но не понятно, у кого первым. Антон сохранил хладнокровие, словно каждый день этим занимался и ничего странного здесь не происходило. Вслед за плащом шли рабочая обувь и носки. Когда очередь дошла до штанов, оба перестали дышать. Антон заметил учащенное дыхание, и не только своё. — Арс, — сознание прошибло коротким именем из трёх букв, будто перезагрузка — и резкий пуск, — ничего не болит? Забота. Арсений, не Вакула. С Вакулой Антон не нежничал, он ему никто. Лишь альтер-эго Арсения, работающий на него и выполянющий команды «убей», «закопай», «сожги тело», «не мешай». Никто, кроме Антона, никогда не видел его таким. Настоящим? Антону был важен только Арсений, который для многих, кто его знал, был давно мёртвый, а для других — наёмный убийца по имени Вакула. Арсений (уже не Вакула) отрицательно помотал головой. Удовлетворившись ответом, Антон откинул грязную одежду в остальную кучу. Он аккуратно взял Арсения за руку и повёл в сторону ванны, усаживая того в воду. Сам он в это время закатывал рукава рубашки, которую так и не снял после прихода из ресторана. Тело Арсения в воде размякло и расслабилось. Напряжение отступило, плечи опустились, глаза были закрыты — чувство спокойствия овладело разумом впервые за долгое время. Антон подошёл сзади и дотронулся до его спины намыленной мочалкой. Это привело Арса в чувства. Редко Антон проявлял такую заботу, если её вообще можно было так назвать. Сюда больше подходило слово «подготовка». Арсений знал, где именно Вакула накосячил и что ему за это будет. Прежняя расслабленность сменилась лёгкой тревогой. Сейчас тело было занято Арсением — не самым смелым для криминальных дел бывшим актёром театра. Интересно, понял ли это Антон или ещё нет? Антон сидел на бортике и не спеша намыливал ему спину, задерживаясь на покрытых россыпью родинок плечах. С плеч переходил к груди, минуя шею в ошейнике. Рука скользнула вниз по острым ключицам и смыла с груди следы чужой крови, задевая левый сосок. Никакого подтекста или пошлого намёка не было, всего лишь лёгкое на вид действие, вызвавшее в Арсении странные ощущения. Антон делал вид, что не замечал его реакции на всё происходящее, и продолжал дальше умывать его от грязи и крови. Когда с грудью было покончено, Антонова ладонь спустилась ниже, к правому бедру Арсения. Он дважды по нему похлопал. Арсений, поняв намёк, встал на колени и слегка приподнялся, чтобы Антону было удобно пройтись мочалкой и по этим местам тоже. На очередном трении кожи близ внутренней стороны бедра Арсений всё же не сдержался и жалобно простонал. Это был не стон удовольствия. Больше вопль отчаяния и возглас о помощи. Слишком долго его не было. Ему надо было почувствовать себя живым. Почувствовать, что Антон был рядом, он был настоящий, что он до сих пор любил Его, несмотря на всю ненависть к Вакуле. Задание, данное Антоном по слежке за главарем Восточного порта и его компаньонами, заняло больше времени чем планировалось изначально. Вакула слишком долго был на свободе, слишком долго своевольничал, слишком долго и медленно убивал Арсения в себе. Антон включил душ и быстро смыл остатки пены с лица и бёдер Арсения. Выключив воду, он потянулся к халату, заботливо повешенному на крючке вешалки, и кинул на своё плечо. Взял руки Арсения в свои и помог тому вылезти из ванны, наплевав на льющуюся через бортики воду — потом уберут. После он накинул на плечи Арсения халат, даже не удосужившись нормально надеть это на него. Несколько секунд Арсений просидел так на бортике ванны, не смея шевелиться и выдыхая через раз. Уставший терпеть, Антон просто взял того на руки, как принц — принцессу, но эти определения были далеки от их образов. Открыл ударом ноги дверь и понёс Арсения в их спальню. Непонятно, хотел ли Антон аккуратно его положить на кровать или небрежно кинуть, но со стороны может показаться, что Арсения привели сюда насильно. Но на самом деле, насильно его отсюда выгнали. У него начиналась истерика: глаза слезились сами собой, руки да и всё тело начинало дрожать, разум был помутнён, хотелось кричать. На него сверху навалился Антон и крепко обнял. Хватка была сильная, ещё немного — и можно было услышать хруст костей. Арсений уткнулся заплаканным лицом в грудь Антона и глубоко задышал. Антон, в свою очередь, переместил правую руку со спины Арсения на его голову. Пальцами зарылся в отросшие волосы и медленно гладил по ним. Истерика сменилась тихими всхлипами и дрожью. Антон думал, что ему, скорее всего, ещё и холодно. На улице стоял январь, а он был голый, в одном халате, который еле висел на хрупких плечах. Арсений сильнее прижимался к Антону, будто хотел слиться с ним в одно целое. Состояние Арсения понемногу приходило в норму. Он поднял свои покрасневшие, но всё ещё прекрасные голубые глаза и посмотрел на Антона. Смотрел, будто он единственный, кто держал его в этом мире и тот, кто всегда был готов уберечь его от всех людей вокруг. В первую очередь, от него самого, а затем — себя. Недолго думая, Арсений подался вперёд и впечатал свои губы в Антоновы. Здесь не было ни капли ласки или нежности, лишь желание доказать себе своё существование, и Антон был тому в помощь. Арсений перебросил ногу через Антона и уселся на нём, не прекращая целовать. Халат окончательно упал с плеч, и его откинули в сторону. Антон приподнялся, приняв сидячее положение, руками схватился за бёдра Арсения и дальше позволил ему терзать свои губы. Ему можно. Ему надо. Через минуту бешеных поцелуев и сдирания чужих губ Арсений пришёл в себя и, закрыв глаза, спрятал лицо в изгибе шеи Антона. Его дыхание было умеренное, но шумное. Антон гладил того по спине и не торопился отстраниться или спрашивать, как он. Если захочет, сам скажет, они это уже проходили, и Антон с горечью был уверен: пройдут ещё не раз. Тут Арсений подал голос: — Шаст, — голос тихий, сил совсем не осталось. — Две недели. Антон сглотнул ком в горле. Ему было нечего сказать, даже оправдаться нечем. Видели бы люди этого грозу и ночной кошмар всех банд в городе сейчас — глазам не поверили бы. — Он был на свободе две недели, Шаст, я думал, что умер, — голос Арсения снова начинал дрожать, но теперь больше от ужаса. — А если бы я не вернулся? Сердце Антона ёкнуло, и раздался последний удар перед остановкой. Одна мысль о том, что Арсения в его жизни больше не будет, а его место займёт ублюдок Вакула, заставляла кровь стынуть в жилах. Если с Арсением что-то случится, Антон сначала убьёт всех на этой гребаной планете, а затем Вакулу и себя. Антон помотал головой и сильнее прижал к себе Арсения, вдыхая его запах, не желая отпускать своё сокровище. — Арс, тише, всё хорошо, — шепчет ему на ухо Антон. — Знаю, я не должен был. Арсений, посмотри на меня, — Арсений отстранился от его груди и посмотрел ему в самую душу, словно насквозь видел всё то, о чём не подозревал даже сам Антон. — Его здесь больше нет. Здесь только ты и я. Веришь? Арсений смотрел недоверчиво. Не моргал и кажется не дышал. Антон зеркалил его действия, пытаясь скрыть своё волнение и частичную злость на себя. Что-то в Арсении сломалось сильнее чем в прошлый раз. — Верю, — Антон потянулся вперёд, чтобы поцеловать, но Арсений остановил его, — но, Антон, помоги вернуться, пожалуйста, мне нужно. Арсений тёрся своей щекой о руку Антона, желая передать управление, но нужно было согласие второго. Антон. Доказать себе, что ты реален и существуешь путем желания быть оттраханным до потери сознания — звучит не совсем здорово, но кто сказал, что они такие? Они стоили друг друга со всем своим безумием в запасе. Всегда найдётся человек, который поймёт и поддержит тебя со всеми твоими тараканами, не потому что сильно любит, а потому что у самого вместо тараканов в башке ползают сколопендры. Антон кивнул ему. Одним движением поменял их местами, уложив Арсения спиной на кровать. Взгляд поменялся: стал сосредоточенным, словно у хищника, подобравшегося до лакомого куска своей жертвы. Арсений под ним тяжело дышал, но не спешил вырваться из горячих рук, которые больно сжимали бёдра, не давая шанса сдвинуться. Хотя он как-то не сильно старался выпутаться или сопротивлялся. Антон отпустил из своей железной хватки его бёдра и положил руки на ошейник. Парочкой простых движений снял его и погладил кожу Арсовой шеи, массируя сдавленную плоть. Та от долгого ношения покраснела, а где-то виднелись отёки и синяки. — Лежи и не двигайся. — Антон встал с кровати, оставив Арсения одного, и снова направился в ванную. Секунды отсутствия Антона казались часами, которым нет конца. Арсений лежал каменной статуей и не двигался внешне, но внутри у него творился хаос из волнения, страха и желания. Мысли рассеялись, когда Антон вошёл в комнату. В руках он держал несколько вещей, которые Арсений, будучи лежачим, различить не смог. Антон подошёл к кровати, положил предметы на комод справа, взяв в руки один из них. Из белого тюбика он выдавил такого же цвета тягучую массу себе на пальцы левой руки. Другой рукой потянулся к шее Арсения и чуть приподнял его. Антон втирал мазь в повреждённые места на его коже и массировал. Арсений хотел сказать, что ему не было больно и это явно лишнее, но ему этого не позволяли. Он смиренно терпел всю процедуру, ощущая тёплые и мозолистые пальцы Антона, совершающие аккуратные круговые движения по его шее, местами давящие на кадык. Внутри Арсения всё кричало и умоляло, чтобы тот усилил хватку и начал его душить, не давая сделать малейший вдох. С этими фантазиями тепло рук покинуло шею, и их место занял другой ошейник. У Арсения был некий пункт на его постоянное ношение и снятие только при необходимости. Вещица, больше предназначенная для обозначения принадлежности кому-то, всегда приземляла его неустойчивые мысли и давала странное и необъяснимое чувство безопасности. Он был как щеночек, хозяин которого всегда был готов о нём заботиться и защитить от любых дворняг. Хотя его вернее было бы назвать не щеночком и пёсиком, а сучкой. Даже отрицать бы не стал. Антону же самому в кайф, видеть Арсения таким: полностью принадлежащим ему. Бесы, сидящие в глубинах его сознания, всегда будут напоминать, что Арсений никогда ему не принадлежал и не принадлежит. Насколько бы сильно Антон ни старался привязать его к себе, сколько бы раз ни доказывал это, затрахивая его до потери голоса от стонов и фиолетовых синяков на бёдрах, как бы ни заботился молчаливо, лишь действиями говоря «я тебя люблю» — он никогда не будет полностью его. В разуме, сознании и теле Арсения всегда будет тот, кто ближе к нему, чем кто-либо на Земле. Антон давно с этим смирился. Не ради себя или этого ублюдка, а ради Арсения. Они недолюбливают, даже откровенно ненавидят друг друга, но ради Арсения готовы терпеть. Никто в этих отношениях не счастлив, но без них им было бы хуже. Горькая правда, с которой им придётся жить, пока один не умрёт. Пока смерть не разлучит их. Арсений всегда носил ошейник, на бирке которого выделены инициалы Антона и, как порой любил говорить сам Арсений, и его инициалы тоже. Он ведь тоже Шастун, и имя его начинается с буквы «а», но поменьше. Чёрного цвета кожаный ошейник закрепился на шею Арсения. Антон продел пальцы под ремешок, чтобы убедиться, не жмёт ли он. Когда всё было проверено, он продел кончик через пряжку, застегнул её и не отказал себе в маленькой шалости — щёлкнул пальцами по золотой бирке, и та издала свойственный ей звон. Арсений, всё ещё в полулежащем состоянии, смотрел на Антона и ждал приказа, готовый выполнять все до единого. Антон медленно наклонился к его уху и после краткого поцелуя сказал: — Как ты сегодня хочешь? — решение принял сегодня не он, теперь он был только ведомым. Бразды управления были даны Арсению, как и права рулить, куда ему угодно. Безусловно, несколько правил давно были ими обговорены, но такое случалось впервые. Приняв сидячее положение, Арсений пытался собраться с мыслями и прикинуть возможные варианты развития событий. Ему впервые за долгое время их знакомства предложили роль ведущего. Нет, Антон не принуждал его и не отбирал права голоса, просто ему самому было удобней дать управление Антону, а самому обозначить границы дозволенного. Оглянувшись по сторонам, будто те были не в спальне, а в секс-шопе с огромным ассортиментом различных товаров, его внимание зацепилось за откинутый на край кровати пиджак Антона. Если память его не обманывала (точнее, память Вакулы) там должно было оказаться то, о чём он думал. Он сорвался с места, схватил пиджак, рыща по карманам, пока не нашёл желаемое, и показал Антону. — Арсений, нет. — тот грубо вскрикнул, отбирая у него из рук тот самый пистолет, которым Вакула отстрелил главарю ладонь в ресторане. — Но… — Я сказал нет. — снова отрезал Антон, не желая слушать. — Ты сказал, что можно всё, пока я не скажу стоп-слово! — на этот раз что есть мочи крикнул Арсений и побавил уже тише: — Антон, пожалуйста. Антон застыл в дверном проёме, тяжёло дыша, в шаге от разрушения всего, что попадёт под руку. Он сильно сжал пистолет в руке. В нём осталось несколько патронов, которые хотелось всадить себе в голову и обрести ненадолго каплю покоя. Арсений жалобно смотрел на него, точно щеночек, жалко, не всегда послушный. Он тяжело вздохнул и вернулся к Арсению, который, понурый, присел на колени на край кровати. Он подцепил указательным пальцем его подбородок и поднял, заставляя смотреть на него слегка взмокшими глазами. Когда тот вообще успел разрыдаться? Тот снова закрыл глаза и обдумал своё решение. — Стоп-слово помнишь? — ровный тоном спросил у Арсения, на что тот быстро кивнул. — Что мне сделать? За секунду Арсений воодушевился. Он быстро взял с прикроватного столика смазку и передал в руки Антону. Арсений убрал с кровати лишние вещи и снова забрался на неё голой задницей. Глаза горели, зрачки были расширены. Антон точно заставит его пройти наркостоп, так, на всякий. — Выеби меня им, — весь воздух в лёгких Антона сжался в ком, вызвав у него лёгкий кашель. Он же не ослышался? — Пожалуйста, Антон. — Хрен с тобой, повернись и подними зад, голову вниз и не смей поглядывать. Этот этап Арсению был прекрасно знаком. Как и было приказано, он повернулся к Антону задом, встав на колени и максимально подняв его кверху, широко расставил ноги. Голова его опустилась на кровать, а руки как всегда, не зная куда деваться, схватились за простыни. Антон снова отошёл, чем вызвал недовольный скулеж Арсения и обиду в голосе. — Не буду я тебя грязным пистолетом ебать, дай хоть салфеткой протру, блять. — голова снова уткнулась в простыни в ожидании. Такая забота со стороны Антона умиляла, если отпустить факт, что, дай тому волю, он может вытрахать из человека всю душу и не остановится на этом. Арсений до сих пор помнил, чем тогда закончился очередной его приступ, который Антон помогал усмирять подобным образом. Дырка его точно не закрывалась несколько дней. Любому человеку стало бы плохо от такой услышанной истории, а Арсению было в кайф всё это на себе (тут, скорее, В себе) ощущать. Антон будет перегибать до тех пор, пока не сломает Арсения, так как он того хочет. Арсений не заметил момент, когда Антон вошёл в комнату, потому вздрогнул, когда теперь уже холодная рука коснулась его левой половинки. — Сейчас. Одно слово, сказанное Антоном, поменял всю атмосферу в комнате за долю секунды. «Терапия» началась. Арсений выровнял дыхание и очистил голову от лишних мыслей, окунувшись в приятно-болезненные ощущения. Антон сжал левую ягодицу, оттянул, а затем ударил наотмашь. И ещё. Раздавались смачные звуки шлепков, которые терялись в громких стонах Арсения при каждом ударе. Такую же процедуру Антон провёл и с правой ягодицей, из-за чего обе заалели и норовили перекраситься в кроваво-красный цвет. Антон на секунду подумал, что переборщил, но быстро отогнал от себя такие мысли. Стоп-слова не было, ему всё можно. Он взял с постели тюбик смазки и вылил сразу Арсению на ягодицы. От разницы температур между горящей от шлепков кожей и холодной смазкой зашипел. Вид Антону открылся крышесносный: смазка тянущимися каплями стекла по ложбинке к поджатым яйцам, а затем струйкой — вниз со свисающегося члена и бёдер, падая на простыни. От такого анус Арсения то и дело сжимался и разжимался, требуя к себе должного внимания. Антон всё же сжалился и приступил к более активным действиям. Обеими руками схватился за ягодицы, раздвигая их в стороны для лучшего обзора. В ванне он его отмывал от крови, но к тому, чем они собирались заняться, не подготовил. Антон запрещал Арсению самостоятельно себя растягивать. Исключением были случаи экстренной необходимости, когда ему в течение дня резко могло взбрести в голову заняться сексом прямо на кухне или хуже — в общественных местах. Левой рукой продолжал оттягивать ягодицу, пока указательным и средним пальцами правой проводил по сжавшемуся колечку мышц. Те скользили по смазке и щекотали Арсения, на что тот начал жалобно скулить. Антон дразнился. Он не любил спешить, по максимуму будет оттягивать удовольствие, пока его не начнут молить, что он тоже проигнорирует. В нутро медленно погрузился средний палец Антона. Когда фаланга оказалась в туго сжатом анусе, остановился и дал Арсению привыкнуть к ощущениям. Через минуту ожидания начал медленно проталкивать палец полностью внутрь, то и дело прокручивая в разные стороны. За средним в него погрузился безымянный. Проталкивать пальцы становилось всё тяжелее. Арсений сам хотел, чтобы его так трахали, а теперь зажимался и… боялся? Нервы и терпение Антона были не стальные, и вряд ли долго выдержат этот показушный театр одного актёра. — Арс, расслабся. — спокойно попросил Антон, но ответа не последовало. — Не хочу. — слишком холодный и ровный тон. Антон со скоростью пули отшатнулся и отошёл на несколько шагов назад. Тело на кровати перевернулось и на четвереньках сползло с кровати. Он в такой же позе приполз к ногам Антона и сел перед ним на колени. Зрачков почти не было видно, а любимый цвет чистого неба заменил бледный оттенок синего. На лице показалась ухмылка. Антону было противно от того, кто сейчас сидит перед ним. Кулаки так и чесались встретиться с этим ублюдочным лицом и стереть эту насмешку. — Ну что? Попробуешь его вернуть? — явно сказанные для большего раздражения Антона слова дали моментальный эффект. По лицу напротив прилетела хлёсткая пощёчина, чего Вакула уж точно не ожидал. Молодец, Антон, смог удивить. Антон сорвался со всех предохранителей и остановить теперь стоило себе жизни. Он схватился ладонью за подбородок Вакулы и потянул его на себя. Тот закрыл глаза, готовясь к следующему удару, но его не последовало. Вместо этого Антон со всей силы сжал его челюсть и заставил смотреть на себя. В глазах больше не было тех крошек заботы, что были в начале, теперь там горел адский огонь, готовый сжечь всех дотла. Не отпуская руку с челюсти, повёл его насильно к кровати, но не положил на неё. Просто кинул как ненужную вещь на пол у подножия и снова потянул, в этот раз за горло, вверх, чтобы тот принял сидячее положение. Пальцы у горла сжались сильнее, перекрывая путь кислороду, пока лицо Вакулы становилось красным от его нехватки. Такое зрелище предоставляло Антону садистское удовольствие, хотя с Арсением он бы так никогда не поступил без его разрешения. Но сейчас его здесь не было. Его надо было вернуть. Крупинка здравой части Антона умоляла его не перебарщивать, но Антон не слышал. Будь его воля, он бы сжал его горло ещё сильнее, но ошейник мешал. Вакула издал сдавленный скулёж, и это была маленькая победа для Антона. Как же ему нравилось видеть его таким беспомощным, униженным и смешанным с грязью. Пальцы исчезли с горла и переместились выше, снова сжимая челюсть, но в этот раз давя на щёки, вынуждая открыть рот. Сучара в теле Арсения, но выглядела для Антона совсем по-другому. В какой именно момент началась вся эта ненависть к этому существу? Наверное, когда признался, что также как и Антон влюблён в Арсения, хоть он того и не знал. Тогда Вакула стал для Антона не более чем соперником. Или всё же более? Лицо у него было красное, со лба скатывалась капля пота, изо рта по шее текла слюна — красота. Антон потянулся рукой к отброшенному несколько минут назад пистолету. Опустил вторую руку с его лица, дав тому ненадолго прийти в себя. Вакула кашлял и пытался сесть ровнее, но у него не получалось: слишком долго мозг пробыл без кислорода. Перед глазами ещё не проявилась целая картина, всё было как в тумане. Воспользовавшись этим прекрасным, по мнению Антона, мгновением, он снял пистолет с предохранителя и направил ствол прямо на лицо Вакулы. До сегодняшнего дня такого он себе не позволял делать, но, право, хотел. — Ты не представляешь, как мне хочется отделить твою мерзкую, вшивую натуру от Арсения и всадить в лоб несколько пуль, чтоб уж наверняка в ад вернулся, ублюдок. — прошипел сквозь зубы Антон то, что чуть ли не каждую неделю говорит ему. Заряженное дуло было в опасной близости к лицу Вакулы. Но вместо того, чтобы отстраниться или попытаться уклониться от него, он потянулся вперёд и аккуратно обхватил самый кончик губами, будто целуя. Антон был в немом ахуе, но останавливать его пока не хотел. Поняв, что ему дали зелёный свет на дальнейшее безобразие, опять сделал то же самое, на этот раз высунув язык. Вакула лизал кратко, сто пудов представляя, что перед ним не дуло пистолета, а головка члена. Язык прошёлся от кончика до половины всей длины, и так по несколько раз. Антон на пробу подвигал его вперёд с намёком на более глубокие фрикции. Вакула снова подхватил ствол губами, но глубже. Пропустил в рот, высунув язык, и начал сосать, будто перед ним был самый настоящий член. Горловой с такой неудобной конструкцией вряд ли получилось бы сделать, но он хоть попытался. Антон слегка вытащил дуло изо рта Вакулы, но далеко не убирал, оставляя в нескольких сантиметрах от его губ. Вакула, почувствовав пустоту в своей ротовой полости, потянулся головой вперёд в слепых поисках потерянного ствола пистолета. От такого до боли в паху развратного действия Антон левой рукой схватил его за загривок и снова протолкнул дуло ему в горло. Кончик болезненно уперся в глотку, но двинуться не было возможности. После того как Вакула начал задыхаться и хватать руку с пистолетом своей, чтобы убрать сильное давление на горло, Антон начал плавно двигать его вперёд и назад. После нескольких минут орального секса пистолетом, он выпустил его изо рта с пошлым хлюпаньем. От обсосанного кончика к губам тянулась нить слюны, которая позже попала на подбородок и стекла вниз по шее. На Антона снова смотрят два глаза, в которых читалось краткое: «И это всё?» Снова откинув пистолет на кровать и не размениваясь на нежности, грубо взял Вакулу за волосы и, поднимая, кинул на кровать. Не дав тому времени собраться, перевернул на живот и поставил на колени задницей вверх. На все претензии и попытки устроиться удобнее ударил с двойной силой по ягодицам и бёдрам. Хотелось войти сразу так: без подготовки, чтобы тот ещё неделю не мог ходить или сидеть, чтобы больше у него не осталось сил злить Антона своим существованием. Такие больные мысли быстро испарились, стоит мозгу напомнить ему, что это тело Арсения тоже. Ему разрешено его трахать, шлёпать, кусать и оставлять засосы, но калечить запрещено. Он сам себе запретил, зная, как далеко может зайти, и назад пути не будет. Когда Вакула перестал брыкаться и сдался, если это так можно назвать, Антон без предупреждения ввёл в него сразу два пальца. Несмотря на заранее налитую на них смазку, боль была яркая, из-за чего тот зашипел и упал головой на кровать, сильно сжав в руках простыни. Деваться было некуда, ударить Антона и попытаться вырваться и сбежать себе дороже, придётся вытерпеть, не в первый раз уже. Пальцы внутри остро ощущались, не останавливаясь ни на секунду, так и двигались, то и дело покидая тело полностью, затем снова оказывались во всю длину, по самые костяшки, внутри. К ним с большим усилием добавился третий палец. Стенки ануса были напряжены, тело не расслабилось, что усложняло процесс подготовки. Как успокоить Арсения в такие моменты, Антон знал наизусть и притом несколько способов. С этим чучелом сиди гадай, куда тыкать, чтобы успокоился хоть на минуту. Впервые за весь вечер Антон обхватил рукой его полувставший член и медленно стал надрачивать тому, порой болезненно сжимая. Выключатель был найден, и Вакула постепенно расслабился. Растягивать становилось легче, и три пальца уже свободно двигались. Двигать ими внутри на манеру ножниц было всё равно очень сложно, но отказать себе в таком Антон не мог. Внизу послышался громкий стон, на этот раз от удовольствия. Рука на члене начала двигаться быстрее, но на самом пике остановилась, а затем вовсе исчезла с него. Раздосадованный этим Вакула потянулся своей рукой к члену, но её тут же перехватил Антон и, скрутив, прижал к кровати, угрожая: — Тронешь себя — сломаю руку. Блеф. Нихуя он не сломает, даже пальцем не тронет. Все угрозы расправой всегда были пустым звуком для Вакулы, который на хую их вертел, пока Антон на своём вертел его с Арсением. Нет. Арсения скорее он ласкал, любил и лелеял, а его как раз-таки вертел как его душе вздумается. Хотя, чего греха таить, ему так больше нравится, нежели когда всё медленно и вымученно сладко. Сахар пусть съедает Арсений, кнут он возьмёт на себя. Несколько секунд происходило ровным счётом ничего. Тишину в комнате нарушали лишь неровное дыхание и возня Антона сзади. С хлюпающим звуком пальцы Антона снова вернулись растягивать напряжённый анус, двигаясь внутри не так болезненно как прежде. Теперь в него с лёгкостью входили три пальца и, если постараться, четвёртый. Убедившись, что тот достаточно готов, Антон убрал пальцы и приставил холодный металл к горячей коже, медленно толкая его внутрь. От осознания, что в него вводят дуло пистолета, которым он сегодня пристрелил человека, сводил с ума. Мышцы ануса сопротивлялись, от чего трение вызывало больше дискомфорт, чем наслаждение. Но факт того, что от этого у Вакулы встало, ещё сильнее будоражил. Если память его не подводила, ствол этого пистолета составлял всего пятнадцать сантиметров, из которых в него может войти лишь восемь. Это обнадеживало, если не вспоминать, что он, сука, достаточно широкий, чтобы его разорвать. Шастун, больной ты ублюдок. — Расслабься, — сказал Антон, вдавливая пистолет глубже, — иначе порву. Поневоле приходилось приложить все силы, чтобы остаться невредимым. Внутри чувствовался холод металла, который, даже будучи обвитым стенками ануса, не согревается. Антон двинул дуло глубже и нашёл ту самую точку. Тело Вакулы прошибло током, и сдерживать стон больше не получалось. Антон, услышав это, понял, что на верном пути, и сделал так снова. Стоны были вымученными и непостоянными, но до того прекрасными для ушей Антона, что он был не прочь довести дело до конца и даже дать ему кончить. Амплитуда толчков с каждым разом увеличивалась, как и частота стонов, причём с обеих сторон. Член Вакулы стоял колом и требовал разрядки. Ноги раздвинулись ещё шире, не в силах больше держать такой груз на себе. В воздухе смешивались запахи пота, смазки и секса, а также общего удовольствия от происходящего. Оба были на пределе и, казалось, безумнее уже некуда, но Антон решил по-другому. Раздался звук спуска предохранителя с пистолета. Теперь он трахал его задницу заряженным, мать его, пистолетом. Рука вбивала ствол в растраханный анус с новой силой. Если тот постарается, можно будет засунуть его туда целиком. Боязнь, что Антон и в самом деле нажмёте на курок, его совсем не пугали, разве что чуть-чуть. Но само сумасшествие, на которое он был способен, если его вывести из себя, заставляло кровь стынуть в жилах. Он был ещё более безумен, чем он думал ранее. Финишная прямая, сил стонать, терпеть попадания по простате уже не было. Антон это заметил и потянулся рукой к его члену. Не вытаскивая пистолет, надрачивал ему в быстром темпе, пока тот с криком не кончил на простынь. Несколько капель текли по бёдрами вниз, и Антон собрал их своими пальцами. Опустив пистолет, но не вытащив его, повернул Вакулу на спину. Тот смотрел на Антона еле открытыми глазами, из которых текли слёзы, всё же переборщил. Тот сел рядом и поднёс испачканные в сперме пальцы к его рту. Понимая, чего Антон хочет, Вакула открыл рот и лениво слизал с них всё, на что хватило сил, перед тем как отключится. Антон внимательно рассматривал своё творение: красивое, молодое тело, которое он минуту назад трахал пистолетом, сейчас лежит всё испачканное в поту, смазке, слюне и сперме, мирно посапывая. Он убрал пистолет в нижнюю полку комода и запер её на ключ. Вернулся к телу и взял его на руки, чтобы отнести в ванную и снова помыть, перед тем как уложить в кровать. Когда он аккуратно положил его в воду, глаза напротив открылись, а губы прошептали: — Антон, береги его. Глаза напротив были серые. Впервые они сказали что-то одновременно.