Неуправляемый занос

Вова не верит своим глазам, когда перед ним тормозит белая Ока. Кащей ухмыляется ему с водительского сидения и кричит в приоткрытое окно: — Падай, Адидас! Прокатимся. Вова с сомнением оглядывает машину. Маленькая, словно табуретка, низенькая и неказистая. Кащею она подходит как корове седло. Вове даже немного стремно садиться в такую, вдруг не поместится. Хотя Кащей, вон, поместился же. Вова ещё раз смотрит, на Оку, потом на широкую довольную улыбку Кащея и все-таки открывает дверцу. Сидение предусмотрительно отодвинуто назад, но колени все равно цепляют торпеду. Вова ерзает, устраиваясь удобнее, и Кащей, не жалея двигатель, резко стартует с места. Вова морщится. Вспоминает, как бережно батя ухаживает за своей Волгой, как плавно давит на газ, как аккуратно переключает скорости на коробке передач, как прислушивается к малейшему постороннему шуму и чуть что рысью бежит к дяде Саше, чтобы тот посмотрел наметанным взглядом у себя в гараже и быстро устранил малейшую неисправность, и думает, что несчастная Кащеевская Ока вряд ли сможет бегать так долго и споро, как могла бы при другом хозяине. — Где колеса взял? — спрашивает Вова, потому что ему действительно интересно, по какой причине Кащей выбрал именно этот автомобиль. Пару недель назад он упоминал вскользь, что хочет тачку взять. Но малолитражка последнее на что Вова мог подумать. Он бы даже четыреста восьмой понял, но никак не Оку. — Да пацаны с Брежнева подогнали. Прям с ЗМА, с конвейера. И даром почти, — отвечает Кащей, поглядывая то на Вову, то на дорогу. — Ясно, — кивает Вова. На халяву, конечно, и уксус сладкий. Но Кащей за рулём Оки все равно выглядит нелепо. Тем временем они едут совсем не в свой район. Вова даже сказал бы, что в противоположную сторону. Он собирается спросить об этом Кащея, но замечает впереди пацанов с Новотатарской слободы. — Какие люди, — ухмыляется Кащей, немного сбавляя скорость. Из небольшой толпы Вова узнает только Рафу и Джона. Пацаны кучкуются у остановки, то ли ждут автобус, то ли просто о чем-то трут между собой. Кащей весело подмигивает Вове, давит на газ и проносится мимо них, широко окатывая всех присутствующих мартовской дорожной жижей из-под колес. — Ты сдурел?! — рявкает Вова, которого вжимает в сидение от такого резкого разгона. Кащей ржёт в голос, прям закатывается, и Вову тоже непроизвольно пробивает на нервный смех. — Да не ссы. Ничего не будет, — пихает его Кащей кулаком в плечо. — Ехали, спешили. Лужу не заметили. Это если предъявят. Но кто за грязные штаны предъявлять станет. — Ты нахрена это сделал? — не отстаёт Вова. Кащей пожимает плечом: — Захотел. Да и тебя расшевелить нужно было. Че смурной такой? А ведь, и правда, чего он? Вова снова смотрит на ужасно довольного собой Кащея, и губы сами собой растягиваются в улыбке. В груди теплеет. Кащей закуривает, приоткрывает окно, в салон врывает свежий мартовский ветер. Вдоль дороги мелькают гаражи и промка, жилые дома давно остались позади. — Куда едем? — спрашивает Вова. — Увидишь, — неопределенно бросает Кащей и прибавляет газу. Несчастная Ока прыгает на кочках. Вова бьётся башкой о потолок и всерьёз думает о том, чтобы пристегнуться. Наконец они минуют крутой спуск, дорога резко виляет вправо, и перед ними во всей красе открывается Волга. Кащей съезжает на обочину, сбрасывает скорость, несколько метров скребет днищем жёсткий наст, а потом все-таки окончательно останавливается и ставит машину на ручник. — Пошли пройдемся, что ли, — кивает на укрытый ноздреватым рыхлым снегом берег. Идея, по мнению Вовы, так себе, но выбора все равно нет. Кащей же по-любому не отвяжется. Стоит только выйти из машины, как сырой, холодный ветер с Волги пробирает до костей. Вова ежится, суёт вмиг озябшие руки в карманы, но упрямо шагает к кромке воды. Берег здесь пологий. Летом, наверное, купаться самый кайф. Но сейчас не лето, и открытое пространство продувается со всех сторон. Лёд ещё стоит, но кое-где уже темнеют полыньи. Вова трогает носком ботинка тонкий прозрачный ледок, и сеть трещин разбегается в разные стороны. Вдалеке, если присмотреться, виднеется остров. Сухие жёлтые камыши торчат по его периметру неровным частоколом. Вокруг ни души. Даже редких птиц не видно. Пока не начался ледоход, им тут делать нечего. Серое низкое небо почти сливается с таким же серым снегом у линии горизонта. Из-за влажности воздух такой густой, что, кажется, можно хватануть его ртом и раскатать на языке, как шарик мороженого. — Че с институтом решил? Засмотревшись на реку, Вова пропускает, когда Кащей подходит ближе, но не становится рядом, а замирает за спиной. — Да че с ним решать. Бросать надо. И давно уже. — Бросишь — сразу в армейку загремишь. — Ну загремлю, — равнодушно бросает Вова. — Все лучше, чем бесполезные оросительные системы. Надо было на бухучет идти. Хоть в контору какую потом взяли бы. Или свое что-то смог бы замутить. А кому через три года будет нужен инженер по мелиорации? Он и сейчас уже никому не сдался. Кащей ничего не говорит, и Вова не выдерживает, оборачивается. — Чего молчишь? — А что тут скажешь? — поджимает губы Кащей. — Моё мнение ты знаешь. Пусть лохи за зарплату горбатятся. — Ага. Украл-выпил-в тюрьму. — Вова опять смотрит на размытую линию горизонта. — Не то, Адидас, все не то, — ухмыляется Кащей и накидывает Вове на голову капюшон от куртки. — Пошли обратно, мозги застудишь. Вова, не глядя, бьёт локтем назад. Судя по ощущениям, попадает Кащею куда-то в солнечное сплетение. — Ах ты! — рычит Кащей, но не зло, скорее шутливо. Толкает Вову в спину, выигрывая для себя время, и отступает в сторону. Они оба принимают боевую стойку, но драться всерьёз никто не намерен. Кащей в открытую хохочет, да и Вова едва удерживает серьезную мину. Обмен ударами между ними больше похож на разминку или игру. Только контакт слишком плотный. Потеряв бдительность, Вова пропускает коварную подсечку, но, падая, все же успевает утянуть Кащея за собой. Колючие снежинки впиваются в шею, лезут за воротник. Вова дёргается и пытается встать. Кащей, конечно же, мешает. Нагло скалится и пытается оседлать его бедра, перехватывает руки. Но Вова не сдаётся, пинается и выворачивается. От этой жаркой возни, снег под ними превращается в кашу. Тает и смешивается с песком. В конце концов Вове удаётся подмять Кащея под себя, и теперь уже он распластывается сверху, наваливаясь всем телом и не давая пошевелиться. Но Кащей как будто бы и не против. Глаза у него блестят весельем и возбуждением. На губах лёгкая улыбка, а щеки горят румянцем. Вова отлично понимает, что все это значит, и чем закончится в ближайшей перспективе, но самым красноречивым аргументом оказывается упирающийся в живот вставший член, точно такой же охренительно твердый, как его собственный. Глядя Вове прямо в глаза, Кащей поддаёт бедрами, и низ живота сводит приятным спазмом. Голову немного ведёт, веки тяжелеют, от резко нахлынувшего возбуждения отключаются мозги, и Вова сам крутит задницей, притираясь членом к паху Кащея. — Поехали отсюда, — хрипло шепчет Кащей прямо ему в губы. — Куда? — бестолково уточняет Вова. — Да хоть куда, — говорит Кащей и легко спихивает Вову с себя. «Хоть куда» оказывается ближайшим гаражным кооперативом. Пока они едут, Кащей выжимает из бедной машинки все, что можно. Обороты, судя по рычанию мотора, периодически взлетают к четырем тысячам. На наледи Оку жестко заносит. В какой-то момент Вове даже кажется, что они просто вылетят с трассы и перевернутся, но Кащей успевает вывернуть руль. Вова кусает губы, желание вопреки здравому смыслу, только растёт. И когда Кащей кладёт руку ему на бедро и нагло скользит ею вверх, Вова не то что не протестует, напротив, шире разводит ноги. Рычаг переключения передач, конечно, мешает, да и на полном ходу с ласками не разойдешься, но для затравки хватает и малого. А пять минут спустя они уже паркуются в самом дальнем закутке между двумя рядами гаражей. Ока едва не ныряет капотом в сугроб, и Кащей тормозит так резко, что инерция кидает их обоих вперед. Только чудом Вова не вписывается лбом в приборную панель. — Давай на заднее, Адидас, — как ни в чем не бывало командует Кащей, но в голосе отчётливо звенит напряжение. — Не поместимся, — уверен Вова. — А вот и проверим. Кащей вылезает из машины, откидывает вперёд и максимально придвигает водительское сидение к рулю. Вова смотрит на его манипуляции со скепсисом. И вместе с тем тёмный жадный огонь внутри разгорается все ярче. Вова живо представляет, как они будут тереться друг о друга в этой безумной тесноте, как будут соприкасаться телами, путаясь в раздражающих шмотках, как на губах осядет вкус Кащея, а ноздри забьёт запах его убойного одеколона, и низ живота неотвратимо затапливает теплом, а дыхание перехватывает от томительного предвкушения. — Тебе, че, особое приглашение надо? — прищуривается Кащей, и Вова послушно обходит Оку. Останавливается рядом с ним и замирает в нерешительности. На миг повисает оглушительная тишина. Кащей неотрывно смотрит Вове в глаза, будто очень хочет увидеть там что-то в высшей степени для себя важное, а потом берет его лицо в ладони, устраивая большие пальцы под челюстью, и мокро, жадно целует. Вова глубоко вдыхает через нос и расслабляет губы, позволяя скользить языком себе в рот. На рецепторах оседает табачная горечь и какой-то особенный, совершенно ни на что не похожий вкус самого Кащея. Вова сплетается с ним языками, просовывает ледяные руки под куртку, тянется ближе. А Кащей утягивает его на заднее сидение. Они действительно там помещаются. Правда, Вова упирается головой в потолок, а Кащею приходится съехать вниз по спинке и прилично согнуть ноги. Но это сущие пустяки в сравнении с удовольствием от сумасшедшей близости. У Вовы голова идёт кругом, когда Кащей перестаёт терзать его рот и мажет губами по краю челюсти, переходит на шею, провокационно цепляет кожу зубами, потом широко зализывает укус. Вова бездумно двигает бедрами, задевая напряженным членом такой же твердый член. Трение заводит. Даже одежда не может помешать получить удовольствие. Вова приподнимается и плавно опускается, давит всем телом, скользит, ерзает задницей. Душно, жарко, тесно. Капли пота щекочут виски. Кончики пальцев покалывает от прикосновения к чужой влажной коже. Кащей тянет Вовин свитер вниз, стонет куда-то ему в ключицу и оставляет там же наглый засос. Плохо контролируя себя, Вова просовывает руку вниз и прижимает ладонь к его горячей длине. Кащей матерится и пускает в ход зубы. Вову натурально колотит от возбуждения, приправленного щепоткой боли. Он ощупывает, гладит член Кащея через спортивки, даже обводит по контуру крупную выделяющуюся головку, а у самого едва ли пар из ушей не идёт, до того сильно хочется кончить. И кажется, Кащей понимает его желание без слов, потому что тоже опускает руки и начинает торопливо расстегивать Вовины брюки. Из горла рвётся стон, как только пальцы задевают нежную кожу. А когда тугой кулак плотно обхватывает ствол, Вова уже не может заставить себя замолчать. Он вскрикивает и ахает, прогибается в пояснице и откидывается назад, больно стукаясь о потолок темечком. Кусает губы, стараясь заглушить рвущиеся наружу звуки, но Кащей трёт большим пальцем уздечку и просит сорванным шепотом: — Не молчи, Адидас. Для меня постони. Ну, постони, а… Хочу тебя слышать. И Вова перестаёт сдерживаться. Зовёт Кащея по имени, сыплет непотребствами, гортанно рычит и шумно вздыхает, когда умелые пальцы все ближе подводят к финалу. Он тоже сдвигает спортивки Кащея вниз и берет в руку его перевитый венами восхитительно твердый член. Головка блестит от смазки, у Вовы скапливается во рту слюна от того, как неимоверно хочется облизать её, попробовать на вкус. Но сейчас на это уже не хватит сил. Вова почти на грани. По паху, как электрические импульсы, проходят короткие приятные спазмы. — Вова, блядь, — глухо ругается Кащей, и становится понятно, что он тоже на пределе. Вова подается ближе, так что их члены соприкасаются, и накрывает руку Кащея своей. Нежная кожа трется о такую же нежную бархатную кожу, и от этого в животе ширится, растёт искристый солнечный шар. Кащей дрожит, но его кулак уверенно и жёстко скользит по их стволам. Вова повторяет за ним, плотнее прижимая пальцы сверху. Яркое удовольствие накрывает волной, каждая мышца вибрирует от напряжения, и мутно-белая сперма заливает руку, даря долгожданное облегчение. Какое-то время они не двигаются, успокаивают дыхание и приходят в себя. — А-а-а, бля… ноги затекли, — тянет Кащей, но в его голосе явственно слышится сытое удовлетворение. — Ага, так себе тачка, — со смехом подкалывает Вова и потирается кончиком носа о его влажный висок. Параллельно приходится следить за рукой, чтобы не перепачкать все вокруг, но даже это не особенно напрягает. — Много ты понимаешь, — щекотно тычет пальцем между рёбрами Кащей. — Ну а то, — смеётся Вова. — Ни потрахаться нормально, ни авторитет перед пацанами не выбить. — Авторитет, Вова, — вкрадчиво шепчет в ухо Кащей, — не тачками выбивается. А потрахаться даже на велике можно. Долго ли умеючи. — Умеючи — до-о-олго, — смеётся Вова и накрывает губами такой же смеющийся рот.