×××
Тетушки, бабушки и дядюшки встречают своего потерянного мальчика с распростертыми объятиями и нежностями, хотя Джисон давно не маленький пупс с глазами-бусинками. Он растерял часть своей сноровки и иногда кланялся невпопад или забывал о вежливых обращениях — в Америке никто не требует от Джисона подчеркивающих маркеров уважения. Но, тем не менее, он быстро вливается в поток формальностей, оставляя привычный язык для своих ровесников, двоюродных братьев и сестер. За ужином родня расспрашивает о том, как поживают родители и планируют ли приехать. Джисон с удовольствием рассказывает обо всем и передает презенты, принимая тихие благодарности. Ему нравится находиться за одним столом с людьми, что принимают его и разделяют с ним трапезу, пусть и в своей, спокойной манере. А ведь когда-то именно эти женщины причитали от мысли о том, что их дорогая дочь выйдет замуж за иностранца и пропадет. Кажется, со временем, человек способен свыкнуться с чем угодно. Так же, как Джисон привык к хронической усталости и суете. Даже на отдыхе он не проводит ни одного дня наедине с собой, а колесит по полуострову. Сначала вместе со своими ровесниками или младшими членами семьи, утянувшими на прогулки по Сеулу: от столичного района Хондэ, где, казалось бы сдержанные корейцы, в клубах позволяют себе выпить лишнего и распустить руки, до окраин, наполненных все теме же яркими билбордами и вывесками с лощеными лицами к-поп айдолов или аниме персонажей. Местный стрит-фуд — одна из самых замечательных вещей на планете, Джисон готов круглогодично питаться только одними корн-догами, жаренной курочкой и токпокки. Конечно же, они едут на отвязную вечеринку в Инчхон, где Джисон со своим стилем американ-боя попадает в несколько объективов камер и сторис Инстаграм. Ему не то, чтобы не хватало безудержного веселья в Европе, где он мог творить почти все, что пожелает, но проспиртованный поцелуй в местном клубе отдавал экзотикой. Не то, чтобы Джисон гнался за случайными поцелуями в свои ни много ни мало двадцать шесть, но ему определенно нравились парни с раскосыми глазами. И случайности, которых он не так давно лишился. Вкус свободы неподражаем. Время спешит необычайно, дни разлетаются обрывками отрывного календаря. Вот, попрощавшись со всеми под пожелания доброго пути, Джисон решает объехать несколько крупных городов и пополнить альбом снимками. В его замысел входят Пусан, Тэгу и Кванджу — а дальше… — Сейчас конец лета, на Чеджу в это время много отдыхающих и туристов, — тихо бормочет бабуля, беря гладкую руку внука в свою. Они остаются наедине лишь в последний день перед тем, как Джисон покинет гнездышко Хан, и все вернется на круги своя — большая часть родни разъедется по сторонам, оставляя пожилых членов семьи коротать тихие дни одиночества. Россыпь морщин на лице старушки внушает благоговение и ропот перед вечностью, что молча поджидает каждого — Джисон боится и трепещет, он полон почтения к этой женщине. К ее рукам, что ласково баюкали маму Джисона. Эти ладони тянут с небес на землю, и Джисон, наконец, по настоящему приземляется. Делает свой первый вдох с тех пор, как шасси самолета столкнулись с землей. — Есть одно местечко, где я бывала в молодости, — старушка расплывается в сонной улыбке, — Синан. Это чудесный уголок, там царит покой. Особенно Хёксан — горы, дремлющие в море. Там время замирает. Думаю, это то, что тебе необходимо — тишина, чтобы отчетливо слышать свое сердце, и время, чтобы вспомнить, каково дышать полной грудью. — Вы правы, бабушка, — вежливо отвечает Хан и делает очередную пометку в дневнике, — я рад, что посетил вас. — Спасибо, милый. Все, чего бы мы, старики, хотели — видеть своих милых детишек почаще. Нет дня счастливее проведенного с вами. Джисон понимал, о чем говорит бабуля Хан — о времени, которым он неумело разбрасывался. ××× Переезды и перелеты — лишь черточки в пути Джисона. Он мысленно проставляет все необходимые галочки под пунктами своего отдыха и пишет длинную роспись — «сдал». У него появилась коллекция красивых полароидных снимков с достопримечательностями, поверх которых парень рисует смешные рожицы, когда скучает за рулем автомобиля. От одного города к другому тянутся скоростные магистрали, где позволено утопить педаль в пол и жать до самого финиша. В момент отдых оборачивается тяготой. Яркие огни блекнут, а с ними затихают даже самые оживленные районы, и Джисон постепенно погружается в глубины своего уединения. Он посещает ресторанчики и представляет, как напротив него сидит один из друзей или коллег: обычно, Чан, с искренней заботой в голосе интересующийся о том, как идут дела, как настроение. Соскучившийся Джисон звонит другу, но они перекидываются лишь парой фраз из-за неудобной разницы во времени. Ненадолго становится легче. Джисон вспоминает, чем покой отличается от одиночества — человек просто не в силах разделить с кем-то свое время здесь и сейчас. Джисон думал, что ему станет легче вдали от рутины и обязательств, но он загнал себя в ловушку. Он начинает верить, что все это время ему было достаточно друзей, работы, вкусной еды на столе — он не понимает, что хотел отыскать в странствии? На исходе пути Джисон решает запереть мысли на замок и позволить течению нести себя. В кармане лежит вдвое сложенный билет из Мокпхо. Вскоре Джисон заступает на паром и занимает свободное кресло с видом на спокойную воду. Волны мягко врезаются в металлические борта, кораблик покачивается. В местечке, куда он отправляется, недавно построили аэропорт, но людям, живущим в Синане, удобнее путешествовать водными маршрутами. Постепенно зал наполняется: раздается смех детей, топот ног и тихие голоса людей; напротив Джисона садятся молодая девушка и мужчина с добродушной улыбкой. Они не слышно переговариваются, и скоро Джисон понимает, что его попутчики — отец и дочь. — Сейчас замечательный период для поездок, — замечает мужчина, Джисон понимает, что реплика адресована ему, поэтому с улыбкой кивает. — Вы правы, — кивает он, — правда, я отправляюсь на Хёксандо впервые. — О, это волшебное место: культурное и природное наследие, замечательная еда, — перечисляет попутчик, кивая самому себе. — Это так, — подтверждает девушка но в ее голосе слышна усмешка, — но я бы не советовала оставаться дольше, чем на пару дней. Можно заскучать. На это мужчина качает головой, но не отрицает, и Джисон впадает в задумчивость. Возможно, пара дней тишины — именно то, что ему нужно. Паром причаливает к берегу через пару часов. Путь мимо островов, по которым хаотично разбросаны горстки цивилизации, оказался не только увлекательным, но и утешающим. Постройки, вонзающиеся в недра природного рельефа, привлекали внимание. Если человек способен усмирить лихие горы и дикий лес, то ему должно быть под силу все. Судно затормозило у берега. Засуетился персонал, подготавливающий трап и лестницы для безопасного спуска. Джисон подхватил свои рюкзак и последовав за толпой, незаметно для себя спускаясь на новую, неизведанную землю. Улочка, огибающая каменистый берег, оказалась небольшой. Вдоль нее ютились магазинчики и кафе, облепленные светлячками теплых вечерних огней. Джисон держится поодаль, привыкая к постоянному шуму воды и мельком оглядываясь по сторонам: отель, парк, пристань и множество цветных квадратных домов с покатыми крышами. Мимо развилок, ведущих в узкие дворы, Джисон бредет к отдаленной окраине. Он узнает нужный сектор с частными домами издалека, мечтая поскорее заселиться и рухнуть лицом в подушку. Разговор с ожидающей парня хозяйкой длится не долго, но Джисон успевает удивиться ее сильному южному акценту. Женщина проводит небольшую экскурсию и отдает ключ, желая новому постояльцу доброй ночи. Джисон сразу же поднимается в спальню на втором этаже и сбрасывает рюкзак, падая на кровать в углу комнаты. Месяц и правда светит необычайно приветливо, рассматривает свернувшегося на кровати парня сквозь чистое стекло. В ночь на густом, масляном небе проступает драгоценная роса — звездный свет прокалывает темноту сквозь тонкое отверстие, словно пайетки по ткани. Таких звезд в городе не бывает. Джисон не замечает, как засыпает, бездумно рассматривая их. Хороший сон должен избавлять тело от усталости, но утром Джисон ощущает только навалившуюся тяжесть. Солнце щедро наполняет комнату теплым светом сквозь незадернутое шторами окно, яркая безоблачная лазурь так и манит на улицу. Но Джисон лишь переворачивается на бок и прикрывает глаза, конечности наливаются свинцом. Отпуск в дороге оказался утомительнее, чем жизнь в густонаселенном городе. Похоже, Джисон не имеет представления о том, что такое настоящий отдых. Вместо тура по большим городам стоило дать себе пару дней и оклематься. Жизнь на островке, где нечем заняться, может пойти на пользу. Джисон переживет упадок сил и двинется по живописным местам, прежде чем вернется на полуостров. Жизненные силы возвращаются ближе к обеду. Джисон наконец поднимается и приступает к быстрой распаковке вещей: загружает одежду в тумбу, берет принадлежности для ванны и чистое белье, чтобы сходить в душ. Дом отдыха, в котором он остановился, казался слишком просторным для одного человека — вероятно, в нем останавливаются семьи или группы приезжих, но парень поступил расточительно и выкупил целые апартаменты для себя одного. Благо, Джисон может позволить себе излишки. Он трудился достаточно, чтобы заслужить расточительность. Пошел по стопам отца: стал видным агентом крупный фирмы, работая с вредным рвением.×××
В течении нескольких дней Джисон ведет ленивый образ жизни. Он единожды выбирается дальше пределов комнаты, чтобы закупиться в продуктовом магазинчике на углу улицы, и снова прячется в берлоге. Вечерами Джисон выходит наружу и садится за спрятанный под отвес крыши столик, наблюдая за далекой водой и песчинками кораблей на ее поверхности. Перед широким крыльцом, огороженном низким забором с резными балясинами, растут пышные пучки диких цветов, над ними постоянно вьются пчелы и бабочки. Растения тянутся к темному лесу, за кромкой которого высятся дымчатые горы. Каменное кольцо хребтов крепко стискивает деревню, бережливо укрывая от дикого моря. Лишь после дней тишины Джисон наконец приходит в себя, сознавая, что ему не хватало нечто подобного: природной чистоты и спокойствия. Волнения улетучиваются, освобождая место новым идеям и желаниям. В очередной раз парень выходит за пределы своих владений, чтобы осмотреть дикое гнездилище людей. Местные улицы не пестрят огромными вывесками и не издают звуков. Местное население, составлявшее, по большей части, людей старшего поколения, ведет свой, размеренный образ жизни, не похожий на беготню большого света. Здесь и спешить незачем — кругом только кафе и постоялые дворы. Джисон разглядывает карту острова на металлической доске, решая добрести до причала. Рыба с островов Хёксан составляет внушительную долю на рынке Кореи. Большая часть населения острова занята рыболовством, многие семьи зависят о того, сколько даров у моря получится отнять и продать на берегу. Взрослые с ранних лет учат детей промыслу и передают корабли по наследству. Из-за того, что все престижные учебные заведения и блага цивилизации сосредоточенны на полуострове, население подобных отшибов быстро мельчает. Зимой Хёксандо, должно быть, впадает в спячку: наплыв туристов прекращается, остается не больше нескольких тысяч местных, жители одной деревни могут знать друг друга в лицо. Джисон слышал истории, как обитатели схожих островов — Бонвона и Паркджи, — выкрашивали крыши и достопримечательности в единый цвет, лишь бы обратить к себе интерес людей. Пришвартованные у берега судна тесно соседствуют, почти опираясь на выпуклые бока друг друга. Джисон видит, что на его пути собралась заметная группа людей, и спешит в ее сторону. Столпотворение сжимается у края причала и тянут руки вниз, к лодке, где суетятся рабочие. Несколько мужчин нарезают свежую рыбу, отделяют сочное филе от костей и выкладывают на маленькие подносы, прежде чем протягивают людям в обмен на деньги. Джисон тоже становится в очередь, чтобы присмотреться. В лодке орудует два парня, с невероятной скоростью отделяя потроха от мяса широким ножом. Между ними высится мужчина с тяжелыми чертами лица, на удивительно ровном носу которого болтаются прямоугольные очки в тонкой оправе. Он внимательно рассчитывает людей и раздает указания, при этом выглядя суровым и сосредоточенным — наверное, из-за крупной линии челюсти. Джисон назвал бы его мужественно грубым. Работники за его спиной не утихают — лезвия громко стучат по разделочным доскам, пока все соки и грязь летит в их сторону. В момент, когда подступает черед Джисона, мужчина отходит в другую сторону, где оставалось чуть больше народа. Наблюдать за ловкими движениями пальцев было куда интереснее, чем думать о необходимости найти наличные воны. Парень, сидящий перед ним, аккуратно раскладывает куски плоскостью ножа, ни разу не порезавшись, и наконец отрывается от работы. Когда он поднимает лицо, Джисона на несколько секунд пронзает глупость. Кажется, он узнал в незнакомце то ли певца, то ли актера из кассовых дорам; у простого нарезчика рыбы оказались уж очень правильные черты. Его лицо, хоть и точеное, мягко сужалось от скул к подбородку. Взгляд невольно блуждал: такие ровные переносицы и острые углы Джисон видел только у звезд, что прибегают к хирургии для достижения подобного. Но этот носик точно принадлежал хозяину от рождения и мило морщился от яркого солнца, слепящего глаза. О его черных глазах Джисон будет вспоминать о них каждый раз, глядя на непроглядно ночную гладь моря. Природа заботлива: летящие линии чуть припухлых век и дуга эпикантуса оберегает беззащитный взор перед ветром — это то, что Джисону нравится, на что он падок. На сонные взгляды, раскосые и хитрые. Парень чуть склоняется, глядя исподлобья. То, как его спокойное выражение сменяется сметенной улыбкой, как в новом ракурсе верхняя губа мило выступает над тонкой нижней, действует магнетически. Джисон растерян — он должен был увидеть это прелестное лицо на свеженьком номере журнала «Нейлон» или «GQ» в роли про-айдола или модели. Он бы жадно вцепился в изображение на глянце и запомнил имя красавца, почитал бы парочку интервью и статей о нем. Глянул бы фильмы с его участием, поинтересовался фотосессиями и брендами, следил бы за его соцсетями ради эстетичных картинок. Но юноша стоял на дне лодки и протягивал Джисону свежую рыбную нарезку, смущенно отводя глаза в пол — будто у него есть повод стесняться. Хотя, Джисон и правда сверлил его уж слишком пристальным, даже невежливым взглядом. Парень неловко покачивает рукой, напоминая о протянутых кусочках, но Джисон слишком поглощен моментом и не торопится тянуть руки в ответ. Он рассматривает черные волосы, прилипшие к вспотевшему лбу, следит, как свободной рукой парень утирает висок и смахивает взмокшие пряди с лица, размазывая грязь по смуглой коже. — Минхо, не тормози! — разносится громогласный голос вернувшегося мужчины. Джисон спешно принимает товар и не глядя сует все, что наскреб в карманах — сумма наверняка больше, чем нужно, но его это мало волнует. Красивый незнакомец улыбается на прощание и спешно возвращается к работе. Как может подобная красота прозябать в глуши? Этот Минхо находится не на своем месте — ему бы выехать в свет, разослать свои фото в модельные агентства и получать образование. Ведь на Хёксандо нет высших учебных заведений — только школа, а дальше — билет до Мокпхо или заточение на лодке. Джисон смотрит на блестящие в свете солнца кусочки рыбы — выглядит заманчиво. Филе источает сладкий аромат, когда он слегка поджаривает рыбу на сковородке — Джисон боится принимать в пищу сыром виде. Поздний обед получается славным. Вечером ноги сами несут Джисона к причалу. Он разгуливает у кромки и рассматривает разномастные судна: высокие корабли, на которые навешаны грузила, и мелкие моторные лодки, укрытые брезентами — зрелище любопытное. Вдоль дороги возвышаются белые борта, на некоторые из которых прикручены спасательные круги ярко-рыжего цвета или не такие красивые резиновые шины. Некоторые лодки совсем новенькие и выглядят так, будто стоят вдоль пирса лишь для красоты, как большие игрушки. Некоторые суденышки разъедают наросты ржавчины — эти старички в мире кораблей не увидят большего, чем хребты первобытных скал в Желтом море. Джисон не обманывает себя — он надеется, что сможет повторить утреннюю встречу. — Это лодка принадлежит Ли, моей семье, — звучит рядом знакомый голос. В паре шагов от Джисона остановился мужчина в очках, тот же, что рассчитывал людей этим утром. Он оказался рослым, и теперь снисходительно смотрел на невысокого Джисона сверху вниз, слабо улыбаясь. — Меня зовут Ли Тэкюн, — представляется он, Джисон называет свое имя и легко склоняется в знак знакомства, — Вы не местный, верно? Я бы, конечно, узнал вас, Хан Джисон-шии, но семей с подобной фамилией на острове не живет, — Тэкюн деловито поправляет съехавшие по крутой переносице очки ребром указательного пальца. — Нет-нет, я далеко-о не местный, — Джисон усмехается, — я прилетел из Штатов. — О-о, — заинтересованно тянет мужчина, — Вы — любопытный гость. Надолго задержитесь? — На пару дней, не больше. Подгоняют дела, — Джисон решает не уточнять, что не хочет заскучать на отшибе мира. — Справедливо. Чужим здесь делать нечего, — пожимает плечами Тэкюн, смотря в сторону судна. Фраза не должна была прозвучать враждебно, но от чего-то Джисона пробирает холодок. Он — «чужак», один из сотен туристов, что не способен оценить скромную жизнь островитян. — Приходите на ужин в «Рыбный рай», Хан Джисон-шии, — неожиданно предлагает мужчина, — этот ресторанчик тоже принадлежит Ли, и там подают отменную рыбу. Моя семья будет рада проявить к вам гостеприимство и послушать, какова жизнь за океаном. — Буду рад присутствовать, — кивает Джисон. Хоть и посыл Тэкюна вполне очевиден — гость будет диковинной закуской к столу, Джисону здесь совсем нечем заняться. Он лишь бросает один разочарованный прощальный взгляд на раскачивающуюся набережную. Мужчина называет адрес и время, после чего продолжает прогулку вдоль берега. До назначенного часа ждать не так долго, поэтому Джисон неспешно выдвигается. Все домики на острове приземисты и распластаны по поверхности. Множество пожилых людей отдыхает, сидя на крыльце или в кресле у порога, облепленные пышными цветами из горшков. Некоторые постройки кажутся потрепанными временем, но все равно выглядят ухоженно благодаря бережливости местных жителей. «Рыбный рай» расположен в двухэтажном доме, окруженном каменным забором. Джисон входит во двор и после тропинки переступает пару ступенек маленького крыльца. Он открывает незапертую дверь и попадает в помещение с парой столов и стульев, что похоже на маленький зал для гостей. — Здравствуйте! — окликает Тэкюн, — Нам сюда. Джисон заходит в другое помещение, еще меньше, но уютнее. Посреди него расположен низкий традиционный стол в окружении напольных подушек. — Присаживайтесь, — Тэкюн указывает на подготовленное место. Быстро стол наполняется блюдами — их выносит женщина в длинном платье и сервирует. Джисон ожидает не дольше пары минут, пока во главу стола усаживается мужчина средних лет с проседью на висках — Джисон поднимается, чтобы поклониться. Вскоре по левую руку опускается Тэкюн, а по правую — еще один незнакомый юноша. Прямо напротив присаживается девчушка лет десяти, рядом с ней — женщина, под рукой мужа. Пустым остается последнее, крайнее место. За шторкой шумит вода, прежде чем кто-то закрывает ее и наконец выходит. Джисон вскидывает голову и врезается взглядом в того Минхо из лодки, сосредоточенно удерживающего в руках несколько пиал с закусками. Он передает их и бесшумно садится, наконец обращая внимание на Джисона. На лице парня появляется слабая улыбка, которую он прячет, опустив голову. За трапезой разговор завязывается без труда. Тэкюн представляет семейство: своего сурового отца, господина Ли Донгын, женщину с изящными чертами лица, мать — госпожу Ли Есан. Именно ее скульптурно-вылепленный нос и мягкое выражение лица достались остальным, вместе с крутыми, впалыми скулами отца. Дальше следовали дети: от старшего, Ли Тэкюна, к среднему, смешливому и пылкому парню, Ли Кёнсу, внешне похожему на младшего сына — тихого и кроткого Ли Минхо, предпочитающего прятать свое лицо. Почти все время Джисон видел только черные растрепанные вихры на его макушке. Всех присутствующих объединяли ласковые взгляды в сторону еще маленькой, но милой и рассудительной девочки — Ли Боми, единственной драгоценной дочурки и младшей сестры. Присутствующие много интересовались о дороге Джисона, о том, каково его происхождение, и может ли он пользоваться корейским без стеснения. За время общения парень спотыкался только из-за крепкого местного акцента, звучащего чудаковато, но как-то ласково. Постепенно интерес к приезжему гостю утихает, и члены семьи начинают больше рассказывать о себе, пока Джисон аккуратно цепляет панчханы из общего блюда и заедает рисом, украдкой поглядывая на объект своего внимания. Минхо разглядывает руки, уложенные на свои колени, будто в них и правда есть что-то интересное, ест медленно и с неохотой. Пока все обсуждают разные темы, он продолжает молчать. Для Джисона такое поведение сродни расточительству — он мог бы подольше полюбоваться Минхо, но тот упорно старался притвориться невидимкой и спрятаться за своим углом. Однако, реакции Минхо, что он старается подавить, все равно просачиваются наружу — Джисон охотно их наблюдает. Госпожа Едзи рассказывает о райских красотах гор и пляжей, о идеальном балансе природы и человека, на что младший сын хмурит брови, но тут же качает головой и принимает спокойный вид. Он нервно потирает лоб тыльной стороной ладони, когда братья говорят о мечте каждого ребенка в семье Ли быть рыбаками. В момент Минхо просто давится рисом и стучит себя по груди, после фразы отца. Господин Ли Донгын провозглашает гордость старшим сыном, умном и надежном, средним сыном, жизнерадостным и солнечным… И, конечно же, дочкой-красавицей, смышленой не по годам. В остальном, за столом царит приятная атмосфера: члены семьи передают друг другу закуски и улыбаются, средний брат, Кёнсу, норовит заглянуть под руку Джисона и сболтнуть какую-нибудь шутку, пока Минхо едва заметно улыбается, когда утирает сестренке, Боми, лицо. Девочка незаметно придвигает свою подушку ближе к младшему Ли и ластится к его боку. Парень молчаливо сворачивает для нее еду в лист салата и кормит, после чего Боми старательно проделывает то же самое, и Минхо, впервые, ест охотно. Родители детей искренне довольны всеобщим единением. Джисон рад, что сумел застать такую приятную неожиданность на острове. За окном стояла холодная темнота, а помещение освещал теплый свет счастливых улыбок и разговоров. Старшие братья, под кивки отца, рассказывают еще о своем промысле. Стол, в большинстве, заполняют рыбные блюда, по причине жизни на острове и наследному рыболовству. В приятной атмосфере время утекает незаметно. Уже под ночь родители семейства Ли затрагивают самую обычную тему, к которой, рано или поздно, приходят все люди старшего поколения: — Хан Джисон-шии, — обращается женщина мелодичным голосом, под звук которого остальные утихают, — Ты добрый и симпатичный парень, у тебя обязательно должна быть невеста на примете? Джисон посмеивается и отвечает какую-то нелепицу про то, что выбор спутника сердца — ответственный момент, когда нужно проявить терпение. Он не испытывает судьбу, решает не признаваться консервативной корейской семье в том, что о нем обычно узнают сразу: Джисон — гей. Невесты его просто не привлекают, а вот на мужей он частенько заглядывается — ничего личного, это просто биология тела и предпочтение. Единственный, кто кажется смущенным — это Минхо, у которого ужасно краснеют уши, после чего он спешит спрятать глаза за прижатой ко лбу ладонью. Джисон замечает это. Наверное, Минхо понимает, как неловко может звучать подобная фраза. Это так любопытно, что Джисон хочет задать ему пару прямых вопросов, но для этого остальные слишком болтливы. В соседнем зале стучит входная дверь, быстрым шагом в комнату заглядывает еще незнакомая девушка, волосы которой — глубокого медного цвета, привлекают к себе внимание, как зажженная спичка в темной комнате. Она кланяется с такой же пламенной улыбкой и жестом руки кого-то подзывает. Сидящие за столом несколько раз произносят имя, «Ким Наён». На удивление, из-за стола поднимается не кто-то из старших братьев, а Минхо. Младшая и послушная Боми вдруг цепляется за него и поджимает губы, но парень гладит ее по голове и шепчет что-то убедительное, после чего девочка, повесив нос, позволяет ему уйти. Наён берет Минхо за руку и выводит из комнаты. Они сбегают на улицу. Удивительно, как ярко в кромешной темноте Джисон различает их слившуюся в объятиях тень. По небу рассыпаются крупные жемчужины звезд, здесь оно и впрямь совсем необычное. Напудренный бок Луны кажется белее и ярче, потому что огни с земли не соперничают с ним. На пороге у дома сидят Минхо и Наён. Девушка весело о чем-то рассказывает, сжимая крепкое плечо пальцами, пока Минхо задумчиво рассматривает космос над головой, но сталкивается взглядом с Джисоном. Они смотрят друг на друга всего пару мгновений, но они кажутся драгоценными, потому что Минхо не пытается спрятаться — он кажется рассеянным и слишком задумчивым. — Доброй ночи, — желает Джисон, получая громкий ответ Наён и едва заметный кивок Минхо.×××
По возвращении домой Джисон набирает Чану, который неразборчиво хрипит в трубку и пытается понять, что случилось — видать, спал крепко. Он ворчит, но соглашается немного поболтать, сам расспрашивает об отдыхе. Джисон разъясняет, что скоро должен вернуться обратно, дел уже не осталось. Чан скупо докладывает о своих жизненных перипетиях, предпочитая не углубляться в тему — по большей части потому, что парень старается разобраться сам с собой, без советов со стороны. Джисон решает не рассказывать про впечатление, оставленное первой встречей с Минхо, но упоминает вечер, проведенный с местной семьей рыбаков. Он мельком думает о Минхо: о его горькой, как дикая полынь, красоте, угасающей на окраине мира. Сердце Джисона екнуло над произведением искусства, над тем, какой искусной бывает природа. Характер Ли Минхо вполне может оказаться прескверным, и тогда его не спасут ни милые улыбки, ни глаза — Джисон не умеет восхищаться теми, за душой которых ничего не стоит. Но Минхо до смешного, до очевидного слишком красив, чтобы умирать на Хёксандо цветком горного гибискуса. Люди могли бы сражаться за одно только появление Минхо в объективах камер, но юноша, живущий в глуши, обречен на въевшийся в кожу рыбный аромат, морскую соль и тихую жизнь, цвет которой никто не заметит. Перед отъездом Джисон должен заговорить с ним, хотя бы раз. Узнать, счастлив ли Минхо здесь? Знает ли о том, что жизнь есть и за пределами деревни? Ведь после отлета не успеет пройти и пары дней, как Джисон забудет о наваждении. Ему незачем хранить в памяти тень грусти, покрывающую прекрасное лицо. Джисон, безоружный перед красивыми людьми, всегда считал, что у таких не должно быть печалей, ведь они благословлены чем-то совершенным от рождения.