Китовые сказки о павлине

О архонты, когда же ты последний раз пил? Наверное, точно до того момента, пока ты не попал в капкан. Пора признать то, что ты просто отвратительный человек, с непривлекательной внешностью, ты только лишь отпугиваешь. Алкоголь - твой лучший друг, а точно ли друг? Скорее враг, который медленно убивает твою память, разум, сознание, а так же печень. Ты отвратительный двуличный человек, человек, не способный на эмпатию, личность, которую чщательно пытаешься скрыть. А может быть, ты плохо справляешься даже с этим? Помнишь, что тебе сказал отец? Ты надежда, прими это, ты родился для того, чтобы сидеть на двух стульях. А ты помнишь маму? У тебя ее никогда не было. Помнишь, что было в детстве? А ты помнишь, кто оставил тебе шрам на глазу? Дилюк, да. Он тебе никогда не был братом, лишь личностью, которая была в твоём детстве, всего лишь то сын винодела, который принял тебя как родного. Ты предатель и грязный лжец, вселяешь всем тоску и несчастье. Ты не заслуживаешь хорошего отношения, не заслуживаешь любви, никогда не заслуживал. Ты пустая оболочка, которая вроде как должна что-то изменить, но что? Вот именно, ты и сам не знаешь, а значит, пока что, ты бесполезный человек в обществе, самый лишний, который только может быть. Эти и подобные слова кружили пьяную голову Альбериха. Где он сейчас? В таверне. И готов был вырвать все свои волосы прямо сейчас, от злобы, или от тоски. Скорее, от отчаяния. Разве, он может сейчас взять и проявить слишком яркие эмоции? Нет, не может. Даже если Дилюк в курсе о том, какой он человек на самом деле, но это не даёт права взять и вылить всё разом. Нельзя... Глаза размывались, слух был тише, он был как крот прямо сейчас, только к тому же ещё и пьяный. Почему он опьянел? Раньше такого не было, раньше это было регулярно, а значит и алкоголь не так сильно бил по мозгам. Что такое? Неужели, отвык... После проживания с предвестником какой-то отрезок времени вместе он так и ни разу не прикоснулся к алкогольной продукции. Прямо сейчас, его первый раз за долгое время. Плохо ли это, или хорошо? Кто знает, прямо сейчас не ясно. Ничего не ясно, слишком размыто. Он снова пьян, ему снова плохо, плохо по особенному. Ему плохо от того, что он вообще почувствовал этот отвратительный вкус спирта, который как раньше казалось, тёк уже у него по венам. — Мм, Кэйа... — донеслось с левой стороны до уха. Пьяный голос Тартальи отвлёк совсем от мыслей, остановить которые было просто невозможно, но он смог. — что такое? — трезвость от куда-то вернулась, вместе со зрением. Интересный парадокс. Вместо ответа, фигура рыжего парня падает на Капитана, от чего тот аж вздрагивает, но успевает схватить, чтобы Аякс не ударился случайно, или не упал ниже. Он держит его крепко и по особенному. Он совсем не отстраняет его от себя, наоборот, он позволяет рыжей макушке прилечь на широкое плечо, на котором обычно лежит длинный синий хвост. Чайльд случайно перепил, от чего рассудок сейчас он полностью расстерял. Он не пьющий, редко может быть, но обычно, он так не напивается. Его бледные когда-то щёки окрасились розовым оттенком, глаза сонные, а язык его походу сам по себе заплелся, от чего он почти не разговаривал последнее пол часа, а лишь издавал какие-то еле слышимые стоны. Казалось, будто он сейчас просто надолго отрубиться. — Тарталья, тебе плохо? — смуглая рука слегка касается рыжих прядок, а затем убирает их за раскрасневшиеся ушки. В ответ он лишь получает очередной тихий стон. — Мм... — Рыжие реснички дрожат, глаза хоть и были почти прикрыты веками, но видео было, как они бегали по сторонам. Прижав к себе поближе фатуйское тело он снова говорит. — Если тебе плохо, скажи мне. — Голос тихий и мягкий, чтобы случайно не напугать. В ответ тишина. Бутылки пустые, что поделать? Стоило бы домой пойти. Единственное вино, которое осталось, было в бокале. Кэйа его допивает мигом. Домой надо было бы, да, но, а как же Чайльд? Он не дойдет в таком состоянии самостоятельно. Он слишком пьян и походу уже дремлет. Все в таверне сегодня ужасно пьяны, всем будет абсолютно плевать, как, кто, что, кого. По этому, Альберих аккуратно встаёт с предвестником и начинает его отводить к выходу из таверни. Аякс на ногах стоит, он пошёл самостоятельно, хотя его придерживают. Видимо, проснулся. Большая проблема была в том, как пройти мимо Дилюка, он же ведь заметит, как они вместе пройдут. Даже более того, Рагнвиндер уже заметил и развел руки в с самым удивлённым выражением лица, которое у него когда либо было. — Кэйа, что ты делаешь? — Он спрашивает чуть шипя через зубы. — Ничего, вывожу просто ужасно пьяного человека, а что? — он кладёт сумму за алкоголь на двоих на барную стойку, чем ещё сильнее удивляет бармена. Даже, как-то не ловко вызывать у него такие яркие эмоции на лице. — Ты платишь за него. — Взять такую сумму можно, но совесть не позволяла почему-то, всё таки, тут не очень честно всё получается. — Ну, как видишь, он не в состоянии заплатить сам. — он делает такой невинный взгляд на всю эту ситуацию. — Ты ведь не держишь за него ответственность, он вроде не маленький ребёнок. — виноделу не по себе, вся эта ситуация выглядит не то чтобы странно, скорее абсурдно. — Решим этот вопрос. — он придерживается валяющегося с ног Тарталью, боясь, что он упадет и пораниться. — Господи, иди уже. — Дилюк забирает только чуть больше половины от суммы, которую ему дали, остальное он отдал обратно, да бы не сдирать так много с брата. Кэйа улыбнулся, а затем вышел из таверни. На улице темно и никого практически не было. Пошёл он через ту сторону, которую меньше всего освещают, под окнами жилых домов. Руки и у него самого уставали, ослаб, хотелось спать. Ещё быстрее он терял силы, когда Аякс спотыкался, мычал пугавшись, а его тут же поднимали, не давая упасть. Тут уж два варианта, либо продолжить так таскать и в конце концов самому где-нибудь свалиться, либо же на последние силы схватить на руки и нести уже так. Капитан предпочёл второй вариант, по этому он останавливает своего товарища, заводит руку ему под колени, из за чего вызывает у него странную реакцию и недоумение, а затем резко поднимает и начинает крепко придерживать. На него одноглазый старался не поглядывать, хотя сам чуял, как его буквально сверлят взглядом, но не бьют, не пихают, не кричат на него, чтобы отпустил, просто смотрят. В конце концов Тарталья снова теряет связь с миром и начинает прижимать свою голову к плечу Кэйи. Послышался очередной тихий стон, который слышал только Альберих. Бледные руки были сброшены и болтались восвояси. Как оказалось, дом в котором жил синевласый был плохо освещён именно этой ночью. Видимо, все давным давно спят, ведь в домах по соседству, у всех было темно в окошках. Ни одно не горело. Теперь время достать ключи, что прямо сейчас было очень проблематично с человеком на руках. Не остаётся другого выбора, как слегка сменить положение Чайльда. Так и сделали, его держали уже одной рукой, прижимались за поясницу к себе. Другой рукой ключи стали быстро доступны и замок быстренько провернулся на два поворота с характерным звуком. Интересно то, что Капитан сразу же потащил предвестника именно к себе домой, а не думал, куда же его деть. Сразу же к себе, посчитал, что так будет намного лучше, скорее, он даже на самом деле не рассматривал другие варианты. Так будет безопаснее для дипломата из Снежной... Наконец, он отворяет дверь и снова хватает тело, но уже и во вторую руку. Пройдя во внутрь в обуви, он сразу двинул в сторону комнаты. Аякс начал снова стонать и мычать, то ли ему что-то снится, то ли бредит, но до этого он был молчалив, спал. Пройдя в комнату, Кэйа очень аккуратно кладет рыжую тушку на кровать, но хватает его за ноги. Держать чужие ноги было чем-то действительно интимным... Он бы никогда не сидел так ночью и не держал ничьи ножки, но обстоятельства просят разуть эти ноги. Молния сапог медленно, еле звуча растигаются, а затем, сами сапоги медленно соскальзывают с ступней. Следующим делом стоило бы сняться пиджак, по этому верхнюю часть тела Тартальи приподнимают, прижимают, снимают верхнюю одежду, но оставляют одетым, затем кладут обратно на кровать, головой на подушку. Ноги предвестника поджимаются, начинают елозить стопами по постели, а затем всё тело само по себе начало тянуться. Раскрываются синие глазки. Вместо того, чтобы завести очередной диалог, Капитан лишь укрывает одеялом, а затем убрал пару рыжих волосинок за уши, которые были уже не такими красными. Вместо него заговорил рыжик. — Кэй... — Его сокращение имени, хоть и всего лишь убирая последнюю букву, было чем-то уже действительно приятным, магнитным, очаровательным. — Что случилось? — он уже более менее трезв, куда трезвее, нежели его друг. — Дай руку...мм... — он начинает тянуть ножки, но зачем-то, пожелал прямо сейчас руки. Смуглая рука приподнимается, приближается по направлению вроде бы к веснушчатому лицу, ведь не понятно, для чего, каких целей, но тут же её хватают две бледные руки. Руку сразу же прижали к горячей щеке Чайльда. Он сам ласкался об неё, как кот. Уже не первый раз, если выдаётся такая возможность, то сразу старается получить все соки от каких-то нежностей. Но пальцы сами начинают проводить по выпирающей из щеки скуле, наглаживать это место, слегка касаться кончиками пальцев ушка, всё это даже вызвало мурашки. Более того, как оказалось, синевласый начинает засматриваться на Тарталью, он разглядывает его красивые глаза, которые вот вот уже закроются. Он разглядывает его лицо, замечая всё больше деталей, каких как будто бы не видел раньше... Ему так нравится эта в то же время миловидная и красивая внешность. Он никогда не думал, что будет так внимательно рассматривать рыжие бровки, волосы в целом, что такой тип внешности вообще ему может понравится. Сердцу стало жарко, очень жарко, он остолбенел, не мог пока уйти. Он так внимательно вглядывался, и понимает сейчас, какие же у Аякса всё таки красивые на самом деле глаза. При каждой встрече он всегда смотрел ему в глаза, эти глубокие, матовые, в них будто бы не было дна, работало как гипноз... Только в них не было блика, они были мертвые, как и сейчас. Возможно ли пробудить в них жизнерадостность? Кто знает... Кэйа не останавливается гладить его, он уже не просто приласкал, а действительно гладит с каким-то другим чувством, чувством какого-то зарождения, чего-то приятного и теплого, но в то же время страшного и коварного. Он опускает свой взгляд на бледно-розовые губы и думает, как бы было сейчас романтично коснуться них, слегка, ощутить какие они мягкие, а может быть и сладкие. Может быть, это всего лишь то алкоголь подействовал? И всё это бред, а завтра ему станет плевать на него... В любом случае, дождавшись, когда фатуи провалиться в сон, Альберих берёт его вещи: пиджак на спинку стула, а сапоги пошёл относить в коридор, возле входной двери, которую он кстати не закрыл.

***

Ломкость в костях была просто отвратительна, на столько, что сохранять свой сон было невозможно, слишком трудно и больно. Снов не было, только странные иллюстрации, когда давишь себе на закрытые глаза и видишь потом мультики. Так делал и Аякс. Он проснулся с сильной резью в голове, будто ему пробивали череп чем-то тяжёлым. Во рту был кислый привкус и ужасная сухость в горле. Казалось, будто его выбросили на три дня на какой-нибудь необитаемый остров без воды и еды, так ещё и заставили изнурять себя до ломкости во всём теле. Казалось, что его прямо сейчас вырвет. Хотя так и есть, его сильно затошнило, а голова будто бы кружилась, как винт у катера. Надо вставать, но куда ему сбросить рвоту... Его начала хватать не сильная паника. Потихоньку он встаёт на пол, но тут же ужасно пошатнулся и в итоге влетел в стену с отчётливым для этого звуком. — Ай! — выкрикнулось из его рта, ведь он больно ударился локтевым суставом, это и так больно, так ещё и ломит всё тело. Он в чужом доме, он это понимает, наконец-то, мозг начал функционировать и обрабатывать информацию перед ним, и самое страшное это то, что он не помнит, что вчера было, а сегодня уже в чужом доме. Как же его так занесло? Ещё и в чужом регионе... Он хватается за голову, думает о том, что с ним могли сделать. А вдруг его на этой постели кто-то... Даже думать страшно о таком. Где он и самое главное у кого? Он набирается сил и открывает дверь, выходит из комнаты, качаясь. Он ведь даже не знает, где здесь ванна и туалет... Он просто в полнейшей критической ситуации. Стараясь очень тихо передвигаться, он начинает изучать дом, сдерживая комок рвоты в горле и, выдыхая кислоту через нос. Он видит две одинаковые двери, которые стояли рядом друг с другом без разницы по соседству. Интуиция подсказывает, что ему надо туда. Проходя к дверям, он уже теряет контроль над внутренними жидкостями и держится до последнего. Вбегая в первую попавшуюся дверь, он попадает в санузел. Свалившись перед унитазом на колени, он пытается вырвать, но у него не получается. Ужасное чувство тошноты давит на него, а непонятный комок кислый жидностей не может покинуть его тело. В конце концов ему получается вырвать из себя жёлую, полупрозрачную жидкость, после которой наступило облечение. Он ещё сидел минут десять на холодной плитке пола, размышлял о жизни и о происходящей сегодня ситуации. Наконец-то, он немного смог вспомнить, что вчера было. Он помнит, что выпивал в таверне "Доля ангелов", вместе с Кэйей, но где же сам Кэйа? Неужели, он его бросил там, в таком состоянии?... Было тяжело и грустно, особенно грустно от того, что его действительно могли просто оставить. Он встаёт на ноги, быстренько делает свои дела по маленькому, а затем смывает за собой. Хотелось умыться, очень сильно хотелось почувствовать себя хотя бы на немного чище. Выйдя санузла, он заходит в соседнюю, как оказалось это ванная комната. Он сразу же открывает кран, начинает полоскать рот, горло, обливал лицо водой, а затем начал жадно пить. Хотелось пить и пить, но сейчас нельзя много пить, может легко начать тошнить снова, хотя это даже к лучшему. Так и произошло, его вырвало, снова, только уже водой, но теперь он испытывал ещё большее облегчение. Ещё немного попив, он услышал шаги. Сердце начало биться в быстром темпе, руки напряглись, а ладони сформировались в кулаки. Он закрывает воду, крадётся к двери, и готов дать отпор любому, кто зайдет, сразу же с размаху, он точно знает куда бить. Шаги приблизились к двери. Ручки начала опускаться вниз, а Тарталья в этот момент начал уже в припрыжку разгонять кровь по телу, готовясь нападать. Ему было плохо, но в такой ситуации, становится плевать, особенно этому рыжему бойцу. Дверь открылась, Чайльд замахивается, но его удар отражают и хватают за запястье. Вот тут то синие глаза округлились, а рыжик луковицы волос встали дыбом. Перед ним Кэйа. Смотрел он на него немного раздражённо. Глаз, который не был скрыт под повязкой или волосами был весь покрасневший, заплывший. Сам по себе Альберих был весь в отёках, очень уставший, и его даже немного потряхивало. Тут то у рыжевласого приходит осознание, на кого он замахнулся. — О архонты... Кэйа, я не думал.. Прости!.. — он бледнеет, а затем краснеет, чувствует, как стыд окатил его с ног до головы. — И тебе доброе утро... — Голос сонный, то ли он не выспался, то ли он вообще в принципе не спал. — Прости. — Он опускает головушку и думает, что если бы он его всё таки ударил? — Ладно, прощаю. — следом он задаёт вопрос. — я так понимаю, тебе плохо стало, да? — он конечно же понимает, что всякие подозрительные звуки из комнаты, а потом из санузла точно не от соседей. — Немного. — и всё равно, как-то неловко. Тяжело вздохнув друг на друга, они ещё полупали глазками какой-то момент, а потом одноглазый хватает бледную ручку и начинает вести в неизвестном направлении, а если точнее, то на кухню. В нос ударил приятный запах яичницы, от чего начались голодные спазмы в желудке. Удивительно, что после этих мучений сразу же охото кушать. На кухню они пришли быстро. — Есть будешь? — капитан отходит от предвестника к шкафчику с тарелками, но перед этим посмотрел на своего друга. Тарталья почему-то начал скромничать и вместо ответа начал просто кивать. Ему достали тарелку и начали накладывать парочку яишинок, затем эту тарелку поставили на стол, рядом положили вилку, соль и на всякий случай кусочек хлебушка. Сразу же Кэйа поставил чайник. — что стоишь? Садись, ешь. — он выглядит действительно раздраженный и сонным, но не срывает злость на своего товарища, на которого засматривался вчера ночью. Аякс садится за стол и начинает тихо кушать. Его настораживает настроение синевласого, по этому лишний раз не охото шуметь. Но одноглазый сам начинает говорить. — ты чего такой запуганный? — он не садится пока рядом, просто стоит возле чайника, ждёт, когда тот закипит. На этом вопросе запутался большой ком в горле Чайльда. Сглотнуть кусочки пиши было трудно. Но молчать то тоже нельзя... — Я проснулся в твоей постели... — он слегка начинает смущаться и отводить свой взгляд в сторону. Намёк был ясен, от чего Альберих сильно удивляется, это показывает его выражение лица, высоко поднятая бровь и округленный глаз. Он сразу же после минуты молчания отвечает. — между нами ничего не было, не переживай, я не ложился с тобой ночью. — он тяжело вздыхает, понимая, что очень напряжённый момент сейчас, да и к тому же, чайник вскипел. — Ах! Я не это думал! — он ужасно сильно краснеет, хотя действительно беспокоился о том, что кто-нибудь то и мог его этой ночью взять. — А что тебя тогда тревожит? — из за ошибочной точки зрения он сам засмущался, ведь можно было действительно сказать что угодно, но не это. — Ничего... — Он смущён, очень, даже начинает гореть тело. — Прости... — взгляд Кэйи становится ласковый, он не хотел смутить, напугать или обидеть. Он понимает, что его друг сейчас очень нервничает, тем более в те первые минуты, когда он проснулся. Тарталья не ест, чем беспокоит Альбериха. На самом деле, он правда боялся, что кто-то посмел его поиметь. Секс для него это что-то неизведанное на сегодняшний день, мало ли что, и он под алкогольным состоянием мог забрести ещё к какому-нибудь насильнику. Если бы у него был первый раз, то он бы хотел, чтобы это обязательно было с любимым человеком, который не сделает больно, или который полностью доверит тело ему, а он и не посмеет сделать своему любимому человеку больно. Пока что, думать о сексе не хотелось, ведь он начинает от этой мысли смущаться сильнее, да и к тому же полового партнёра у него нет, как и в принципе партнёра нет и не было. Наверное, он правильно сделал то, что сказал, что он не это имел ввиду, лучше не портить дружественные отношения этой неловкой нотой. Аякс снова кушает и параллельно спрашивает. — если не со мной, то где? — закусывал хлебом, чтобы точно наестся. — да я не спал.— Теперь ясно почему он такой раздражённый и сонный. Стало как-то не по себе, снова неловко, ведь ради Аякса он не спал остаток ночи, прекрасно понимал, чем это может кончится. Наливая чай, Кэйа понимает, что той ночью что-то в нём изменилось, он смотрит на предвестника куда ласковее, замечая все его прелести и особенности. Возможно, внутри него посеялась семечка персика.