***
Общежитие маячило на горизонте символом спасения, хотя глубоко внутри Хан понимал — от мыслей он не скроется под одеялом, как от подкроватных монстров. Жаль. Раньше было однозначно проще. Он выдыхает длинные клубки пара и, щурясь, смотрит ввысь, в тёмно-серое, подёрнутое дымкой облаков небо, из которого, беспечно кружась, лениво падают пушистые снежинки. Декабрь. Всегда такой волшебный месяц, но в этот раз Хан встретил его с тяжёлыми мыслями. Он заходит в общежитие, надеясь, что Хёнджин уже спит, хотя знает — это стопроцентно не так. И оказывается прав, когда застаёт Хвана на кухне с вазой мандаринов справа от него, горкой кожурок слева и телефоном посередине. Типично новогодний цитрусовый запах заполнил, кажется, всю комнату, и в ином случае Джисон был бы первым, кто съест в одно лицо килограмм мандаринов, прерываясь только на то, чтобы каждые пять минут петь «ласт крисмас ай гив ю май харт». — О, привет, Хани. Ты рано сегодня, — улыбнулся ему Хёнджин с полными щеками мандаринов. Джисон не успевает ответить. — Хани? Приветик, — раздаётся из динамика голосом Минхо. Ясно, опять болтают по видеозвонку, когда живут в соседних зданиях. Джисон не отвечает, только легонько машет обоим, проходя мимо. У него одна цель — снотворное, спрятанное в аптечке в верхнем кухонном ящике. Он не видит, но спиной чувствует буравящий его недовольный взгляд Хёнджина. И просто мастерски его игнорирует, умудряясь уйти в свою комнату и даже ни разу не пересечься взглядами. Сейчас он мгновенно заснёт, а разборки с его башкой и её содержимым — проблемы завтрашнего Джисона.***
Когда, проснувшись, он видит на часах два часа дня, то первым делом подавляет порыв вскочить с кровати с криками «я опоздал». Это всё потому что сегодня выходной. И завтра выходной. Он лелеял мысль о них всю последнюю неделю, потому и вспомнил, что ничего он не пропустил. Однако вредный червячок в мозгу всё равно заставляет подняться. После долгих дней лютой продуктивности валяться в кровати становится совестно. Отходняк от трудоголизма. Это каноничное событие. Джисон плетётся в ванную, где лениво чистит зубы и так же лениво думает о всякой ерунде. Чего это он так разоспался сегодня? А спят ли остальные? Если да и у них сегодня по расписанию сонный день, то Джисон бы сходил сейчас в ближайшую кофейню за круассанами. И они могли бы позавтракать с Чаном и Чанбином. Их имена в мыслях отдают каким-то колким сигналом, но первые секунды ещё сонный мозг Хана выяснить их причину не может. Но потом… Зубная щётка так и застывает за щекой, когда Джисон встречается в зеркале со своим собственным взглядом. И никогда ранее ему не было так неприятно смотреть на своё отражение. Оно будто и не принадлежит ему вовсе. Кривое зеркало. Это оно повинно в той искажённой, болезненной гримасе, которую Хан видит сейчас. Это не его пустой бесцветный взгляд. Не его уголки губ так досадно опустились. Джисон опускает глаза и больше в отражение не смотрит. Как можно быстрее полоскает рот и уходит обратно в комнату, мгновенно меняя планы в голове. Никуда он сегодня не пойдёт. И видеть никого не хочет. Проведёт сегодняшний день в гордом затворническом одиночестве. И завтрашний, возможно, тоже. Понятно одно — сегодняшний Джисон ненавидит Джисона вчерашнего, который одним своим неосторожным пробуждением заставил чувствовать… что чувствовать? Досаду? Обиду? Что? Разбираться с этим не хотелось, и он все свои моральные силы бросил на надежду, что это само переварится где-нибудь в теневых закромах его психики и выйдет наружу переработанным равнодушным знанием. Типа «ну да, мои близкие друзья целовались прямо передо мной, думая, что я не вижу. Но я увидел. Плохие из них шифровальщики». Пока что так здорово не получалось. И вообще отчего-то хотелось немного поплакать и покачаться взад-вперёд, обняв себя за колени. Но Джисон не станет так делать, он же уже не чувствительный подросток, а вполне себе взрослый мужчина. А отреагировал он так… из-за стресса? Да, из-за него. Просто надо чуть меньше работать. Он сейчас расслабится, потюленится в кровати два дня, а потом выйдет из комнаты и громко скажет, что они лохи, которые не знают, что такое конспирация, потом он точно спросит у них, как так получилось, и будет радоваться их счастливой личной жизни. Сейчас это, конечно, было чем-то далёким от радости. Но ладно, эта ситуация — как выскользнувшая из рук незначительная вещь в конце тяжёлого дня, которая по итогу становится началом истерики. Просто знак, что нужно отдохнуть. С такими мыслями Джисон открывает ноутбук и щёлкает по вкладке со Сверхъестественным, которая открыта в браузере уже, кажется, больше года, а он всё никак не может досмотреть этот несчастный седьмой сезон. Сейчас у него целых два дня и множество запрятанных в комнате снэков. Он был готов к этому ментал брейкдауну.***
Первый выходной Джисона проходит славно — он ест вредную еду, внимательно смотрит сериал и иногда даже спит между сериями. Телефон отключен. Дверь закрыта. Он заряжает свою социальную батарейку. Правда кто-то особенно бесцеремонный решил прервать это добровольное затворничество настойчивым стуком в дверь. Джисон сначала прикидывается, что его тут вовсе нет, но потом понимает, что дверь запирается только изнутри. — Хан, за придурка меня не держи! — доносится из-за двери сердитый голос Минхо. Джисон тут же вжимает голову в шею, понимая, что ему по ней вполне могут вдарить. У Лино, как у лучшего друга, это входит в список полномочий. Джисон мгновенно подрывается, оставляя лицо Дина Винчестера одиноко смотреть на него с экрана ноутбука. Стоит только замку щёлкнуть, как дверь тут же по-хозяйски распахивается, едва не вписавшись Джисону в лоб. Минхо не теряет времени и тут же осматривает прищуренным взглядом тот беспорядок, который он успел мастерски развести за полтора дня. Из-за его плеча любопытно выглядывает силуэт Хёнджина. — Мда-а-а, — только лишь тянет Лино и проходит внутрь, встречаясь взглядом с Дином на ноутбуке, — опа, Сверхъестественное? Я тоже остановился на этом сезоне. Всё совпало просто отлично. Едва ли Джисон задумался о том, как он определил сезон по крупному кадру с лицом главного героя, как его внимание привлёк Хёнджин, так же вольно зашедший в обитель депрессии и одиночества, да ещё элегантно так, захлопнув дверь ногой. И только потом Джисон заметил в одной его руке характерно звенящий пакет, а во второй — три стакана. Хан тяжело вздохнул, прекрасно понимая, что эта парочка теперь тут с ним до середины ночи. Как минимум.***
Джисон ценит дружбу Минхо и Хёнджина где-то на таком же уровне, как и любовь родителей, может, чуть поменьше. Если с остальными мемберами они хорошие друзья, которые знают друг друга, то эти двое — лучшие. Те самые, которые знают о каждом шаге, о любой незначительной мелочи и малейшем возмущении. У них нет секретов. Совсем. Джисон буквально единственный, кто знает о том, что эти двое уже пару месяцев как находятся в отношениях. Более того — делает всё, что в его силах, чтобы отвлечь внимание на себя, потому некоторые мемберы, кажется, уверены, что он испытывает нежные чувства к Минхо. Феликс как-то раз воровато спросил, не встречаются ли они случаем. Джисон таинственно промолчал. Признаться честно, ему нравилось играть в этот цирк. Было правда забавно считывать их недовольные микрореакции, когда он перебарщивал. Но места ревности здесь, конечно, не было. Джисон просто даёт им время укрепить свои отношения и набраться храбрости, чтобы рассказать остальным. И несмотря на то, что секретов между ними нет, Джисон не торопится говорить о своём весьма спорном моральном состоянии. Вместо этого он всего себя пропускает через призму максимального оптимизма и искренне смеётся с шуток-комментариев Минхо и злорадно липнет к нетактильному Хёнджину, наслаждаясь его воплями и брыканиями. Парни и не спрашивают. Привыкли. С Джисоном всегда так — нужно просто показать, что они рядом, что бы ни случилось. А дальше он сам созреет и придёт изливать душу. Сейчас они на первом этапе. И Джисон хочет поблагодарить их, но эти слова так никогда и не слетают с языка — проявляются только в благодарном взгляде и принимаются их ответными улыбками. Хан любит их. Правда. Так сильно, что ему иногда кажется, будто это сон. И вот время терапии шутками и соджу подходило к концу, и Минхо с Хёнджином засобирались уходить — расписание на завтра никто не отменял, хотя очень хотелось. — Не волнуйся, я скажу Чану и Чанбину, что ты тут не умер, — напоследок подмигивает ему Минхо и быстренько ретируется под растерянный взгляд Джисона. Не то чтобы странное поведение Лино не свойственно, наоборот, оно для него естественно, но эти слова так взволновали. Будто бы обрели человеческую форму и угрожающе схватили его за грудки. Уф. — Ну всё, пора спать, Хан Джисон, — довольно хлопает он себя по щекам и сгребает весь их сегодняшний мусор в один угол, чтобы оттуда было проще его вынести. Ну или забыть. Миссия «не триггериться» была успешно пройдена за эти два дня. Не ебанёт ли это снова? Не должно. В планах у Хана — работа, работа, работа и, наверное, работа. Ну если время на последнее останется, конечно. Короче, с такими планами ему совсем не до глупых мыслей о каких-то там чувствах. В конце концов, стэй ждут взрывной камбек, и он не может позволить себе их разочаровать.***
И гончие псы мыслей всё-таки нагоняют его. Причём, по ощущениям, всё это время они, крадучись, преследовали его, усыпляли бдительность, чтобы в момент резко, с разгону, укусить за жопу. Возможно, вся поэтичность покинула Джисона в момент рождения конкретно этого сравнения, но у него теперь есть проблемы посерьёзнее, чем подбор тонких метафор — откушенная жопа. Атака мыслями происходит буквально в единственный возможный для неё момент, который Хан по глупости проморгал — по дороге в студию, куда он едет в полшестого утра, резко решив сменить свой режим дня. За окном машины темно, но хмурое небо и непонятную мешанину из дождя и снега прочувствовать было очень легко. Под гнётом мыслей Джисон едва ли сдерживает себя от того, чтобы не начать рисовать грустные смайлики на запотевшем стекле. Нет-нет-нет, он не настолько отчаялся. Сейчас он даст мыслям немного потерзать себя, а потом пойдёт зализывать раны музыкой. Но сейчас… сейчас даже хотелось найти ответ на этот вопрос. Почему? Почему его это так волнует? Два его друга, очевидно, любят друг друга и счастливы. Так почему он раз за разом вспоминает эту тёмную студию и их трепетный поцелуй в этом обличающем контурном свете? От туманного воспоминания в груди что-то тяжелеет, и Джисон бьёт по её левой стороне кулаком, будто бы действительно верит, что это поможет, будто бы это временная поломка. «Хватит бегать от себя», — гаденько шепчет внутренний голос, тот, появление которого всегда знаменовало скорые слёзы. Джисону хочется заткнуть его каждый раз, как он объявляется, но, как оказалось, сбежать от голоса в собственной голове не так уж и просто. «Что? Больно? Бо-о-ольно, знаю», — тянет он внутри, а сознанию будто нравится, и оно вновь и вновь воспроизводит ту проклятую картину. «Меня просто обидело, что они не сказали мне», — с напускной уверенностью врёт сам себе Хан. Глупо. Глупо. Глупо. Как он может обмануть сам себя. «Тебе не за это обидно», — хмыкает то въедливое существо в голове. И Джисон понимает, к чему он ведёт. Понимает, но принимать отказывается. — «Вспомни историю Минхо и Хёнджина. Что ты испытывал тогда, а?». О, Джисон помнит, отлично помнит. Едва ли когда-то ещё в жизни он испытывал такое счастье за двух людей. Тогда первым к нему пришел Хёнджин, с красными припухшими глазами, хлюпающим носом и опущенной головой, и тут же залез в объятья Джисона (сам!). Он был тогда дезориентирован таким вбросом тактильности, но скоро понял, что дело дрянь. В тот вечер Хёнджин робко признался ему в том, что ему, кажется, очень-очень нравится Минхо-хён, но он не может понять, стоит ли вообще рассчитывать на взаимность. На это тогда играли два фактора. Первый: Джисон и Минхо были липучками, и даже Хёнджину в какой-то момент начало казаться, что между ними что-то есть — либо безответные чувства, либо неозвученные взаимные. Второй: Минхо любил дразниться и флиртовать, из-за чего Хёнджин не мог понять, можно ли искать в этих играх хотя бы каплю серьёзности. Джисон, конечно, обалдел в тот момент от такой откровенности. Не то чтобы он не ожидал таких разговоров от Хёнджина, нет, скорее он даже подумать не мог о том, что кого-то из мемберов могут связывать не только дружеские чувства. Свой шок тогда он стойко проглотил и помог, чем смог: заверил, что ни в коем случае не осуждает Хёнджина за выбор его сердца, а следом успокоил тем, что между ним и Лино точно-точно ничего нет, они оба просто любители поиграть в фансервис. И, конечно, пообещал, что как-нибудь выведает у Минхо о его чувствах. Стоит признаться, что приложенных Ханом усилий было ровно ноль, потому что два дня спустя к нему в студию ворвался злющий Минхо, который, честно говоря, перепугал Джисона до усрачки. И едва ли он успел спросить у хёна, в чём дело, как его гневная реплика тут же расставила всё по своим местам. — Дурак Хван Хёнджин! — выругался он, с хлопком закрыв дверь. — Я ему, блять, намекаю, а он никак не поймёт. Джисон тогда только фыркнул, записав себя в профессиональные свахи. Свести этих двоих оказалось проще пареной репы. Как сейчас, он помнит их первый поцелуй в щёку у него на глазах. Оба красные, смущённые, но довольные настолько, что, кажется, вот-вот рисковали лопнуть. Джисон и сам перенял их счастье так, что едва ли сдержал собственный писк. Ладно, не стоит врать — он и не сдержал. Ещё и заобнимал обоих так, будто они его собственные дети. «И чем же Чан-хён и Бини-хён хуже? Почему ты не можешь порадоваться за них так же искренне?» — въедливый голос поспешил снова разорвать приятную поволоку воспоминаний. Да ничем они не хуже, но Джисон отчего-то просто не может порадоваться за них так же. Может ли быть виной всему то, что они скрыли свои отношения от него? Это единственное, что отличало их ситуацию от ситуации Хёнджина и Минхо. Да, Джисон снова возвращается к этой мысли, как к спасительной соломинке. «Правда-правда? Точно нигде не лукавишь?», — мерзко смеётся его черепная крыса. Джисону остаётся только мысленно прошипеть «заткнись» и выйти из машины. Никогда он не был так рад видеть офис компании. Привет, спасительная работа.***
Так получается (почти случайно), что телефон Джисона отключен и сегодня, то есть это три дня суммарно. Он успевает получить за это по шапке от менеджера и лепечет что-то про то, что у него сдох аккумулятор. По расписанию у них сегодня только совместная танцевальная практика, а дальше — индивидуально. Собственно, на эту самую практику Джисон плетётся мрачнее грозовой тучи, натягивает пониже кепку, а затем и для собственной безопасности ещё и накидывает глубокий капюшон тёмного худи. Он, конечно, понимает, что это не мантия-невидимка, но это спасёт его от встречи с обеспокоенными взглядами остальных мемберов. Не то чтобы это сильно помогло… Первым к нему подходит самый эмпатичный их группы — Феликс, но не выспрашивает ничего. Только улыбается с жизнерадостным «привет, Хани» и в приветливом жесте переплетает их мизинцы. Это заставило тень улыбки появиться на его лице. Каким бы ни было его настроение, проигнорировать Ликса он бы никогда себе не позволил. Всю тренировку он танцует на автомате, ошибается много, из-за чего зарабатывает несколько острых недовольных взглядов Минхо, но тот ограничивается только ими. Джисон благодарен ему за это. Несмотря на все свои старания, он всё равно ловит в отражении зеркала встревоженные взгляды остальных, и постепенно они становятся фундаментом его закипающего раздражения. Он начинает злиться на себя за то, что не может отключить свои бьющие через край эмоции, и на окружающих за то, что они такие дохера понимающие и не дают ему даже повода для выплескивания своих эмоций. О, Джисон сейчас бы с радостью вспомнил предебютные времена и подрался бы с кем-нибудь. В конце концов он сжимает кулаки и из зала выходит первым. Нет, выбегает. И просто несётся по коридорам, спускается по лестницам, рискуя вот-вот оступиться и кубарем покатиться вниз из-за плотной пелены непонятных ему слёз. «Что со мной?» — спрашивает он себя, когда всё же получается дорваться до свежего воздуха и найти тёмный одинокий угол, где можно плакать без риска быть замеченным. Он слишком легко одет для промозглого декабря, но клокочущее чувство внутри и горячие слёзы на щеках согревают его похлеще любого тёплого свитера и свежесваренного глинтвейна. Он плачет тихо, безмолвно даже, смотря солёным взглядом в тёмное небо, из которого снежинки лениво спускались хлопьями на землю. С дорожками слёз уходили и чувства. Становилось приятно-пусто. Но тут разглядывание неба прерывается появившейся из ниоткуда рукой со стаканчиком чего-то горячего, судя по пару из крышечки. Джисон уже успел заволноваться, что это кто-то из них, но, опустив взгляд, встретился с тёплыми карамельными глазами Минхо. Выдохнул. Всего лишь Минхо. — Горячий сладкий чай с лимоном, — тоном бармена объявил он, причём лицо его было настолько серьёзным, что Джисон не смог не улыбнуться, чувствуя, как стягивается кожа щёк из-за подсохших на морозе слёз. — Пойдём, счастье моё, — мягко приобнял его за плечи Ли, накинув на него своё пальто, — я сказал, что тебе нездоровится, поэтому ты такой помятый сегодня. — И они поверили? — невесело хмыкнул Джисон. — Конечно, — не моргнув и глазом, соврал ему Ли. Джисон сделал вид, что поверил ему. В конце концов, мнение остальных его сейчас мало заботило, поэтому он позволил Минхо утянуть себя к поджидавшей их машине.***
В объятьях Минхо тепло и уютно. Когда же к ним добавляются ещё и объятья Хёнджина, Джисону начинает казаться, будто бы он находится в комнате с мягкими стенами — куда ни ломанись, везде безопасно. И это могло бы продолжаться вечно (Джисон бы хотел этого, правда), но неясное чувство вины не помогало ему расслабиться, а слова так и щекотали кончик языка, грозясь вырваться в любую секунду. Друзья ждут их. Но Джисон угрюмо прикусывает язык и из-за этого же и страдает. Ему стыдно сказать об этом. И не говорить тоже стыдно. И быть таким нуждающимся в них стыдно. И носом шмыгать тоже стыдно! Незамеченным это, конечно, не остаётся, и Минхо в эту же секунду подцепляет пальцами его подбородок, вынуждая посмотреть ему в глаза. Джисон упрямо зажмуривается. Потому что что? Стыд-но. — Почему ты капризничаешь? У тебя температура? — спокойный голос Минхо в сознании ощущается как густая карамельная патока. Но несмотря на все его успокаивающие нотки, Джисон не спешит открывать глаза. Только хрипло шепчет: — Я не болен. Слышится глубокий резкий вздох Хёнджина с куда более продолжительным выдохом. — Физически может и нет, — глухо прокомментировал он и — Джисон уверен, что услышал это — прикусил язык. Это всё красноречивые взгляды Минхо. Хан на пробу приоткрывает один глаз. Он был прав. Этот прищуренный пронзительный взгляд был направлен прямо на Хёнджина, который обнимал Хана со спины. — Он прав, — защищает Хвана он. Минхо иногда слишком трепетно относился к его моральным состояниям, забывая, что Джисон так-то не из хрусталя деланный. — Я…я… — пытается начать Джисон, но не может подобрать слова. Как им сказать? — Не торопись, — мягко осадил его Хёнджин, длинными пальцами массируя кожу головы. Что за психотерапевты такие? И сколько Джисон будет должен за сеанс? — В общем, я увидел то, что видеть был не должен, и… И теперь не знаю, как на это реагировать? — почему-то с вопросительной интонацией произнёс он. Друзья над его головой быстро переглянулись, но Джисон этого не заметил, занятый ковырянием снежинок на вязанном свитере Минхо. — Это тебя расстроило? — продолжал мягкий допрос Хван. Джисон же нашёл в этих вязаных снежинках какой-то медитативный эффект, поэтому даже не задумался над ответом, он сам выскользнул изо рта: — Думаю, да. Но меня, вроде, и не это волнует. Тишина куполом накрыла комнату. Друзья ждали ответа, а Джисон увлечённо водил пальцем по рогам оленя на всё том же свитере Минхо. Тот старался вообще не дышать, чтобы ненароком не сбросить этот транс Хана и не напугать его собственной откровенностью. — Скорее я не понимаю, почему мне грустно. Должно быть наоборот. — Почему наоборот? — осторожно толкает его на продолжение Хёнджин. Разговор был негласно передан ему в руки, потому что Минхо дышал через раз. — Потому что похожая ситуация уже была, и тогда я был очень-очень счастлив, — приглушённо ответил Джисон, а затем резко лёг на спину, вынуждая Хёнджина подвинуться. Хван и Ли переглянулись, испугавшись, что сбили Джисона с откровенного диалога. — Я говорю о вас, — продолжил он куда более уверенным, вмиг окрепшим голосом. — Когда я узнал о том, что вы двое начали встречаться, я чувствовал себя невероятно счастливым. — Мы помним, — с мягкой улыбкой напомнил ему Минхо. По глазам было видно — и правда помнит отчётливо. — Тогда сейчас… — робко продолжил Хёнджин. — Да, — тут же ответил на неозвученный вопрос Джисон. — Я случайно узнал об отношениях двух наших мемберов. Но я не думаю, что могу сказать, кто. — Чан-хён и Чанбин, — резко сказал Минхо. Глаза Джисона резко округлились, и он даже приподнялся на локте. — Откуда ты знаешь?! — воскликнул Джисон возмущённо, но его пыл тут же подутих, когда в глазах напротив он увидел неприкрытое веселье. — Я не знал, — сквозь смех признался Ли. — Но теперь знаю. — Ты настоящий слизеринец, хён! — обвиняюще тыкнул ему в грудь Джисон, уже не преднамеренно целясь в снежинки. — Ты не взял в расчёт и мой ум! Я просто предположил, что расстроенным ты ходишь третий день. А в первый ты приехал со студии и даже не поздоровался нормально. А кто был в студии, кроме тебя? Пра-а-а-вильно… Джисон не дал ему продолжить, бесстрашно положив ладонь на его губы (чисто джисоновский поступок, вряд ли бы кто-то ещё отважился сделать подобное). — Хорошо. Ладно. Вы знаете… но если попробуете кому-то разболтать, клянусь… — За кофо ты наф дервыф, — сердито пробубнил ему в ладонь Минхо и перешёл в контрнаступление — лизнул Джисоновскую руку, из-за чего тот с визгом впечатался в не ожидавшего нападения Хёнджина. — Говорю, за кого ты нас держишь? — За слизеринцев, — буркнул Джисон, демонстративно долго вытирая пострадавшую руку. — Та ладно, мы просто будем теперь наблюдать за ними со стороны, — типа успокоил его Хёнджин. Ага. Эти две гиены и спокойное наблюдение? Они Джисона за придурка держат? — Так что там с твоими этими самыми? — небрежно вернул тему в нужное русло Ли. А что говорить-то, ну… Джисон, в общем-то, в порыве вывалил всё, что на языке было, но Минхо, очевидно, хочет докопаться до сути проблемы и уже потом её решать. И это правильно. Но не отменяет факта, что ту самую «суть» Джисон знать не хочет. — Ну, я… — неуверенно тянет он, отводя глаза. — Эм, не хочу их видеть? — Тебе противно? — снова сощурился Минхо. — Что? Нет! — Тогда в чём дело? — Не знаю… я думаю, что меня просто обидело то, что они встречались тайком? Это глупо, но. — А если бы мы с Минхо встречались втайне от тебя? — тут же предположил Хёнджин. Джисон громко расхохотался. С такими шутниками сложно поддерживать состояние дединсайдика. — Да вы бы без меня так и ходили вокруг да около лет до тридцати. Взгляд Хёнджина был невероятно осуждающим. Для этого он даже не поленился пересесть чуть в бок, чтобы прямо смотреть в бесстыжие глаза Джисона. — Чисто теоретически, — с нажимом проговорил Хёнджин. Джисон крепко зажмурился, кропотливо работая с подменой воспоминаний и воображением. Допустим, он бы случайно уснул в танцзале (и точно не был за это убит), открыл бы глаза и увидел этих двоих целующимися. Продолжил бы он притворяться, что спит? Ушёл бы, чтобы не мешать? Джисон приоткрыл один глаз, окинул им хитрющее лицо Минхо и зевающего до слёз Хёнджина. Пф. Скорее всего он бы подпрыгнул с воплем «эй, вы, голубки!», отчитал за тихушничество, а потом опять радостно прыгал вокруг них. Ну не может он представить другую реакцию на этих влюблённых балбесов. С глубоким вдохом Джисон вываливает эти мысли на друзей. Те выглядят озадаченно и то и дело задумчиво переглядываются. — Слушай а может, ты типа… — начал Хёнджин и бросил беглый взгляд на Минхо. Джисон понял, что эта мысль ему не понравится, — ревнуешь? — Что? Нет! Это тупо! — открестился Джисон. — Ну знаешь, бывает же три типа ревности? — продолжал свою мысль Хван и разогнул три пальца. — Ревность на почве собственничества, из зависти к тому, с кем дружите, и стимулируемая в токсичных отношениях. И под твой случай больше подходит первое. Я знаю, что вы в своей трираче сплелись в неразрывный клубочек уже давно. И, может, новость об их отношениях заставляет тебя испытывать страх? Я имею в виду страх быть покинутым. Не успел Джисон переварить полученную информацию, как в полемику вступил Минхо: — А может это ревность из зависти? Типа мы в отношениях, Чан и Чанбин в отношениях… — Иу, я не хочу отношений! — пропищал Джисон. — Боишься быть покинутым? — поиграл бровями Хёнджин. — Иногда я мечтаю об этом! — восклицает Джисон и тут же сдувается, видя парочку осуждающих взглядов. — А что? У нас в группе все такие шумные… — Ты самый шумный. Это высказывание Хан решает проигнорировать. Отчасти Минхо прав. Но только отчасти! — А если серьёзно? — продолжал настаивать на своём Хван. Он не выдержал сидения на кровати и быстро поднялся, гуляя по комнате Минхо взад-вперёд со сцепленными за спиной руками. С чрезвычайно важным и взволнованным видом, короче. — Да не боюсь я быть брошенным. Если подумать логически, если бы у меня была такая ревность к друзьям, то она проявилась бы в первую очередь на вас, — на рассуждения Джисона Минхо довольно кивнул. — С вами и дварачей я близок почти в одинаковом проценте. Почти. Вы из паборачи, поэтому в этой гонке выигрываете. — Ну спасибо за комплимент, — недовольно пробормотал Хван ака лидер той самой паборачи. — Знаешь что, Хани, — серьёзным тоном начал Минхо, и Джисон весь подобрался, потому что внутри всё мгновенно сжалось, — думаю, тебе нужно в первую очередь послать к чёрту своё вот это вот «не хочу их видеть», а во вторую — перестать их избегать. И… не знаю, понаблюдай за ними? Может, эта твоя грусть — что-то накрученное? Просто от неожиданности? А так ты попривыкнешь, и всё вернётся на круги своя. И Джисон остановил своё хаотичное наматывание кругов по комнате Минхо. Задумался. А если он прав?***
Возможно, Джисон воспринял слова Минхо о «понаблюдать» немного… э-эм, буквально. Ну это, конечно, было три дня спустя бесконечных избеганий Бана и Со, что было, вообще-то очень и очень сложно, потому что они буквально жили в одном доме. Джисон решил последовать своему первоначальному плану и перевернул всё своё расписание к хуям: в студии работал в раннее утро вместо поздней ночи, а всё остальное время пытался ускользать от цепких взглядов мемберов, что было очень непросто. Чан и Чанбин, на удивление, никаких попыток поговорить с ним не предприняли, хотя им изменения в поведении Джисона были видны лучше всех. Это неожиданно разозлило. Сначала он подраматизировал и поиграл в великомученика, которого просто так променяли на член, но потом сдулся. Наверное, когда понял, что ему просто дают вволю побезрассудствовать, чтобы выпустить пар. Это кусочек свободы, а не тотальное игнорирование. По крайней мере, Джисон приходит именно к такой мысли, когда решается прислушаться к словам Минхо и понаблюдать. То, что с Ханом резко стало всё в порядке, почувствовали все и сразу — вернулся к привычной жизни он громко, с новым набором шуток и настроением липучки — замучил каждого мембера. Впрочем, мало кто был против. Особенно Феликс. Его яркая улыбка, кажется, Джисона совсем ослепила. «Виноват Феликс», — думает Джисон, когда сидит на кухне с мандарином в руке и наблюдает за Чаном, который лениво выполз из душа в одном только полотенце. Он готов поклясться, что видит покраснение на плече у лидера. Итак, это Хан Джисон и игра «Кто хочет стать миллионером» Вопрос: что это за пятно на плече Чана? Варианты ответа: а. засос б. засос в. засос г. тебе привиделось, еблан Та часть Джисона, что винит Феликса в собственной слепоте, голосовала за последний вариант. Паранойя была за первые три. Какая же из них, блять, станет миллионером? — Сони? Ты чего застыл? — по-птичьи склонил голову Чан, а Джисон понял, как тупо он выглядит, сидя с приоткрытым ртом и недонесённой до него долькой мандарина. Джисон громко сглотнул и легонько потряс головой. — Задумался, — легко отмахнулся Хан. — О, тогда мне стоило быть хитрее, — подходя поближе и поправляя полотенце на бёдрах, хитро улыбнулся Чан. Джисон подвис ещё раз. И ему даже себе стыдно признаваться, где именно был его бесстыжий взгляд. — О-о чём ты? — голос предательски дрогнул. — О мандарине конечно, — Бан кивает на стремительно исчезающий фрукт в руках Джисона. Тот же незаметно выдохнул. Какого ещё ответа он ожидал? — Почисти сам, — Джисон показывает старшему язык, включая свой ребяческий режим, чтобы отвести все подозрения. Но Чан подходит ближе, неожиданно смущая Джисона своим почти голым видом — вина лежит на том, что он всеми фибрами души чувствует исходящее от его сильного тела тепло — и локтями упирается на столешницу, кладя голову на ладони и каким-то совершенно непонятным взглядом смотря Хану в глаза. — А я хочу, чтобы почистил ты, для меня, — и жалобным, и одновременно проникновенным низким голосом просит Бан, не отпуская взгляд Джисона ни на секунду. — Сделаешь это для меня? Джисон кивнул медленно, заторможенно скорее, не разрывая зрительного контакта, будто он зачарованная змея, послушно танцующая перед флейтистом. И, чёрт, это была самая нервная, быстрая и будоражащая чистка мандарина в его жизни. Про разглядывание засоса он так и не вспомнил.***
Зато перед сном никак не мог забыть эту, с одной стороны, совершенно обыденную для него сцену. Чан постоянно ходит полуголый и иногда любит подразниться. Так чего сейчас Джисон так подвис? Почему вспоминает это чёртово полотенце, влажные волосы и сладковатый запах его кожи? Джисон со стоном лёг лицом в подушку, но течение мысли она, к сожалению, остановить не смогла. Как-то раньше он даже мысли не допускал всерьёз оценивать парней из команды как… эм-м, парней? А сейчас он правда вновь и вновь воспроизводит образ Чана и думает о том, как же Чанбину повезло, ведь лидер помимо того, что человек, действительно близкий к понятию Джисона об идеале, так ещё и чертовски хорошо сложен. Да что тут ходить вокруг да около — он горяч. Это абсолютно объективное мнение. Мысль совершила крутой завиток и направилась к мысленному образу Чанбина. И теперь уже Джисон понял, что вообще не понял, кому из них всё-таки повезло больше. Это чисто два Джисоновских идеала закрутили роман. И снова резкий виток. Тот поцелуй. Был бы он таким же трепетным и невинным, если бы Джисона рядом не оказалось? Тогда тот диван в студии точно бы был весьма кстати. А если… эта ситуация не гипотетическая? Воображение начало играть с Ханом злые шутки. Он не хотел этого представлять, но картинка сама всплыла в сознании: тёмная студия, из света там только брошенный компьютер с не до конца сведёнными музыкальными дорожками, а на том самом излюбленном диване Джисона сплетаются два тела. И Хан хмурится, потому что сначала представляет сверху Чана, потом качает головой и всё-таки рисует в воображении Чанбина. И в конце концов приходит к закономерному вопросу: кто сверху? Где-то в голове совесть запищала, что думать о своих друзьях так — кринжово. Джисон кринж любил. В разумных количествах. Когда он понял, что размышляет на тему «а с кем бы снизу хотел быть я?», резко остановился, потому что это перескочило через все разумные количества. Джисон так-то не гей. Наверное. В плане, когда-то он принял как истину высказывание «все люди по природе своей бисексуальны». Это так, на случай, если всё-таки чудесным образом он всё-таки будет засматриваться на парней, то быстренько свалит всё на человеческую бисексуальность, ловко обманув кризис ориентации. Джисон позаботился о своей менталочке. Так что вопрос «Под кем из хёнов ему хотелось бы быть?» почти адекватный, тут только мораль ребром встала. Ну ничего, это весьма условно. Но спустя несколько напряжённых минут Джисон ответ всё равно не нашёл. Понял только, что если спать с мужчиной — то либо с Чаном, либо с Чанбином. Они в принципе не вызывали внутри вообще никакого отторжения. Он успел и про других подумать. Выделил только Минхо, Хёнджина и Феликса. С первыми двумя бы точно не смог, с ними максимум обниматься. С Феликсом же поцелуи по пьяне самое то. Правда это было также со слов Феликса. Сам Джисон из-за алкоголя обычно мало что помнил. Незаметно для себя Хан провалился в сон, сначала непонятно вязкий, а потом — обжигаще-горячий, в котором его трепетно ласкали два сильных тела.***
Просыпается он достаточно резко — от стука в дверь и бодрого голоса Чанбина, призывающего его к скорейшему подъёму. Первые минуты Джисон совсем не соображает, что Со от него нужно, а потом с отчаянием понимает — сегодня пятница. В пятницу утром они вместе ходят в спортзал. Что бы ни случилось. Всегда ходят. Разлучить их и качалку может только смерть. Джисон, к сожалению, не умер. А он даже будильник пораньше не поставил. Забыл. Но глаза всё ещё открываться не торопились, Джисон откровенно нежился под нагретым одеялом в это декабрьское утро. Зимой кровать особенно притягательна. Собственно, эта пятница ничем не отличалась от обычной. Джисон спит, а Чанбин постепенно теряет своё терпение. И заканчивается всё вполне привычно: Со врывается в комнату к Хану и в воспитательных целях стаскивает с него одеяло. Джисону, конечно, холодно, поэтому он пытается свернуться калачиком, чтобы сохранить тепло, но Чанбин тоже эту фишку знал. Следующее, что чувствует Джисон — щекотные прикосновения к нижним рёбрам, которые оказались обнажены из-за поднявшейся к самому горлу пижамной футболки. Хан ожидаемо брыкается, потому что щекотки пиздец как боится. Но и Чанбин тоже в опасности: брыкающиеся конечности, особенно ноги, то и дело мелькали перед его лицом, а сам Джисон, всё ещё не открывающий глаз, извивался в кровати, как уж на сковородке. Это был явный протест против окончательного пробуждения. Но в себя Джисон приходит в момент, когда отбиваться от Чанбина становится совсем невозможно. Да и двигаться тоже. Он, всё ещё остаточно смеясь от утреннего сеанса щекотки, на пробу приоткрывает глаза. Чтобы лицом к лицу столкнуться с Со. Непонятно, как именно это произошло, но Чанбин оказался сидящим поперёк его бёдер, тем самым нейтрализовав удары ногами, да ещё и нависал над лицом Джисона, удерживая руки того в захвате над головой. Улыбка гримасой замерла на лице, сонные глаза мгновенно распахнулись, ища объяснение в серьёзном взгляде напротив. Но Чанбин только глядел на него в ответ, внимательно считывая каждую эмоцию, и находился так близко, что Джисон мог почувствовать на губах привкус его зубной пасты. Молчаливые переглядки длились несколько долгих мгновений, за которые Хан, кажется, почти забыл, что нужно дышать для дальнейшей жизни. Опомнился он, только когда Чанбин склонился ниже, сверля взглядом его губы и, очевидно, целясь именно на них. С неведомой силой Джисон сбросил Чанбина с себя, а сам отпрыгнул куда-то в угол кровати, выглядя, наверное, очень взъерошенным и напуганным. Чанбин рассмеялся. Заливисто так захохотал, Джисон аж потерялся в своём недоумении. — Вот, значит, как тебя будить нужно, — взъерошил он и без того торчащие в разные стороны волосы Хана и вышел из комнаты, бросив властное «собирайся». Сам владелец комнаты провожал его ахуевшим взглядом и раздумывал, что было бы, не успей он среагировать. Чанбин бы… поцеловал его?***
После тренировки в зале Джисон вышел не менее контуженный из-за чрезмерного, на его взгляд, внимания Чанбина. Не то чтобы раньше они тренировались особо порознь, нет, Со часто приглядывал за Джисоном, советовал, на какой тренажёр лучше пойти, и следил за правильностью техники выполнения. Короче, был его персональным тренером. Сегодня же… было много прикосновений. Чанбин много касался его, говоря при этом, что проверяет, правильные ли мышцы он задействует. Когда его руки несколько секунд оглаживали его ягодицы, Джисон грешным делом подумал, не оказался ли Минхо мистическим образом в теле рэпера. Но Со пояснял это тренировкой с элементами массажа, мол, прочитал об этом, пишут, что выполняется всё легче. Ещё и спросил Хана, легче ли ему. Джисону легче не было, пусть он и делал больше нормы, иногда натыкаясь на насмешливый взгляд Чанбина, так и говорящий «Сони, подход уже закончился». Он слишком много думал о его руках. И точно всему виной сегодняшнее утро и выходка Бина. Больше ему не на что было переложить ответственность. Совсем невмоготу стало, когда во время полулежачего упражнения с гантелями Чанбин сел к нему на колени с очень озабоченным выражением лица и с коротким «я подстрахую». Подстраховка Джисону не нужна была. До этого момента. Было бы славно, поддержи кто-нибудь его менталку. Гантели Чанбину всё-таки пришлось ловить. Ни капли вины за это Джисон не испытал — старший сам виноват. Из зала Джисон вернулся откровенно еле живой, а ему ещё жить и жить большую часть пятницы.***
И её Джисон просто выжил. Потому что поздним вечером ему приспичило вылезти в полусонном состоянии на кухню, чтобы сделать себе фруктовый салат (ну очень нужно было, тут воля желудка). И пока Хан самозабвенно, с музыкой в наушниках, нарезал яблоки кубиками, его талию обвили сильные руки, притянувшие его к не менее сильной груди. Он едва вздрогнуть успел, как нарушитель его спокойствия аккуратно вытащил наушник и голосом Чана прошептал в самое ухо: — Поделишься, Сони? И горячее дыхание у неожиданно чувствительной мочки уха. По голым рукам Джисона пошла дрожь. Чан, очевидно, видевший его реакцию, мягко усмехнулся и поторопил: — Ну-у? — и, положив голову Хану на плечо, приоткрыл рот, намекая, чтобы младший покормил его. Джисона уже который раз за минувшие двадцать четыре часа действия двух хёнов бьют обухом по голове. Да что с ними не так? Он выдыхает весь воздух из лёгких и не глядя суёт Чану в рот кусок яблока и уже думает, что после этого придирчивый полуголый (снова!) лидер отстанет от него. И оказался почти прав. Только вот Бан с миленьким «спасибочки» оставил ещё и благодарственный ощутимый поцелуй на скуле ошарашенного Джисона. И, хрустя яблоком и напевая что-то под нос, пошёл в свою комнату.***
И снова Джисон ворочался. Хёнов сегодня было слишком много. Не то чтобы они никогда его не донимали, но сейчас это ощущалось совершенно по-другому. И странности двоих будто бы суммировались. Джисон думал. Долго думал. Разобрал на буквы каждую свою мысль и собрал обратно задом наперёд (это чтобы не скучно думать было). Ни до чего так и не додумался. И, казалось бы, эта дидактическая битва проиграна, но над головой будто бы загорелась лампочка, и светлый образ Минхо провидением послал одно слово. Понаблюдать. Точно. Он как-то отвлёкся от этого всего. Быть может, он тогда ошибся? Привиделось? Ну, тот поцелуй… Он же тогда прикрыл глаза и начал притворяться, что только-только проснулся. А если не притворялся? Как там? Многоуровневый сон? Хан уже боялся верить своей голове. Ведь если эти двое встречаются, то почему Джисон считывает такие неоднозначные сигналы по отношению к себе? Что это за взгляды, касания, что за тон? Или, может, они поняли, что он знает, и решили своими действиями запутать его? Заставить думать, что ему привиделось? Если так, то у них получается просто превосходно. «Наблюдать», — напоминает себе Хан, делая ещё одну пометку делать это как можно более незаметно. А то он притянет всё внимание на себя.***
Утром выходной для них субботы Джисон пишет сообщение о желании поработать и громко хлопает дверью, после чего тайком прокрадывается обратно в свою комнату. Правда, всё же говорит об этом тупом плане Хёнджину с оговорочкой не задавать лишних вопросов. А, ну и свалить самому из общаги, конечно. В ответ от Хвана пришло только несколько осуждающих стикеров. Но где-то в полдень он из общаги правда уходит, заодно сказав Бину и Чану о том, что Хани написал ему о том, что вернётся поздно. Сам Хёнджин сказал то же самое, заявив, что у него день просмотра фильмов с Минхо и Феликсом. Джисон, признаться честно, сам не знал, на что рассчитывал, сидя на полу у двери в своей комнате и отчаянно вслушиваясь в повседневные разговоры своих соседей. Они слушают музыку, пересматривают свои же клипы, постоянно обсуждают концепты прошлые и будущие, говорят о новых сериалах от нетфликс, которые успели пропустить за время повышенной концентрации на работе. И Джисон едва ли не засыпает, сидя на полу и вслушиваясь в их привычные тихие диалоги. Но когда его голова безвольно падает на грудь, он резко просыпается, тут же спохватываясь о своей шпионской миссии. И не зря именно сейчас. Потому что слышит за дверью близкие шаги, видимо, Чана, потому что следом слышит его же голос совсем рядом. — Думаю, может, поехать в студию к Джисону? Вроде и настроение поработать есть. Ещё одни тихие приближающиеся шаги. — У тебя оно всегда есть, мистер трудоголик, — мягким, но осуждающим тоном говорит Чанбин, подходя ближе. Следом Джисон вжимает голову в плечи, потому что слышит глухой удар о дверь, около которой сидит. — Мы так редко остаемся вдвоём, м? Есть вещи поинтересней работы. А следом Джисону кажется, что он обрёл суперслух, потому что слышит фантомные влажные звуки поцелуев совсем-совсем рядом. — Убедил, — спустя время смеётся Чан и делает пару шагов. — Пойдём в комнату. — Можем в гостиной, — легко предлагает Чанбин. У Джисона глаза едва ли из орбит не вылезают. Как он может предлагать такое варварство?! — Раз мы до ночи совсем-совсем одни. Чан громко цокает и, кажется, бьёт Чанбина в грудь. — Предпочитаю всё же кровать. Но если так хочется экстрима, можешь не до конца закрывать дверь. И уходят, оставляя Джисона одного с ворохом мыслей в голове.***
Впрочем, в этот раз долго он не думает. Очевидно, лимит мыслей он истратил в последнюю неделю. Поэтому он тихонько приоткрывает дверь, оглядывая гостиную. Пусто. Ход чист. А вот дверь в комнату Чана немного приоткрыта. В комнате полумрак из-за сумрачной погоды. Или из-за плотно задёрнутых занавесок. Хан особо разбираться не хочет. Хочет только поддаться своему безрассудству. Если Минхо и Хёнджин — сраные слизеринцы, то Джисон — ебаный гриффиндорец, которому очень надо сунуть нос не в своё дело. Что он хочет проверить? Что? Собираются ли его друзья потрахаться? Очевидно, да. Хочет ли Джисон посмотреть? … Очевидно, да. К этой неутешительной мысли он приходит, когда уже заглядывает в щель комнаты, полностью уверенный в своей невидимости, и прилипает взглядом к Чанбину и Чану, опять целующимся, но уже более страстно и откровенно. Со своего ракурса он видел мало, но характер ласк понять было несложно. Он не мог оторвать глаз от гулящих по телам рук. Прикосновения были жадными, от одного взгляда на них у самого Хана во рту слюна скапливалась. Если в прошлый раз он чувствовал прилив тошноты, то сейчас он вообще, блин, не понимал, что нужно чувствовать. Какую эмоцию юзать? Вообще не прикольно. Джисон с силой отрывает взгляд и садится около дверного косяка. Ему, наверное, стоит уйти? Того требует его только что родившаяся этика. Но… Вопрос «Кто же из них сверху?» всё ещё волновал сознание, поэтому Хан мысленно растаптывает новорождённую этику большим ментальным ботинком и перекатывается на коленях, чтобы прильнуть обратно к щели в двери. И взглядом натыкается на чьи-то колени. Медленно, холодея внутри от ужаса, поднимает взгляд, встречаясь с насмешливым взглядом Чанбина. Его лицо не показывало никакой злости совершенно, только бровь была вздёрнута в удивлении. Может, он не понял, и у Джисона ещё есть шанс оправдаться? Например, сказать, что ищет серёжку, которую подарил ему Минхо-хён? Но Джисон не успевает ни вздохнуть, ни мяукнуть что-то в своё оправдание, как Чанбин открывает дверь и тянет младшего наверх, поднимая. Долго разглядывает его краснеющее с каждой секундой лицо (Джисон смеет надеяться, что в полумраке румянца не видно) и в конце концов звонко усмехается. — Так ты хочешь посмотреть? — с поплывшей улыбкой спрашивает Чанбин, затягивая застывшего статуей Джисона в комнату. Джисон сглотнул так громко, что, он уверен, двое парней отчётливо это услышали, но он быстро отвлёк их внимание торопливым качанием головой. Отросшие волосы упали на глаза, и ему пришлось нервным, дрогнувшим движением убрать их с лица. Лучше бы он этого не делал: его, кажется, сейчас стошнит от волнения, поймавшего его на крючок, как только он взглянул в эти потемневшие глаза своих хёнов. Джисон приходит к выводу: меньше видишь — крепче спишь. Но ему уже поздно. Он с того дня не спит вообще. — Что угодно, — хрипит он в конце концов и напрягает глаза настолько, чтобы вместо окружающего пространства видеть только размытые силуэты, — но только не смотреть. Чан и Чанбин перекидываются понятными только им, быстрыми, как мимолётные вспышки молний, взглядами, о чём-то договорившись за одно мгновение. Джисон на чистых инстинктах самосохранения делает шаг назад, но натыкается обратной стороной колен на край матраса. Чанбин склоняет голову набок, и чертенята в его глазах спрашивают Джисона «ну и? куда дальше?». У Хана ответ один — под землю. Больше у него выхода нет: прямо перед ним — Чанбин, который миллиметровыми шагами двигался к нему неизбежно, как цунами; а позади — Чан, чьё присутствие на кровати оказалось неожиданным, но очень ощутимым. Покрывало шуршит под ногами Чана, когда он, возвышаясь над Джисоном, подходит критично близко. Хан чувствует себя трусливым зайчонком в окружении хищников, который только и может, что замереть, внимательно вглядываясь в глаза опасности. Потому что бежать некуда. И не хочется. — Уже смотреть не хочешь? — хмыкает Чан ему на ухо. От короткого горячего вздоха аккурат возле мочки уха по телу Джисона тут же разбегаются волнами электрические разряды. — Обма-а-нываешь. Бархатная хрипотца в голосе Чана порождает в теле Хана странное волнение, которое плотным клубком свернулось внизу живота. Он настолько сосредоточился на этом ощущении, что совсем оцепенел, потеряв взгляд Чанбина, который считывал его реакции так внимательно, будто на сетчатке его глаза была камера. — Но мы прислушаемся, — всё с той же завораживающей дразнящей интонацией Чан продолжал согревать дыханием кончик его уха. — Это ведь то, что ты нам сказал. — А мы хотим, чтобы ты с нами разговаривал, Хани, — уголки губ Чанбина приподнялись в лукавой улыбке. И Джисон настолько дезориентирован, растерян и беспомощен перед той гремучей смесью из волнения и страха, что он не считывает совершенно никакие посылы. Потому, когда нечто приятное на ощупь накрывает его глаза и плотно завязывается Чаном на затылке, Хан только вцепляется руками в крепкие предплечья стоящего слишком близко Чанбина. Но сил очевидно не хватает, поэтому, когда Со скидывает его руки со своих, они безвольно повисают вдоль тела. Далее он чувствует сильные ладони Чанбина на своей талии, они размашисто оглаживают стройные контуры тела Джисона, который не знает, куда ему деться — податься ближе или сопротивляться и с криком убежать? Но следом он чувствует пальцы Чана, которые ловко пробрались под футболку и теперь гуляют вдоль его позвоночника, надавливая на некоторые позвонки, пуская по телу волны мурашек. Он не убежит. Не сможет. Не сейчас, когда так приятно. И жгучий стыд отравляет его изнутри, потому что он слышит своё шумное сбившееся дыхание в этой тишине, накрывшей комнату куполом. Но ещё хуже — сердце, которое стучит так отчаянно сильно, что, кажется, чувствуется даже на кончике языка. Джисон не отдаёт себе отчета, когда откидывает голову назад, куда-то на грудь Чану. В жизни он не мог подумать, что его будут так распалять прикосновения. Но рук слишком много — они гладят его торс целиком, не оставляя на нём ни одного участка кожи без внимания. Секунды бегут всё быстрее, а знойные ласки распаляют его всё сильнее. — Мы сочтём это за согласие, — опаляет шею дыхание Чана, и мгновение спустя кожи касается горячий и влажный язык, ведущий издевательски длинную дорожку по его бешено бьющейся артерии прямо до линии челюсти, где впоследствии Бан оставляет крошечный укус. Джисон тем временем безвольно поддаётся рукам Чанбина, который аккуратно тянет его футболку вверх, и сам же, по собственному желанию, приподнимает руки, чтобы хёну было легче оголить его. Боже, это ощущается, как добровольная подпись в договоре с дьяволом. Чан позади ощутимо давит на плечи Джисона, вынуждая его сесть на свою постель, и он снова безвольно подчиняется, чувствуя присутствие хёнов с двух сторон от него. Это безумно и неправильно, ему бы следовало убежать, но даже мысли об этом не возникает в его опьянённом удовольствием сознании. Где его разумная часть, когда она так нужна? — Можно тебя поцеловать, Сони? — хриплый шёпот в правое ухо, а после — игривый укус на хряще. Чан… Или Чанбин? Джисон уже ничего не понимает. Но всё же он сознательно, опять же — по доброй воле — кивает и на чистом рефлексе нервно облизывает губы, холодея внутри от ожидания. Ну и на самом деле становится прохладней — горячие тела по бокам от него пропадают на несколько долгих мгновений, заставляя Джисона инстинктивно выкрутить свои слуховые рецепторы на максимум. — Тогда угадай, кто, — раздаётся игривый шёпот, который оглушает Хана настолько, что он даже не успевает распробовать голос на вкус, чтоб понять, кому он принадлежит. На миллисекунду он чувствует частое горячее дыхание на лице, из-за чего приподнимает голову, чтобы через мгновение почувствовать его на своих губах, после чего кто-то из хёнов без раздумий сокращает жалкое пространство между ними, соединяя губы в поцелуе не грубо, но порывисто и страстно, так, что Джисон едва ли успевает за темпом поцелуя. Он пытается угадать по вкусу, по форме губ, но всё равно не понимает, кто целует его сейчас. И это не должно так кружить голову… Нижнюю губу Хана несколько раз мелко кусают, пару секунд играясь с её упругостью, а затем всасывают её же, лаская влажным языком. Ему остаётся только держать рот приоткрытым и дышать через раз в блаженном ожидании конца этой незамысловатой игры. Но его губах оставляют три маленьких нежных чмока и отстраняются. Джисон немного не ожидает того, что всё закончится так быстро, поэтому непроизвольно тянется вслед за ускользающим теплом, но не находит его. В тишине остаётся витать только мягкий смешок кого-то из хёнов. Молчание затягивается. Джисон начинает раздражаться из-за повязки на его глазах. Из-за неё кажется, будто этот момент оцепенения законсервировали, чтобы Хан мучился всю оставшуюся вечность. — Кто? — разрезало тишину, и он тихонечко выдохнул от облегчения. А то грешным делом подумал, что хёны просто испарились из комнаты, оставив его в полном одиночестве. На вопросе он подвисает. Кто, кто, чёрт возьми, это был? Чан? Нет, наверное, нет, вряд ли он будет настолько игривым. Тогда может…? — Бини-хён? — робко предполагает Джисон, потратив на размышления ровно секунду. Слышится сдавленный смешок. — Не-вер-но, — голосом Чана в самые губы. А Джисон, видимо, стал камнем, раз сдерживает в себе порыв вновь сократить расстояние и урвать себе ещё один пьянящий поцелуй. Сдерживается, кусает губы, но сдерживается. Чан тем временем отстраняется, опускаясь чуть ниже, к плечам, чтобы оставлять на каждом их сантиметре долгий горячий поцелуй. Джисон проклинает повязку на своих глазах. Он хочет их видеть. — Тебе стоит запомнить различия, Хани, — шепчет Чанбин ему в ухо и, пользуясь тем, что Джисон поворачивается на звук, крепко целует податливые губы. Этот поцелуй был совсем иной. Более грубый, более властный, более влажный. Если Чан любил играться с губами по очереди, легонько прикусывать и дразняще облизывать, то поцелуй Чанбина был более серьёзным. Он придерживал Джисона за затылок, не давая шанса отстраниться (как будто он был нужен), и целовал его глубоко, с языком, проводя им по ровному ряду зубов и играясь им с языком Джисона. Дышать было тяжело. Не из-за поцелуя — Хан просто был потрясён ситуацией настолько, что просто-напросто забывал это делать, из-за чего позорно шумно хватал воздух каждые десять секунд неторопливого поцелуя с Чанбином. Опять же разница: Чан любит быстрые, игривые, молниеносные поцелуи, в то время как Чанбин неторопливо смакует. Хотя по их поведению в жизни Джисон никогда бы так не подумал. Слишком уж разные. Или это особенности настроения. Чанбин отстранился, а Чан тем временем оставил нежный чмок у него на скуле, заставив повернуться к себе, и проделал то же с его влажными припухшими губами. Уставший от собственного бездействия, Джисон пользуется вниманием лидера и крепко обвивает его шею своими руками. Чан улыбается — Хан чувствует это на каком-то ментальном уровне — и, обхватив тонкую талию младшего рукой, поднимается вместе с ним. И только оказавшись в вертикальном положении, Джисон понимает, насколько он шокирован происходящим, им же восхищён и из-за него же возбуждён. Собственный твёрдо стоящий член оказывается для Джисона каким-то открытием. Всё это время он был так увлечён руками и губами хёнов, что немного не отследил, какую именно это всё дало реакцию. И сейчас, прижимаясь так близко к Чану, Джисон понимал: хён бедром чувствует его эрекцию. На чистом инстинкте Хан опускает голову, пусть и не видит ничего из-за повязки. Но Бан всё-таки ловит его за подбородок, фиксируя его голову. — Сони, ты стесняешься? — игриво, нет, как-то издевательски тянет он. — Этого стесняешься? — Старший вдавливает тело Джисона в своё ещё сильнее и трётся бедром о его член. — Ты такой твёрдый, Сони, я поражён. Я-то думал, что мы тебе противны. Пропавший с радаров умирающего от смущения Джисона Чанбин объявился резко, точнее не он, а его руки на косых мышцах пресса. Джисон не сдержал за зубами стон, потому как горячие руки Чанбина и плотно прижимающееся к его члену бедро Чана, их вязкое, ощутимое каждой клеточкой тела присутствие — слишком для неискушённого ласками Хан Джисона. — Много? — понимающе хмыкает Чан, когда Джисон роняет голову ему на плечо и плаксиво хнычет. Руки Чанбина тем временем проворно оказываются за резинкой его домашних штанов, играючи лаская выступающие тазовые косточки. И, надо сказать, Джисона он нисколько не жалеет. То его руки с силой гладят, то пальцы игриво барабанят вдоль косточки, то шкала издевательства пробивает потолок и Чанбин царапает чувствительное место короткими ногтями, заставляя Джисона крупно вздрогнуть. Хан пытается сдержать жалкий стон в себе, потому что руки Чанбина находятся слишком близко к его изнывающему члену, но, кажется, даже не собираются его касаться, играя в свою жестокую игру. Поняв, что сдержать скулёж в себе невероятно тяжело, Джисон притягивает за грудки Чана и сам наугад впивается в его губы, чувствуя на своих его удивлённый выдох. Видимо, он не ожидал такой смелой инициативы. Хан улыбается в поцелуй собственно победе и прислоняется ещё ближе, наслаждаясь ненавязчивым трением твёрдых сосков о чанову футболку. — А ведь мы и не мечтали, что ты правда будешь вести себя так, Хани, — целуя Джисона в шейный позвонок, говорит Чанбин хриплым шёпотом. — О, поверьте, я тоже, — как-то нервно усмехнулся он Чану в губы. И тут же подавился воздухом, потому что руки Чанбина всё-таки дотронулись до его члена. Касание едва заметное, почти фантомное, и, возможно, Джисон в иной раз его бы и не почувствовал, но сейчас был настолько напряжён, что оно отдало гулом в голове. Джисон готов взорваться, когда чувствует, как его пижамные штаны аккуратно снимают, и те ненужной тряпкой падают на пол. Наэлектризованный воздух комнаты касается его голых бёдер. — Знаешь, о чём мы долго думали? — обращается к нему Чанбин, но Джисон едва ли различает его слова, потому что рука хёна ласково гладит головку члена большим пальцем. И когда больших пальцев оказывается два, у Джисона едва ли появляются вопросы. Четыре руки — это слишком много. Мозг не отдаёт себе отчёта в происходящем. Наверное, Хан бы даже не заметил, если бы их стало шесть. Он слишком мучительно возбуждён, чтобы успевать перерабатывать информацию. И его слепота только усугубляла положение. Потому Джисон не улавливает момент, когда жар горячих тел пропадает. Точнее, смещается… вниз. Руки теперь гладят внешние стороны его бёдер, а губы влажно выцеловывают их внутреннюю сторону. Смущение Джисона возводится в абсолют, когда он понимает, где находятся его хёны и что они собираются делать. Бёдра начинают ощутимо подрагивать. Он инстинктивно хватается за чью-то кудрявую голову в попытке отстранить, но его руку перехватывают и оставляют на её тыльной стороне ласковый поцелуй. А потом отзеркаливают такой же на головке члена. Джентельмен, блять. Но дальше Джисону уже реально плохо — боксёры с него снимают быстро, в четыре руки, но ещё стремительней на его члене оказываются губы сразу двоих хёнов. И он всё ещё особо не разбирает, где кто, но уже не очень-то и хотелось. Вместо этого Джисон запрокидывает голову, действительно наслаждаясь влажными ласками двух влажных горячих языков. По его скромному мнению, старшие издевались над ним. Языки то и дело витиевато вылизывали весь ствол, дразняще проходили по яичкам, а рты по очереди накрывали чувствительную от перевозбуждения головку. Джисон чувствовал: ему много времени не потребуется. Возможно, он готов кончить в тот момент, когда слышит звуки поцелуев где-то над его членом, который Чан и Чанбин до этого старательно ласкали. От одного только представления этого зрелища Хан мысленно улетал в стратосферу и по пути материл повязку на своих глазах. И, что ж, такие поцелуи Чана и Чанбина вызывали только положительные эмоции. — Выбери кого-нибудь, — с тихим смешком прозвучал голос… Чана? Вроде бы да. Джисон не сразу понял, что именно от него хотят, поэтому на ощупь коснулся чьей-то макушки. Послышался мягкий смешок, а затем шорох. — Хороший выбор, — всё тот же голос Чана, только теперь в самое ухо. — Он любит пожёстче. И сам же с довольным смешком кладет руки Джисона на голову Чанбина, тем самым давая полную свободу действиям. Но Хан сначала осторожничает, толкается в узкое горло неспешно, хотя сорваться очень хотелось. И за это получает ощутимый щипок на бедре. Что ж, раз уж настаиваете… — Так-то лучше, — хвалит его Чан, когда Джисон всё же перестаёт нежничать и переходит на быстрый, жёсткий, по его мнению, ритм. Но, судя по довольному мычанию Чанбина, вибрацией прошедшемуся по всему телу Джисона, ему нравилось. Чан тем временем ни на секунду не оставлял его тело без внимания, водя ладонями по торсу и то и дело кусая и выцеловывая его плечи и шею. Джисону не нужно много времени, поэтому он обещает, что обязательно извинится перед горлом Чанбин-хёна позже, и делает так, как говорил Чан: срывается на быстрый темп, не сдерживая протяжных громких стонов от того, каким приятно узким было чужое горло. Грубые толчки выбивали стоны и из Чанбина, который пускал вибрации по члену. А влажные поцелуи Чана, маленькие, но сильные укусы и его незатейливые игры с сосками то и дело подталкивали Джисона к грани. — Не отстраняйся, — говорит ему Чан в губы и дарит смазанный быстрый поцелуй. Хан снова слушается, по приказу лидера изливаясь в рот Чанбину, который ещё в течение некоторого времени посасывал головку его члена, продлевая оргазм, сотрясающий Джисона. Чертовски хорошо. Так хорошо ему не было никогда. Он не заметил, как всем весом навалился на Чана, который, в общем-то, против не был, наоборот, стянув с глаз Джисона повязку, покачивал его в своих объятьях, баюкая и сыпля какие-то комплименты в его адрес. Но затем он чувствует, как они садятся на кровати, а на его щеку ложится почти целомудренный поцелуй с последующим игривым комментарием лидера: — Поздравляю, ты только что трахнул рот самого быстрого рэпера четвёртого поколения. Джисон серьёзно кивает, глядя на него поплывшим взглядом, но воспринимая все слова очень внимательно, вдумчиво. Пока до него не доходит их смысл, конечно. Но к тому времени Чан уже выскальзывает из-под него и оставляет ещё один нежный поцелуй у него на лбу. — Мы пока оставим тебя одного, Сони. Как надумаешь поговорить, приезжай в студию. Если не приедешь, мы сочтём, что жалеешь о случившемся, и больше об этом никогда не вспомним. Хорошо? На удивление, Джисон хорошо воспринимает его слова, уверенно кивает, но всё же проваливается в сон, последним замечая только то, как Чанбин заботливо укрывает его пледом.***
Спустя некоторое время Джисон лениво просыпается. Воспоминания нахлынули быстрее, чем он успел открыть глаза. Впрочем, они распахнулись мгновением спустя из-за лютого страха. Слова Чана звенели в голове. Поговорить. Студия. Если не придёт — значит, ничего не было. Ну уж нет, как минимум объяснение эти придурки ему торчат. Джисон буквально выпрыгнул из-под пледа, чертыхнулся, нашёл трусы, подумал, схватил и пижамные штаны. Одной ногой в штанине допрыгал до шкафа и вытащил оттуда какое-то рандомное чёрное (боги, как удивительно!) худи. Кроссовки на босые ноги в декабре? Неразумно, но Джисон в данный момент на звание гения вообще не претендует. Ему вообще кажется, что он самый большой невдуплёныш в мире. Дорога до студии ощущается резиновой, как и весь путь внутри здания. Джисон не то что бежал, он нёсся на всех парах. Не спешил так даже на самолёт. Но вот, наконец, заветная дверь. За ней — Чанбин и Чан, которые занимались самым привычным делом на свете — работали в выходной. Они мгновенно обернулись на шум, вернее, на грохот от распахнувшейся двери, и при этом выглядели настолько удивлёнными и застигнутыми врасплох, что Джисон в очередной раз подумал: а не приснилось ли ему? Нет-нет, точно нет. Мозг не может объяснить по-другому его пробуждение в кровати Чана без трусов. — Ты бежал что ли? — первым задал вопрос Чанбин, причём голос его звучал немного хрипловато, и он то и дело прочищал горло. — А как ещё, блять? — возмущённо выдохнул Джисон и шагнул внутрь, благоразумно закрыв дверь на замок. Знает он любителей подглядывать. — Требуешь объяснений? — разумно предположил Чан. Джисон только сердито выдохнул в подтверждение и так же сердито плюхнулся на диван, по которому ему приглашающе похлопали. — Ты здесь, а значит… — Значит ничего я забывать не собираюсь, — бескомпромиссно заявил Хан, складывая руки на груди. — Теперь давайте начистоту. Вы вместе. Не вопрос даже, просто утверждение, которое старшие подтвердили уверенными кивками. — Как давно? — сощурился Хан, чувствуя себя настоящим плохим копом. — Три месяца, — ровно ответил ему Чанбин. Они сидели спокойно, видимо, ни грозный вид Хана, ни допрос их не беспокоил. Они были готовы к этому. — В какую игру вы втянули меня? Вот здесь они немного напряглись. Губы синхронно поджались, взгляды встретились. Камень, ножницы, бумага. Проиграл Чан. Тяжёлый вздох проигравшего. — Тынамнравишься, — быстро выпалил он. Джисон ничего не понял. Эти рэперы… Впрочем, Чан и сам почувствовал, что сказал это слишком быстро, поэтому с глубоким вдохом повторил всё членораздельно. — Ты. Нам. Нравишься. А? Он что-то не так понял? Но сомнения на его лице были напечатаны текстом, видимо, потому что Чанбин принялся пояснять сбивчивое признание. — Да, Хани. Нравишься. У нас к тебе чувства. У обоих. И да, романтические чувства. Ниху– — И мы знаем, что у тебя тоже, — добил его Чан, и тут уже Джисон возмущённо заблестел глазами. Как это — знают? Он типа не знает, а они — да? Это как? Или они и есть те два самых надоедливых таракана в его голове? Но Джисон назвал их Мэтью и Ханс, а не Бан Чан и Со Чанбин. Теория отпадает. — Мы выпивали около месяца назад, помнишь? — Джисон кивнул. Конечно, он вообще с того вечера не помнит нихуху, кроме матов Минхо, который кое-как волочил его до кровати. Это участь лучшего друга. Чан продолжил: — Тогда ты, эм, очень сильно напился и очень долго говорил нам о том, что не можешь представить себе жизнь без нас. Не можешь представить, как найдёшь жену и заведёшь детей. А потом плакал, говорил, что любишь, и просил стать твоими жёнами. Реально? Это он так сказал? Им? Двоим? — И Минхо это подтвердит? — поражённым шёпотом спросил Джисон. Старшие неоднозначно усмехнулись. — О, да, он тебе ещё и побольше скажет, — сквозь кашель подтвердил Чанбин. К Джисону закрались смутные подозрения. Он воспроизвёл в голове образ Минхо за последнее время. Его этот хитрющий взгляд довольного кота… — Этот слизеринский кошак! — Хан от возмущения даже поднялся, из-за чего Чану и Чанбину пришлось немного отъехать назад на своих рабочих креслах. — Он знал? Он ведь знал всё, да? Вместо ответа два рассинхронных кивка. Шестерёнки в голове Джисона заскрежетали от усиленной работы. От осознания он плюхнулся обратно на диван. — Он знал о вас. Знал о моих… и сказал наблюдать. Специально. То, что я в общежитии сегодня, знал только Хван. А что знает он, то знает и Минхо. И… и. — Ты во всём прав, — мягко прервал его Чанбин, положив руку на плечо. — Мы знали, что ты в комнате. Это был, м-м-м, маленький эксперимент. Прежде чем Джисон успел ахуеть, Чан перебил волну возмущения новым потоком информации. — Да, Хани, не злись, но мы правда немного всё подстроили. Специально целовались тут перед тобой. Ты же не думал, что это наша неосторожность, верно? — Чан мягко улыбнулся ему и погладил по голове, в которой пытался улечься весь тот слой пиздеца, которым его покрыли. — Нам необходимо было понять, что ты к нам чувствуешь. Трезвый. Как ты примешь эту новость. Как будешь реагировать на наши касания. Как поведёшь себя в пикантный момент. — И как? — на грани слышимости спросил Джисон. — Так, будто мы тебе нравимся. Сначала ты избегал нас. В тебе играли обида и ревность, — продолжил за Чана Со. — Потом пытался наблюдать. Но больше нам ответов дало то, как ты реагировал на близость с нами. Впадал в ступор, волновался, смущался, но ни разу не оттолкнул, хотя мы гуляли по грани. Ошалеть. — И, может, ты не понимаешь пока головой, — снова перенял эстафету Чан, — но реакции твоего тела и твои поступки дают нам положительный ответ. Голова у Джисона реально ничего не понимала. Она была способна только на то, чтобы принимать слова старших за истину последней инстанции. Ведь это правда. Джисон и трезвым отрицал мысль о том, что когда-то нужно будет строить семью. Зачем, если его сердцу комфортно здесь, с этими людьми? И сегодняшние непотребства… Джисон поднимает в памяти всё: поцелуи, прикосновения, ласки. Ему понравилось. Всё. Жалеет только об одном — что он не дарил всего того же хёнам. Но ведь… ведь ещё будет шанс сделать это, да? Эта мысль даёт Джисону ответ. На всё, чёрт возьми. Насколько нулевое КПД у его каждодневной рефлексии, что он не распознал в себе чувства, романтические, блять, чувства к своим друзьям? Что может быть более бестолковым, чем его мозг? Он откидывается на спинку дивана и закрывает лицо руками, надавливая ладонями на глаза до появления цветных крапинок. В голове слишком большой гул. Но один вопрос всё же слышится чётко. — Так это всё план Минхо? — отрывая одну руку от лица, интересуется он. — Тебя реально волнует это? — возмущается Чанбин, но, видя хмурый взгляд младшего, отвечает. — Да, его. — Прав был Уизли: нельзя дружить со слизеринцами, — пробормотал Джисон себе под нос. Но затем всё же поднял блестящий взгляд на поникших хёнов. — Ещё вопрос: кто из вас сверху? Они переглянулись и одновременно прыснули со смеху. — А ты кого хочешь? — лукаво ответил вопросом на вопрос Чанбин. Джисон поднял глаза к потолку и сделал вид, что глубоко задумался, но потом быстро выпалил: — Обоих. Они на секунду остолбенели, а потом будто бы расслабились. — Это «да»? — осторожно уточнил Чан. Джисон выдохнул, как перед прыжком со скалы. Сейчас или никогда. — Это «да», — с улыбкой подтвердил он. А затем неожиданно забормотал какую-то детскую считалочку, указывая пальцем то на одного, то на другого. Наконец остановился на Чане. С усмешкой притянул того за грудки. — О, мой самый первый хён. Символично, ты и получишь первый официальный поцелуй. Прости, Бини-хён, у меня только одни губы, — сюсюкается с ними Джисон, а затем резко притягивает Чана к себе, впечатываясь в его губы коротким, но страстным поцелуем. Едва отстраняется, как притягивает к себе и Чанбина, который недовольным совсем не выглядел, очевидно, наслаждаясь зрелищем. — А ты решительней, чем кажешься, — комментирует он, когда отстраняется. — Ага, когда не туплю, — чешет затылок Джисон и смеётся. На сердце тепло, и он чувствует себя очень счастливым.***
И если Джисон подумал, что в дальнейшем от этого их решения изменится всё, и со страхом ожидал эти изменения, то сейчас понял, что ошибался. Разве что градус их отношений несколько повысился. Ладно, очень повысился. Джисон взял за привычку разговаривать со своими хёнами несколько провокационно, пошло шутить и ускользать из их рук в самый пикантный момент, когда поцелуи становились жаркими, а руки постепенно пробирались под одежду. В один из дней не выдержавший Чанбин спросил его, сколько ещё он хочет так играться. Полюбивший вкус адреналина Джисон ответил первое попавшееся и самое невозможное: пока они не получат награду как продюсеры на одной из премий. Хёны расстроились. С такими запросами общего секса им не видать. Не то чтобы Джисон говорил серьёзно, нет, на самом деле он просто немного трусил и оттягивал момент. Но не зарекался. Вдруг через пять минут ему в голову ударят неистовое желание и отчаянная смелость? Не ударили. Потому что с течением дней времени становилось всё меньше, а премий, на которых очень нужно было их присутствие — больше. Сегодняшняя не отличалась ничем от остальных. Разве что тем, что находилась в Филиппинах — не более. Хан думал лишь о том, чтобы побыстрее оказаться в своём номере. А ещё о том, когда можно будет уже дойти до туалета. Он пытался поймать взгляд кого-то из мемберов, чтобы дойти вместе. А то пересмотренная накануне часть Гарри Поттера живо напоминала ему про то, что в одиночку в туалете и василиска встретить можно. Чудо всё-таки случилось, и он встретился взглядом с Сынмином, с которым они провели быстрый диалог глазами и пришли к выводу: пора. Джисон на секунду подумал, что айдолом быть всё-таки не прикольно, когда сотни фанатов прямо сейчас снимают, как он идёт в туалет. Он поспешил поделиться этим с Сынмином, с чем тот согласился. А потом случилось немыслимое: ведущий произнес «3RACHA», что заставило Джисона тут же сорваться на бег, даже не задумываясь, что именно они выиграли. И только поднимаясь на сцену, он поймал на себе два смазанных хитрющих взгляда Чана и Чанбина, которые хищно улыбнулись ему. На мгновение улыбка с его лица пропала, как только он вспомнил, что пообещал и что сейчас произошло.***
Джисон, оказывается, чемпион по бегству от проблем. На короткую дистанцию. Прибыв в отель, окольными путями ему удалось ускользнуть в свой номер не пойманным. Он приложился головой о дверь, после чего зашипел, ибо силы на это не пожалел. И почему он убежал? Потому что ссыкун? Вроде нет. Чан и Чанбин вызывают в нём много чувств, но среди них нет места страху. Что ж тогда ты бегаешь от них, как маленькая девственница, Хан Джисон? Профилактически он прикладывается головой об дверь ещё раз. Он много раз вспоминал тот момент их близости. И было это в совершенно разное время: то он просто так ненароком возвращался к мыслям об этом, то смотрел на хёнов и вспоминал, то занимался самоудовлетворением в ванной. Понятно одно — ему хотелось ещё. В мыслях хотелось, но как только градус между ними накалялся, он тут же драпал со всех ног. Но сегодня они получили награду как лучшие продюсеры, что до этого дня Джисон считал практически невозможным, а значит обещание пора исполнить, даже если для этого придётся на прогиб взять свой страх. Джисон не понял, чем именно руководствовался, но перед походом в душ он специально оставил дверь комнаты незапертой, зная, что в неё зайдут только два человека. И с ними он действительно сталкивается, когда распаренный и расслабленный выходит из ванной комнаты. Стопорится, правда, на пару секунд, но смело шагает к ним, задавив на корню порыв забаррикадироваться в ванной. Они обмениваются взглядами, пока Джисон подходит к ним, сидящим на его кровати. И этот невербальный диалог будто бы сам всё решил: обоюдное желание каждого обнажено во взгляде. И лёгким кивком Джисон ещё раз подтверждает — он готов.***
В этот раз Джисон первым целует Чанбина. Он вообще выбрал технику чередования первенства, что вызывало у хёнов смешки каждый раз, потому что Джисон перед поцелуями всегда тормозил, припоминая, кто был первым в прошлый раз, чтобы не сбить цикл. Они называли это очаровательным. Джисон на серьёзных щах считал это знаком того, что любит их одинаково и никого не выделяет. Однако различать их поцелуи всё-таки научился, как и подыгрывать им. Он ловит чистый адреналин от порывистых, быстрых поцелуев Чанбина. Правда, играться ему нравилось куда больше. Теперь его глаза при нём, а нерешительность не сковывает тело, поэтому он сам обхватывает лицо Со ладонями и держит крепко, замедляя любимый хёном темп, из-за чего получает щипок в бедро. Это заставляет захихикать. И этим он зарабатывает довольный взгляд Чана, который был любителем поиграть вот так. Но сейчас, залезая к Бану на колени, Джисон и его лишает привычного поведения. Грубо держит за волосы, впиваясь в губы с силой, страстью и уже ощутимым желанием. Хан не даёт старшему вообще никакого пространства к действию, тщательно вылизывая его рот так, что Чану оставалось только с силой сжимать его бока, чтобы хоть чуть-чуть отрезвить. — Ты сегодня немного сумасшедший, — с мягким смешком комментирует Чанбин, которому пришлось буквально оторвать Хана от старшего, чтобы помочь избавиться от одежды. — Если мы на секунду остановимся, я убегу, — откровенничает Джисон, переводя дыхание. — Боишься? — тут же обеспокоенно спрашивает Чан. Джисон приподнимает брови, а затем чуть двигает бёдрами взад-вперёд по твёрдому члену лидера. — Оно меня немного волнует, да. — Оно ещё никого не убило, — со смешком парирует Со. — Проверено на собственном опыте. — Я всегда могу стать первым, — смешно округляя глаза, наигранно боится Джисон. — Ну да, на то ты Хан, — прыснул со смеху Чан, и в комнате послышались ещё два нестройных смешка. — Но если правда боишься, то снизу могу быть я. Джисон прикусил губу, разглядывая лидера под собой. Отказываться от этого тяжело. Сама мысль о том, что можно трахнуть Чана, была пьяняще соблазнительной, но Джисон всё-таки отрицательно покачал головой. — Нет, я настроен сейчас. Иначе проблемы с моим бегством будут и дальше. — Как пожелаешь, — выдохнул ему в шею Чанбин и легко подцепил пальцами его спортивки вместе с бельём, стягивая их вниз и оставляя Хана полностью обнажённым среди почти полностью одетых старших. Он не преминул возмущённо потянуть обоих за штанины, что вскоре были послушно сняты. Судя по тому, как Чан за шею потянул его обратно к себе, а позади, в руках Чанбина, хлопнула крышка от смазки, Джисон смутно понимал, что его сейчас ждёт: отвлекающие поцелуи и ласки от самого старшего, пока Со будет заниматься его растяжкой. Джисон на самом деле уже не раз представлял себе это после того, как Чан заговорщицки поделился с ним информацией о том, как Бини любит долго и со вкусом растягивать его, пристально наблюдая за этим процессом. В своём предположении он оказался стопроцентно прав. Смазанные каким-то сладким на запах гелем пальцы Чанбина аккуратно коснулись ануса, сначала просто оставляя на нём изрядный слой склизкой смазки, а потом гладя сжавшиеся мышцы по кругу. Без спешки. Джисон замер над губами Чана, потому что с тревогой ждал, когда пальцы Со проникнут внутрь, но этого всё никак не происходило, что заставляло Джисона нервничать всё больше. До момента, пока уставший ждать Чан сам не сократил расстояние между их губами и не утянул в игривый поцелуй ещё и мысли Хана. Окончательно выдохнул нервозность он тогда, когда почувствовал руку лидера на своём члене, нежно растирающую каплю предэякулята по головке. И что ж, привыкнуть к тому, что чужие прикосновения намного приятнее, чем свои собственные, Хан сможет ещё нескоро, потому что на незамысловатое касание сейчас реагирует ярко: вздрагивает, стонет в пухлые губы и сжимается вокруг пальца Чанбина, который он успел упустить из виду. Техника «я отвлекаю, ты прокрадываешься» сработала отлично. Им с такой командной работой только банки грабить. Джисон хмыкает от этой мысли, но долго её удержать не может: пальцы Чанбина слишком приятно давили на мышцы сфинктера, а руки Чана слишком приятно ласкали головку члена. Джисон начал теряться в прикосновениях. Ему много. Меж тем на подкорке ещё и борьба велась, из которой Джисон вышел победителем и наконец коснулся стояка лежащего под ним Чана. Непривычно. Хан на пробу провёл вверх-вниз и несколько раз мелко сжал орган под смеющимся взглядом Чана. Непривычно. Тот оказался намного толще и немного больше, чем его собственный. Впрочем, насчёт длины Джисон не мог бы сказать точно без сравнительного анализа. Он почти собрался заняться этим прямо сейчас, но неожиданно для себя вздрогнул и громко ойкнул. Это пальцы Чанбина погладили бугорок простаты где-то внутри него. Джисон в шоке посмотрел на хихикающего над ним лидера. Это он настолько увлекся члено-исследованиями, что проморгал момент, когда глубоко внутри него оказалось аж три пальца? Хан оторопело моргнул пару раз. Да не, это Чанбин просто мастер безболезненной растяжки. А ещё мастерски помогает Хану прогнать из головы лишние размышления. Оказывается, вести внутренний диалог касательно данной ситуации с ритмично двигающимися пальцами в заднице немного затруднительно. Поэтому когнитивную способность Джисон со вздохом сожаления отбросил, отдавая себя во власть ощущениям. Возбуждение начало подкатывать волнами, и Джисон начал понимать: ему мало пальцев. Он насаживался на них и самостоятельно, пока Чанбин утешающе гладил его по ягодицам, но по итогу всё равно уткнулся лицом в плечо Чана, хныча жалкое «пожалуйста». — Меняемся? — спросил Чанбин, и в ответ раздалась вибрация от протяжного согласия Чана, получившего от Джисона укус в сгиб плеча. Сам Хан поначалу не понял этой смены позиций, но когда Бин оказался прямо перед ним и хитро улыбнулся, всё встало на свои места: они помнили его слова о «первом хёне». И едва ли Джисон успел что-то сформулировать, как Чанбин нежно погладил его по спутавшимся волосам: — Хани, вернёшь мне должок, пока хён берёт тебя сзади, м? Попытки ответить он даже не предпринял, потому что тут же почувствовал упёршуюся в анус головку, которая играючи раздвигала тугие мышцы, но не проникала внутрь. Джисон со скрипом сжал простыни в пальцах и успел пожалеть, что трахнет его именно Чан. Лидер сначала вдоволь наиграется и раздразнит его, прежде чем начать. Поэтому он решает отвлечь себя сам и склоняется над стоящим членом сидящего перед ним Чанбина. Не то чтобы он был профи в подобном — всего лишь смутно представлял в голове теорию, поэтому сначала на пробу лизнул тёмно-красную головку. Вкус странный, но отвращения не вызывал. Собравшись с мыслями, Джисон накрыл губами головку полностью, кружа вокруг неё языком и держа в тепле собственного рта. Судя по довольному мычанию Чанбина и его поощрительным поглаживаниям по волосам Хана, тот всё делал правильно. — Если боишься брать глубоко, можешь использовать руки и щёки, — дал совет он, и Джисон поспешил воспользоваться им. Точно, он совсем забыл о том, что у него есть руки. Хотя забыть об этом было очень просто, если взять во внимание то, как он пытался абстрагироваться от издевательств Чана: его член всё ещё входил в него только на пару сантиметров, после чего выскальзывал, проходясь между его ягодиц. Настоящая пытка. Но в момент, когда Джисон отважился взять член глубже в рот, Чан всё-таки решил прекратить истязания и войти сразу на половину, из-за чего Джисон мгновенно подавился и, видит Бог, чуть не откусил Чанбину достоинство. — Порядок? — со смешком спросил Чан, отвлечённый странными звуками. Джисон на мгновение отстранился, чтобы оповестить. — Я чуть не умер! — Хорошо, — с улыбкой в голосе произнёс Чан и толкнулся ещё раз до упора. У Джисона рот открывался и закрывался, как у выброшенной на берег рыбы, потому что чувство заполненности было для него головокружительно новым и шокирующе-приятным. У него совсем не укладывалось в голове, что его любимый лидер, Бан Чан, только что стал первым членом в его заднице. Чанбин оставил мягкий отрезвляющий поцелуй на его губах и заглянул в глаза. — Что тебя так шокировало, Хани? Джисон на вопрос только покраснел щеками и отвёл взгляд, не в силах обличить свою мысль в слова. Тем временем Чан начал медленно двигаться, с каждым толчком чуть-чуть наращивая темп и выбивая из Джисона мычащие стоны, которые он вибрацией пускал по члену Чанбина. Ещё сильнее подливали масло в огонь руки хёнов, которые всё это время блуждали по его телу. Ладони Чана широко оглаживали его бока и живот, иногда в своей дразнящей манере спускаясь к члену и даря ему ненавязчивые ласки. Руки Чанбина то и дело кочевали с его волос, которые приятно сжимали у самых корней, до набухших чувствительных сосков, перекатывая и сжимая их между пальцами. Ощущения Джисона все слиплись в какой-то снежный ком из сборной солянки, притом он катился всё дальше вниз по склону, с каждой секундой преумножая захватившее разум удовольствие. Единственная здравая мысль, оставшаяся невыбитой толчками Чана: он не должен быть эгоистом. Поэтому несмотря на то, что и тело, и разум Джисона безвольно растекались в размазанную скулящую субстанцию, он продолжал ласкать член Чанбина руками и ртом, позволяя старшему время от времени грубо толкаться ему в щёку. Освобождает свой рот он только тогда, когда тело начинает колотить предоргазменная дрожь. Джисон жмурится настолько сильно, что разноцветные звёздочки тут же появляются под веками, а дыхание и вовсе спирает настолько, что сделать вдох уже не представляется возможным. Фрикции Чана постепенно замедлялись, однако головка его члена всё равно раз за разом прицельно проезжалась по простате. Джисон же в конце концов излился в его кулак и рухнул на постель без сил, сквозь полуприкрытые веки наблюдая за тем, как старшие беспорядочно целуют его в первые попавшиеся участки кожи и удобно укладывают. Джисон не засыпает, нет, однако он чувствует себя удовлетворённым и уставшим после сегодняшнего дня. Однако весёлый взгляд Чана он ловит с готовностью. — Хей, Сони, нам тогда очень понравилась мысль о том, что ты наблюдаешь за нами, — доверительно сказал ему Чан. — Повторим? Джисон сначала кивнул, а уже потом в шоке округлил глаза, когда понял, о чём его попросили. Чан и Чанбин, не теряя больше времени, накинулись друг на друга с жадными поцелуями и горячими прикосновениями, желая побыстрее довести себя до разрядки. А Джисону оставалось только кусать губу от прекрасности зрелища и иронизировать над собой. Вот снова он смотрит за тем, как его дварача целуется, но ощущения при этом абсолютно другие. И если предыдущие два раза не увенчались успехом, то теперь он точно сможет. Он понаблюдает.