Вампирский переплёт

      Я проснулась от боли в шее и плече. Кто-то тащил меня, не жалея сил, и совершенно не беспокоясь о целостности пойманной жертвы, вцепился то ли когтями, то ли зубами. И я понимала, если я окажусь жертвой, то дальше будет только хуже, но сил сопротивляться не было. Словно накаченная ядовитыми химикатами, мне ставало всё тяжелее сосредотачиваться на окружающем пространстве. В полудреме я слышала хриплый смех, атаковавший слух своим своеобразным тембром, и совершенно точно чувствовала как моего лица касались чьи-то тёмные волосы, пахнувшие смесью древесных парфюмов и металла. Я закрыла глаза.       Леденящий воздух пронесся табуном невидимых мурашек по обнаженным ногам, бедрам животу и груди, перед тем как я судорожно распахнула глаза. Поерзав на месте, помимо стрельнувшей в спине боли, я почувствовала обнаженными плечами что-то тягучее, словно я увязла в луже слизи либо собственной крови. Как по приказу, в нос вонзился железистый запах, пробудивший в уме ужасающие картины, заставившие сердце мгновенно забиться чаще. В лопатки вонзались все неровности твердой поверхности, на которой я находилась, и она напоминала жесткий матрас старой кровати, а подтверждением послужило скомканное в ногах пыльное одеяло, и жалостный скрип пружин, который сопровождал каждое моё движение.       Упираясь локтями, я с трудом оказалась в сидячем положении, приметив как омерзительно липла к спине пропитанная багровой жидкостью рубашка, и дрожащими руками начала исследовать своё тело. Впервые в жизни я жалела о том, что проснулась, ведь ноющая в правом шее боль разыгралась новыми красками от вынужденных перемещений, а зеркала рядом не было. Она разливалась по телу жгучей лавой и добиралась до самого лба, очевидно, облачая моё лицо по пути в алую расцветку. В иной ситуации я бы позвала на помощь или вернулась бы в постель, чтобы не спровоцировать осложнений или ненароком не потерять сознание, но не смотря на качающуюся от головокружения обстановку, я опустила ноги в кроссовках на шероховатый деревянный пол, не желая и дальше разлагаться на влажном запятнанном матрасе.       Сцепив зубы, как скулящий пёс, я сделала несколько глубоких вдохов, и попыталась игнорировать терзающие ощущения, чтобы наконец-то встать на ноги. Оттолкнуться всем весом от кровати мне удалось сразу, но удержаться на своих двух оказалось труднее. Сделав первый шаг навстречу неизвестности, я тут же почувствовала недомогание: каждая мышца на миг ослабла и я едва ли удержалась от падения. Дыхание перехватило, и я прочистила горло, громко откашлявшись, будто бы на легких внутри осела пыль. Могу поклясться, со стороны это выглядело так, будто я давно болею туберкулёзом и вот-вот выкашляю свои легкие, но я просто никак не могла отдышаться: воздуха словно становилось всё меньше, а дышать хотелось всё больше, ведь я потёрла виски. И коснулась чего-то острого, выступавшего над ушами, нащупала их во всю длину. Снова закашлялась, уже от страха. В помещении просто было смертельно душно.       Казалось, даже самая юркая капля воздуха не могла просочиться под затворки наглухо закрытых деревянных окон. Заброшенная рыхлая спальня навевала ассоциации с викторианской эпохой, с её дворцовым великолепием и вычурным интерьером с дорогой мебелью и высокими потолками. Но от этого всего были лишь отголоски, оставшиеся с лучших времен. Из целого в комнате одиноко пылился шкаф, и то покрытый трещинами кое-где, и древний комод, на краях которого чертились замысловатые узоры. Когда-то здесь кто-то жил, а теперь это место служило передержкой для таких, как я. Или, может, всё было не так плохо, и меня вот-вот проведает кто-то без плохих умыслов, подлатает, укажет путь домой… «Бред, на фоне приличной кровопотери», — я решительно отрезала в уме. Ещё кто-то приклеил мне бутафорские элифийские уши; бледнота кожи смешивалась с синевой, выступали вены, как мазки тёмной краски. Я нащупала на лице наращенные недавно ресницы и родинку на том же месте. Ничего не изменилось, я просто брежу из-за кровопотери. Но что произошло? Сердце отбивало нездорово-сильные удары, мешая оценить обстановку.       В телепортацию я не верила, а вот в маньяков — ещё как.       Головокружение постепенно уходило вместе с бликами, мешавшими взору, и уступало дорогу подкатывавшей волнами панике. Сердечная мышца трепетала, ударяясь о грудную клетку, пытаясь протиснуться сквозь хрупкие кости, и от этого дыхание становилось слышным и прерывистым. Я не знала, что завладевало мною сильнее в те минуты: страх, опасение, боязнь неизвестности. Боль и непонимание. Безнадега. Пощупала шею и присмотрелась к синеватым фалангам загрязнившихся пальцев — ещё кровило.       «Ничего позитивного выход из комнаты мне не предвещает…», — я прошептала, упираясь ладонью в высокую деревянную дверь с серебристыми ручками, издевательски отполированными до блеска. Небрежное прикосновение оставило после себя кровавый след, четко вырисовавший мою ладонь до мельчайших подробностей. Опасение истечь кровью вспыхнуло в голове, эффективно возвращая меня к реальности, и я подрагивая развернулась, возвратившись к разбитой кровати.       Судорожно зацепившись мелкими пальцами за незагрязненный клочок желтевшей простыни, я пыхтя взялась разрывать его руками, но спустя несколько попыток, поняла, что затея бесполезная, и стала помогать себе зубами. Затхлый привкус ещё долго будет вертеться на корне моего языка, но мне удалось добыть полоску ткани, пусть недостаточного размера, и теперь хоть что-то могло послужить мне в качестве временного жгута. Кое-как намотав на плечо созданную повязку, я вспомнила уроки предоставления первой помощи, и том, как можно навредить себе и окружающим, сделав что-то не так. Но выбор был не велик, и лучше уж импровизированный узел затянутый вокруг дельтовидной мышцы, чем дальнейшее ухудшение состояния, но шея оставалась открытой. А ещё я попробовала потянуть за уши, чтобы снять накладки, но острая боль заставила меня отступить. Клей крепкий — тогда почему я чувствую эти острые кончики?       Боль сменила очертания, став тупой, а повязка немного сковала движения руки — для пущей эффективности сгодился бы ещё антисептик и таблеточка жаропонижающего. Можно было вообще не тратить на это минуты жизни, и сразу двинуться в путь, как ошалелая, но комнату хотелось покидать всё меньше, особенно когда за её стенами, наверное, где-то в коридоре впервые послышались приглушенные голоса, грубыми голосами транслируя обрывчатые слова. Они что-то лепетали снова на английском, становясь всё четче, и мне не осталось ничего умнее, кроме как отойти от двери и застыть напротив прохода как фарфоровая кукла.       Покои окутывали вечерние тени, только желтоватая свеча в старом подсвечнике освещала комнату, как спасательный маяк. В помещении, полном тени и мрака, внезапно раздались тихие шаги, и в дверь вошли несколько мужчин. Их фигуры вырисовывались в контрасте с темнотой, и я не могла разглядеть их лица. Однако, когда они приблизились, их глаза сверкнули красным светом, словно огонь ада. Двое мужчин, что натолкнули на мысль, что это просто дурной сон, что я вскоре проснусь в своей постели и забуду этот кошмар. Но зловещая улыбка на лицах бледных незнакомцев говорила об обратном. Они приближались ко мне, и в их взглядах сверкало что-то зловещее, что заставило меня содрогнуться.       — Наконец-то проснулась, мышка, — проговорил один из них, его голос прозвучал насмешливо. — Мы уж думали, ты померла. Было бы обидно терять такую вкусную сестричку. Этот привкус подземелья я никогда не забуду. — Протянул юноша с уложенными русыми волосами, на вид ему было лет двадцать — обычный старомодно одетый парень из соседнего двора. Но нездоровая бледность придавала ему лет и зловонности.       Мой взгляд метнулся между этими странными двумя, и я почувствовала волнение и панику, что укутали меня в колючие терна.       — Кто вы? Что происходит? Где я? — Мой голос звучал слабо и дрожал, как у щенка. Обычно в фильмах ужасов после этих вопросов начинается настоящий пиздец.       Второй из них, высокий и бледный афроамериканец, выпрямился, а его красные глаза сверкнули ярче: «Ты дома, мышка».       Моё сердце замерло, когда он ответил с ухмылкой, ведь я понимала, слишком реалистично для сна, слишком много боли для сна, понимала, что мой побег из неизвестного места стал ещё более срочным, и мне нужно было что-то предпринять.       Он прозрачный, как снег на подоконнике, лицо чистое и точеное, узкие глаза, его черты лица напоминали холодную красоту, выделялись из тени. У него длинные черные волосы, полуприподнятые в сложную прическу, что только подчеркивало его аристократический облик притягательной внешности. Алые кристаллики сверкали ярко на фоне фарфорового лица, и его улыбка была холодной и несерьезной. Он был одет в длинный плащ, который ласково обвивал его фигуру, создавая загадочный облик. Стоял на фоне, позади двух, не входил в комнату, наблюдал, щурился и оскаливался. Ждал.       Афроамериканец с более грубыми чертами, был среднего роста, но его мощное тело выражало силу и уверенность. Он был одет в кожаную броню, которая выделяла его мускулатуру, а его темные волосы были коротко подстрижены. Взор этого мужчины тоже сверкал красным, но ярче, и во взгляде была гораздо большая дикость и агрессия, чем у изголодавшего животного. Когда они приблизились ко мне, их зубастые улыбки стали ещё более жуткими. Он протянул руку и, легким движением, провёл ею по узорам набитых лилий на моей руке, в потом ущипнул за кончик острого уха.       — О, смотри-ка, Алан, — сказал он, обращаясь к своему спутнику, — это какое-то новшество, найти дроу на поверхности среди леса.       — Чего? Вы что, какой-то спектакль отыгрываете? Так вот — шоу не смешное! Отпустите меня, я ранена!       Алан поднял бровь и приблизился ещё ближе: «О, но мы тут не для того, чтобы отпускать такое милое создание. Мы здесь, чтобы весело провести время. Ты нас вдохновила, и мы этим воспользуемся...» Они начали окружать меня, и багровые, как лава, взгляды сверкали жадно. Я осознала, что теперь необходимо действовать быстро, прежде чем ситуация выйдет из-под контроля. Двое только хохотали, и чертились в мрачной комнате, как узоры на черной ткани. Мой ужас усиливался с каждой их словесной стрелой, и я отшатнулась, ощущая холод внутри. «Не подходите!», — крикнула я, но их улыбки стали только шире, обнажая… клыки? Безымянный афроамериканец с ореховым цветом кожи, подошел ближе, его намерения светились, как кровавые бриллианты. Он легко обвил свою руку вокруг моего запястья, зажав её с неожиданной силой.       — Мы здесь, чтобы насладиться твоей красотой, новенькая, — прошептал он мне на ухо, и его дыхание заставило меня дрожать. В темноте я видела только его и его присутствие поглощало меня, словно пламя ада.       Второй, Алан, шагнул ещё ближе, его худощавые пальцы касались моих волос, точно огненные клешни.        — Мы здесь, чтобы позабавиться, — сказал он, улыбаясь, и его зубы блеснули в свете моих собственных страхов. Я ощущала, как стены этого кошмарного замка сжимаются вокруг меня, и внутри прокатывался волной огонь паники, который был так реален, что я не могла отделить его от этого кошмара. Всё слилось воедино, две светящиеся адские точки обвили меня своим нависающим существованием, окутали темнотой и мерзкими прикосновениями. Пухлые губы, темнее чем у худощавого юноши, коснулись моей шеи, там, где был укус, впились зубы в мою повязку, сорвали хваткой собаки. Свежее дыхание обожгло ключицу под открытой рубахой, чья-то рука скользнула к ширинке на моих джинсах, прижала пальцы к промежности, но я отскочила, когда монстры отпрянули на миг и это послужило моментом, чтобы вырваться из плена. Попытав удачу, я рванула к выходу, не встретившись с сопротивлением, пролетела мимо пахнувшего амброй азиата, услышала его «Пусть бежит». Пронеслась мимо красных ковров и безмолвно наблюдающих из углублений в стенах статуй. Забилась в угол чьих-то отрытых покоев, тонувших в темноте. Но в ней тонули и мучались не только обветшалая мебель и старая лежанка на полу, а ещё кто-то, что-то.       Крепкое тело пошевелилось на лежанке, как червь под дождём, распахнулись светящиеся глаза, показалась под светом, проникающим в приоткрытую дверь, белая, почти лунная шевелюра, и острый горделивый вид вытянутого лица. На светлой коже пахнущие пятна крови, спортивное, но худощавое тело в грязи, как из темницы. Он дурно пахнет и ничего не говорит. Острые уши выбиваются из-под клочков волос. Мой рассудок на исходе, покрывается трещинами, пока он молча смотрит, давая себя рассмотреть.       — Ещё одна, — почти ошарашенно.       Он в тёмной стороне комнаты, что похожа на пристанище для провинившихся рабов. Я слежу за каждым его движением, но он дрожит, ему больно и обидно, и мне тоже.       — Как твое имя? — Вдруг снова заговаривает, его голос успокаивает и в полумраке всё правда кажется глупым сном, а незнакомец на лежанке тот, кто хочет меня пробудить.       — Зоя.       — Что ж, меня зовут Астарион, и это мой дом. — Он размахивает руками, но останавливается от стрельнувшей боли. Я издаю вялый смешок, сильнее впиваясь в угол комнаты рядом с потрескавшимся комодом. Он смотрит неряшливо и удивленно, воспринимая изданный мною звук за насмешку, но я уже знаю одного Астариона. И вряд ли это имя распространено.       — Где мы? — Спрашиваю осторожно, словно кто-то в коридоре всё ещё меня ищет.       — Ты в рабстве, дроу. Ещё одна жертва обезумевшего мудака. И тебе повезет, если твое существование будет недолгим. — Он мрачно пробормотал себе под нос, укладываясь обратно на кусок ткани, что служил спальником. За окном ночь, окна эти старомодные и витражные, а разум мой, как под водой после услышанного. Смеяться больше не хотелось: плакать, бежать, спрашивать. Астарион спал странно, бревном улегшись на спину и сложив пальцы в замысловатых жестах, словно медитировал во сне. В коридоре никого не было слышно. В уме тоже. Всё, что я знала наверняка, это то, что до дома мне далеко, а память дырявая как решето, а ещё я не верю в магию. Мой удел — мечтать о фантастических событиях перед сном, но остальное пусть остается в прочитанных фанфиках. Прожить любой опыт с перемещением между мирами может только неспособный рефлексировать сумасшедший. И я скоро стану такой… Если выживу.