Угольный лазурит, кровавое золото

Дотторе несся по коридорам Заполярного дворца. За ним едва поспевал срез-Альфа, сжимавший в руках сумку с медикаментами. До рабочей обители банкира в западном крыле дворца оставалась всего пара этажей. Когда к Доктору в кабинет ввалился, растолкав пытающихся удержать его срезов, запыхавшийся человек, первой мыслью предвестника было бросить тому в голову летальную порцию Электро. Никто и никогда не смел отвлекать его от дел — в том числе и для решения бытовых вопросов и были созданы Сегменты. Но еще с порога, на последнем дыхании, незваный гость выдохнул: — Регратор… Поднятая рука предвестника мгновенно замерла. По безымянному пальцу остаточной энергией пробежала крохотная молния и тут же пропала. Опомнившиеся Йота и Тау бросились наперерез посланнику, чтобы быть остановленными резким: — Где? Не нужно было быть гением, чтобы понять, что с Девятым что-то случилось. Что-то плохое. И отправить посланника к Доктору он мог только по одной причине — процесс слияния оказался нарушен. Сердце Бога не желало делиться своей мощью со смертным просто так. Секретарь согнулся чуть ли не пополам, пытаясь восстановить дыхание, но даже спиной он ощутил на себе тяжелый взгляд и постарался выпрямиться. Срезы настороженно переглянулись и маленькими незаметными шажками отошли назад, каменными изваяниями застывая около двери. Пустой кровавый взгляд из банки с формалином бесстрастно наблюдал за сложившейся картиной с полки стеллажа. — Он… У себя… Он, я… — после нескольких провалившихся попыток объяснить свое вторжение, мужчина глубоко вдохнул и наконец смог выдать что-то осмысленное. — Я не знаю, что с ним, честно… Когда я его увидел, он, он… — Да скажи, наконец, нормально, что с ним! — воскликнул, не выдержав, Дотторе. Гонец вздрогнул. — Я правда не понял, клянусь! Он сегодня вечером должен был быть на встрече с каким-то предпринимателем из Фонтейна, я думал, к тому времени он уже направлялся в ресторан. Как вдруг услышал визг как раз со стороны его кабинета. Прихожу и чуть не сталкиваюсь с какой-то служанкой, а она как раз оттуда выбегает, вся бледная… — в горле запершило, и он дико закашлялся, на время перестав тараторить. — Дальше. Кашель от звуков жесткого, но тихого, и потому опасного голоса почти моментально прошел. — Господин лежал на полу, хрипел, как будто задыхался. Я еле-еле разобрал слова, но он говорил про… Вас. Велел известить о своем состоянии… — секретарь в истерике упал на колени, молитвенно сложив руки на груди. До него дошло, к кому он только что так бесцеремонно ворвался. — Простите, что побеспокоил Вас, господин предвестник, умоляю, пощадите! Я бы по своей воле никогда… — Хватит, — бросил Дотторе, заставляя мужчину умолкнуть. Затем он резким движением вышел из-за стола и обратился к срезам. — Этого увести подальше от лаборатории и пусть отправляется куда хочет. Предвестник поднес пальцы к виску, погружаясь мыслями в телепатический канал. «Альфе: через две минуты быть у выхода. С собой — набор 6224» Ровно через сто двадцать секунд они покинули прихожую Лаборатории. Еще через шестьсот были у дверей нужного кабинета. Сами двери были распахнуты настежь: разумеется, ни перепуганной служанке, ни секретарю в спешке не пришло в голову их закрыть. Доктор вместе со своей самой опытной копией шагнули внутрь. Срез, не нуждаясь в указаниях, с ходу двинулся к письменному столу и начал выкладывать из сумки приборы, которые могли понадобиться при оказании первой помощи. Сам предвестник направился к распростертому на полу телу и опустился на колени около него. Всегда такой аккуратный и ухоженный Регратор сейчас представлял собой воплощение беспорядка. Дорогая шуба смялась в кучу неподалеку от тела, часть колец, ранее украшавших пальцы, валялась на полу неизвестно где, белое как снег лицо закрывали спутанные волосы. В целом, вся поза была дико неестественной: конечности вывернуты в невозможном направлении, голова запрокинута далеко назад. Дотторе осторожно откинул с чужого лица мешающие черные пряди и охнул от неожиданности. Он всегда считал выражение «а во лбу звезда горит» всего лишь изречением из детской сказки. Возможно, своего рода метафорой. Но у Панталоне в центре лба отчетливо проступал золотым свечением ромб Гео. Однако долго любоваться этим предвестник не мог. Перед ним без сознания лежал его коллега, друг, доверивший ему свою жизнь. Он не мог не оправдать этих ожиданий. Не сейчас и не здесь. Не с этим человеком. На вопрос «почему?» ответа у Доктора не было. Не хотелось долго объясняться перед Царицей? Не хотелось, чтобы эксперимент завершился неудачей? Не хотелось нарушать данное самому себе обещание? «Я сделаю все, чтобы ты остался жив…» — Что скажете? — вырвал его из размышлений подошедший Альфа-срез. Он протянул создателю медицинские перчатки, такие же, как уже надел сам, и Дотторе машинально принял их, будучи занятым более важным делом. Его глаза были закрыты, и все внимание он сосредоточил на звуках. На сердцебиении, которое зашкаливало. — Пульс — сто пятьдесят ударов за минуту, — озадаченно проговорил Доктор, открывая глаза и переводя взгляд на Сегмента. — Но… — тот подумал, что ослышался. — Он ведь даже не дышит! Дотторе, который сразу же после обнаружения данного факта послал сигнал еще нескольким срезам, чтобы те срочно несли носилки, недовольно поморщился. — Ты сомневаешься в моих врачебных навыках? Возьми один из своих тупых приборов и посчитай сам. Альфа покорно отвел взгляд. — Ни в коем случае, Создатель. Но что тогда… — Я не знаю, что делать! — взорвался предвестник. — Для начала доставить в лабораторию и вправить суставы. Потом я все же сделаю кардиограмму. Хочу посмотреть на это в динамике. — Но у людей такого не бывает! Невозможно не дышать и при этом все еще оставаться живым! — У людей не бывает… — тихим эхом повторил Доктор, снова вглядываясь в Гео-метку на коже Панталоне. — А это значит, что он уже не человек. Альфа прищурился, но не стал ничего говорить. Где-то полминуты спустя в коридоре раздался шум, и в кабинет с носилками в руках ворвалась пара молодых срезов. Альфа-сегмент собрал разложенные, но не пригодившиеся вещи, пока Дотторе раздавал новоприбывшим указания, и они все вчетвером покинули реграторский кабинет. По прибытии обратно в подземелья носилки с Панталоне донесли до операционной и положили на стол. Доктор отослал всех срезов, запретив им без его приказа заходить в эту комнату, и снова приблизился к телу на столе. Наконец спокойно, в привычной для себя атмосфере внимательно оглядел его, подмечая каждую важную для себя деталь. Грубая кожа перчатки на большом пальце с нажимом прошлась по нижней губе Регратора, размазывая помаду. В районе диафрагмы неприятно кольнуло. Это на какую встречу он отправлялся в таком виде? Наскоро смоченная в спирте салфетка прошлась по тонким губам и в два движения стерла раздражающую косметику. Ремни, туго опоясывающие грудь, также были расстегнуты и не глядя отброшены куда-то в сторону. Дотторе не без труда стянул с неподвижного тела водолазку и, уложив пациента обратно на стол, принялся подключать электроды аппарата для ЭКГ к коже, от холода тут же покрывшейся мурашками. Аппарат зажужжал, считывая данные. Но спустя минуту оглушительно хлопнул и выдал Доктору в руки исчерченный вдоль и поперек косыми линиями лист. Штрихи графика не держались в специально отведенных границах, а хаотично метались, иногда пересекая всю страницу от края до края, как если бы лист пятью минутами ранее побывал в руках у вооруженного карандашом маленького ребенка. Доктор подозрительно прищурился, концентрируя слух на бешеном стуке чужого сердца. Пульс оставался прежним. — Это еще что за чертовщина… — снова оглядев странный результат кардиограммы, буркнул он себе под нос. Запустил аппарат еще раз. То же самое. Внезапно гениальный мозг посетила такая же гениальная в своей простоте идея. Доктор сконцентрировался, пытаясь вступить в контакт с силой Гео Сердца как в тот раз, когда он резонировал с чужим Глазом Порчи. Пусть элементальная сила артефакта и растеклась по венам в каждый участок организма Регратора, она все еще представляла собой единое целое, что в теории делало такое «подключение» возможным. И у Дотторе почти это получилось. Но через долю секунды после того, как он почувствовал ту самую иллюзорную связь, по установившемуся каналу в его сторону прилетел такой мощный выброс энергии, что мужчину физически отбросило от стола, чуть не заставив его повалиться на пол. Ошеломленный Доктор, все-таки удержавшись на ногах, подошел обратно и тяжело выдохнул. Он не был готов к такой реакции, и не подумал установить заслон, из-за чего в ушах до сих пор звенело. Зато теперь ему было ясно, что произошло с кардиограммой. Да и тахикардию Панталоне теперь объяснить было легко: Сердце Бога в каждом миллилитре его крови неудержимо «фонило» элементальной энергией, влияя на работу сердца человеческого. Что ж, видимо, с кардиограммой придется повременить. Собрав с тела Регратора все электроды, Дотторе осмотрел руки и ноги. Состояние было весьма плачевным: вывернуты коленный и оба локтевых сустава, повреждены связки на левом запястье. Максимально аккуратно Доктор вправил конечности и крепко зафиксировал их бинтами. Отстраненно подумал, что переломы были бы хуже, так что банкиру еще повезло. Что именно было причиной таких увечий, пока что оставалось загадкой. Закончив бинтовать пациенту руку, Дотторе бросил быстрый взгляд на настенные часы. Почти одиннадцать вечера. Пожалуй, сегодня он больше не мог ничего сделать, учитывая сошедшую с ума аппаратуру и состояние Регратора. За ночь заодно придумает, что предпринять дальше. Выводить коллегу из этого коматозного состояния насильно представлялось ему неразумным — в чужом организме явно что-то происходило, и последствия стороннего вмешательства могли быть непредсказуемыми. Доктор собрал все использованные им для перевязки приспособления, однако уходить не стал. Опустился в бирюзовое кресло в углу и уперся подбородком о скрещенные руки. Практически не нуждаясь в сне, он всю ночь просидел неподалёку от Регратора, насторожив зрение и слух на случай каких-либо изменений в чужом состоянии. Которых, впрочем, не произошло. На поверхности наверняка ещё даже не рассвело, когда часы в помещении пробили семь утра. Дотторе поднялся с кресла. Необходимо было заново перебинтовать вправленные суставы, так как за ночь наложенные ранее повязки успели ослабнуть. Он буднично снял бинты на левом локте и потянулся за большим мотком на стеллаже, пальцами другой руки тем временем аккуратно прощупывая поврежденные места. Пальцы замерли, а моток бинтов так и остался лежать на полке. Сустав был цел. Все срослось, как будто никакого вывиха и не было. Связки на запястье тоже были целы. «Ещё одна форма благословения Сердца Бога?..» — задумался Доктор. Такая поразительная регенерация могла означать только одно: слияние проходило как нужно, и Панталоне действительно постепенно становился божеством. Оставалось просто дождаться момента, когда он проснётся. И все же, помимо этого, Доктора ждало ещё множество неоконченных экспериментов. Как бы это ни было абсурдно, но не всем клонам он доверял, как самому себе, и поэтому ему периодически приходилось отрываться от собственных дел и проверять, как продвигается работа у его копий. Таким образом, и он понимал, что происходит в его лаборатории, и у срезов не возникало желания бездельничать, находясь под угрозой возможной внезапной «проверки». Так как пока, по-видимому, здоровью пациента ничего не угрожало, он вполне мог оставить его и просто проверять пару раз в день. Мужчина выпрямился, поднимаясь, и стянул медицинские перчатки — на письменном столе уже ждали привычные кожаные. Его взгляд мельком оглядел тело Регратора и застрял на лице. На таком умиротворенном, таком беззащитном. От ярких въевшихся черт Гео метки под кожей расползались золотистые ломаные линии. На фоне нездоровой бледности лица, с которого, казалось, разом схлынули все краски, делая кожу чуть не прозрачной, эти линии и сам ромб выделялись особенно резко. Обескровленные губы чуть приоткрылись. При взгляде на такого Девятого у Доктора в груди опять защемило. Он не мог уйти. Даже уже находясь у выхода, он не мог найти в себе сил взяться за ручку двери. Поразмыслив немного над сложившейся ситуацией, Дотторе принял решение. По мысленному каналу он тут же направил трём старшим Сегментам указание следить за всем, происходящим в лаборатории, до его возвращения. Со вздохом повесил пальто обратно на крючок возле входной двери и вернулся к операционному столу. — Вот что я только что сделал? — обратился он к неподвижному телу перед собой, зная, что ответа не получит. — Из-за тебя сделал, между прочим. Что, если я выйду, а эти идиоты там все взорвали? Лицо Панталоне оставалось непроницаемым. — Почему я не смог уйти? — продолжил осыпать его риторическими вопросами Доктор. — Вот, скажи честно, это какая-то божественная сила? Нет, даже Царица на меня так не влияет, хотя у неё уже было как минимум миллион возможностей… Нет, точно магия, — он подхватил правую руку Регратора и поднёс кисть к лицу, рассматривая аккуратный маникюр и кольцо на безымянном пальце. Голос опустился до зачарованного шепота. — Почему я даже взгляда отвести не могу? Сухие губы мягко коснулись ободка из белого золота. Нервные окончания пробрало холодом, но Дотторе лишь с упоением продолжил покрывать поцелуями аристократические пальцы. Он не отдавал себе отчёта в своих действиях, а поддавался секундному порыву. Как дорвавшийся до воды пустынный странник, он опомнился только тогда, когда прижался жадным поцелуем к косточке запястья. Тут в голове у него прояснилось, и он медленно, будто нехотя, наконец отпрянул от чужой руки. Следующие два дня прошли… Никак. Доктор не отходил от Панталоне, которого переложил на более удобную, чем операционный стол, кушетку. Постоянные всплески энергии в организме Регратора продолжались, но уже не так интенсивно, как в первые сутки. Аппарат ЭКГ так и не смог выдать ничего осмысленного, но вот простой экран пульсометра оказался менее чувствительным, и смог выводить вполне приемлемые данные. Сердцебиение все ещё было сильно ускоренным, но стабильным, и регулярные пищащие звуки внушали Дотторе надежду. Пока однажды звук не стал непрерывным. Доктор, в этот момент преспокойно читавший в углу комнаты отчёт Бета-среза, тут же вскинул голову. Отчёт полетел на пол. Дотторе вскочил с кресла и бросился к экрану. Вместо зубцов — ровная линия. Остановка сердца. Инфаркт — явление довольно распространённое. И тахикардия нередко становится ему причиной: ритм сердцебиения сбивается, систолы и диастолы происходят вразнобой. Точно. Чтобы выровнять сердцебиение, необходимо запустить сердце заново с помощью электрического заряда. Дотторе сорвал покрывало, которым был накрыт мужчина. Нервно потёр руки, фокусируя на пальцах нужную дозу Электро, разъединил их, крепко вжал ладони в грудь Регратора. И выпустил разряд. Панталоне слегка подбросило на кушетке. Сердце бухнуло один раз, отразившись графиком на экране и набатом в ушах Доктора. И замолкло снова. Паника, как считал Дотторе, была ему чужда. До сих пор. Еле слышно пробормотав «нет-нет-нет», он снова пропустил заряд Электро энергии через себя в тело Регратора. Треск молний, разряд, отдача. Безрезультатно. Экран кардиомонитора виновато моргнул. И потух. Время остановилось. Сердце остановилось. Жизнь — тоже. Приборы молчали. Дотторе в нескрываемой злобе склонился над бездыханным телом и зарылся в свою густую шевелюру скрюченными пальцами. Неужели это конец? — Ненавижу… Регратор, я тебя ненавижу… Ты обещал мне, что готов. Я обещал сделать все возможное. Ты не можешь умереть, эксперимент еще не закончен! — рука сжалась в кулак и с силой ударила по простыням рядом с телом. — Ты запретил упрекать тебя в несоблюдении контрактов, так слушай же — ты мне солгал! У тебя были шансы стать богом, но твой организм ими не воспользовался. Почему ты ими не воспользовался? Длинные ресницы на закрытых глазах едва заметно дрогнули. Или показалось? — Из-за тебя я стал слаб, Панталоне. Ты меня таким сделал! Как иначе объяснить мое состояние сейчас? Я не понимаю, что со мной происходит! Регратор! Я, Иль Дотторе, ученик Академии Сумеру, ученый с огромным опытом… Я ничего не понимаю! Зачем я вообще решил тебе помогать с этой идиотской затеей? Почему я уничтожил собственное творение всего за один неподобающий взгляд на тебя? Никто не может на тебя так смотреть! Почему теперь не могу смириться с неудачей? Почему я стал буквально зависим от твоих эмоций? Что ты со мной сделал? Куда мне девать все эти чувства?! Дотторе бессильно уронил голову на ладони, наконец умолкая. Он надеялся, что если выплеснуть на тело Регратора все мысли сразу, то станет легче. Не стало. Он надеялся… На что? На чудо? Что после вспышки гнева и обвинений в сторону пациента приборы магическим образом заработают, и сердце Девятого вновь забьется? Все, чуда не случилось. Нужно было встать, убрать все последствия провала и начать готовить речь, с которой он пойдет к Царице… И все же ему хотелось еще немного побыть здесь. То самое, не поддающееся объяснению чувство тянуло его хотя бы ненадолго остаться возле еще не остывшего тела в ожидании того самого волшебства: вдруг с Селестией линию передач закоротило, или чудо просто встретило на пути какое-то препятствие? Тотально абстрагировавшись от окружающей действительности, Доктор не замечал вокруг себя ничего. Ни как бледность ушла, губы порозовели, а скулы покрылись лёгким румянцем. Ни как ресницы уже вполне отчетливо дрогнули. Ни как кисти рук слегка дернулись, отмирая. Однако легкое прикосновение к макушке заставило его вздрогнуть. В полном неверии поднять голову. И услышать три слова ответом на свой последний вопрос. — Отдай их мне. Новоиспеченное божество раскрыло глаза. В антраците пылали искорки золота.