Я чувствую Тебя

— Женька, это срочно, новые подробности по вашему делу, дуйте в участок немедленно, — прозвучал голос Глейхенгауза.        Не всё в жизни двух героинь было так сказочно. Судебный вопрос по поводу бывшего мужа Этери так и стоял. Днями томиться в мучительном ожидании было нелегко для них обеих. Ощущение связанности рук, невозможности предпринять что-либо угнетало с каждым днём. Однако звонок Даниила внушил в девушку какое-то странное чувство. То ли это была радость от наличия хоть малейшей информации, то ли страх от возможного её содержания. — Этери, нужно в участок. Что-то случилось, — с беспокойством сказала Женя, завершая звонок, перед этим кинув дежурное: «Выезжаем». — Диане там делать нечего, закинем её по дороге в детский сад. — Нет, не пойдёт, мы уже обещали ей выходной день, — смутилась брюнетка. — Другие варианты? — Мои родители. Они сейчас в деревне живут. Можно отправить её к ним. — Хороший вариант, тогда ты звонишь и договариваешься с родителями, а я пойду одевать себя и Диану.        Дорога до деревни выдалась долгой и не самой спокойной. Нарастающее беспокойство Этери можно было уловить в нервном постукивании пальцев по кожаному рулю, в слишком быстром разгоне после светофора, в молчаливости. Пожалуй, последнее было опаснее всего, о чём догадывалась не только Женя, но и Диша, что тихонько сидела на заднем сидении. Менее чем через час девочка уже радостно махала рукой в след уезжающему автомобилю, сидя на ручках у любимой бабушки. Доехали до участка они куда быстрее, ведь старшая больше не придерживала скорость ввиду отсутствия ребёнка. Правда и в выражениях касаемо других участников движения не мягчила. Женя лишь, поглаживала ту по спине, пытаясь вселить уверенность, в которой сама нуждалась не меньше.        Девушки находились в отделении полиции уже порядка десяти минут, так как дежурный передал просьбу Марковича подождать в коридоре какое-то время. Брюнетка не сдержалась, вскакивая с кресла, на котором они сидели, и начала мерить комнату шагами, нервно бурча что-то себе под нос. Этери скрестила и снова выпрямила ноги, пытаясь сдержать нервное постукивание ступней по паркетному полу, и в пятый раз за последние несколько минут взглянула на часы на стене. Время близилось к полудню. Полицейский поднял голову и раздражённо уставился на Медведеву поверх очков в проволочной оправе, как делал много раз, наблюдая за разными людьми. — Вы можете проследовать в кабинет Даниила Марковича, он готов вас принять, — буркнул офицер, посмотрев на экран мобильника, и скрылся в дежурной комнате.       Женя мигом ринулась в кабинет Глейхенгауза, схватив Этери за руку, что вероятно было больно для старшей. В кабинете было душно, а окна оказались зашторены, отказываясь пропускать зимний свет внутрь. Там, помимо Марковича, за чёрным дубовым столом, сидела Лиза, рядом Герман Михайлович и… Максим. — Какого чёрта он здесь делает? — сквозь зубы процедила Женя, пряча за собой Этери. — Так нужно, Этери Георгиевна, Женя, присаживайтесь, — ответил Герман Михайлович, отходя к застеклённому комоду, в котором находился сервиз. — Чаю? — весьма добродушно спросил мужчина, казалось бы, отбросив всю ситуацию на задний план.        Блондинка слабо кивнула, беря руку Жени в свою под столом, и перевела взгляд на бывшего мужа. Максим сидел абсолютно поникший, его лицо всё было в царапинах и синяках. На рубашке пятна крови. Руки в наручниках, которые очевидно сильно передавливали ему запястья, но он не обращал внимания, так как взгляд его был отстранён, а мысли вовсе улетели потоком из этой комнаты. Этери внимательно изучала черты лица некогда любимого человека, нахмурив брови. Его вид не вызывал ничего кроме жалости для остальных. Однако Тутберидзе, будучи неплохим психологом и эмпатом, сочувствовала ему, помня о печальном опыте его прошлой жизни. — В чём дело? — Женя села за стул, принимая закрытую позу и беря руку Этери с свою. — Максима Сергеевича Высокина отпустили под залог. Хороший залог. Спустя 5 часов поступил сигнал о драке в баре. Пострадавшие: гражданка Ильина Марина Викторовна 1995г рождения и Степанов Станислав Иванович 2006г рождения, — начал Глейхенгауз. — Несовершеннолетний? — выпучила глаза Женя и взглянула на Германа Михайловича, который поставил перед девушками чашки с дымящейся жидкостью. — Верно, Женя. Помимо этого позже выяснилось, что гражданка Ильина находится в положении. Первый месяц беременности, — всем своим видом мужчина внушал спокойствие, но откуда в такой ситуации оно у него, чёрт возьми, взялось? — Короче. Всё выходит так, как ты и хотела, дрянь. Мне припишут истязание. Можешь радоваться, сука, — отрезал Максим, гневно взглянув в карие глаза. Глейхенгауз, стоящий сзади, положил руку тому на плечо, сильнее вдавливая в кресло. — Рот закрой, чмырь, — вновь подала голос Медведева и попыталась вскочить с места, чтобы прописать кулаком по лицу обвиняемого, однако её достаточно резко остановил Герман Михайлович, покачав головой. — Да похуй мне. Веришь, нет? Я жену потерял, ребёнка. Мне похуй на статью, на вас всех похуй. Я всё проебал. Всю жизнь. Карьере тоже конец, поэтому выскажите уже мне в лицо, какой я урод и отправьте куда подальше. Не могу больше ей в глаза смотреть, — кивнул в сторону Этери Максим. — А когда бил меня, мог мне в глаза смотреть? — Вот же сука, даже факты подтасовали, чтобы меня на подольше засадить. Зато «честные» менты, погоны вон какие большие. Уроды вы все, поплатитесь ещё за это дерьмо, а я отсижу. Без вопросов отсижу, но только за то, в чём виноват. Не знал я, что он сопляк, врезал, а он головой ударился. Овца эта, по ней не скажешь, что беременна, заступаться начала. Он же сука ей вообще никто! Полезла дура, под руку попалась. Ну и ты извини что ли, Этери. Зря я руки на тебя поднимал, виноват. Во всём виноват, но нож… я бы никогда… Я же люблю тебя, дуру, а ты на баб всё смотришь. Одно прошу, дочку… не делай ты её лесбиянкой поганой. — Ах ты урод! — встала с места Женя и резко замахнулась, однако руку её в грубой манере остановил Даниил прямо перед лицом подсудимого. — Так! Успокоились! Этого в камеру, дело в суд, — скомандовал Герман Михайлович и кивнул Лизе, после чего они с Глейхенгаузом потащили Высокина, который и не сопротивлялся в целом, в камеру. — Теперь вы, — строго посмотрел на девушек. — Идите-ка вы домой, обе. Не касается меня то, что за закрытыми дверьми происходит. Про то, что любовь ваша незаконна, сами знаете. Аккуратнее, девочки, в чём-то даже я помочь не смогу. Езжайте-ка вы лучше, далеко езжайте. И любите, так, чтобы навсегда. Не обижайте друг друга и в обиду другим не давайте. Поняли меня? — взгляд мужчины смягчился, а на щеках проявились морщинки от доброй улыбки. — Да, — тихо проговорили они. — На этом и решим. Дело я на себя беру. Больше можете не волноваться. В суд потом приедете, показания дать нужно судье и езжайте. Я серьёзно, нечего вам в этой стране ловить. — Спасибо тебе, дядь Гер, — Женя поднялась со стула и крепко обняла мужчину. — Не дядя я тебе. Сказала мне Валентина, что внучка ты моя. Потому и говорю, уезжай. Я всегда тебя любил как родную, а оно ишь как оказалось. Шебутная ты больно, на Валентину в молодости похожа. А ты, не обижай её. Характер у неё дикий и задорный, направляй. Наставник ей по жизни нужен хороший. Не давай увязнуть, вытаскивай, защищай, а она любовью тебе отплатит. Слышишь? — Слышу, Герман Михайлович, спасибо Вам, — нежно улыбнулась Этери и взяла Женю за руку. — Всё, хватит лирики. Берегите друг друга, вот вам мой совет. Ступайте, — мужчина уже выводил девушек из помещения. — До свидания, Герман Михайлович. — Увидимся, деда, — смущенно улыбнулась Женя. — Иди, чертовка, — улыбнулся старик и захлопнул дверь.