Инквизитор

Инквизитор планировал избивать сегодня пленника плетью, пока у того не останется живого места на теле. Он надеялся, что, если изуродовать это прекрасное тело, он сможет избавиться от наваждения и одержимости колдуном. И не смог. Дело ли в том, что ему полночи виделись невероятные золотые глаза, злые и непокорные, нависающие над инквизитором в темноте? И эти губы. И сатанинская ухмылка. В перерывах между снами епископ сжимал в руке собственный член, пульсирующий от мощной эрекции, и бормотал имя колдуна. И вот снова изувеченный несколькими днями пыток колдун перед ним, с поднятыми над головой руками. С опущенными глазами. Сломленный? Нет… Когда инквизитор спросил колдуна о желании признаться в грехах, получил недвусмысленный совет «пойти в ад». Инквизитор обошел еретика вокруг и несколько раз судорожно сглотнул, разглядывая роскошное тело. Все еще безупречно роскошное, хоть и в ранах, хоть и в ожогах. Инквизитор задержал взгляд на округлых подтянутых ягодицах еретика. Представил, как на костре аутодафе к ним подбирается огонь, и снова громко сглотнул. Не сдержавшись, инквизитор погладил тело со всех сторон, с любовью прикасался как к чистой коже, так и раненной. А потом прижался ртом к изувеченному обожженному соску пленника. Обхватил и сжал руками торс мужчины, который извивался от боли. Епископ сосал рану на соске, чуть не теряя сознание от возбуждения. Оторвался, когда трение ткани его одежд о головку возбужденного пениса стало невыносимым. Застонал, зарычал от бессилия, гнева и неутоленной страсти. Инквизитор терял рассудок. Он не справлялся. Колдун побеждал. Как обезумевший, епископ схватил нож. Изрезал еретику подошвы стоп ножом (и даже не услышал криков… может, оглох?). Сыпанул в раны песка. Расстегнул кандалы на руках и ногах пленника. И открыл настежь двери темницы. Двери, которые вели к свободе. - Уходи, дьявольское отродье. Если силы воли хватит бежать через адскую боль. Это крыло епископского дворца не охраняется. Иди, ты свободен, еретик. Спасайся бегством! У тебя ведь хватит силы духа вытерпеть муку от боли в ногах? Если хватит, то ты спасен. Попроси сатану помочь тебе вытерпеть боль! Последнюю фразу инквизитор орал, захлебываясь слезами. Он сам не понимал, что делает. Еретик стоял на коленях, опираясь руками о пол. А потом стал подниматься. Медленно. Поставил одну ступню на каменный пол. Мышцы на его плечах взбугрились. Но он не выдал ни звука. Поставил вторую ступню на пол, поднялся в полный рост. Епископ часто дышал и облизывал пересохшие губы. Колдун сделал шаг, потом еще один. На каменном полу оставались кровавые следы. Вот только шел еретик не к выходу, а прямиком к инквизитору. Еще несколько шагов колдуна. Инквизитор почувствовал, что по его бедрам потекла теплая жидкость: обмочился от страха? Или от восхищения… Колдун медленно, но неумолимо приближался. Инквизитор сжал руку на своих гениталиях. Хотел прошептать молитву, но даже не смог вспомнить, кому хотел молиться. Колдун схватил епископа за горло и припечатал к скамье дыбы, на которой сам был растянут пару дней назад. Откуда у измученного пленника такая сила? Здесь точно не обошлось без сатаны. Инквизитор не оказывал сопротивления. Еретик развернул его святейшество и вдавил лицом в деревянную, пахнущую кровью лавку. Потом задрал на нем рясу и стянул бриджи. А потом в зад инквизитора с силой вломился безжалостный таран. Епископ заорал. Это не мог быть орган колдуна, ведь так? Инквизитор ведь держал в руке его причиндалы, когда они были мягкими… Не могли теперь они превратиться в эту дубину, твердую, как мрамор могильной плиты верховного понтифика. Пыточный инструмент еретика покинул тело инквизитора на мгновение. И снова вторгся до предела, разрывая внутренние ткани. Инквизитор, захлебываясь криком, попробовал руками отодвинуть бедра мучителя, но тот схватил епископа за волосы и несколько раз сильно впечатал лицом в скамью. И продолжил экзекуцию, раздирая стенки прямой кишки инквизитора сухим жестоким проникновением. Инквизитора скрутило судорогой от позывов к рвоте. Но из желудка ничего не вышло. Зато он исходил слюной и слезами. Может, он был пьян, а может, одержим, но в ту секунду он вдруг признался себе, что в глубине души он был почему-то счастлив… Не иначе, проделки дьявола. - Постой, падаль, давай же добавим песочка, чтобы ты, как и я, ощутил полноценно… - прорычал колдун и вышел из раздолбанной, растянутой пульсирующей дырки. – Полежи тихонько, не рыпайся. Колдун зачерпнул из корзины пригоршню песка, который инквизитор использовал для его ступней. И окровавленной рукой затолкал в рот инквизитору. Притянул к себе бедра мужчины на скамье, нажал ему на спину, наклоняя. И снова грубо втаранился в тело своего бывшего палача. В израненной слизистой его жестокая дубина ощущалась не только огромной, но и шипованной. - Вот так. Кайся. Падаль. Стони. Падаль. И. Кайся. Кричи. Падаль. Да, вот так. Еще кричи - я сказал. И кайся! Хорошо! Я. Твой. Ад! – На каждом слове еретик не только рвал тело епископа сильными толчками, но и уничтожал его самоуважение и даже веру. В какой-то момент экзекуции тело инквизитора обмякло – он потерял от боли сознание. Но еретика это не остановило. Он продолжал. *** - Так значит, он не убежал тогда, и в итоге вы отправили его на костер? – доктор слушает красочную историю об изнасиловании инквизитора и забрасывает ногу на ногу, накрывает папкой пах. Какая… яркая история. - Я должен был. Это то, как я должен был поступить, - бормочет пациент, - но я боялся, что если отправлю его на костер, то он вернется. Мне нужно было убить его душу. Как он убил мою. Так я тогда думал. - И как же вы поступили? – Александр сам не замечает, как понижает голос, прикрывает веки, рассматривая мужчину перед собой. - Убил его… до костра. На костре уже сожгли только тело колдуна. - Как вы убили его, Артем Алексеевич? - Меня тогда иначе звали. Но я помню, да. Я был изуродован еретиком, лежал в постели, страдая от сильной боли. И потому приказал… пронзить его раскаленным прутом, как он меня пронзил своим. На рассвете, за час до аутодафе. И мой приказ выполнили. Доктор задумчиво постучал ручкой по папке у него на коленях. «Смотрю на него и представляю раком на скамье. И такой стояк, что папка поднимается. Люблю свою работу, нескучная», - мысленно прокомментировал психиатр. Он рассматривал фигуру пациента, его выдающиеся кости на скулах. И думал о том, что отец аналитической психологии Карл Густав Юнг завещал «погружаться» в истории своих пациентов, разделять их, а не просто слушать. А еще он писал, что «ни одно дерево не сможет дорасти до рая, если его корни не достигнут ада». Психиатр завершил сессию с пациентом, не увеличивая дозу Рисперидона. А потом подумал и отменил препарат, заменил на плацебо. И пошел в ванную, взялся за бритву. Начал медленно и методично сбривать бороду и усы. Они ему вдруг ужасно надоели и стали мешать. Он брился и думал о том, как Юнг писал о «Лунной леди», женщине с психозом после изнасилования. Как великий ученый излечил пациентку? Поверил в ее рассказ. Поверил настолько, что прошел с ней вместе по выдуманной барышней «луне», с тем, чтобы в какой-то момент сказать ей: «Пора возвращаться». И она вернулась. Юнг был одним из немногих психиатров всех времен, который обеспечил пациентке с клиническим психозом ремиссию длиною в жизнь. А что, если Александр тоже поверит в рассказ своего пациента? И раз уж пациент считает, что все, что ему нужно, это пострадать, чтобы колдун оставил его в покое, то… Ну, а что. Если страдания дозировать… плюс, принимать этот универсальный препарат под тщательным медицинским присмотром. Ведь без экспериментов какие могут быть прорывы в науке? Александр погладил чисто выбритое лицо, рассматривая себя в зеркале. Улыбнулся своему отражению. Улыбка получилась недобрая, глаза блеснули золотистым отблеском. Александр снял халат. *** Ночь. Артем вспоминал казнь колдуна. К столбу для виду тогда пристегнули уже мертвого еретика. И все же, когда огонь объял его тело, (он дернулся, скручиваясь, дернулся, матерь божья Мария, он дернулся, поджал под себя ноги) то инквизитору показалось, что он увидел отблеск золотистых глаз. Смотрящих на него с (желанием) ненавистью. Артем думал об этом и сейчас. И не мог найти покой, задыхаясь от воспоминаний. Точно так же не мог уснуть, как тогда, в вечер после казни еретика. Снова задыхался от вины… и страха… (и бесконечного, зудящего, неуемного желания, чтобы им снова беспощадно обладали) и от вони сгоревшего тела. В конце концов у Артема случилась паническая атака, перешедшая в нервный срыв, ему укололи назначенный врачом препарат и «уложили спать», пристегнув к кровати ремешками. И теперь он пялился в потолок. Слышал завывание под окном и шаркающие шаги в коридоре. Хотел бы заткнуть себе уши руками, но не мог. А если бы и смог, то не помогло бы. Артем боковым зрением постоянно видел чье-то лицо. Поворачивался и смотрел в пустой угол белой палаты. Никого. Это повторялось. Больной пытался пропеть молитву, но тогда шаги в коридоре становились только еще более отчетливыми – они то приближались, то удалялись, не прекращались ни на минуту. Кто там постоянно ходил? По стеклу зарешеченного окна снова барабанил дождь, а также, пронзительно визжа, елозило (щупальце голого дерева… да, остынь уже, это просто ветка… просто ветка? Нет…) острие заточенного прута, которым прожгли внутренности еретика, когда убили его перед казнью. Мужчина метался по постели и тихонько звал на помощь. А потом дверь отворилась. *** У Артема от животного ужаса расширяются глаза. Потому что он знает очертания этого лица, прекрасно помнит эти тени под скулами. Знает силуэт, у которого приподняты и слегка ссутулены плечи. Несомненно, это он – колдун, собственной безбожной персоной. Приспешник дьявола вносит за собой в палату стул на металлических ножках, а также сумку, и плотно закрывает за собой дверь. - Спаси… И сохрани… - онемевшими губами шепчет Артем. Мужчина оставляет стул и сумку в углу и подходит. Он одет по-современному, в черный реглан с длинным рукавом и черные джинсы. И ботинки, которые утяжеляют шаг. - Ну что, дождался меня, инквизитор? - улыбаясь, спрашивает еретик, когда смотрит на Артема сверху вниз, с высоты своего роста. - Во имя отца… и сына.. – шепчет лежащий мужчина. Голос колдуна смутно знаком: очевидно, украден у лечащего врача. Еретик убил доктора? Наверняка. Какой кошмар. Эта жертва тоже будет на совести у инквизитора. Еретик расстегивает застежки кожаных ремней на руках и ногах бывшего инквизитора. - Поднимайся. Лежать сегодня ты больше не будешь. Колдун усаживается на стул в углу комнаты. Расслабленно садится, откидывается на спинку, разводит колени. Улыбается, глядя, как поднимается на постели Артем, дрожа и отбивая зубами стаккато. - Ты мне не рад, инквизитор? - Нннт… Мммм.. – невнятно мычит Артем. Колдун сокрушенно вздыхает. - Я-то думал, ты мне будешь рад. Ну ничего, зато я рад. Прямо сейчас берись за край кровати и переворачивай ее вниз матрасом. Она не прикручена к полу, нет. Да, переворачивай полностью. Не бойся, грохот никто не услышит, я позаботился, чтобы нас никто сегодня не услышал… до самого утра. Переворачивай же! Да, вот так… У тебя все еще есть немного сил, да, инквизитор?.. А теперь раздевайся полностью. Стесняться нечего… Снимай с себя все. Молча! Хватит скулить, как побитый пес. Ты же епископ, забыл? Артем вышагивает из своей пижамы и поджимает пальцы ног. Торчащие ножки перевернутой кровати отбрасывают тени на стены, и Артем решает, что сегодня одна из металлических ножек, скорее всего, проткнет его тело и выйдет из брюшной полости где-то под диафрагмой. Но колдун рассуждает иначе: - Сейчас, инквизитор, ты присядешь на одну из ножек кровати. Не всхлипывай, я не сказал, что ты сядешь на нее своей развратной голодной жопой. Хотя твоя задница уже пару веков мечтает, чтобы ее наполнили до краев, сегодня этого не случится. Ты сядешь на металлическую ножку… копчиком. И будешь сидеть, пока я не разрешу вставать. И по ходу дела будешь мне рассказывать о всех своих прегрешениях. О всех, с момента, как ты меня, падаль, убил. Вот так, молодец, присаживайся аккуратно. Твоей дырке я запрещаю касаться металла. И в подробностях рассказывай мне о своих грехах. Артем выполняет приказ беспрекословно. От давления тела на копчик сначала ощущается просто дискомфорт. Артем говорит. Дискомфорт превращается в колющую боль. Артем, заикаясь, продолжает вещать какой-то бред о средневековых пытках. Спустя время он замолкает. Он больше не может разговаривать. Он дышит кратко и со стонами. У него сильно дрожат колени. Боль вспышками расходится от копчика по всему позвоночнику. Но особенно мучительно боль эхом отдает в таз. Колдун молча наблюдает за жертвой, не меняя расслабленной позы. Поднимается, подходит ближе. - Инквизитор, ты почему замолчал? – низким сексуальным голосом выдыхает он. Артем дрожит теперь всем телом. Переставляет ступни ног, царапает себе колени руками. - Пожалуйста… пожалуйста… - сквозь зубы умоляет Артем и плачет. Хнычет, пуская из носа сопли. По его вискам стекает пот. Колдун наклоняется близко к его лицу, приближает губы ко рту, блестящему от слизи из носа. - Что ты у меня просишь, инквизитор? - Прости меня-а-а-а... – на последних звуках голос его срывается в громкий стон, Артем пытается приподнять таз над ножкой кровати, но потом снова садится. Еретик кладет мужчине перед собой руку на плечо. Из-за этого дополнительного веса Артем содрогается от новых прострелов боли в тазу. - Можешь называть меня как тогда, в подвале своего дворца. Как ты называл меня? Нечестивым? Можешь обращаться ко мне теперь точно так же. И продолжай, я слушаю твои извинения. Артем рыдает, извивается, пытается поднять таз. Захлебывается словами: - Да… прости меня, Нечестивый. Ай… аааааай… Я был одержим тобой… тогда, пять веков назад. И сейчас. Все мои жизни я одержим… только… тобой… А-ааааа… Я выполню любое твое… Колдун не дает договорить обнаженному мужчине. Он размахивается и тыльной стороной ладони выдает ему такую оплеуху, что мужчина отлетает к стене. Скручивается, закрывает голову руками. Рыдает громко: - Любое твое желание, мой Нечестивый повелитель… Любое… «Колдун» улыбается снисходительно. Какой вечер! Какое удовольствие! Какое изысканное развлечение. Смотрит на скованную позу мужчины у стены. «Пациент так напряжен и стрессирован, что, вполне возможно, может впасть в кататонический ступор. Нужен небольшой шок». Александр включает яркий свет, открывает сумку и вынимает оттуда пустую бутылку. Смотрит на скрутившегося у стены мужчину и с размаху ударяет бутылкой о металлическую ножку, на которой тот только что мучился. От резкого звука Артем вскакивает, пытаясь отползти. Александр ударом тяжелого ботинка крошит стекло, дробит. Потом спокойно возвращается на стул в углу: - Пришел в себя? Теперь собирай мелкие осколки, инквизитор. Будь очень внимательным и осторожным. Когда ты соберешь все, даже крошечные, осколки, я дам тебе коробочку для них. Большие куски стекла мы выбросим. А вот маленькие… Ты знаешь, зачем нам пригодится мелкое битое стекло? Ты когда-нибудь слышал о развлечении под названием «растаявший леденец»? - Нет, не слышал, повелитель, - бормочет Артем и на коленях собирает с пола стекло. Вскрикивает, если какой-то незаметный крошечный кусочек стекла впивается ему в колено или руку. И не останавливается. Ползает по полу, пока не собирает все. Колдун наблюдает за ним внимательными глазами, похожими на медные монетки: - «Растаявший леденец» будет твоим наказанием, если ты не выполнишь какой-нибудь из моих приказов. Стекло, которое ты собираешь, я собственноручно запихну тебе поглубже в зад. И буду долго и с удовольствием наблюдать, как ты будешь медленно и мучительно выталкивать его из себя. Ты меня понял, бывший епископ? Артем бормочет «да, мой повелитель» и кланяется до земли, аккуратно сжимая в ладонях стекло. Ползет на локтях и коленях к колдуну и целует несколько раз носок его ботинка. Смотрит снизу вверх на суровое лицо своего Нечестивого. В этот самый момент происходит какое-то чудо. Ужас и вина, которые не отпускали больного почти с самого детства, теперь расщепляются: чувства расплетаются, как канат, и распадаются на нити. Самые крепкие нити навсегда останутся страхом, другая их часть – восхищением, а еще несколько пучков будут теперь искриться самым чистым и ярким удовольствием. Еретик снисходительно похлопывает ладонью Артема по лицу: - Столько порезов на коленях и ладонях… Ай-яй-яй. Ну, тогда еще один небольшой порез никак тебе не навредит. Сейчас я сделаю тебе… обрезание. Давай, инквизитор, выкладывай мне сюда свой член. Я хочу посмотреть. Ой, нет, не получится. Кто разрешал тебе возбуждаться, инквизитор? *** Артем ждет вечера. Он очень-очень ждет вечера. Он послушно съедает в столовой всю еду, быстренько глотает все лекарства. Гуляет в саду. Складывает пазлы вместе с другими психами. Не показывает ни тени удивления, что его не вызывает к себе лечащий врач. Улыбается санитарам. Он очень послушный пациент. И когда приходит ночь, он сидит на своей кровати, подтянув колени к ушам, и молится своему колдуну, чтобы тот снова пришел. Ему больше не страшно. Ему так хорошо, ему так пронзительно хорошо. «Пожалуйста, приди, мой повелитель, приди, умоляю, не оставляй меня теперь, когда я знаю звук твоего голоса и вкус твоей мести». В полночь дверь открывается. Артем готов расплакаться от счастья, но боится показать, как сильно рад. Не рассердится ли повелитель? Колдун заходит, похлопывая себя по бедру тонкой металлической линейкой. - Ждал меня, инквизитор? – бархатным голосом спрашивает он, проходя и становясь перед мужчиной. Тот поднимает взгляд, в котором застыло благоговение. - Ждал тебя, повелитель. - Хорошо… Сейчас покажешь, как ты меня ждал, – колдун привычно присаживается на свой стул в углу палаты и манит Артема пальцем. – Иди сюда ближе, становись передо мной. Снимай штаны. Одной рукой отведи свой член в сторону, второй сожми мошонку у основания. Сильно сожми и выстави мне яйца напоказ. Артем делает, что сказано. Хоть и дрожащими руками. И получает удар линейкой по яйцам. От боли и шока выпускает из рук гениталии и делает шаг назад. И натыкается на пронзительный жесткий взгляд глаз, которые отсвечивают золотистыми бликами: - Слышь, инквизитор, да ты, никак, отказываешься выполнить приказ? – колдун почти шипит, похлопывая линейкой по ладони. Артем мотает головой из стороны в сторону и быстренько возвращается в заданное положение. И теперь принимает удары по яйцам стойко. Хоть и вскрикивает каждый раз так высоко и пронзительно, будто от этих ударов постепенно превращается в девчонку. После нескольких жестоких ударов Александр любуется багровой мошонкой, так доверчиво предоставленной ему на растерзание. И тонкими подрагивающими пальцами, которые судорожно сжимают основание члена. Очень возбужденного члена. И хотя изначально плана оттрахать пациента у Александра не было, прямо сейчас он меняет свое мнение. Раз уж он колдун и еретик, то разве ему не все можно? - Становись на кровать на колени, инквизитор. «Колдун» подходит сзади, заводит руку между ног мужчины, вылавливает в кулак воспаленную, слишком горячую от ударов мошонку, грубо оттягивает ее вниз, сдавливает. Слушает тихие стоны. Плюет несколько раз в щель между ягодицами, размазывает слюну. Замирает, не предпринимая никаких действий. Ждет, наблюдает, молча сжимая яйца жертвы. Наслаждается нетерпеливым ерзаньем Артема, его краткими выдохами и сдержанными стонами. Улыбается, когда видит, что мужчина перед ним теряет терпение и начинает крутить задом, усиливая натяжение кожи мошонки. - Что, сука, твоя ненасытная задница уже заждалась меня, да? - Да, да… прошу, повелитель… Александр расстегивает джинсы и вынимает член. (Воооот, как хорошо наконец-то дать ему свободу). - Ладно, инквизитор. Твоя голодная дырка сейчас, пожалуй, получит то, чего ждала пять веков. Он ставит один ботинок на кровать рядом с бедрами Артема, и, не отпуская из кулака его яйца, всаживает перевозбужденный член в узкий влажный вход. Наслаждается тем, как Артем вскрикивает и подается бедрами вперед. - Пытаешься слезть с моего члена? Так я же тебя за яйца держу, инквизитор… Иди сюда! Я сказал, что наполню дырку, значит, я ее наполню. И он делает именно то, что и обещал. Колдун беспощадно дерет инквизитора, подтягивая его к себе за яйца. И слушает его сладкие вопли и крики, прикрыв глаза от удовольствия. *** Александр выступает сегодня с сенсационным докладом. Он светится от гордости и удовольствия: у его пациента наблюдается стойкая ремиссия без препаратов, уже третий месяц подряд. Именно поэтому реакция коллег на его тезис с «теоретическим» описанием заявленной терапии никак не может его расстроить. Александр был очень краток и лаконичен в изложении способа своей «радикальной шок-терапии». И все же произвел фурор среди коллег. После окончания его доклада в зале стоит гробовая тишина. Пожилой доктор наук поднимается со своего кресла и каркает неприятным стариковским голосом: - Коллега, правильно ли я вас услышал? Вы сейчас изволили озвучить мысль, что, возможно, было бы уместным… пытать пациентов с параноидной шизофренией? Вы в своем уме, доктор? Мы с вами в котором, по-вашему, веке живем? Александр смотрит на свою руку со следами зубов и поджимает губы. Эти укусы оставил на нем Артем. Доктор растягивал рот своему пациенту, когда жестко ебал его ночью. Чуть не порвал сразу с двух сторон. - Век? О, мы живем в век великих открытий, коллега. Я искренне в это верю, - улыбаясь, произносит молодой врач.