***
Резкий запах цветков боярышника смешивался со сладковатым запахом его светлых волос и терпким запахом его пота. Его полные горячие губы оставляли обжигающие поцелуи — на лице, шее, груди. Сильные руки властно сжимали ее стройное обмякшее тело. Противиться Лизавета была уже не в состоянии. Больше не было ни сил, ни… желания? — Люблю тебя, Лизонька… Дюже люблю, — шептал он, продолжая ласкать, ласкать и ласкать со всей своей молодой казачьей страстью. Она ощущала его губы на своем лице и руки на своем чистом, белом, доселе не оскверненным мужскими прикосновениями теле. И эти прикосновения вовсе не были противны, как ни стыдно было ей самой себе в этом признаться. Унизительно, грубо, но не противно. Внезапно, ее тело пронзила резкая боль, будто бы острый нож врезался в ее девственное нутро, она почувствовала, как по ноге побежала струйка горячей крови. — Митя… пожалуйста… не надо… — чуть слышно проговорила Лизавета. — Тихо, коханая моя, тихо… небось. — Слезы, брызнувшие из ее глаз не тронули Митю Коршунова, он вовсе не собирался останавливаться. Елизавета Мохова должна принадлежать ему целиком и полностью. Когда его плоть до конца проникла в ее тело, он, забыв об осторожности начал двигаться резко и быстро. Ощущая боль, Лизавета безотчетно вцепилась в его волосы на затылке, крепко сжав их в кулаке, чувствуя их мягкость и немного забывая о боли, сжигающей нутро. Спустя несколько мгновений, сделав пару последних сильных толчков, Митя с громким стоном излился в нее теплым семенем. Поднявшись с земли, он натянул свои штаны с лампасами, надел фуражку и пошел к утопающему в ивах Дону, вероятно, для того, чтобы наконец осуществить цель их прогулки. Ведь они приехали сюда рыбачить, а не предаваться греховным утехам. Все еще лежа на примятой душистой траве, Лизавета немигающим взглядом глядела в высокое летнее небо. По небу белоснежным стадом проплывали облака, где-то вдалеке виднелись треугольники птиц. Совсем низко, по воздуху пролетела разноцветная паутинка. Лизавета и сама ощущала себя мухой, запутавшейся в липкой паутине. Густой румянец заливал ее щеки, боль и стыд каленым железом выжигали сердце. Как она могла допустить то, что нынче произошло? Как могла поступить столь беспечно и опрометчиво? Как решилась пойти с Митей Коршуновым на рыбалку совершенно одна? Батюшка ни за что бы не отпустил ее с ним! Он ведь предупреждал ее, чтоб не связывалась с казаками, чтоб держалась от них подальше. Неужто так хотелось порыбачить? Или же… дело было совсем в другом? Быть может, она просто желала провести с ним время? Да разве пошла бы она с ним, ежели бы он ей не глянулся? Нет, Митя Коршунов ей определенно нравился: нравились его зеленые кошачьи глаза, прямые волосы цвета спелой пшеницы, его пухлые сочные губы. Конечно, Лизавета прекрасно понимала, что казак ей не пара, что быть им вместе никак нельзя, да и сама к этому не стремилась, желая ехать в столицу учиться. Но, отчего же просто не провести время наедине, не поговорить о каких-нибудь неважных пустяках (необразованный казак не будет читать ей стихов), не поглядеть в его красивые зеленые глаза? Ведь это ее ни к чему не обязывало. Ни ее, ни его. Если бы она только знала, чем обернется эта невинная прогулка. Лизавета решила побыстрее уехать из станицы. Уехать, начать новую жизнь и забыть Митю Коршунова навсегда.***
— Лизетт! — молодая девушка в соломенной шляпке с голубой лентой и бежевом муслиновом платье распростерла свои тонкие белые руки, намереваясь заключить Лизавету в объятия. — Лизетт, душечка! Как же я рада тебя видеть. В ответ Лизавета крепко обняла свою подругу по гимназии — Наташу Воронцову. Наташу она знала с самого детства, они вместе учились с первого класса гимназии. Лишь ей она могла поведать о своих страхах и печалях. Поэтому, отписав ей в Ростов, пригласила ее на свою свадьбу, походившую более на жертвоприношение во имя чести семьи. По происхождению Наташа была дворянкой, и вряд ли одобрила бы выбор Лизаветы. Еще учась в гимназии, она намеревалась свести Лизавету со своим кузеном, проживающим в Москве. «Он будет очарован.» — уверяла ее Наташа. В ответ Лизавета лишь смущенно улыбалась, в то время она не думала о замужестве, а страстно желала продолжить учебу. Что же ждало ее теперь? Вспомнив о своих планах и надеждах, в одно мгновение рухнувших, она горько разрыдалась в объятиях подруги, не сумев сдержать соленых слез, ручьем хлынувших по бледным щекам. — Лизетт, душенька? — Наташа встревоженно вгляделась в ее заплаканное лицо. — Что же это с тобою происходит? Что случилось, дружочек? — Все хорошо, — шмыгнув носом, Лизавета приняла из рук Наташи протянутый ей шелковый платок. — Я просто… волнуюсь, — вымученно улыбнулась она. Но Наташа, будучи девушкой умной и не по годам проницательной, все же поняла, что с подругой творится не ладное. С чего это она вдруг решила выходить замуж, вместо того, чтобы ехать на курсы в Москву? Ведь Лизетт так мечтала продолжить образование! Быть может, ее отец — Сергей Платонович сыскал ей богатого жениха-купца, да еще и намного старше нее? Но ведь Лизетт уже образованная, языкам обучена, стихи читает, будет ли ей хорошо за купцом? Уж лучше бы свести ее с кузеном Володей, им вдвоем было бы интересно. А за купцом что? Сиди дома и хозяйство веди: никаких радостей, никакого интереса в жизни, кроме скучных однообразных дней, похожих один на другой, как близнецы. Но Сергей Платонович вовсе не был похож на купца старого порядка, что в былые времена выдавали дочерей без их на то желания, не по страсти, а из расчета. Да и не возражал он против учебы своей дочери, Лизетт сама не раз говорила, что батюшка одобряет ее порывы. Наташа решила, что обязательно вызнает у Лизаветы в чем дело, пусть осторожно и ненавязчиво, но попробует разговорить подругу.***
— Проходите, барышня, проходите, милости просим, — в сенях, натянуто улыбаясь, приветствовала Наташу старая горничная Моховых. А сама недовольно, искоса поглядывала на нее: — Ишь краля городская пожаловала, не запылилась. Обихаживай ее тепереча, — чуть слышно ворча, она вразвалку поплелась на кухню. — А это из самого Петербурга! — радостно улыбаясь Наташа обвила вокруг шеи Лизаветы тонкую ажурную шаль. — Тетушка прислала. Лизавета молча рассматривала разложенные на широкой постели шляпки, перчатки, духи, привезенные Наташей из Ростова. В носу предательски защипало, на глазах выступили слезы. Да разве пригодятся ей в ее будущей жизни все эти изящные аксессуары? Неужто она будет расхаживать в казачьем курене и на базу в шляпе и перчатках? В письме Лизавета ничего не сообщила Наташе об обстоятельствах своего скоротечного брака. Если б подруга только знала, в чью власть отдает батюшка ее судьбу. Быть может, она и вовсе не приехала бы в станицу. — Так дружочек, воля ваша, а нам нужно с тобой серьезно поговорить. — От Наташи не укрылось то, каким взглядом смотрела Лизавета на привезенные подарки. Внезапно, в комнату постучали. В проеме двери показалось рябое, красноватое лицо горничной: — Лизавета Сергевна, к Вам жених пожаловал, — недовольно доложила она и с еще большим недовольством глянула на разложенные вещи. — Я сейчас спущусь, — ответила Лизавета и повернулась к Наташе. — Ну идем, Натали. Сейчас я представлю тебя своему жениху. — Я буду рада с ним познакомиться, — улыбнулась Наташа. Хотя, предчувствие говорило ей о том, что знакомство это, отчего-то будет отнюдь не радостным. — Познакомься, Митя. Это — Наташа Воронцова, моя давняя подруга. Мы учились с ней в одном классе гимназии. Она приехала на нашу свадьбу. — Глядя на своего жениха, Лизавета невольно улыбнулась. Митя Коршунов нынче выглядел весьма привлекательно — гладко выбритый, с расчесанным золотистым чубом, торчавшим из-под фуражки, чуть сдвинутой набок, и в начищенных до блеска сапогах. Во взгляде его желто-зеленых кошачьих глаз светилась затаенная страсть. На полных алых губах играла счастливая улыбка. Лизавете вдруг нестерпимо захотелось прижаться к его губам, провести рукою по пшеничным волосам, выглядывавшим из-под фуражки. Но, подавив этот неуместный при Наташе порыв и приняв серьезное выражение лица, она представила ей Митю: — А это Дмитрий Коршунов, мой жених. — Я… рада с Вами познакомиться, — в изумлении Наташа протянула ему руку. Но коснувшись его теплой ладони, тут же отдернула ее, увидев ногайку, торчавшую у Мити из-за пояса. В первую секунду вид его ногайки вызвал у нее ужас. Наташа никак не ожидала, что жених ее лучшей подруги окажется казаком. Как она могла согласиться на этот брак? Пусть жених был весьма хорош собою, но брак Лизаветы с казаком казался ей полным абсурдом, ведь Лизетт вовсе не создана для подобной жизни. — Здарова бываете, — как будто бы и не заметив смятения Наташи, широко улыбнулся Митя.***
— Что же это, Лизетт… дружочек? — Наташа грустно смотрела на цветную летнюю паутину, раскинувшуюся между ветками куста смородины. Они с Лизаветой прогуливались в саду у дома. На улице уже вечерело, дневная удушающая жара шла на убыль, с Дона едва уловимо подул легкий ветерок. Внезапно прилетевшая пестрокрылая бабочка неосторожно попала в будто бы специально для нее раскинувшуюся паутину. Затрепетав крыльями, она забилась в ней, тщетно пытаясь вновь обрести свободу. — Гляди же! — тонким пальцем Наташа указала Лизавете на несчастную, отчаянно бьющуюся в паутине бабочку. — И ты точно так же, как эта бабочка будешь опутана сетями этого брака! — Освободи ее, раз уж меня освободить не получится, — вздохнула Лизавета. Подойдя к зеленому кусту, Наташа осторожно взяла бабочку за крылья и отпустила ее на волю. Взмахнув пестрыми крыльями, она взмыла ввысь и исчезла из вида в далекой синеве. — Я так улететь не могу, — Лизавета грустно улыбнулась. — Расскажи же мне все как есть! — Нахмурившись, потребовала Наташа. — Потому что сейчас, мне так кажется, я не понимаю решительно ничего из того, что здесь происходит, право же. А ты молчишь и льешь слезы. Неужто я тебе не друг? Ей богу, я обижусь. — Мне слишком стыдно, — опустила глаза Лизавета. — Как ты можешь говорить такое мне? — С укором взглянула на нее Наташа. — Разве ж мы всем не делились друг с другом с самого детства? Да разве же я тебя не пойму? Зачем ты выходишь за казака? Ты влюбилась? — Я выхожу замуж, для того чтобы сохранить честь нашей семьи, чтобы смыть свой позор. — Горько усмехнулась Лизавета. — Позор? Но право же, на дворе уже двадцатый век! А женщины до сих пор должны принимать позор лишь на себя?! — В возмущении воскликнула Наташа. — Многие в городах нынче свободно встречаются. — Батюшка приказал мне идти за Митю. — Лизавета нервно теребила в руках подаренный Наташей шелковый платок, чувствовала, как потеют ладони. — Сергей Платонович сошел с ума! Отдать тебя замуж за казака! Это неслыханно, как ему не жаль единственной дочери? Твоя жизнь будет загублена ради того, что мужчины называют честью? — Ничего… Они люди зажиточные, у них есть работники, я не пропаду. Кажется, Митя действительно любит меня. — Лизавета вспомнила взгляд кошачьих глаз Мити и улыбнулась про себя. Ей хотелось верить, что он и впрямь любит ее по-настоящему, что она не являлась для него лишь объектом мимолетной забавы и женится он на ней не из страха быть обвиненным в надругательстве, не из чувства вины, а по любви. — Но ведь не в том дело, дружочек, — погладила ее по руке Наташа. — Ты же учиться хотела. В Москву ехать. О чем тебе говорить с необразованным казаком? Разве ж у вас есть с ним общие интересы? Что за брак, когда супруги не понимают друг друга? — Я должна стать его женой. Такова моя доля. — А может быть он… — внезапная страшная догадка озарила разум Наташи. — Господи… Не применял ли он силу? Они ведь народ дикий. Если он силу применил, так ты и вовсе ни в чем не виновата! — Я виновата. Я сама с ним ушла ранним утром. — Лизавета все же решилась рассказать ей о том, как было дело. Все, с самого начала. Выслушав этот рассказ, Наташа не смогла сдержать слез. Как же жесток этот мир, если принужденную силой девушку неволят стать женой своего мучителя! — Сергей Платонович должен был пойти к атаману, к уряднику, куда угодно! Писать жалобы, привлечь негодяя к ответу, но не обрекать тебя на этот брак, — всхлипнула она. — У нас, у купцов — по другому. Батюшка сраму не хочет, позора боится. Я просила отпустить меня учиться, отказал. Не плачь, Наташенька, — подойдя к рыдающей Наташе, Лизавета обняла ее, погладила по голове. — Даст Бог, все образуется. Митя ведь глянулся мне. И сам он говорил, что жалеть и кохать меня будет. — Господи, что же это я? — Будто очнувшись, Наташа вытерла платком свои слезы. — Я тебя утешать должна, а не ты меня. — Ничего, я уже не плачу, — улыбнулась Лизавета. — От судьбы, видно не уйти.***
— Вот, матушка перед смертью просила отдать тебе в день свадьбы, — подавив печальный вздох, Сергей Платонович застегнул на тонкой длинной шее Лизаветы замочек жемчужных бус. — Что бы нынче сказала матушка, узнав за кого я иду? — Краешком губ улыбнулась она. — А что бы она сказала, узнав, что ночами одна с казаками по Дону шляешься?! — вспылил Сергей Платонович, но тут же одернул себя и крепко обняв дочь, прижал ее к груди. — Видит Бог, не такого мужа я желал тебе, но да делать нечего. Будь счастлива, дочка, может быть Господь тебя и помилует. Поцеловав его руку, Лизавета взглянула на себя в зеркало. В белом, струящемся атласном платье, с длинной фатой на голове она выглядела обворожительно. В глазах уж более не было прежних слез, на щеках нежно-розовыми пятнами играл легкий румянец, золотисто-медные волосы были распущены и волнами ниспадали на спину. Она не собиралась заплетать никаких кос. Пусть знают, кого принимают в семью. Елизавета Мохова не крестьянка и не казачка, на своей свадьбе она будет выглядеть так, как сама того пожелает. — Наташка-то твоя все с глазами на мокром месте ходит, все платочек свой к ним прижимает. Дворяночка нежная, — беззлобно усмехнулся Сергей Платонович. — Ей меня жаль. Она полагает, что Митя мне не пара, — спокойно ответила Лизавета. — Не пара, чего уж там, — пробормотал он. — Господи! Глянется он тебе хоть, Лизонька? — Да, батюшка, — улыбнулась она. — Иначе не пошла бы я с ним. Знаете… я ведь сама просила его взять меня порыбалить. — Допросилась, — устало махнул рукой Сергей Платонович. — Ты надушись посильнее, Лизетт. — Серьезно оглядывая Лизавету, Наташа взяла флакон новых, привезенных из Ростова духов и принялась тщательно надушивать ее, распространяя по спальне сладкий цветочный аромат. — Ну хватит, Натали. Задохнутся ведь от моих духов, — рассмеялась Лизавета. — Как бы тебе там самой не задохнуться, — нахмурилась Наташа. — Духи хотя бы запах их пота перебьют. — Строга ты больно. Казаки — люди работящие, незачем им это в вину вменять, — невольно, ее сердце наполнилось нежностью при мысли о Мите, о будущей жизни с ним. Лизавета чувствовала, как постепенно уходит страх, еще недавно железными тисками сковывавший сердце. Митя казался ей влюбленным и ласковым. Кто знает, быть может Господь действительно помилует ее, и ее жизнь в семье мужа будет счастливой.***
Глядя на венчальные свечи, Наташа поднесла платок к полным слез глазам. Ей казалось, что ее бедную подругу приносят в жертву ради весьма туманного и расплывчатого понятия о чести. Утешало лишь то, что сама Лизетт, казалось, смирилась со своей участью, да и жених был ей по сердцу. После венчания все поехали праздновать в дом жениха. Коршуновы жили в большом, богатом курене с крашеной медянкой крышей. Он показался Наташе не меньше дома Сергея Платоновича, вдобавок, к нему прилегал огромный цветущий сад. Возможно, Лизетт будет здесь не так уж плохо? Сидя за праздничным столом Лизавета не ощущала голода, что не могло не радовать, ведь жениху с невестой объедаться и напиваться было не положено. Свадьба — веселье прежде всего гостям, а не молодоженам. Она с легкой улыбкой наблюдала за разгорячившимися от хмельных напитков и танцев станичниками. Танцевали «казачок», «барыню», «хлопушу» в четыре пары наподобие кадрили. Противостоящие пары сходились, расходились и кружились, переменяя дам. Раз уж им весело, то и она не станет вновь предаваться тревоге и грусти. Красное терпкое вино Лизавета все же пригубила: — За наше будущее. — Поймав влюбленный взгляд Мити, тихо сказала она. — Любушка моя, — ласково улыбнувшись, Митя коротко поцеловал ее в губы. — Поешь трошки. — Нет, — улыбнулась в ответ Лизавета. — Не хочу. Она и впрямь не желала есть, а как ни стыдно было в этом признаться, хотела остаться с Митей наедине, целовать его сочные горячие губы, гладить блестящие золотистые волосы, вдыхать запах его кожи.***
— Лизушка, жыланащка моя, жана моя… Дюже люблю тебя. — Митя покрывал поцелуями податливое тело Лизаветы — грудь, бедра, треугольник вьющихся волос внизу живота. В ответ она погладила его по голове, пропуская сквозь пальцы его шелковистые волосы. Приподнявшись на постели, Митя согнул в коленях и развел ее ноги в стороны, опалил лицо жаром своего дыхания, жадно приник к розовым губам. Отвечая на поцелуй, Лизавета гладила его загорелую спину, волосы. Когда Митя наконец оторвался от ее губ, исступленно целовала его зеленые глаза, щеки, лоб. Почувствовав как его плоть вторгается в ее нутро, Лизавета откинула голову назад, на подушку и издала тихий стон. Нынче не было той острой, обжигающей боли, что Митя причинил ей в первый раз. Наоборот, ощущения были приятными, ей хотелось большего, с каждым его новым быстрым движением наслаждение нарастало, ее стоны становились громче. Спустя пару минут, крепко прижав Лизавету к покрывшейся капельками пота груди, Митя излился в ее нутро своим семенем. Затем, тяжело дыша откинулся на подушки и обняв ее за плечи, поцеловал в макушку. Лизавета положила голову на его смуглое плечо. — Хочу, чтоб всегда было, как сейчас. Чтобы мы всегда любили друг друга, несмотря ни на что, — погладив его по волосам, она блаженно прикрыла глаза. Казалось, что все страхи остались позади, а впереди ждало одно лишь счастье.***
«Наташенька, дружочек мой! Представить не можешь, как я по тебе соскучилась. Писать тебе много не буду, хочу сама сказать все при встрече, которая состоится, как я надеюсь, весьма скоро. Хочу только сообщить, что семья наша стала на одного казака больше. Пятого июня я родила моего ненаглядного ангелочка — нового казака Тимофея Дмитриевича Коршунова. Митя безмерно счастлив, и я тоже. Я здорова, как и мой малыш. Очень надеюсь, что ты почтешь наш курень своим визитом, чтобы взглянуть на Тимошеньку. Митя шлет тебе поклон, да и батюшка желает тебя видеть. С нетерпением ждем тебя в станице, дружочек. Твой всегда верный друг, Елизавета Сергеевна Коршунова.» Прочитав письмо Лизаветы, Наташа радостно улыбнулась.