Растопи моё сердце, Чонгук.

Тэхен слушает полные яда речи и если бы сейчас у него спросили, каким бы кхал назвал его цветком, то он бы без сомнений назвал его Беладонной, растением по истине красивым, но не менее смертоносным и противоядия от него не существует. Кхал видел боль в глазах супруга, но ничего не мог поделать с тем, что тот из раза в раз самолично обнулял все то, что Тэхен для него делал. — Значит решил все же мне отдаться? — Хмыкает безучастно Тэхен, словно не вожделел ночью медовую кожу, не желал зарыться носом в загривок омеги, вдыхая цветочные ноты в его феромонах. Словно не хотел обладать им все это время. Хотя, натура альфы сейчас внутри него бесновалась, волком выла, желая в свои руки драгоценность эту взять, да и больше, чтобы никто прикасаться к ней не смел, кроме него самого. — Ты всегда будешь моим цветком, Беладонна. — Сглатывает слюну мужчина, видя изящный стан омеги перед собой и с трудом себя сдерживает и поддается. Тэхен наконец-то осматривает Гука не торопясь. Сам с себя рубашку снимает, открывая взору подтянутое, крепкое тело, что покрывали куча боевых отметин, которые кхал ценил, как напоминание о том, как ему достались земли и всё то, что он имел сейчас. Даже сам Чонгук достался ему только из-за его влияния на Севере. Рычание внутреннего зверя вновь оглушает пространство и в этот раз омегу укладывают на кровать. Кхал возвышается над ним, вглядываясь в самую глубину его глаз. Сам решил отдаться ему, так пусть он запомнит эту ночь, как ту, в которую сам Северный демон, не смог сдержаться. Губы вновь льнут к телу, что все еще окутывает своим приятным ароматом. Но всех прикосновений Тэхену мало, руки уже грубо держат чужую талию, оглаживая каждый изгиб. Уста находят покой на никем, кроме самого кхала, не тронутой доселе шее. Одним небесам известно, как юноша хочет сейчас каждый шрам на чужом теле нежно обвести кончиками пальцев, целуя. Но он не позволяет себе ничего, потому что четко решил, что сегодня должен поставить точку в своей глупой влюбленности. Станет таким же как Донхен? Вряд ли, южанин абсолютно невинен, он не станет искусным любовником, да и не хочет. Будет лучше, если после этой ночи о нем просто забудут, выкинув как надоевшую игрушку. Кровать не кажется теперь такой удобной и мягкой, в сознании омеги она напоминает жесткие доски, на которых разделывают добычу после охоты. Он жмурится, когда на него начинают так смотреть, не хочет видеть то, как теряет своего супруга, но так ярко чувствует каждое прикосновение. Вздрагивает, ругая свое тело за эту чувствительность, когда губы касаются шеи, там, где совсем рядом находится запаховая железа. Там метка, которая все ещё кажется почерневшей, обычно у нее алый цвет, но когда ее ставят без обоюдного согласия, тело омеги, испытывая огромную боль, пытает ее отторгнуть. Но сделать это с меткой такого сильного человека невозможно, она служит напоминанием. — Этого же ты хотел? — он переворачивается, встает на колени и падает лицом на подушки. Просто чтобы не видеть, чтобы было как у животных, где нет места любви, только голые инстинкты. Тэхену нравится касаться бархатной кожи омеги, оглаживать ее, сжимать, чувствуя насколько податливым тело Чонгука становится. Он хочет губами ниже спуститься, чтобы дорожкой поцелуев столь желанное тело усыпать, но Чонгук от него отворачивается, вставая сразу в положение, чтобы его просто взяли и кхал останавливается. Не так он хотел взять супруга, не так он их первый раз в своих фантазиях рисовал. Да, хотелось юношу безумно, будь это любой другой наложник — он бы молча приступил сразу к самой сути, но это был Чонгук. Его особенный южный цветок, который такого отношения явно не заслуживает. Кхала словно окатили холодной водой и он отшатывается, сам не понимая, как пошел своим инстинктам на поводу или же… Почему он не сделал сейчас с омегой то, что хотел? — Оденься и уходи. — Мужчина даже взгляд не поднимает на обнаженное тело супруга и отворачивается от него, чтобы боле медную кожу не рассматривать и не позариться на честь принца. Все же, кхалу нужно помнить, что Чонгук — принц с других земель, с другими обычаями, а Северный правитель даже не пытался узнать о них, черт возьми. И сейчас видеть Гука таким доступным, раздетым, но при этом таким закрытым — было неприятно. Он хотел смотреть в глаза супруга, дать тому почувствовать наслаждение в его первый раз, а не брать, как распутную девку на выдание. Забавно, как сильно о юнце изменилось мнение с их первой встречи.