скоро рассвет

— Катя, открой! — крик отца заставил тысячи колких болезненных мурашек пробежать по каждому сантиметру моего и без того дрожащего тела. — Открой, малолетняя ты тварь! Я сейчас вышибу дверь! После чего он со всей силы врезался в дверь, и я машинально отпрянула от неё в угол ванной комнаты, под раковину. Поджав колени к груди, я сидела, дрожа всем телом и глотая слезы. Я не понимала, почему он так поступал со мной. Ссадина на щеке и кровь из носа. Болела шея, за которую он меня придушил, вжав всем своим весом меня в стену. Когда он отвлёкся на мгновение, я смогла вырваться и закрыться в ванной. И теперь я сижу и понимаю, что он меня может и убить к чёрту, если этот жалкий замок на двери меня не спасёт. А он не спасёт. У меня было ещё пару минут. И я знала, что будет дальше. Рукавом олимпийки вытираю кровь с лица, чем только размазываю её по щекам и губам. Горьковато-соленый привкус металла на языке. Черт, кажется, губа тоже разбита. Сдавленный кашель отдал болью где-то в середине груди. Словно бы он ещё и лёгкие мне отбил. Незаживающие раны на коленях не были скрыты. На мне была футболка, шорты и олимпийка старшего брата. Я сидела на ледяном кафеле, босая. Вжималась в такую же ледяную стену и, закрывая рот рукой, молилась лишь о том, что он успокоится, ляжет на кровать, проспится и, как обычно это бывало по трезвости, будет извиняться. А я всё равно ведь прощу. Искренне. Вдруг за дверью раздался чей-то голос. Отец отпрянул от двери, и на несколько секунд меня пробила безумная радость. И надежда на то, что всё обойдётся. А потом я смогла расслышать голос вошедшего, и всё вновь стало страшным и омерзительным. Я узнала голос брата. Он начал кричать, отец — тоже. Я услышала, как что-то стеклянное разбилось. И дальше удар по полу. Брат кричал, задыхаясь, и я понимала, что отец сейчас просто убьёт его. Я долгое время не могла пошевелиться. Мне было страшно, мне было больно. И очень-очень холодно. Но когда я услышала, как брат зовёт на помощь, всё в миг стало кристально ясным и понятным. На карачках я подползла к двери и открыла её. Поднявшись на ноги, я бросилась в комнату брата. Из-под подушки достала его пистолет, о существовании которого не должна была знать, но однажды случайно наткнулась. Он оказался заряженным. Сняв с предохранителя, натянула рукав олимпийки до самых пальцев, чтобы скрыть пистолет. И бросилась на кухню, откуда и доносились все крики. Отец стоял ногой на горле брата. Я хотела бы что-то сказать. Но времени не было. Я не думала. Я действовала. Во мне была лишь первобытная ярость и невероятный страх. Страх за жизнь, свою, брата. Я всегда знала, что мама умерла, не случайно упав с лестницы. Это он её спустил по ней. Я нашла её тело. Я видела лужу крови у её головы. И закрытые глаза. Она умирала в страшных муках. И абсолютном одиночестве. Пока я, брат и её убица спокойно спали в квартире. Мама умерла на лестничной клетке. Образ её холодного тела не выходил из моей головы на протяжении всего этого года. С самого дня её смерти. Я думала о ней. Я плакала. Я слишком долго терпела. И знала, что сделаю. Я знала, чего хочу. Я верила в то, о чем мечтала. Я наведа дуло пистолета на отца. И спустила курок. Раз. Два. Три. Четыре. Я всадила в тело отца около пяти пуль. Мой палец молниеносно и совершенно бесконтрольно ударял по педали курка. Я не могла остановиться, но патроны кончились. Отец рухнул на пол, попутно ударившись головой об угол стола. Что-то прокашляв, он вдруг замер. И больше не поднимался. Брат, вытаращив глаза, тут же поднялся, хотя сам ещё не мог прийти в себя и отдышаться от боли и ужаса. Он смотрел на тело около минуты. Потом перевёл взгляд на меня. Пистолет выпал из рук. Мои глаза наполнились слезами. Я забыла, как дышать. В глазах всё потемнело, и, если бы не руки брата, то я бы точно упала. И возможно бы даже умерла. От боли, страха и отчаяния. Меня напугало то, как легко я решилась стрелять. Меня напугала я сама. Кто я теперь? Кем… Нет, не так: чем я стала? Брат бросился ко мне, ногой оттолкнув пистолет в другой конец комнаты. Он крепко обнял меня, взял за руку очень крепко, что аж до боли. И бросился прочь, потянув за собой и меня. Он собирал вещи дрожащими руками. Не произнося ни слова. Я стояла и дрожала. И безмолвно рыдала. Рыдала в пустоту. Рыдала от бессилия. Меня трясло. Я не могла успокоиться. В глазах было лицо отца. В те моменты, когда пуля проникала в его тело. Брат бросил в меня свои джинсы и ремень. Я быстро натянула их до самой талии, прямо поверх спальных шорт. Застегнула олимпийку, брат отдал мне свою дублëнку, что доставала мне чуть ли не до колен. Собрав все вещи, он надел рюкзак, взял в одну руку большую спортивную сумку, другой коснулся моей щеки. Он смотрел мне прямо в глаза. А я едва могла разглядеть в темноте и от слез его лица. — Катя, ты спасла меня. — он тоже был напуган. — Теперь нам надо уходить. И как можно скорее. Он взял меня за руку, и мы бросились прочь. Не закрыв ни единой двери, побежали по пожарной лестнице вниз. Холод уколол мои разбитые в кровь и слезы щеки. Подняв воротник куртки, я пыталась согреться. Мы спрыгнули на землю, брат тянул меня дальше. Мы бежали очень долго. Казалось даже, что это длилось целую вечность. Вчера мне исполнилось пятнадцать. А сегодня я убила не просто человека, а своего отца. Выбравшись из череды одинаковых пятиэтажек и безликих дворов, мы оказались у леса. Снег западал мне в сапоги, ноги по колено вымокли, пока мы брели по этому непроглядно-черному лесу в неизвестном мне направлении. И только звезды отблесками на небе знали о том, что мы всё ещё живы. Стволы деревьев напоминали людей. Страшных незнакомцев. Я снова и снова думала о том, что отец сейчас уже был мёртв. Его тело холодело, язык запал в глотку. Кто его найдёт? И как скоро? В этих вопросах я удивительно находила успокоение. Меня пугало лишь то, с каким спокойствием я вспоминала каждое мгновение, что я стреляла в него. Волосы слиплись и покрылись инеем от моего дыхания и мороза. Волнисто-блондинистой копной они заменяли мне шарф. И я практически не чувствовала холода. И вовсе не ощущала боли от всех своих многочисленных ран. От всего того, что сделал со мной этой ночью отец. И не только этой. Я вся стала одним огромным шрамом. Лишь оболочкой человека, которым я когда-то являлась. Меня больше нет. И не будет. В ту ночь я поняла, что теперь окончательно мертва. — Куда мы идём? — выбившись из сил, произнесла я. Он потянул меня сильнее, ускорив шаг. — К Турбо. Я знала это прозвище практически с самого своего детства. Этот мальчик часто у нас гостил, пока мама была жива. Брат был старше его на пару лет, а я была ему как раз ровесницей. Он приходил по вечерам и мог сидеть у нас до глубокой ночи. В комнате брата они что-то безостановочно обсуждали. Когда мама умерла, мне вот вот только исполнялось четырнадцать. В день, когда я видела этого паренька в последний раз, я случайно заметила пистолет. Брат не знал об этом. Это стало нашей с турбо секретом. Я не спрашивала, что, как и зачем. Таков был уговор. Он обнял меня и ушёл, когда в комнату вернулся брат. Больше я его и не встречала. Похоже, брат не хотел, чтобы кто-то из его друзей видел то, во что отец превратил меня и квартиру. Я всегда ходила побитая и маминой косметикой замазывала всё новые и новые увечья. По ночам я рыдала в подушку. Закрывая рот рукой, чтобы при этом не издавать ни звука. И вот, мы выбрались из леса и попали в район с двухэтажными частными домами. Холод уже больше не ощущался таковым. Я не дрожала, мне не было больно. Я хотела спать. Я очень устала и мечтала лишь лечь в тёплую постель и проспать день-два, не меньше. Стояла тишина. Слышно было только то, как снег укладывается на землю, на сугробы и ветки деревьев. — Пришли. Дом ничем не отличался от остальных на этой пустынной узенькой улице, вероятно, уже на самом краю нашего города. А то и за его пределами. Я не знала, сколько мы шли. Я потеряла ход времени. Осторожно открыв калитку, не издавая ни звука, брат прошёл на участок, я зашла следом. По ступенькам мы забрались на небольшую веранду. Брат подошёл к одному из окон и осторожно пару раз стукнул по нему кулаком. Внутри тут же кто-то зашевелился. Послышался странный грохот, словно бы что-то упало. Или кто-то… Щелчок замка, скрип открывающейся двери. Темноту разрезал лишь тусклый свет фонаря за моей спиной. Турбо стоял в штанах и куртке на голое тело. На его щеке зияла ссадина, похожая на мою. Светло-голубые глаза устремились в нашу сторону. Брат пожал протянутую парнем руку и что-то шепнул ему на ухо. Я сжимала зубы. Волнами ко мне начинали возвращаться озноб и боль. Я вновь и вновь поджимала губы, облизывая их и прикусывая от дрожи и нервозности. Отпрянув от брата, Турбо вцепился в меня взглядом. По взгляду я поняла: теперь он всё знал. Всё. Кивнув, парень сделал шаг назад и показал рукой нам, мол, проходите. Брат пошёл первым, за мной закрыл дверь на два поворота и засов. В темноте я сняла сапоги и босыми ногами проследовала вслед за братом по холодному паркету. Мы шли на ощупь вдоль стен. Брат взял меня за руку, когда надо было подниматься по лестнице на второй этаж. Вторая дверь приоткрылась, и мы тут же туда вбежали. Турбо сидел у окна и прикуривал. Его профиль был подсвечен фонарём, что так кстати заглядывал в эту комнату. — Сколько раз? — проговорил парень. — Я насчитал пять, — ответил брат, сев на подоконник, и тоже закурил. Я села на одну из кроватей, стянула с себя дублëнку и тут же укуталась в одеяло. Они курили около часа, сигарету за сигаретой. — Не подскажешь, где можно… — Прямо по коридору и налево. Возьмёшь мою одежду, она сушится на батареи у раковины. Кивнув, брат вышел из комнаты, Турбо закрыл за ним дверь. Мы остались с ним вдвоём. Я уже почти засыпала. Парень сел на кровать у моих ног и, вытащив сигарету, протянул мне. Я хотела отказаться. Ведь я не курила прежде. Но почему-то не смогла отказаться. Он поднёс горящую спичку к концу сигареты, что я так неумело зажала в скрипящих от боли зубах. Сильно закашлявшись, почти сразу после затяжки выдохнула весь дым Турбо в лицо. Он сдержанно засмеялся, а потом вновь стал очень серьёзным. — Это всё он тебя так? Я кивнула. Вторая затяжка пошла лучше. Я курила слишком быстро, что также заставило парня заулыбаться. — Валера. — он протянул свою руку. — Катя. — едва сумев разжать зубы, прошептала я. Он забрал у меня сигарету, когда огонёк уже подбирался к моим пальцам. Я и не заметила даже, как это произошло. Я коснулась его руки. Она была холодной, а кожа, удивительно, очень нежной. Я заправила волосы за ухо, Турбо увидел ещё одну ссадину, его челюсть с глухим хрустом сомкнулась. Он достал из тумбочки полупустую бутылку чего-то крепкого и спиртного и тряпочку. Смочив её, прижал к моей щеке. Я вздрогнула, скривив губы, но не издала ни звука. Было больно. Но я решилась ему довериться. Он обработал все раны на моём лице. А потом, поправив мои волосы, поднялся с кровати и вновь закурил, сев у окна. — Спи. Я кивнула, укрылась одеялом по самую шею и отвернулась к стене. Я дрожала ещё около получаса. Но в конце концов даже не заметила, как всё же провалилась в сон.