Условие

      — Шалопай, — сердито стучит пальцами по столу, мозоля глазами цветастые орхидеи на подоконнике. За окном льёт как из ведра и небо серое. По Диме не понять, зол он на самом деле или просто журит — как дед неугомонного внука. Правда, кажется, если он злился бы по-настоящему, то плохо было бы всем. Всему, что попадётся на глаза.       — Начальник не опаздывает, начальник задерживается, — с важным видом парирует Андрей, скрывая наглый взгляд за широким дном кружки. Она большая и прозрачная — в виде черепа. Спрятаться насовсем не получается.       — Это ты себя-то начальником называешь? — с толикой возмущения улыбается Дима. — Я бы такими словами не разбрасывался. Дошутишься.       — Ну, это же я предложил тебе работу, — гордо выпаливает Андрей, сразу сжимаясь телом — от накатившего азарта. С Димой играть опасно, очень опасно.       — А я предложил тебе предложить мне работу. Слушай, может мне тебя наказывать за твою халатность, а, зайчик?       Андрей открывает рот, чтобы спросить, каким это образом, но вовремя затыкается, понимая, что это прозвучит, будто он этого хочет. А он же не хочет? Правда ведь?       Внутри где-то расплывается широченная улыбка, но на лице едва дёргаются уголки губ. Больное воображение из-за отсутствия конкретики само в голове обрисовывает всё в подробностях. Андрей закидывает ногу на ногу — не дай бог организм на эти картинки начнёт реагировать так, как не следует.       А Дима лыбится как чёрт — считывает всю невербалику разом и радуется чужому смущению. Он-то знает, куда давить.       Андрей пытается сделать равнодушное лицо, а сам утопает в мыслях о том, что можно завтра будильник попозже поставить — на минут так тридцать-сорок. Чтоб уж наверняка. Опускает голову вниз — может показаться, виновато, но здесь раскаянием и не пахнет.       — Ой, как мы поплыли, — с какой-то снисходительностью говорит Дима — чувствует свою власть. — Солнышко моё, так мы договорились?       Андрей немного приподнимает голову — так, чтобы видеть лицо этого чёртового дипломата. Дипломата, у которого нет компромиссов, только ультиматумы. Андрей смотрит с прищуром — так неоднозначно. Взглядом «ничего не обещаю». Так, что это означает и да и нет одновременно.       Дима тянется за пустой кружкой и отходит к раковине, чтобы сполоснуть. Его широкая, слегка ссутулившаяся спина закрывает весь обзор.       — А если серьёзно? — его голос становится твёрже и, кажется, даже тише.       — Бессонница бывает, — отмахивается Андрей. — Зато под утро спать хочется так, как никогда.       — Стабильная?       — Не, циклами. Нервы иногда шалят.       — Если тебе надо, ты можешь взять перерыв. Не то чтобы я прям псих, но со мной работать не всегда приятно. Особенно с шальными нервами.       — Ты псих на самом деле, — улыбается Андрей, через спину чувствует недоуменный взгляд. Или польщённый. У Димы система комплиментов работает диаметрально противоположно. — Не парься, — снова пытается отклониться от чужой тревоги — неловко, когда за тебя волнуются. — Мне с тобой даже как-то… спокойней? В целом.       Дима почему-то беззлобно смеётся. Поворачивается обратно к Андрею, небрежно стряхивая капли с рук.       — Со мной? Ха-ха. Сам-то веришь в то, что говоришь?       — Наверное. Но месяц назад не поверил бы.       Дима просто смиренно улыбается. Думает, «располагать к себе людей», может даже, стоит где-то рядом с «пугать их одним своим видом». Но ангелом от этого, конечно, он становиться не собирается. Ангелы скуку нагоняют своим вечным довольством. И когда так происходит, люди идут туда, где не так тошно — к настоящим чертям. Те никогда не скажут, что всё хорошо. Они умны и самобытны. И когда-нибудь общество это осознает.       — Ну всё, я на перекур и к тебе, — Андрей вылезает из-за стола и юркает в прихожую, попутно вытаскивая сигареты из кармана растянутых штанов.       — Шоколад с лица вытри, — вслед говорит Дима, постукивая пальцами по правой щеке.       Андрей останавливается, сводя брови к носу. Тылом ладони вытирает след и слизывает с руки. Дима от такой «чистоплотности» кривится, скукоживается всем телом.       — Какой же ты мерзкий, — взмахивает руками, не сдерживая осуждающей улыбки.       — Всё для тебя, ненаглядный, — Андрей по-лисьему смотрит и тут же ускальзывает за дверь, на лестничную клетку, дабы не схлопотать чего-нибудь.       Дима из себя всегда строит что-то заковыристое. Слишком правильное и всезнающее. Легко подумать, что так оно и есть, но когда Андрей замечает, как этот чертяра сдерживается, дабы позорно не засмеяться с какой-нибудь тупой по его собственному мнению шутки, понимает, что это просто расфуфыренный павлин, помешанный на самолюбовании.       Нет, ну не может же он совсем не обладать чувством юмора?       Андрей курит, чувствуя как сонливость накатывает вместе с расслаблением. Ну всё, сейчас ещё и Дима задушит с новым припевом, по поводу которого они договориться не могут уже третий день.       И каким образом Андрей умудряется существовать в этом бескомплиментарном обществе?       Своих товарищей в телеграмме уже неделю игнорирует — как-то распыляет всю свою социальную активность на то, чтобы Диме объяснить, почему гитары классные, а невнятное пение — это просто стиль такой. Это всё — дохлый номер. Пообщаться с друзьями, правды ради, было бы полезнее.       В какой момент жизни решение остаться с Димой показалось ему хорошей идеей?       Дима говорит, что никого не держит, а между строк читается «куда ж ты денешься». Ну конечно, этот чёрт будет глумиться весь остаток жизни, если найдётся куда. Для него это непростительная слабость.       «Ой блять», — думает, снисходительно взмахивая рукой — пока менять что-то не сильно хочется, значит, ещё не так надоело.       — На чём мы остановились? — Андрей даже не успевает целиком оказаться в комнате, а вопросы уже летят. Передразнивает про себя эту фразу, добавляя в тон раздутой важности. И не надоело Диме делать вид, что из всех дел в этом мире Андрей у него на последнем месте? Вчера работали до вечера — сегодня уже не помнит ничегошеньки. Охотно верится.       «На том, что у тебя Альцгеймер, дед», — отвечает Андрей про себя, но вслух только короткое:       — Э-э, на припеве?       — Вспомнил, — кивает, взглядом подзывая сесть рядом.       — Не забывал, — вырывается из Андрея.       — Что, прости?       — Ничего, — присаживается рядом и мило улыбается, прикрывая глаза. — Что там насчёт припева?       Дима хмыкает, утыкаясь взглядом в монитор.       — Давай оставим твой.       — Да ну, не может быть! — взмахивает руками, прикладывая тыл ладони ко лбу. — Самый беспристрастный Дмитрий Нюберг соизволил уступить какому-то неучу. Так просто?       — Да, — с надменностью в голосе отвечает Дима. — Только меня, пожалуйста, тогда не упоминай рядом с этой работой.       — Ой, прям всё плохо?       — Звучит, да. Голос должен вплетаться в инструментал, а не амёбно лежать под ним. Тем более такой голос, как у тебя. И я уже говорил это.       — И похвалил, и в душу плюнул. Ничего нового.       — А тебя не достаёт, когда люди только хвалят?       — Один ты их всех уравновешиваешь, так что нет, — колко замечает Андрей.       — Это комплимент? — улыбается, получая взглядом фантомный подзатыльник. Настоящий бы он отвесить не дал — слишком дорого для чужой жизни. — Ладно, оставим на потом. Позанимаемся чем-нибудь другим. Работы ещё много.       «Оставим на потом» от Димы звучит, конечно же, как «пока ты не согласишься с моей версией».       Он увлечённо говорит о своём ремесле, какие-то программки открывает и снова рассказывает, как ему кажется должен выглядеть классный реп. Весь из себя эксперт. Эксперт, которого в лучшем случае вообще не слушают, в худшем — ненавидят.       Андрей что-то улавливает вполуха, пялит в стену. Да-м. Пара недель работы вымотала. Не привык он каждый день так упариваться. Устал. Сознание отторгает новое, но возвращаться к старому не хочется больше. В старом — эта острая боль в голове, звон стекла и будильник в пять утра.       Дима не всегда понятен. С Димой не всегда легко. Дима — мерзавец — сначала искушает, нашёптывает горячие словечки, а потом — все следующие дни-недели делает вид, что он дохуя серьёзный, оказывается. Роняет двусмысленные фразы иногда — и это весь максимум, который он стал себе позволять. Кощунство — сначала брать прямо у стены, а потом притворяться, что всего этого не было. Газлайтер хуев — ударение здесь вариативно.       Всё больше кажется, что права вернуться назад нет. Начинает жалеть, но каждый раз приходит к тому вопросу, почему в тот самый день вспомнил не Федю, Серафима, Лёву и остальных, а Диму. Эгоистичного, односторонне мыслящего, токсичного и душного идиота — как ему тогда казалось. Впрочем, сейчас изменилось не так много, но эти черты теперь притягивают больше, чем злят. Есть в этом какой-то шарм.       Недосып начинает сказываться. Чужой душный бубнёж седативно действует на организм.       Дима хмурится и что-то ворчит себе под нос, пока пытается разобраться с выскочившей ошибкой обновления. Когда проблема решается, он с облегчением откидывается на спинку стула, довольно прикрывая глаза. Спустя пару секунд, правда, напрягается из-за неправдоподобной тишины и поворачивается к Андрею.       По лицу тут же расплывается ласковая улыбка — из-под сложенных локтей виднеется лишь затылок. Чужая спина медленно то вздымается, то опускается. Тихое сопение выдает какой-никакой сон.       Вздыхает, бросая взгляд на готовый к работе компьютер. И снова на Андрея. Дима, определённо, тот ещё грешник, но будить человека, который мучается от бессонницы, но вдруг засыпает — непростительное злодейство даже для него.       Он обхватывает Андрея под коленями и за спиной. Тот от движения тут же распахивает глаза и дёргается, не ощущая под собой стула, так, что чуть не падает.       — Спи-спи, — шепчет Дима. — Я только отнесу тебя в гостиную.       Андрей удовлетворённо мычит и снова прикрывает глаза, утыкаясь в чужую грудь.       Дима опускает на диван и приносит плед из комнаты, заботливо накрывает.       Ладно, пожалуй, можно сделать выходной. Андрею. Себе Дима такое вряд ли позволит — работы полно, а у внутреннего трудоголика постоянно чешутся руки. Он прикрывает дверь в кабинет, с какой-то тоской думая, как лучше потратить эти утренние часы, которые он всегда уделял их маленькой тайне.

***

      Обычно Андрей уходит от Димы около пяти вечера. И обычно перед этим они садятся выпить по кружке чая, позволяя себе поговорить о чём-то кроме работы — как в старые добрые, когда маленькая популярность не обязывала иметь чистую репутацию. А чистая репутация — враждовать.       Сегодняшний вечер не совсем обычный. Хотя бы потому, что уже совсем темно, за день важных дел почти не сделано и Андрей до сих пор мирно спит.       Дима, вспоминая его жалобы на сон, даже рад. Он посматривает на часы, всё так же потягивая чай — по традиции — и даже почти в компании Андрея, правда, не заинтересованного в чаепитии совсем, впрочем, как и во всём остальном. До чего же люди становятся беззащитными, когда спят.       Кружка опустевает, тело бодрится, а желание бездельничать улетучивается с последним глотком.       Вздыхает, поднимаясь с удобного кресла.       Капсом в телеграм-канал летит привычное «вы готовы, дети?». Улыбается, переводя взгляд на сопящего Андрея. Дима тот ещё любитель поорать на стримах, но всегда можно говорить потише, а если уж его дорогой гость и проснётся, то он мальчик взрослый — сам поймёт что к чему. Правда ведь?       Дима прикрывает дверь в кабинет, настраивает оборудование — подкручивает настройки шумодава от греха подальше — и стрим запускает, периодически вслушиваясь в квартирную тишину сквозь наушники.       За себя он не беспокоится совсем. Ему терять совсем нечего. А вот русским реперам в голову придурошные идеи периодически залетают. И иногда это единственное, что там остаётся. Как бы потом не выслушивать стоны сожаления. Хотя… Дима бы посмотрел как от глупости страдает чужое эго.       Но, впрочем, глупостей ещё никто не совершал. Или потому, что таким промышляют только ментально не созревшие умы, или потому, что действовать мешает только пелена сна.       Дима замирает, когда слышит какой-то шорох. Вспомнишь солнце — вот и лучик. Медленно поворачивается к двери, готовясь к какому-нибудь бездумному выкидону и занося палец над кнопкой мьюта. Андрей глядит широкими глазами — удивлённо и растерянно слегка.       — У меня тут гости, — с толикой вопроса произносит Дима.       Он врать не любит, но недоговаривать — это другое. Говорить, кто именно у него в гостях, не будет — не хочет «опорочить» чужую репутацию своей персоной. С этим Андрей сам справится. Если вдруг решится рассказать их маленькую тайну, разумеется.       Он теперь смотрит чересчур озорно, прикрывает за собой дверь. Детям после дневного сна, вероятно, хочется играть. Пусть Андрей не ребёнок совсем — разве что внутри, — а дневной сон — это не пара часов, а десяток. Суть не меняется.       Этот взгляд ничего хорошего не сулит. Даже в теории.       Дима предусмотрительно тыкает по кнопке мьюта — заботится о чужой конфиденциальности.       — Показаться людям пришёл? — Дима ухмыляется, стягивая наушники с головы. Андрей смотрит с вопросом. — Нас не слышно.       — Ты занят?       — Как видишь, неужели тебе меня мало стало? Иди посиди в гостиной, как послушный мальчик. Я закончу через пару часов.       Андрей лукаво смотрит, складывает руки в замок перед собой.       — Не пойдёшь? — догадывается Дима. Андрей отрицательно мотает головой. — Рядом сесть хочешь? — опять нет. — Ладно, — понимающе заключает Дима. — Тогда я отворачиваюсь и продолжаю вести стрим, а ты сам решишь, что тебе делать?       Кивает наконец.       Дима улыбается в ответ, будто дав зелёный свет. И медленно поворачивается обратно к экрану, вкладывая в чужие руки свободу. Что ж так даже интересней. Щёлкает кнопкой, попутно натягивая наушники.       — Я вернулся, — и уже сосредоточенно глядит в чат, вычитывая, насколько все взбудоражились. Конечно, у Димы гости бывают примерно раз в никогда. А тут на те. Да и к тому же так, как Дима на Андрея, на гостей не смотрят. Но виду не подаёт — пусть в чате недоумевают сколько влезет — навык профессионального игнорирования имеется.       Андрей тихо проходится вдоль стены, которую не видно в кадре. Дима совсем не палится, что напротив него — протяни руку через стол и дотронешься, — стоит человек. Ведёт себя как ни в чём не бывало. Он в этом мастер.       Чужие движения чуть замедляются — пережидает будто. Вертит прядь волос и строит Диме глазки и он, несмотря на всю свою неприступность — засматривается — позволяет остановить взгляд на полсекунды и еле заметно ухмыльнуться, прежде чем светлое пятно макушки на периферии внезапно пропадает.       В голени резко впиваются чужие пальцы — так, что Дима чуть не вскрикивает от неожиданности — только дёргается, тут же делая вид, что усаживается поудобнее — будто так и должно было быть. Читает чат, но глаза не цепляются ни за одно сообщение, на которое можно было бы ответить и снять это непонятное напряжение.       Пальцы скользят к коленям, после них — к бёдрам. Под столом тесно, шея затекает, но ради такого и потерпеть можно. Андрей тянется к чужой ширинке и тянет ползунок вниз, до упора. Пуговица над молнией плавно выскальзывает из петли.       Андрей довольно лыбится и расправляет скрюченную и затёкшую спину, забывает про низкий потолок над головой, со всей силы ударяясь о него. Стол у Димы лёгкий — содрогается, отправляя весь беспорядок — бумажки, провода и скопившуюся посуду — в короткий полёт. Стоявший на краю стакан с лимонадом тут же опрокидывается на поверхность, Диме на брюки и Андрея. Липкая сладкая лужа растекается по полу.       — Бля-я-ять, — здесь Дима не выдерживает, думает, как бы незаметно достать этого засранца из-под стола и… Ладно, для начала только достать.       Внезапно вся квартира погружается в абсолютную темень. Дима замирает, пытаясь понять, что за эти пять секунд вообще произошло — шумно выдыхает, откидываясь на спинку. Прижимает пальцы к переносице, собираясь с мыслями, а после на ощупь хватает Андрея за шиворот — чувствуя, что ткань промокла, — сладкий дождь — спасибо карме — виновника стороной не обошёл, — и тянет его наверх. В темноте не разглядеть выражения лица, но Диме кажется, эта шальная императрица вполне довольна своей работой.       — Стой здесь, — приказывает он и уходит из комнаты, попутно ширинку застёгивая.       Андрей истерично улыбается — ему и волнительно, и смешно. Диму злить — удовольствие несравненное. Но по-настоящему он и не злится, на самом деле. Просто бесится с себя же за подавленные желания. Андрей в этом уверен.       Через пару секунд вспыхивают лампы за монитором, чужие шаги заставляют неуютно поёжиться.       — Ну, — Дима складывает руки на груди. — Объяснения?       Андрей плавно подходит ближе — подбирается, как нашкодившая, но ни капли не сожалеющая кошка.       — Ну, умник, ты сам запретил мне давить свои порывы… Забыл? Ах да, ты же не помнишь даже того, что было вчера.       — Да что ты говоришь? — Дима вздёргивает брови вверх. — Есть, вообще-то, грань межд…       Андрей прикладывает палец к чужим губам и шикает, закатывая глаза.       — Боже, откройте окно. Тебе ж понравилось. По взгляду вижу.       Дима тяжело-тяжело дышит, петляя смятенными глазами, что-то обдумывая, пара секунд — маска недовольства полностью спадает, он шагает навстречу и грубо целует, впечатывая в стену.       — Хочешь поиграть? Поиграем, — обводит щёку, приподнимая подбородок. — И что же у нас случилось-то?       — Ты случился. Сначала лезешь со всеми этими «не дави желания, бла-бла», а потом морозишь две недели. Что мне ещё оставалось делать?       — А ротик тебе для чего дан? То, как ты хотел его использовать, когда додумался залезть под стол, конечно, тоже остроумно, но через него обычно говорят, Андрюш.       — А, так это ещё и я виноват? А делать вид, что ничего не было, нормально, по-твоему?       — Тих, тих. Сейчас тобой и займёмся, не переживай.       Дима ухмыляется и тут же снова припадает к губам. Лезет под одежду, зацеловывает лицо. А кожа у Андрея сладкая из-за лимонада. Снимает мокрую футболку с него, потом сам обнажает торс. Проводит кончиком языка вдоль шеи, по кадыку, до подбородка и коротко целует, прежде чем сделать пару шагов назад.       — Отвернись, солнышко, да-да, к стене.       Андрей недоверчиво поворачивается, думая, что стоять спиной к Диме и не подглядывать — это пиздец как смело. Сзади шум, природу которого понять не так просто, особенно во взвинченном состоянии. Мозг всё гиперболизирует, раздувая из каждого шороха полноценные теории.       Дима подкрадывается тихо и, кажется, кончиками пальцев проводит по спине. Андрей так думает, пока на его плечо не сползает копна красных кожаных полос. Он вздрагивает от неожиданности, а потом ещё раз — когда представляет, что за воспитательное мероприятие намечается.       — Я помню, она тебе понравилась. Понимаешь, так уж повелось, — шепчет Дима, а в голосе его власть и наслаждение тем чувством неизбежности, медленно одолевающим голову. — За плохое поведение наказывают. Правда, наказания у взрослых интереснее, чем у детей. Их не напугаешь запретом сладкого и дневным сном. Нужно что-то более мотивирующее. Смекаешь?       — Если ты об этой швабре, то нет.       — Не поймёшь, пока не попробуешь. Давай-давай. И ручки над головой сложи.       — Ты по спине лупить собрался? — Андрей от страха дышит быстро-быстро, прячет замёрзшие пальцы в кулаки — вся кровь прилила к голове и к… Блять. Хорошо хоть задом к Диме стоит. Хотя это весьма сомнительное утешение в текущих обстоятельствах.       — Я думаю, у тебя есть места помягче.       Андрей медленно сцепляет руки над головой и упирается взмокшей щекой в стену.       Дима водит по спине, спускается ниже, даёт привыкнуть к тяжести кожаных полос. Кажется, если хорошо замахнуться, можно и человека вырубить. Он немного раскачивает рукоятку — полосы мягко бьют, ударами это не назовёшь — так, просто прихлопывания. Амплитуда увеличивается и кончики всё ощутимее царапают. Даже через штаны. Дима крутит яркими язычками восьмёрки в воздухе, а от их свиста мурашки по коже бегают и мышцы напрягаются. Ударяет так внезапно и хлёстко, Андрей сначала шипит — кожа как будто немеет на долю секунды, после — загорается жгучей болью. Ноги чуть не подкашиваются от накатившего от перенесённого удара чувства эйфории, мешающегося со страхом из-за ожидания следующего.       Сзади снова этот глухой свист — предвестие — кое-кто снова настраивает внутренний прицел. Никогда не поймёшь, какая из очерчиваемых в воздухе восьмёрок станет последней и с какой стороны вдарит.       Второй раз приходится точно по левому бедру, Андрей думает — Дима промазал, но сразу за этим плеть попадает по правому.       — Ну, как ощущения? — в голосе нескрываемое господство.       — Больно, — хнычет Андрей, топчась с ноги на ногу — в попытке убедиться, что они ещё не отнялись. Знаете, не каждый день получаешь по заднице.       — Ты не о том, что больно, думай, а о поведении своём, котик. Эффекта больше будет.       Дима ударяет ещё — кажется, увеличивает силу ударов с каждым разом. В конце концов появляется даже какой-то темп и переносить каждый удар становится легче. Саднящее чувство монотонно возрастает. Андрей сдавленно мычит, царапая локти пальцами. Кожа горит — неприятно трётся о ткань штанов. Следующую пару по бёдрам Дима вдаривает с особой точностью — Андрей чуть не подпрыгивает, пытаясь увернуться от плётки.       Когда он снова жмурится, предчувствуя новую боль, язычки ударяют не по нему — по гладкому ламинату. Рукоятка звонко падает следом.       Андрей медленно выдыхает, опуская голову вниз. Гримаса боли сменяется каким-то беспредельным чувством облегчения, до трясучки в груди.       Дима подбирается ближе и прижимается сзади — Андрей шипит, вздрагивая от неприятного жжения. Лучше бы к его заднице следующую неделю не прикасался никто.       — Хороший мальчик, — шепчет Дима на ухо, руками оглаживая торс. — Я сниму, — тянет за резинку спортивных штанов. — Надо поглядеть, не перестарался ли я.       — Конечно перестарался, я сидеть не смогу!       — Да, — оголяя чужие бёдра, спокойно говорит Дима, будто доктор, ставящий диагноз. Стягивает всю одежду вниз до колен — дальше Андрей сам неуклюже пытается освободиться — Дима лишь плечо подставляет, чтоб равновесие не потерял. — И не один день… Красивое, — смотрит на ярко-розовую кожу, местами исполосованную тёмно-малиновыми тонкими линиями. — В следующий надо без одежды. Желания нашкодить будет меньше, уверяю.       — Садист.       Андрей поворачивает голову — на сколько может. Он не сова, к сожалению, дальше плеча заглянуть не получается. Дима ухмыляется, отвесив звонкий шлепок рукой. И смотрит так «может ещё скажешь, что Земля вокруг Солнца вертится?». Андрей измученно взвывает, сжимаясь телом.       — Ну всё-всё, не дёргайся, дома перед зеркалом повертишься, если захочешь, — Дима хватает за плечи и разворачивает к себе. — У тебя есть одно незавершённое дело, помнишь? — кивает на свою ширинку и ловит заторможенный взгляд. — Сидеть тебе, может, и больно, зато стоять на коленках совсем не трудно.       Дима давит на плечи, вынуждая сначала согнуться в три погибели, а потом и поочерёдно опуститься на оба колена — чтоб равновесие не потерять. Он гладит голову, смотрит сверху вниз так дерзко.       Андрей медленно тянет руки к пуговице на ширинке, пальцы трясутся от куража, как только она вылезает из петли, Дима его запястья придерживает, мешая продолжить, и аккуратно убирает, смотря с интересом. Андрей без слов понимает — прячет руки за спину, и хватает ползунок молнии зубами, неуклюже спуская его до упора. Дима стягивает штаны до щиколоток, откидывает в сторону лёгким пинком и ведёт по стоящему члену рукой, слегка откидывая голову назад. Выдыхает с каким-то облегчением и снова опускает взгляд вниз. Приподнимает за подбородок и оглаживает губы большим пальцем. Давит сложенными вместе указательным и средним, вынуждая разомкнуть зубы и впустить. Андрей не особо сопротивляется, обхватывает пальцы губами, обводит языком.       — Опыт?       Андрей замирает на секунду, пальцы выскальзывают изо рта и он опускает взгляд в сторону и в пол, борясь с желанием спрятаться за чем угодно, лишь бы не стоять здесь, сейчас и рядом с Димой.       — … слушай, у вас там точно только музыкальное объединение?       — Заткнись ты уже, а?       Андрей пальцами впивается в чужие бока, ловит головку языком и прихватывает губами, игриво смотря наверх и не спеша сдвинуться ни на сантиметр — Диму тоже надо иногда наказывать. За подлость, наглость и токсичное поведение.       Руками — кончиками пальцев — ведёт по всей длине, чувствуя, как на затылок ложится рука. Смотрит наверх с неодобрением. Ну нет, он своё оттерпел — теперь Димина очередь. Пусть только попробует потянуть за волосы — мало не покажется. Он в уязвимом положении, а у Андрея есть зубы. Острые.       Во рту копится слюна, Андрей наконец скользит губами дальше — показывает свой максимум и тут же двигается назад, поднимая раскованный взгляд вверх.       Дима смотрит, округлив глаза, и часто моргает — улыбается так обескураженно.       — Пиздец, Андрюш. Ты… — гладит за ушком ласково.       Андрей оголяет верхний ряд зубов и довольно шипит. Ластится к Диме, медленно проводя рукой. Облизывает свои пальцы, наблюдает пару секунд, как с них тягуче стекает слюна и, одаряя Диму полной разврата улыбкой, заводит руку за спину, ведёт по красной горящей коже и медленно вводит их в себя, начиная размеренное движение.       Дима, готовый взвыть от таких картинок, запрокидывает голову назад, пытаясь отойти от увиденного. Андрей снова берёт в рот, не собираясь останавливаться. Проходится до конца пару раз, кончиком языка очерчивает головку, помогает себе руками, так, что Дима с ума сходит от такой стимуляции, придерживается рукой за стену впереди — ноги от истомы слабнут.       — Солнышко, такими темпами у меня на тебя ничего не останется, — тянет за грудки вверх и целует, придавливая к стене. Ведёт языком по шее, сдавливает пальцами соски и выкручивает на себя, ловя губами недовольное мычание.       В бёдра тычется Димин член, его руки скользят по талии и вниз — пальцы двигаются на пробу — легко скользят внутри.       — Только не у стены, блять! — вопит Андрей, крепко хватая Димино запястье.       Дима хмыкает, целует и, оттягивая за волосы, валит на стол, попутно сгребая все провода в сторону. Андрей падает на спину и отрывает ноги от пола, подтягивая их к животу. Дима копошится, бегает глазами по столу и достаёт из-за монитора флакон со смазкой, довольно глядя в удивлённые глаза.       — Не убирал с прошлого раза, — поясняет, растирая между пальцами выступившую из дозатора каплю. Льёт на бёдра и задницу — красная кожа блестит — Андрей выглядит просто безобразно с разведёнными ногами, прилипшими ко лбу волосами и лежащим на животе членом.       — Мы две недели писали музыку, а ты прятал за экраном это? — выделяет последнее слово, приподнимаясь на локтях. — Так ты специально из себя неприступную крепость строил! Какая же ты…       — Тих, тих. Хочешь, чтобы я остановился? — Андрей недоуменно качает головой. — Вот и веди себя хорошо.       Давит на чужую грудь, вынуждая полностью лечь и просто расслабиться. Андрей перестаёт сопротивляться и растягивается по столу, поджимая руки — чувствует, как быстро вздымается грудь, как чужой член шлёпает по бёдрам и чувствительной после порки коже. Дима дразнит — Андрей нетерпеливо тазом тянется вперёд, огибает его спину ногами и приближает к себе.       Дима тянется за поцелуем и нежно толкается, замирая всем телом, — вслушивается в тягучую тишину и короткое дыхание Андрея. Во рту пересохло — облизывает губы, начиная ритмично двигать бёдрами. Стоны в этот раз никто не сдерживает, и Диме это безмерно нравится. Он ускоряется, пытаясь сдержать подступающую волну удовольствия, — Андрея до конца довести тоже хочется. Хотя тот и сам отлично справляется — двигает спешно рукой по своему члену и жмурится от чувств.       Чем ближе Андрей к разрядке, тем откровеннее становятся его стоны. Дима перестаёт сдерживаться и глухо рычит, делая медленные и грубые толчки. Опирается о стол, пытаясь не свалиться от резко накатившей на тело слабости. Андрей через несколько секунд тоже содрогается в оргазме. Ненадолго и его хватило. Дима смотрит на сосредоточенное лицо, прикрытые глаза, испачканное тело и дрожащие ноги.       Обнимает, прижимая крепко к себе.       Андрей совсем обмякает, чувствуя, как приятно ощущаются давление чужой грудной клетки, руки, охватывающие плечи, и дыхание рядом с ухом.       Дима медленно отстраняется спустя пару минут, расправляет плечи, устало оглядывая комнату. Помогает Андрею подняться.       — Ну как ты?       — Не спрашивай, — улыбается Андрей, проводя ладонью по вспотевшему лбу.       — Знаешь, а у меня для тебя ещё один сюрприз, зайчик. Глазки только закрой. И ручки вытяни.       Андрей тут же доверчиво жмурится, вытягивая перед собой раскрытые ладони. С каким-то воодушевлением пытается угадать, что ему приготовили. Чувствует — Дима куда-то уходит, но быстро возвращается. Вкладывает в руки что-то длинное, гладкое и холодное. Андрей отчего-то покрывается румянцем, сразу глаза открывает без спроса.       Зажимает в руках металлическую палку и недоуменно смотрит в довольную рожицу.       — Это шваброй называется, — поясняет Дима. Наклоняется, подбирая с пола россыпь красных полос. — А это плеть. Ты любишь путать, я знаю… Половой тряпки у меня нет, так бы я бы с удовольствием посмотрел бы, как ты ползаешь на коленках.       — Придурок, — ворчит Андрей, разглядывая предмет в руке.       — Я в душ, — пропускает мимо ушей чужой лепет. — Думаю, тебе есть чем заняться, правда?       Андрей хмурится, сдерживая позыв настучать этой рукояткой по Диминой башке. А он обходит сзади, аккуратно касается губами щеки, наклоняется прямо к уху и шепчет незаконно убийственным тоном:       — Приятной уборки, котик.