Блюститель

Утром юноша пришел к отцу в кабинет. Дэнетор встретил его ровно и указал на несколько докладов. Со стороны казалось, что ничего не произошло. — Сделал? — спустя некоторое время поинтересовался Блюститель. Фарамир кивнул. — Напиши ответы на эти два письма. Сегодня же нужно будет отправить. — Хорошо. Незадолго до полудня к ним заглянул Боромир. — Помирились? — удовлетворенно спросил он, но никто не ответил. За обедом Блюститель был молчаливее обычного, а вернее, не проронил ни слова и, как только трапеза закончилась, ушел. — Отец грустный… — негромко заметил Боромир младшему брату. — Ты прав. — Послушай… Ты же почти все время рядом с ним. Будь к нему внимательнее. Он только кажется суровым и несгибаемым. Внутри он живой и ранимый человек. — Я… стараюсь. — Стараешься? А кто его вчера огорчил? — Боромир, я тоже живой человек. — Сравнил свою и отцовскую ответственность. — Отец замечательный человек, но в том, чтобы я ни в коем случае не общался с Митрандиром… я вижу каприз. — Каприз?! Ты с ума сошел?.. — возмутился Боромир. — Он недолюбливает Митрандира и ссылается на то, что тот его тоже не любит. Хотя сам Волшебник всегда отзывается об отце с уважением. — И что? Сколько я помню отца, он всегда был очень разумным человеком. Ради дела он никогда не станет руководствоваться симпатиями или антипатиями. — Я тоже раньше так думал. Но его категорическое неприятие Митрандира… кажется мне странным. — А мне кажется, что нужно довериться отцу. Просто ты чего-то не знаешь или не понимаешь. — Митрандир необыкновенно мудр, и он враг Саурона. Разве Блюститель не должен стать его союзником, а не лишь снисходительно позволять пользоваться библиотекой. — Давай ты в двадцать два года не будешь решать, что должен или не должен Блюститель. — Да, ты прав… Но почему я не могу общаться с Волшебником? Учить квэниа?.. В Гондоре нет ни одного знатока этого языка, который мог бы с ним сравниться. — Мы жили и боролись с Мордором и без квэниа. Или, думаешь, Саурон сильно боится эльфийских языков? — Боромир… — Я не хочу тебя воспитывать. Но мне кажется, что между дружбой с этим Митрандиром и душевным равновесием отца нужно выбрать последнего. — Скажи мне, Боромир… почему я вообще должен выбирать?.. Старший брат не ответил и ушел. Фарамир вернулся к Дэнетору, и вскоре Блюститель отпустил его. — Я… не могу пойти в библиотеку? Дэнетор поднял голову и взглянул на сына. — Решай сам, — неожиданно произнес он. — Ты взрослый. — Спасибо, отец, — ответил Фарамир, поклонился и вышел. Блюститель еще долго смотрел на закрывшуюся дверь, а потом снова погрузился в чтение докладов. Когда после очередного урока квэниа Фарамир вернулся к себе, его никуда не позвали, а за ужином отец ни словом не обмолвился о Митрандире. “Отец понял, что был неправ?.. Или…” — Сыграем в шахматы? — предложил Фарамир. — Прости, я устал, — ответил Дэнетор и ушел к себе. Однако около полуночи младший сын заметил, что у Блюстителя в покоях горит свет. “Значит, он просто отправил меня… Обижается?.. Но зачем обижаться из-за такой ерунды. Он же взрослый и умный человек!..” Фарамир вспомнил, как всегда ровно и даже любезно отец держался с принцем Адрахилом, который откровенно его недолюбливал. В сердце самого юноши причудливым образом переплелись осознание своей правоты, какая-то щемящая неуютность от размолвки с отцом и даже обида на последнего. Фарамир привык к теплому и внимательному отношению Дэнетора и теперь остро ощущал его отстраненность. “Скорее бы Волшебник уехал, и мы бы помирились”, — неожиданно подумал он. Схожие мысли были и у Блюстителя, правда, основной причиной было нежелание использовать Палантир при Митрандире. Дэнетор опасался, что Волшебник может почувствовать что-то необычное и попробовать вмешаться. На следующий день сын снова ушел в библиотеку, а Дэнетор, немного подумав, надел плащ и отправился в Фонтанный Двор, где поднялся на смотровую площадку. Он смотрел на Пеленнорские поля, теперь обнесенные почти достроенной защитной стеной, на Великую реку, на Эмин-Арненские холмы. “Боромиру со мной скучно, он слишком деятелен и горяч для общества тихого старика. Фарамир тоже нашел более интересное существо. Что ж… мне не привыкать к одиночеству. Оно всегда было самым упорным и преданным моим спутником…” — горько усмехнулся он. Тем не менее ему было больно. Он любил сыновей и после ранней смерти матери старался быть для них всем. Особенно для Фарамира, который осиротел совсем маленьким. Как бы он ни уставал, он старался находить время, чтобы читать с ним книжки и рисовать. Всегда был готов выслушать. Ночи напролет сидел рядом, когда тот болел. Да, с Боромиром, как с наследником, он занимался больше. Однако он всегда старался, чтобы младший сын чувствовал, что он рядом и очень его любит. И вот он дожил до того дня, когда этот мальчик, так похожий на него обликом и характером, выбрал заезжего Волшебника. Зная, что он против. Понимая, что отец даже не недоволен, а огорчен. “Торонгил отнял у меня отца. Теперь этот Митрандир приручает сына. Держался бы он подальше от Минас-Тирит. Десятилетиями мы справляемся без него… Он же появляется не когда нам необходима помощь, а когда ему это нужно или удобно. Я же должен быть каменным. Не иметь или не позволять себе никаких чувств”. Внезапно из оцепенения его вывело шуршание шагов на каменной лестнице. Для сыновей походка была слишком легкой, и действительно, перед ним предстала Альмариан. — Ой!.. — почти вслух вырвалось у нее. — П-простите, государь. — Ты ожидала увидеть кого-то другого? — одновременно дружелюбно и грустно спросил Дэнетор. — Да, — призналась она. — Он в библиотеке и, боюсь, сегодня уже не придет. — Я поняла, милорд. Растерянная девочка не знала, что делать дальше. — Хочешь, присоединяйся ко мне, — предложил Дэнетор. Альмариан не посмела отказать и тоже села на скамью. — В Итилиене новая листва… — заговорил он. — А поляны покрываются цветочным ковром. Даже издали этот край прекрасен. — А мне больше нравится Итилиен осенью… — призналась она. — Тогда многие деревья меняют цвет… Золотые, оранжевые, пурпурные… — Да, осенью лес особенно нарядный, — глядя вдаль, согласился он. Она осторожно посмотрела на него. Альмариан хорошо помнила человека, который десять лет назад показывал ей созвездия. Теперь же перед ней сидел почти старик. Безжалостно освещенный ярким дневным светом, тощий, седой, с блеклым лицом, покрытым сетью мелких и крупных морщин. Лишь темные глаза еще казались живыми, но и в них Альмариан почувствовала усталость и отрешенность. — Если тебе неуютно в моем присутствии, я могу уйти… — предложил он. — Что вы, милорд… — поспешила возразить она. “Тебя тоже забросили… — сочувственно подумал Дэнетор. — Где тебе сравниться с тысячелетним майа, который знает квэниа…” На башне прозвонил колокол. Блюститель поднялся, тепло простился с Альмариан и вернулся во Дворец. Девочка посидела еще немного, а потом вздохнула и ушла. Теперь у нее тоже было не так много свободного времени: ведь ей нужно было ухаживать за отцом, учиться во Врачебных домах и заниматься рукоделием. Вэантур встретил ее ласково. — Где ты была? — Решила немного погулять, — ответила Альмариан. — Это правильно, — согласился отец, но от его взора не укрылось, что девочка была грустна. — Ты снова ходила в Цитадель? — догадался он. — Да, — призналась она. — И его снова не было?.. Альмариан кивнула. — Рано или поздно это должно было случиться… Фарамир вырос. Теперь у него иные заботы и обязанности и нет возможности часами сидеть в Фонтанном Дворе и болтать с тобой. — Мы давно уже не болтали часами, — слегка обиделась Альмариан. — Может быть, свяжешь Кириону теплый шарф? — предложил отец. — Он так хвалил твою работу… — Сейчас же весна, — заметила девочка. — За весной и летом неизбежно приходит осень. И приходит намного скорее, чем мы хотели бы, — тихо добавил он. Капитан как никто понимал это, ведь ему было всего сорок семь, когда после страшных ранений он из цветущего мужчины внезапно превратился в доживающего свой век инвалида. — Свяжи. Он очень обрадуется. Если уж на то пошло, то если бы не Кирион, лорда Фарамира давно бы не было в живых… Альмариан кивнула и уже в этот же вечер села за работу. Правда, мысли ее были не об отважном молодом офицере, а о младшем сыне Блюстителя. Прошло несколько дней, и Гэндальф, наконец, уехал. Фарамир испытал облегчение. Он почти не сомневался, что рано или поздно отец его простит, и их отношения станут прежними. Однако Дэнетор вел себя очень ровно, и хотя даже пару раз назвал Фарамира ”сынок”, не спешил снова сближаться. Каждый вечер Блюститель уходил к себе, где в одиночестве читал или работал. Особенно Фарамира задело то, что когда отец поехал инспектировать стену Раммас-Эхор, он не позвал его с собой, хотя прежде они всегда делали это вместе, и младший сын очень любил эти поездки. “Чего он хочет? Чтобы я вымаливал прощение? Чтобы поклялся больше не встречаться с Митрандиром? Но он же сам явно страдает от нашего отчуждения. Что за нелепое упрямство”. Фарамир не выдержал, приказал оседлать лошадь и отправился следом. В конце концов ему удалось отыскать Блюстителя у северо-восточных ворот. — Фарамир? — слегка удивился отец. — Почему вы уехали один? Вы немолоды, мало ли что может случиться! — Я не один, со мной два гвардейца, — спокойно ответил Дэнетор. И действительно, юноша заметил неподалеку двух воинов в черно-серебряных плащах, которые почтительно дожидались, пока их господин поговорит со строителями. Вскоре Блюститель повернул назад. Фарамир ехал рядом, гвардейцы — чуть позади. Но и теперь за всю дорогу до Столицы Дэнетор не проронил ни слова. Юноше стоило немалого труда скрыть свои чувства. “Если бы он действительно любил меня, он бы не вел себя так равнодушно…” В Минас-Тирит Дэнетор ласково потрепал своего коня по холке и снова ушел к себе. Разговор со старшим братом не принес облегчения. — Попроси прощения, — сказал Боромир. — Если понадобится — встань на колени. Отец добрый человек и тебя очень любит. — Но я не чувствую себя виноватым! — А то, что ты его расстроил? Тоже не испытываешь угрызений совести?.. — Наверное, испытываю… Хотя все равно не понимаю, почему должен был избегать Митрандира. Но неужели он сам не хочет помириться со мной?! — Конечно, хочет. — Тогда почему он почти игнорирует меня? Я так волновался за него, когда думал, что он уехал в одиночку!.. — Отец — государь Гондора. Уже хотя бы поэтому первый шаг к примирению должен сделать ты. А если ты не готов смирить свою гордость — не обижайся. Фарамир подождал еще, надеясь, что отец все же вернет ему свое расположение, а потом объявил Дэнетору, что хочет отправиться в Итилиен. — Хорошо. Отправишься в ближайший поход, — согласился отец. — Там как раз будет младший капитан Кирион… Пожалуйста, передай ему мою личную просьбу присмотреть за тобой. Эта вылазка на Восточный берег обошлась без приключений, и даже капитан был доволен юным офицером. При встрече Блюститель обнял сына, но в целом его отношение так и осталось отстраненным. “Если бы я ему был ему по-настоящему дорог… — грустно подумал Дэнетор, — он бы нашел в себе силы сделать шаг к примирению. Но пока гордость и ложное сознание своей правоты ему дороже. Что ж, я никогда и никому не навязывался и не собираюсь”. Кирион же по возвращении отправился в дом капитана Вэантура. — В этот раз без приключений? — спросил хозяин. — К счастью — да. Просто поразительно… — пробормотал он. — О чем ты?.. — Откуда государь настолько точно знает, где будут орки, и даже их примерное число?! — Меня это тоже всегда удивляло. Словно волшебство какое-то, — согласился Вэантур. — А у Альмариан для тебя есть сюрприз. — Сюрприз?.. — переспросил Кирион. — Альмариан!.. — позвал дочь Капитан. Девочка спустилась и принесла шарф. — Возьмите, господин офицер, — сказала она, — и пусть он согревает вас в холодную пору и напоминает об уюте, который вы защищаете. — Спасибо!.. — Кирион бережно взял подарок и, поскольку на улице было тепло, не надел, но прижал к лицу. — Такой мягкий… — Я рада, что вам нравится, — вежливо ответила Альмариан. И действительно, она постаралась, и шарф получился не хуже тех, что она вязала Фарамиру. Пару дней спустя после возвращения к Фарамиру пришел Валакар. — Простите, что беспокою, милорд. — Нет, Валакар, конечно, говори. Что-нибудь случилось? — Наверное, это совершенно не мое дело… И не мне судить государя… — ?! — Он пьет по вечерам. — Вот как?.. — огорчился Фарамир. — У него же и так со здоровьем беда. Постарел так… Нельзя ему. Но я сказать не смею. Вы же с ним всегда так были близки. Не нужно оставлять его одного. “Если бы это зависело от меня… Он сам не хочет со мной общаться”, — подумал юноша. — Я подумаю, что можно сделать, — пообещал Фарамир. Валакар поклонился и ушел. “То, что отец пьет — очень плохо… У него и так дрожат руки. Раньше он делал это лишь изредка”. Наконец юноша решился. Он отправился к покоям Блюстителя и постучал. — Войдите, — отозвался Дэнетор. “Я должен это сделать…” — Фарамир на миг зажмурился, сжал кулаки, а потом зашел. — Фарамир? Юноша подошел к отцовскому креслу и опустился на колени. — Отец… Пожалуйста, простите меня. Я очень огорчил вас и очень об этом сожалею. Мне… плохо без вас… — Он поднял голову и посмотрел Дэнетору в глаза. Блюститель помедлил, но все же наклонился и обнял сына. Неожиданно для самого себя Фарамир заплакал. — Надеюсь, ты что-то понял, сынок… — очень тихо произнес Дэнетор, прижимая его к себе. (C) 2024 murzwin